- Но что, если мы не так близки? - спросил Оберманна Торнтон. - Что, если они более таинственны и чужды, чем мы представляем?
- Я ссылаюсь на свидетельства Гомера.
- Что, если у Гомера не было ничего общего сними?
- Ерунда, мистер Торнтон. Александр. - Возможно, в тоне Оберманна проскользнула чуть заметная насмешка, но он тут же обратился к Софии. - Мистер Торнтон становится еретиком, София. Ты должна обратить его, прежде чем его сожгут.
- Ему приходится рассматривать все возможности, Генрих. Поэтому ты и ценишь его так высоко.
- Разумеется. Я забыл. Но скажите, как может быть, что этот пейзаж вокруг нас в точности совпадает с описаниями в поэме Гомера?
- У меня нет объяснений, сэр. Кроме одного. - Торнтон заколебался. - Я часто замечал, что вселенная словно самым естественным образом приспосабливается к нашим убеждениям и описаниям. Когда астрономы искали новую планету, они нашли Нептун.
- Его открыл немец. На моей памяти.
- То есть, вселенная, как хамелеон? - София мгновенно уловила суть.
- Так значит, вы думаете все это плод воображения? - Оберманн махнул рукой в сторону раскопок. Они сидели снаружи, у внешней стороны каменных стен. Дворец Приама, как называл его Оберманн, был отчетливо виден. В центре находилось то, что считали тронным залом, в котором, казалось, были колонны. В северной и южной частях постройки виднелись другие комнаты и коридоры.
- Вовсе нет. Но, мы не в силах этого постичь.
- Опять ерунда. Если бы это было так, невозможен был бы никакой прогресс в человеческом познании.
- Это теория.
- Но ведь она не хуже другой? - Казалось, его гнев уменьшился. - София, ты слышишь Александра? - Он снова сделал особое ударение на имени. - Я отодвинул штору и показал всем рассвет. А теперь он говорит мне, что это ложный рассвет.
- Он не говорил этого, Генрих.
- Моя жена защищает вас, мистер Торнтон. Ваша мудрость произвела на нее впечатление. Я разрешил величайшую загадку истории, а она бессовестно пренебрегает мною. - Он с собственническим видом обвил ее талию и поцеловал в щеку.
После ланча Торнтон возвращался к раскопу вместе с Лино.
- Пожалуйста, расскажите мне еще о Роулинсоне. Он мне необычайно интересен.
- Он высокого роста. Но ниже вас. - Торнтон задумался, каким образом Лино вычислил его рост. - Он был быстр во всем, что бы ни делал. Носил ботинки без шнуровки, в которые можно просто сунуть ноги. Говорил, что не желает тратить время на завязывание и развязывание узлов. Но при этом мог часами изучать знаки. Он удивительный человек. - Лино ухватил Торнтона за руку. - Он до сих пор жив. Он живет в Криклейде. Вам следует заехать к нему.
- Я не осмелюсь. Я испытываю трепет перед ним. Раскрыть загадку клинописи…
- Вы достаточно смелы, мистер Торнтон. Вы осмелились высказать сомнение по поводу любимой теории герра Оберманна. Вы осмелились усомниться в Гомере.
- Я всего лишь выдвинул гипотезу.
- Герр Оберманн не имеет дела ни с гипотезами, ни с доказательствами. Это Гомеровская Троя. Или ничто. Он человек, глубоко убежденный в правоте своих идей. Он не выносит ничего подобного. Если на него нападают, он становится, как тигр.
- Надеюсь, что никогда не стану на него нападать.
- Вы должны быть в этом уверены. - Казалось, Лино смотрит на него. - Здесь много поводов для волнений, как говорят в Англии.
- Все мы люди науки, мсье Лино. Разумеется, мы можем владеть собой.
