- Егор Лукич! Отец мой умер, я говорил вам. В память от него Снежок остался. Любимцем его был. Сестре все отошло, квартира и вещи. Она с мужем поругалась. Ушел он от нее, ребенка оставил. А у мальчишки, ему всего три года, аллергия на собаку. Не выгонять же его на улицу в девять лет. Он и так на отцовской могиле жил. Я его оттуда умирающим забрал. Уже не верил, что выхожу. Снежок с отцом как люди дружили. Не могу его чужим людям отдать. Знаю, что все равно сбежит на кладбище, там и помрет. Вот принес. Ну, что делать? Он для папки как человек был. А мне в память остался. Муж сестры тоже скандалил из-за Снежка. Потому взял себе, чтоб они помирились и жили вместе, одной семьей. Теперь и здесь неувязка. Те двое ребят ничего к Снежку не имеют, а этот дергается, требует убрать собаку. Но куда дену? У меня и теперь перед глазами стоит отец со Снежком на руках,- понурился Вовка.
- Как же быть с тобой? - обронил Лукич.
- Я не обижал, хотел постричь пса, чтоб вони от него не было. А этот наехал! Меня воротит от запаха псины. Не сдышусь с ним в одной комнате! Это однозначно!
- Слушай, а Ксюшкину кошку тоже ты постриг? - вспомнил Лукич.
- Я обколбал! Круто получилось, правда?
- Придурок! Вот попадешься в руки девок, они с тобой живо расправятся. Не только остригут, а и кастрируют! Не простят, уж это точно. И все время, пока будешь жить в общаге, станут мстить тебе на каждом шагу! - предупредил Лукич.
- Что хотите, но собаку убирайте отсюда! - настаивал парень хмурясь.
- Ладно! Разберемся! - пообещал комендант и вскоре вернулся с парнем из другой комнаты:
- Значит, Сергей, занимай вот эту койку, а ты, Николай, пойдешь на его место. Там нет животных,- усмехнулся загадочно. И погладив Снежка, сказал тихо:
- Живи козявка тихо! Не дадим тебя в обиду. Не бойся, не дрожи.
А через неделю, прямо среди ночи, выкинули ребята Николая из комнаты в коридор, прямо на холодный пол. И закрыв перед ним дверь на ключ, предупредили:
- Смотри, козел, если вернешься или станешь проситься обратно, голову с резьбы свернем.
Колька до самого утра спал на полу в коридоре, прижавшись спиной к отопительной батарее. Там его увидел Лукич:
- Ты чего это тут канаешь? - удивился неподдельно.
- Выгнали меня, выкинули ночью!
- За что?
- Не знаю!
- Может, наехал или прикипелся к кому?
- Нет, я спал!
- Ну, просто так не вышибут! - стукнул в двери, громко потребовал открыть:
- Почему Кольку выперли, за что?
- А вы зайдите! - позвали ребята внутрь.
Кто-то откинул одеяло с постели Николая. И Егор
Лукич мигом отскочил от койки. Громадный мокрый круг дал удушливый запах. И хотя окно в комнате было открыто, дышать стало нечем.
- Лукич! Представьте, что мы это терпели каждый день, всю неделю, больше не выдержали! Если б знали, никогда не пустили этого засранца! Он всю комнату провонял. Забирай от нас куда хочешь. Мы не пустим его. С Сергеем проблем не было. Верни его, а этого обратно выпихни!
- Ну, что ж ты? На собаку брызгал, а сам хуже его, зассанец! Тебе лечиться надо! Почему молчал про болезнь?
- Собаки испугали. Давно, с тех пор эта беда привязалась. И говорить о ней стыдно. Собак ненавидеть стал!
- Давай одевайся! Пошли к фельдшеру. Может, сумеет помочь...
Через месяц Кольку подлечили. Но в прежнюю комнату его не приняли. Отказались ребята жить с ним под одной крышей. Навсегда отвернулись от парня. Тому, долго подыскивали место. Никто не соглашался принять человека, перед ним захлопывались все двери. И дело тут вовсе не в кошке с собакой, не в болезни, а в натуре Кольки, ее, а это поняли все ничем не исцелить.
