- Пусть эксперты ссорятся между собой, дорогая леди. Мы не разбираемся в таких вещах, - обратился он к Софии, хорошенько запомнив критические высказывания Оберманна. - Так, значит, вы не пострадали?
- Троя процветает, как вы сами видите. Задело ли землетрясение Константинополь?
В пригородах толчки чувствовались, но старый город выстоял. Однако турки, как известно, не отличаются самообладанием. Крик и стон стояли ужасные. Я думал, настал конец света. - Судя по выражению лица Хардинга, он, казалось, приветствовал этот момент. - Толчки едва заметные, ну, скажем, достаточные, чтобы задребезжали чашки, но не больше.
- Пойдемте, преподобный. Разрешите мне показать вам наши находки. - Оберманн взял Хардинга под руку, тот без большого желания повиновался, и они пошли по Трое. - Планировка простая, как видите. Вот эта крутая улица, вымощенная плитами, идет от единственных ворот на западной стороне. Вы заметили вон там фундамент?
- Этот город стоит перед моим мысленным взором многие годы, герр Оберманн, сойдя со страниц божественного Гомера.
- Вам не стоит говорить " божественный". Не при вашей профессии.
- Полет фантазии, дорогой сэр.
- Это я могу назвать его святым из святых, а в ваших устах такие слова звучат богохульством.
- Но мы можем назвать его "священным", правда? Это не смутит даже самую чувствительную совесть.
София подозревала, что совесть Хардинга была не слишком чувствительна.
- Генрих говорит, что в Гомере больше красоты, чем в Библии. Вы согласитесь с ним, отец Хардинг?
- Разумеется, это старейшая в мире написанная поэма. В ней масса удачных мест. Я не "отец", дорогая леди, в моей церкви я "преподобный". Это тонкое различие.
- А сейчас вы на земле богов и героев, - сказал Оберманн. - Видите, главная улица ведет к дворцу? - Он стукнул по земле тростью. - Мы выкопали тысячи кубических метров всякого мусора. Мне пришлось построить дорогу, чтобы вывозить его. Здесь были огромные напластования мусора, дорогой сэр, до пятидесяти футов в высоту!
- Меня не волнуют подробности, герр Оберманн.
- Конечно, поэтому вы и священник. Вам виден слой, лежащий поверх вон тех камней, словно черный туман? - Оберманн указывал тростью на маленькие разрушенные комнаты. - Во время большого пожара ветер гнал пламя с юго-запада, от городских ворот, на северо-восток. Все сокровища найдены на юго-восточной стороне.
- Драгоценности, дорогой сэр? Ахмед Недин будет несказанно рад услышать это. - Десимус Хардинг побывал в музее древностей в Константинополе и познакомился с Ахмедом Недином. Недин обожал все английское, и провел с преподобным Хардингом вечер за кальяном.
- Драгоценные для меня, сэр, - поспешно добавил Оберманн, испугавшись, что сказал слишком много. - Глиняные статуэтки. Чаши.
- Ничего ценного?
- В Трое ценно все.
- Но мистер Недин уверен, что музею вскоре будет передана масса золотых украшений. - Хардинг смотрел на Оберманна напряженно, можно сказать, жадно. - Я рассказывал вам о мече?
- О мече? О каком мече? - голос Оберманна звучал резко. - Я не знаю ни о каком мече.
- Успокойтесь, дорогой сэр. Я имею в виду меч Константина Двенадцатого.
- Последнего императора Византии. И что?
София заметила неожиданное волнение мужа.
Она подумала, что существуют какие-то запутанные связи между Генрихом Оберманном и Ахмедом Недином, между обещанной "массой украшений" и внезапно обнаруженным в раскопках мечом. Но ей не хотелось вникать в эти связи.
- Он был разбит Мехмедом Вторым? - спросила она у мужа.
- Он известен как Мраморный император, - ответил за него Хардинг. - Но мрамор оказался слабым.
- И дело закончилось падением Византии, - добавил Оберманн.
- Золотая империя рассыпалась в прах. - Хардинг с удовольствием произнес эту фразу. - Турки завоевали славную страну. Но я должен рассказать вам о мече, герр Оберманн.
- Если хотите.
- Один турецкий торговец древностями, известный как Иссед Сака…
- Я с ним знаком, - сказал Оберманн. - Все знают, что он развратник. Содомит.
- Он принес Ахмеду Недину меч и уверял, что это меч Константина Двенадцатого.
- Не верьте ему.
- Музейные специалисты подтвердили византийское происхождение меча.
- Подделка. Нетрудно изготовить.