- Ха! - Это было выражение насмешки, хотя и в самой мягкой форме. - Герр Оберманн может с вами не согласиться. Он больше, чем человек науки. - Лино на мгновение замолчал, потом поднял голову. - Вы не замечаете, как удивительно неподвижен воздух? Это предвещает бурю.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В тот же день ближе к вечеру Торнтон, увлеченный изучением глиняных табличек, сопоставлением их сходства и различия, вдруг услышал похожий на вздох низкий звук, идущий откуда-то из-под ног. Стол, за которым он работал, затанцевал; постель затряслась, а затем, когда вздох перерос в рев, пол заходил под ногами. Ведро с водой раскачивалось, выплескивая воду.
Инстинкт гнал Торнтона наружу, но прежде всего следовало обеспечить безопасность табличек. Торопливо, поскольку толчки становились все сильнее, он собрал их и сложил в два брезентовых мешка, в которые убирал пропыленную рабочую одежду. Когда он выбежал наружу, Оберманн и все остальные стояли рядом с раскопом, а множество рабочих сбегало по холму на равнину.
- Нам здесь ничего не грозит! - крикнул Оберманн. - Троя пережила не одно землетрясение.
Деревья на холме и на равнине раскачивались из стороны в сторону, дощатые крыши двух домов обрушились; рев земли, казалось, раздавался из-под холма и распространялся по всей равнине. Земля покрывалась рябью и колебалась, словно была морем.
- Зевс говорит! - снова крикнул Оберманн. - Напоминает нам о своей мощи.
Торнтон поискал взглядом Софию. Она стояла рядом с Лино, обняв его за плечи, и выглядела совершенно спокойной среди всего этого столпотворения. Глаза Лино быстро двигались вправо-влево, но он тоже не обнаруживал страха. Торнтону показалось, что Оберманн прав и что Троя каким-то образом защищена от бед. Он с удивлением увидел появившуюся в восточной части раскопок трещину, сквозь которую стала видна небольшая каменная комната.
Толчок длился не более минуты, затем над холмом и равниной поднялось облако пыли, подхваченное порывом ветра. Оно взлетало все выше и выше, пока не смешалось с плывущими облаками.
- Мы услышали рев богов, живущих под землей. К Зевсу присоединились сыновья Теллус, богини Земли! - Оберманн повернулся к Торнтону. - Должно быть, таким образом сам Приам слышал голоса незримого! - Он пребывал в восторженном состоянии, Леонид стоял рядом с ним, и в облаке пыли они были неотличимы друг от Друга.
Слезы лились из глаз Торнтона - не от радости или жалости, но оттого, что в глаза ему попала пыль. Он вытер лицо рукавом рубашки и направился к Софии и Лино.
- Вам нужна помощь? - спросил он их.
- Напротив, - ответил Лино. - Мы намеревались идти на помощь к вам. София сказала, что вы плачете.
- Боюсь, от боли, а не от горя. Везде пыль.
- Деревья плясали?
- О да.
- Наверное, замечательное зрелище. - В первый раз Торнтон услышал от Лино намек на собственную слепоту.
- Земля стала как морские волны, - сказала София. - Это было величественно. Великолепно.
- Вы видели, что открылось в земле? - спросил ее Торнтон. - Огромная расселина в восточной стороне.
- Нам отсюда не видно, - ответила она. - Пойдемте, мсье Лино. Посмотрим. - И они пошли, осторожно ступая, будто это были их первые шаги по земле, и Оберманн последовал за ними.
- Мы в безопасности, София. Боги верят в нашу судьбу.
- Счастливые боги, - заметил Лино.
- Если бы вы могли видеть равнину, - сказал ему Оберманн, - вам открылась бы панорама, достойная Мантеньи. Телемак, тебе следует съездить в деревню, взглянуть, не нужна ли там помощь. Теперь же. А где Кадри-бей?
- Он остался с рабочими, - объяснил Леонид. - Они побежали к подножию холма.
- Там должно быть безопасно. Ну, друг мой Торнтон, как вам наш троянский климат?
- Бодрящий.
- Бодрящий? - Оберманн громко рассмеялся. - Какое подходящее, чисто английское определение. Но тут кроется нечто более древнее. Более темное. Предзнаменование. Предостережение.
- Не могу представить, сэр, почему нас надо предостерегать.
- Дайте же волю воображению, мистер Торнтон. Вы заметили эту щель в земле?