Его поселили в опустевшую комнату. Ребята, жившие в ней, ушли служить в армию, и Колька долго жил один. К нему почти два месяца никто не заглядывал и не интересовался человеком. Лишь по весне подселили к нему новичков, молодых парней, но и они держались особняком, не общались и не дружили с Николаем.
Егор Лукич давно перезнакомился со всеми жильцами общежития. Знал по имени, помнил в лицо. О жизни многих был наслышан и поневоле был в курсе всех событий. Часто сами жильцы приходили к нему, одни с просьбами, другие за советом.
- Лукич, ну почему мне так не везет? Будто кто-то проклял мою долю с самого рождения. Стоит просвету появиться над головой, обязательно все испортится, разладится. Начну с парнем встречаться, уже готов предложение сделать, его отобьют или сам сбежит от меня. Другие, даже хуже, уже давно замужем, детей растят, а я как катях, потерянный в штанах, ни к какому берегу не прибьюсь. И всегда одна. Не пойму, в чем дело? - посетовала Полина Вострикова, словно невзначай, и ждала, что скажет эта последняя, самая строгая инстанция, каким считали Титова в общежитии.
- Поля, тут рецептов нет. Присмотрись к себе получше, может, сама ответ сыщешь.
- Да уж все передумала. А причину не нашла,- закручинилась девка:
- Знаете, стала встречаться с Димкой Кореневым. Хороший парень. А он к моей подруге сбежал. Недавно они поженились. Оба такие счастливые, а я до сих пор реву. Обидно, почему не меня взял? Потом с Антоном закадрила. Того у меня через месяц увели. А Костя через две недели от меня сбежал. Я ему звоню, он телефон выключает, слышать не хочет. А ведь ни одного плохого слова не сказали друг другу. В чем дело - не врублюсь,- чуть не плакала Полина.
- Другим девчонкам подарки дарят парни. К праздникам, к дням рождения. А мне сраной открытки не перепадает.
- А ты говорила, просила что-нибудь у ребят, с кем встречалась? - насторожился Егор.
- Ну, конечно! Обидно, когда другим дарят, а мне нет!-ответила простодушно.
- И что просила?
- Да так себе, мелочь. Сказала Димке, что у меня мобильник старый, вот-вот сдохнет, надо новый купить. Напомнила, что Восьмое марта скоро. Ну и все! Больше он не пришел, прикололся к подруге. А с Борькой еще смешней получилось. Зашли с ним в бар, я его заволок-па. Заказали пирожные, мороженое, кофе. Я, конечно, думала, что он рассчитается. Борька пил, ел, и вдруг вышел на улицу с мороженым. Сказал, покурить надо. С полчаса прошло, его нет. Я на улицу вышла, Борьки мет. Официант за руку поймал, крик поднял, потребовал рассчитаться, кое-как наскребла. Выхожу из кафе и вижу, что на скамейке в сквере сидит Борька с какою-то чмо, она мое мороженое дожирает. Вы представляете, что со мною было? Я всю ночь уснуть не могла.
- Погоди, Полина! Тебе кого жаль было больше, Борьку или мороженое?
- Ну, как не поймете? Он за мои деньги ее угощал! Это же насмешка!
- Ты с ним говорила после того?
- О чем? Назвала козлом и прошла мимо.
- А он что ответил?
- Ничего! Рассмеялся вслед. А когда Леньку Шерш-нова попросила купить мне к дню рождения цветы и конфеты, знаете, что ответил тот придурок:
- У тебя попка слипнется!
Егор Лукич хохотнул:
- Так чему удивляешься, девка?
- Ну, почему другим покупают, а мне нет? Вон Машке Скворцовой дорогущие духи подарил парень. И вовсе не на праздник, не на именины, просто так! Тут же, никто и в задницу не плюнет,- опустила плечи удрученно.
- Все верно, иное не жди...
- Почему?
- Они не просят. Не вымогают ничего. Им парни нужны, а не мобильники с мороженым. Тебе все сразу подавай. Много зайцев поймать мечтаешь, потому, не обламывается ничего. Это, если сейчас, не доводясь никем, хочешь ощипать мужика, а что будет дальше? Ты за горло возьмешь мигом, такое все понимают и шарахаются, как от чумы. Разве такою должна быть подруга? Только сдержанной, скромной и понятливой, не бросаться на мужика хищницей, не трясти до нитки. Ты же сама всех отпугнула. Чему ж удивляешься? Чем отличаешься от путанки? Ту попользовал и забыл. А ты каждый день прикипаться станешь. Кому это нужно?