- Именно такой была и моя реакция, дорогой сэр. Вы бы удивились, узнав, сколько подделок поступает в музей.
- Тренированный взгляд отличит их.
- Так ли? - Хардинг заинтересованно смотрел на Оберманна. - Ловлю вас на слове.
Оберманн выглядел обиженным.
- Вы всегда можете положиться на мое слово.
София заметила, что муж мрачнеет.
- Вот мистер Торнтон, - сказала она. - Познакомьтесь с ним, преподобный мистер Хардинг.
Хардинг какое-то время не слышал ее, продолжая обращаться к Оберманну:
- Ахмеду Недину были подарены несколько других мечей, о каждом из которых говорилось, что он принадлежал Константину Двенадцатому. Недин намеревался устроить небольшую выставку по этому поводу.
- Если он захочет, я приеду в Константинополь и обнаружу среди них подлинный.
- Вы ведь с ним не так давно виделись, правда? Когда мы обедали, он превозносил ваши достоинства.
Оберманн ответил не сразу.
- Я был у него с кратким визитом. У меня не было времени обсуждать с ним что-либо. А, вот и ваш соотечественник. Разрешите представить вам Александра Торнтона из Британского музея.
- Очень рад. Будем приветствовать друг друга на турецкий манер?
Торнтон не знал, что он имеет в виду. Он собирался поцеловать Хардинга в щеку, но тот в смятении отступил на шаг.
- Так не годится, - сказал Оберманн. - Англичане никогда не целуются. Во всяком случае, прилюдно. - Он обнял Софию за талию и захохотал во весь голос.
Вечером, за ужином, Десимус Хардинг вернулся к теме падения Византии.
- Все золото непременно обращается в пыль, - сказал он. - В мире нет такой красоты или такого великолепия, которые не были бы тленны.
- Напротив, - заметил Лино, - золото переживает время.
- О сэр, вы имеете в виду лишь чаши и сосуды.
- Вы неверно меня поняли. Я имею в виду идеалы. Стремления. Идея Трои живет тысячи лет. Слава Византийской империи до сих пор светит миру.
- Чепуха какая, - сказал Оберманн, - сравнивать Трою и Византию. Они не имеют отношения друг к другу.
- Они, возможно, ближе, чем вы думаете, герр Оберманн, - Десимус Хардинг с улыбкой обратился к нему. - После падения Константинополя султан Мехмет Второй, завоеватель города, отправил Папе Римскому письмо. Султан высказывал сожаление, что Его Святейшество испытывает к нему неприкрытую враждебность, в то время как у них, в конце концов, общие предки. Мехмет объяснил, что тевкры, троянцы, от которых произошли итальянцы, того же происхождения, что и турки, - говоря это, Десимус Хардинг продолжал улыбаться.
- Смехотворно, - сказал Оберманн, - и нелепо.
Кадри-бей внимательно прислушивался к обмену репликами.
- Нет, это не чепуха, герр Оберманн, - вмешался Кадри-Бей. Многие турки верят, что захват Константинополя был местью за падение Трои, греки сполна заплатили за свое коварство. Вы как- то спрашивали меня, почему турецкие крестьяне почитают могилы гомеровских героев. Теперь я отвечаю вам. Они поклоняются своим предкам.
- Это глупость. - Оберманн поставил стакан. - Безумие. Поверить не могу, что слышу это от вас. - Софии стало ясно, почему Кадри-бей так пристально следит за раскопками. Он считает, что охраняет древнее имущество своей страны. - Разве я не разъяснил это всему миру? Турки это азиаты с востока. Троянцы были европейцами с се вера.
- А где ваши доказательства, сэр? - В спор вступил Александр Торнтон, все еще не простивший Оберманну откровенного пренебрежения детским скелетом.
- Доказательства? Доказательства здесь. - Оберманн коснулся своей головы. - И здесь. - Он показал на сердце. - Другого руководства мне ненужно.
- Это не то свидетельство, - сказал Десимус Хардинг, - которое можно представить суду.
- Никакой суд не обвинит меня в идеализме. Даже английский. - К Оберманну вернулось хорошее расположение духа. - Кроме того, у меня есть свидетель. Рядом стоит Гомер. Неужели вы действительно верите, что Гектор и троянские воины были предками турок? Я нисколько не хочу оскорбить ваш народ, Кадри-бей, но он не из таких, что порождают героев.
- Это не так, герр Оберманн, - снова возразил Хардинг. - А Мехмет, победитель Мраморного императора? А султан Мурад? А Сулейман Великолепный? Каждый из них достоин того, чтобы быть воспетым Гомером.
- Ну, я не стану спорить со священником.