- Мы собирались осмотреть ее.
- Этот дар хранился для нас. Имейте в виду. Мы должны обнаружить здесь нечто очень важное. - Они осторожно шли к только что открывшейся в земле щели, сквозь которую можно было различить очертания прямоугольной комнаты.
- Отсюда надо убрать золу и землю, - сказал Леонид.
- Не важно. Думаю, я нашел то, что искал. - Оберманн подошел и встал у боковой стены комнаты, за которой на невысоком каменном ограждении лежала плоская плита. - По-вашему, что это, мистер Торнтон?
- Не могу сказать.
- Гробница. Это культовое пространство, священное место, и гробница находилась рядом с ним. Давайте быстрее, нам нужно отодвинуть плиту, пока Кадри-бей с рабочими внизу. У меня раньше уже были сложности с найденными останками. Турки хотят похоронить их вопреки всем правилам высокой науки. Если мы успеем опустошить могилу до их возвращения, будет прекрасно. Телемак, спустись к Кадри-бею и предупреди, что продолжать раскопки небезопасно, пока я тщательно не осмотрю все вокруг. Заплати людям и скажи, пусть приходят на той неделе. Кадри-бей трус, он останется с ними. Торопись.
- Вы хотели, чтобы я поехал в деревню.
- Я передумал. Деревенские подождут.
Леонид побежал вниз по склону, а Оберманн стукнул кулаком по плите.
- Она не пуста, - сказал он. - Там, внутри, что-то есть. Когда вернется Телемак, мы сдвинем эту крышку. - В тишине отчетливо прозвучало каждое слово. - Кругом пыль.
Облако пыли начало опускаться.
Торнтон боялся новых толчков. Может быть, это была обманчивая тишина, которую того и гляди прервет новое землетрясение? В первый раз он заметил, что в небе, отбрасывая на холм длинную тень, кружатся сотни птиц, гнезда которых были повреждены или разрушены.
София подняла взгляд в тот же момент.
- Странное зрелище, - сказала она ему. - Все стало таким странным.
- Понимаю. Вы заметили, что птицы не кричат?
- Да, и это самое удивительное.
Вернулся Леонид.
- Рабочие разъехались по своим деревням, - сказал он Оберманну, - проверить, что стало с их семьями. Кадри-бей скачет в Чанаккале посмотреть, какой урон нанесен городу.
- Отлично. Пусть он подольше не возвращается. Телемак, нам нужна твоя сила. Вы готовы, господа?
Леонид и Лино, Оберманн и Торнтон попытались поднять каменную плиту с каменного ограждения.
- Слишком тяжелая, - сказал Оберманн. - Придется сдвигать ее дюйм за дюймом. София, ты не принесешь мне молоток и клин? Мы должны отделить плиту от скалы.
- Но ведь нужно зафиксировать, как она здесь лежит?
- У вас нет фотоаппарата, мистер Торнтон.
- Я могу зарисовать.
- Тогда рисуйте. У Телемака есть фотоаппарат, но подготовка займет слишком много времени. Разве нет, Телемак?
- Если вы заинтересованы в скорости…
- В высшей степени. Как ни в чем другом.
Торнтон вернулся к себе. Дом устоял, но он предпочел оставить брезентовые мешки с табличками за дверью. Он вернулся с карандашом и блокнотом и стал быстро зарисовывать комнату с каменным ограждением.
София подала Оберманну молоток и клин. Он начал вбивать клин между плитой и камнем, которые были разделены слоем слежавшейся земли. Работа шла быстро и ловко. Оберманн прошел все стороны плиты, в то время как вокруг продолжала кружиться пыль. Казалось, настали сумерки, - огромные стаи птиц закрывали небо.
- Теперь, - сказал он, - мы можем легко сдвинуть плиту. Если мистер Торнтон кончил рисовать, мы будем рады его участию.
- Еще несколько минут, сэр.
- Разве не странно, Лино, что нас больше интересует внешний вид, чем то, что внутри? Коща вы изучаете вазу, она возникает у вас в мозгу. Вы воссоздаете ее. Вы видите ее внутренним взором, такой, какой она когда-то явилась первому владельцу. Ни рисунок, ни фотография не могут это передать.