- А что ж я без подарков должна оставаться? Да чем же хуже других?
- Полина! В наше время парни щедрее были. Теперь они хитрее стали. И, как Борька, хотят за ваш счет прокатиться и пожить, все потому, что девок стало много, а ребят мало. Вот и делай вывод. Ковыряются мужики в бабах, ищут богатых, деловых, пробивных, с малыми запросами и большими возможностями. А ты к ним со старой меркой. Не подходит она нынче! Устарела! Меняй тактику, пока еще есть время. Оглядись и выкинь из норова попрошайничество. Помни, нищих только в сказках замуж берут...
- Да вон Зинку Градову в прошлом месяце из общежития замуж взяли вовсе голожопую. У нее даже второй ночнушки не было. А жених аж на руках ее в машину унес. Она и на рожу хуже меня, и на работе получает меньше, и родня сплошь деревенщина. А вот отхватили, такое сокровище. Зато я уже сколько пет одна, никому не нужная. Наверно, сглазили меня, позавидовали. А ведь три чемодана с приданым на шкафу пылятся какой год. И девки смеются, что скорей их внучки замуж уйдут, чем меня заберут из общаги. Неужели они правду базарят, глумные?
- Ты сама определись, что тебе важнее? Если мужа хочешь заполучить, не требуй подарков. Коли заслужишь и понравишься, то и просить не придется, сам купит. А коли на горло станешь наступать, так и присохнешь и старых девах. Сама присмотрись к парню. Не по подаркам, для жизни ищи. Чтоб не по карману, а по душе человек пришелся и сам стал бы подарком судьбы!
- Не-ет! Мужик без подарков, что работа без зарплаты. На такого не уломаюсь. Зачем мне сдался жадный человек? Нет, Лукич! Я так не хочу,- сморщилась Полина, ушла недовольная, а комендант понял, эта девка не скоро покинет общежитие, если вообще когда-нибудь ее возьмут замуж.
...Каждый месяц выходили девчата из общежития в подвенечных платьях. Всех провожали с добрыми напутствиями, с цветами, но не у каждой состоялась дружная, хорошая семья. Вот и Динку провожали всем общежитием. Девчонку цветами засыпали по уши. А она через неделю вернулась зареванная. Клялась, что до гроба ни на кого из ребят не посмотрит, потому что нет среди них нормальных людей.
Динке сочувствовали все. Ее любили, ей искренне желали счастья в замужестве. И вдруг такой облом. Но ведь девчонка не один год прожила в общежитии. Ни с кем никогда не повздорила, не поругалась, никого не обидела. Все считали, что у Динки золотой характер и такие же руки.
- Почему ушла? - удивлялись люди.
Егор Лукич откровенно расстроился. Динку он уважал больше других и, провожая в семью, был спокоен за девчушку. И вдруг облом... Комендант тут же пришел к Динке, та рыдала в подушку, ни слова не могла сказать.
Парни, заглядывая в комнату, кулаки сжимали, решили найти Ваньку, вломить ему от души. За Динкой пытались ухаживать многие, но она всем отказала, свое ждала и получила... Никто не злорадствовал и не упрекал. Динку жалели...
Комендант, посидев рядом недолго, понял, что девчонке надо дать время успокоиться, чтоб та могла внятно рассказать о случившемся.
Егор Лукич ушел в кабинет. Но вскоре услышал, как вахтер, задержав кого-то в вестибюле, не пускает в общежитие, спорит и ругается, гонит прочь.
Титов решил глянуть на назойливого посетителя и увидел женщину. Она пыталась обойти вахтера, но тот, раскинув руки, ловил ее и отправлял, выдавливая обратно, бубня:
- Вам не об чем говорить. Не допущу к ей! Уходите! Забидели девку, теперь не воротите!
- Что надо?! - рявкнул Лукич.
Женщина оглянулась на Егора:
- Это ты хозяин тутошний? Я ж к невестке своей прошусь, к дочухе! К Динке! Поговорить с нею хочу! - вытерла баба вспотевший лоб.
- Кем доводитесь ей? - посуровел Лукич.