Торнтон присоединился к ним, и четверо мужчин - по одному на каждый угол плиты - стали сдвигать крышку с углубления в камне. Плита медленно поддавалась, наконец, стала видна внутренность каменной полости. Там находился маленький скелет, лежавшей в позе эмбриона; кости были окрашены красным, рядом с черепом лежала головка нефритового молотка. Софии показалось, что Оберманн глядит на находку скорее с ужасом, чем с удивлением. Торнтон потряс головой и запустил пальцы в волосы.
- Что это? - спросил Лино. - Что вас испугало?
- Это ребенок, - сказал Торнтон. - С его костей сняли плоть, а сами кости напудрили красной охрой.
- Я видел такое раньше. - Оберманн пристально смотрел на маленькие кости. - У древних племен Монголии.
- Это типично для поздних мезолитических погребений. - Торнтон был готов спрыгнуть в небольшое углубление, но удержался; по правилам первым должен был войти Оберманн.
- Мне не нравится такая классификация, мистер Торнтон. Я нахожу ее слишком неточной. Кроме того, что общего у каменного века с этим уровнем Трои?
- Нужно достать скелет, - сказал Лино. - Мы не сумеем изучить его там.
- Невозможно, - ответил Оберманн. - Он слишком хрупок. Может рассыпаться на кусочки или просто в пыль. Кто знает, к чему приведет внезапное воздействие воздуха?
- Тогда нам надо действовать быстро. Дайте руку, мистер Торнтон.
Не дожидаясь разрешения Оберманна, Лино быстро шагнул в углубление и с помощью Торнтона опустился на колени рядом со скелетом. Торнтон стал негромко описывать расположение и позу тела, а Лино пробежал пальцами по красноватым костям. Торнтон заметил наконечник стрелы, лежавший рядом с шеей, под головкой молотка, и что-то прошептал Лино.
Оберманн наблюдал за ними.
- Я как в лихорадке, - проговорил он, - жду, что вы скажете.
- Это мальчик лет восьми-десяти, не больше.
- Кости тонкие. Хорошей формы. Череп имеет овальную форму. Височная область увеличена, в теменной области углубление.
- Вам придется, мсье Лино, перевести это для моей жены.
- Она поймет и так. Мальчик был убит стрелой, попавшей в шею. Наконечник стрелы лежит рядом. Он положен специально. И в верхней части позвоночника есть перелом.
- Это невозможно. - Оберманн говорил очень громко.
- И я должен сказать еще одну вещь. Его плоть была съедена. На костях многочисленные царапины, которые могли быть сделаны только ножом.
- Вдвойне невозможно. Гомер ничего не писал о каннибалах.
- Посмотрите сами, - предложил Торнтон.
- Мне не обязательно смотреть. Это не город смерти.
София смотрела на птиц, которые, казалось, плыли в небе над ними.
- Это город жизни, - сказала она. - Жизнь алчна. Такой ее сотворил Бог. Жизнь должна продолжаться.
Мужчины, поглощенные спором, не обратили на нее внимания.
- Кроме того, - сказал Оберманн, - эти метки могли оставить птицы, питающиеся падалью, когда отрывали куски плоти.
- Они слишком аккуратные. Слишком одинаковые. - Лино постукивал по малоберцовой кости мальчика. - Они сделаны последовательно.
- Ни один из вас не имеет ни малейшего представления об археологии. Я открыл новый мир, а вы хотите омрачить его. Вы хотите, чтобы он пал.
Все подняли головы, встревоженные внезапной переменой ветра. Никакого шума не было, но внезапно раздался мощный толчок. Мужчины инстинктивно вцепились друг в друга, София прижалась к ним, охваченная внезапным ужасом. Они стояли в кружок около маленькой могилы. Толчок продолжался несколько секунд, затем все успокоилось.
- Мы пережили последний толчок, - сказал Оберманн. - Больше ничего не произойдет.