- Свекрухой! Мамкой ее мужика! Хочу ее в дом воротить! Ты ж понимаешь, неувязка случилась. Я ненадолго отлучилась с дому, хотела, чтоб вдвух остались, поголубились без меня. Ну, ведь молодые! Им свое надобно. Когда воротилась, Динки уже нет. А сын, окаянный гад, уже бухой сидит и самогонку хлещет. Я его и спроси, где жена? Он, как грохнул по столу и заорал во всю глотку:
- Выкинул с дому поганку и не велел ей вертаться никогда!
- Ну, тут уж я взъелась. Сам выбрал, больше года за ней ходил. Уговаривал, обещался ей и мне бросить выпивку навсегда, забыть про нее до самой смерти. А тут снова надрался до икоты, ну я и спроси: - За что жену с дому согнал? Ванька ответил:
- Я мужик! Хозяин в доме! Стало быть, меня уважать надо в любом виде! А эта дрянь, едва порог переступила, указывать вздумала, совестить за выпивку! Еще и бутылку отнять хотела. Я ее и так еле отыскал в подвале за бочками! Конешно, вырвал у ней с рук, самой по морде въехал. Она как вцепилась в загривок, думал, голову откусит, стерва! Оторвал кое-как от себя эту кошку, выволок на крыльцо за кудлы, да так вмазал, что до калитки кувыркалась шумная курица. Не велел ей тут появляться никогда!
- Вот тут я на рога встала. Наподдала придурку от души, давно его так не трясла. Всего измесила в котлету. Он уже взвыл, на коленки упал, прощение просить стал, а я угомониться не могу, такая досада взяла, что и не обсказать.
- Так чего вы теперь хотите? - перебил Лукич.
- Знамо что! Воротить Динку в дом!
- Не пустим, не отдадим! И не мечтайте! Она не ушла, ее выгнал ваш козел. И не просто вытурил, а и побил. Разве он мужик? Всего неделя после свадьбы прошла, он руки распустил на девчонку! Кто он после того? Уж конечно не мужик, тряпка!
- Мы его обломаем с Динкой. Шелковым станет, послушным, как телок! - обещала женщина.
- Э-э, нет! Вот так же отлучитесь из дома, а он за свое! Опять бутылку сыщет и на Динке отрываться начнет. Я такого ей не пожелаю!
- Пальцем не тронет! Слова не скажет. Он меня больше смерти боится!
- Но и ты не вечная!
- Я ее научу, как Ванятку в руках держать! Не то олово, взгляда бояться станет!
- А где любовь? Кому такая жизнь нужна?
- Слухай, мужик, а вдруг Динка забеременела? Что тогда? Иль допустишь, чтобы малое сиротой росло при живом отце?
Лукича, будто с полета сбили, вышибли враз все доводы. И глянув на бабу, велел вахтеру пропустить, назвал номер Динкиной комнаты.
Свекруха почти до полуночи уговаривала невестку. Но Динка не поддалась, не согласилась вернуться к Ваньке, а через три дня подала заявление на развод. Все общежитие поддержало девку. Никто не осудил. Много раз пытался Иван встретиться, поговорить, но его не подпускали к ней. Ругали, прогоняли от общежития, ребята открыто обещали вломить ему, девки обзывали. Вахта не пропускала мужика. Динка не отвечала на его телефонные звонки. Так и шло время. Девчонка ни с кем не встречалась. К ней приходила сестра Ивана, о чем-то говорила с нею, но к брату не вернула. Их официально развели в суде, и они стали совсем чужими друг другу. Но Иван снова и снова приходил к общежитию, ждал и все на что-то надеялся. Сначала над ним смеялись, а потом перестали замечать. Ему никак не удавалось увидеть Динку, поговорить с нею. С работы ее вместе с другими увозил автобус и подъезжал к подъезду с внутреннего двора. Но Ивану даже издалека не удавалось увидеть бывшую жену. И все же повезло мужику. Он не появлялся возле общежития с неделю. Так посоветовала мать. И сын послушался. Динка поверила, что мужику надоело стоять "на посту", он устал или нашел другую, но, больше не приходит, а значит, оставил в покое. Вот и вздумала сходить к подружке после работы. Та жила совсем неподалеку, даже улицу не стоило переходить. Девчонка только дошла до угла общежития, как ее схватила за локоть жесткая, крепкая рука, остановила и требовательно повела подальше от глаз прохожих, в непроглядную темень закоулков. Динка с перепугу хотела крикнуть, но уже. две руки легко развернули ее и прижали к груди:
- Дина, прости, родная! Я дурак, но люблю тебя больше жизни. Не могу! Если не вернешься, наложу на себя руки. Я без тебя не человек! Виноват! Но я и впрямь бросил пить! Без тебя ничто не мило и белый свет не нужен! Только ты мой свет и жизнь,- обнял девчонку так, что той дышать стало нечем.