- Взгляните на кости! - воскликнул Леонид.
Кости распадались на глазах, крошась и превращаясь в пыль при контакте с воздухом. Оберманн быстрым движением попытался собрать их, но череп и часть грудной клетки рассыпались у него в руках. Вскрикнув, он шагнул назад, причем Торнтону показалось, что скорее это был победный клич, а не тревожное восклицание.
- Кости исчезли, - прошептала София Лино. - Они рассыпались под воздействием воздуха.
- В этом нет ничего необычного. Я знаю случаи, когда мечи и молоты рассыпались в пыль.
- Словно они не хотели, чтобы их обнаружили.
- Они не хотели продолжать существовать. Их труд был исполнен.
- Ваша каннибальская теория исчезла, мистер Торнтон. - Удовольствие Оберманна было заметно всем. - Все свидетельства исчезли. - Он стряхнул с рук пыль. - Была явлена воля богов.
- Но я видел это, сэр.
- Ваши глаза, возможно, обманулись, мистер Торнтон. Ты видел что-нибудь, Телемак?
Леонид покачал головой.
- София?
- У меня не было возможности, Генрих.
- У меня тоже. - Оберманн переводил взгляд с одного на другого. - Я ничего не видел. Ничего, что могло бы опровергнуть самую знаменитую в мире поэму.
София заметила озабоченность и удивление Торнтона. Когда он пошел к себе, она догнала его и легко тронула за плечо.
- Я знаю, что вы расстроены, Александр. Я не прошу вас простить моего мужа. Он…
- Вандал.
- Не так резко. Мы в Греции называем таких людей одноглазыми. Он видит только то, что хочет.
- Как циклопы.
- Да. Но ведь Улисс перехитрил циклопов, верно? - Она с минуту была в нерешительности. - Ищите ваши свидетельства где-то еще. На табличках. Если вы найдете их там, моему мужу придется признать вашу правоту. Я уверена. Ищите доказательства.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
На третий день после землетрясения София увидела вороного коня с всадником, медленно двигавшегося по равнине. Казалось, конь шел как-то неровно, а когда он приблизился, София поняла, что всадник пользуется дамским седлом. Всадник, весь в черном, напоминал какой-то странный вырост на коне, София узнала высокую сутулую фигуру преподобного Десимуса Хардинга. Он пробуждал воспоминания о странной смерти Уильяма Бранда, и она ощутила беспокойство. София подождала, пока он привяжет коня в молодой дубовой роще и поднимется на холм.
- Добрый день, фрау Оберманн, надеюсь, вы в добром здравии после этого землетрясения.
- Добрый день, отец. Да. Мы все в порядке. И в хорошем настроении.
- Рад слышать. - Почему-то он казался разочарованным. - Я никак не мог успокоиться и решил увидеть разрушения собственными глазами.
- Здесь нет разрушений, преподобный. - К ним подошел Оберманн. - Мы видали виды, как вы выражаетесь. И выдержали бурю.
- Я рад, сэр. Очень рад. - Какое-то мгновение у Хардинга был расстроенный вид. - Я слышал совсем другое от английского посла. Мы все очень сожалели о ваших несчастьях.
- "Молва понеслась и наполнила город слухами", мистер Хардинг.
- Да, как говорил Вергилий. Я помню, что вы прекрасно знаете Вергилия. - Намек на обряд очищения дома в деревне был совершенно очевиден. - Не могу не думать, что смерть этого американца была своего рода знамением.
- Мы не обсуждаем это, сэр.
- Разумеется. Конечно. Это бестактно. - Хардинг прочистил горло. - Посол считает, что ваши раскопки очень сильно пострадали.
- Лейард ошибается. - Сэр Остин Лейард, английский посол в Константинополе, был в свое время археологом. Это он обнаружил дворец Синахериба в Ниневии. - Не в первый раз.
- Мы не должны так говорить, герр Оберманн. О нет. - Хардинг выглядел довольным. - Сэр Остин не поблагодарит нас.
- Он ничего не понял в стенных рельефах, - сказал Оберманн. - И не разобрался в ромбическом узоре.