- Ванька! Задавишь меня, медведь! -сказала, едва тот ослабил руки.
- Прости придурка! - схватил на руки и побежал с Динкой к своему дому.
Девчонка пыталась вырваться, но человек держал крепко. Слишком долго ждал этой встречи, слишком соскучился.
- Ванька, пусти! Я не верю тебе! Слышишь, я все равно уйду от тебя! - вырывалась Динка.
Иван остановился лишь на парковой аллее. Опустил с рук девчонку, привел к скамье, усадил на колени:
- Малышка моя, не ругайся, давай посидим тихо, как до свадьбы. Я подлец! Хочешь, умру, может, тогда поверишь, что любил тебя!
- Раньше, может, любил,- ответила тихо.
- Я всегда тебя любил! И когда меня не станет, тоже буду любить. Никому тебя не отдам! - целовал Динку как когда-то до свадьбы.
- Вань, мы слишком далеко ушли друг от друга. Нам уже не сблизиться никогда.
- Кто сказал такую глупость? - удивился Иван.
...Парковая скамья все слышала и видела. На своем
веку познала много всякого, и смешного, и грустного. Вот и эта пара чудаков рассмешила. Динка делано вырывалась, обижалась, но Иван был настырен. И своего добился.
- Тебе просто баба была нужна,- упрекнула девчонка.
- Да этого добра на каждом углу хоть лопатой греби. Мне только ты нужна, моя жена! И никакая другая! Это точно! Пошли домой, голубушка! Будет дурить! - повел Динку знакомой дорогой за руку. Та уже не вырывалась, спокойно шла рядом.
Егор Лукич и вся обслуга общежития поняли и одобрили возвращение Динки к мужу и свекрови:
- Правильно сделала. Все ж бабе надобно уметь прощать. А мужика в руках станет держать, гонору тож предел нужен. Уж Ванька побегал за ней, теперь пить побоится, чтоб навовсе бабу не потерять,- говорила Анна.
Но молодежь Динку не одобрила:
- Зря простила отморозка! Уж такого шутя могла найти. Зачем повадку давать придурку? Я бы не забыла, как по морде надавал и выбросил хуже собаки,- говорила Наташка.
- Потому тебя не простили, и никто не подумал вернуть домой. Дала свекрухе в морду, тебя вышвырнули насовсем. И не смотрят в твою сторону. Вот и думай, кто из вас дурнее, ты иль Динка? Ванька ее каждый день теперь с работы встречает. А какие счастливые идут домой! - завидовала Полина отчаянно.
- Не-ет, надо было помурыжить с год. Чего так быстро простила его?
- Видать, любила! - вздохнул кто-то украдкой.
- Небось, подарок ей принес кучерявый. Динка глянула и обомлела, враз обиду забыла! - высказалась Полинка.
- Ага! Он за подарком далеко не ходил. Из порток достал! - хихикнула Дашка.
- Это верно! - рассмеялись девчата дружно, с сочувствием оглядев ничего не понявшую Полину.
Девка вот уж несколько месяцев вздыхала по красавцу Яшке. Тот был любимцем всех заводских девчат и женщин, в каждой комнате общежития был желанным гостем. По нем вздыхали многие. Кому, какой девке не объяснялся в любви этот ловелас? Даже престарелых уборщиц не обходил комплиментами, за что те особо тщательно убирали в его комнате. Они обожали парня за веселый нрав, за доброту и отзывчивость. Умение вовремя пошутить, развеять бесследно хандру и скуку, сделали его первым человеком в общаге. Он умел найти общий язык с каждым, а потому даже несговорчивые вахтеры разрешали Яшке протаскивать в общагу девок с панели и там он устраивал веселуху до самого утра, до прихода Лукича.