- Священник, как всегда, говорит правду. - Кадри-бей не хотел оставлять тему. - Турки не менее отважны и решительны. И они претендуют на Трою как на свою собственность.
- Посмотрим, - сказал Оберманн. - Мертвые не лгут. Они расскажут нам свои истории. Наш друг, мистер Торнтон, поможет им.
- Возможно, вам не понравится то, что они нам скажут, - заметил Торнтон.
- Ну, в таком случае я попрошу их замолчать.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В тот же вечер Генрих Оберманн задумал экспедицию для развлечения своих гостей.
- Вы увидите, мистер Торнтон, - сказал Оберманн, - место, где было посеяно семя всех троянских бедствий. Это гора Ида. Ведь вы можете оторваться на день-другой от ученых занятий, чтобы оказаться там, где Афина, Афродита и Гера соперничали друг с другом из-за золотого яблока?
- У меня нет вашего доверия к мифологии сэр. Но если вы смотрите на это таким образом…
- Я действительно смотрю на это таким образом. Древние истории всегда правдивы. Афина предстала перед Парисом в сияющих доспехах и пообещала высочайшую мудрость, если он присудит яблоко ей. Гера показалась Парису во всем царском величии и заверила, что принесет ему богатство и власть. Афродита явилась, прикрытая лишь чудесным поясом, обвитым вокруг талии, и посулила невесту, такую же прекрасную, как она сама. Разве Парис мог сделать иной выбор? Разве вы не пожелали бы красавицу-невесту, мистер Торнтон? Такую же прекрасную, как, скажем, София.
- Не знаю, какой из богинь я отдал бы предпочтение, сэр. Желание высочайшей мудрости могло оказаться весьма сильным.
- Вы меня удивляете. Молодой человек должен мечтать о любви. Разве не так, София?
- Понятия не имею, Генрих. - Она сразу же пожалела о своей резкости и продолжила уже мягче: - В сердечных делах нет правил.
- Вот это речь женщины, - отозвался Оберманн. - А история доказывает, что любовь сильнее всего. Что ей невозможно противиться. Нет на свете силы, которая могла бы сравниться с ней. - Они с Софией обменялись взглядами.
- Но она источник ревности и разлада. В ней начало вражды. - Десимус Хардинг заметил, что они переглянулись. - Древние знали, что любовь и несогласие слиты воедино.
- Что знают о любви священники, дорогой сэр?
- Я вижу ее последствия. - Он окинул взглядом развалины Трои. - Афродита пообещала Парису самую прекрасную женщину в мире, и с помощью богини он похитил Елену и вернулся с ней в Трою. Разумеется, вы знаете эту историю, фрау Оберманн. - Хардинг обращался к Софии. - Ее муж, Менелай, царь Спарты, заручившись поддержкой Агамемнона и других греческих вождей, собрался в поход против Трои. Остальное - Гомер.
- Не следует недооценивать оскорбленного мужа, - заметил Оберманн. - Менелай был неумолим. Гнев его невозможно вообразить. Он хотел перебить жителей Трои. Хотел разорить и разрушить город.
- Мы живем в более просвещенное время, - сказал Хардинг. - Мы сумели обуздать свои страсти.
- Разве? - Оберманн повернулся к нему. - Я в это не верю.
- Вы простите меня, господа? - София встала из-за стола. - Я устала сегодня…
Все поднялись одновременно, и Оберманн последовал за женой по склону к их хижине.
- Не забудьте, - обратился он ко всем, - мы отправляемся с рассветом. Мы пройдем по следам Париса к горе Иде!
Назавтра, только рассвело, четверо путешественников - Оберманн и София, Хардинг и Торнтон - медленно ехали верхом на юго-восток, к горам. Они следовали по дороге вдоль реки Скамандр, пересекавшей равнину Трои.
- Видите, господа? Лебеди! - восторженно показывал Оберманн. - Несомненно, вы считали их английскими птицами. Эйвонский лебедь. Милая Темза.
- У них английская манера держаться, вам не кажется? - Хардинг обращался к ехавшей рядом Софии. - Они преисполнены достоинства.
- Она не могла понять, говорит он всерьез или подшучивает над ней.
- Но они очень свирепы. Шипят на каждого, кто приблизится.
- Это естественно.
- Они прекрасны на воде, - заметил Оберманн. - Но некрасивы и неуклюжи на земле.
Они неторопливо ехали по равнине, сопровождаемые вьючной лошадью с поклажей, мимо возделанных полей и глинобитных домов с соломенными крышами. Солнце грело сильно, но жара умерялась северо-восточным ветром, гнавшим пыль по дороге.
Подъехали к деревне Бунарбаши, где их встретили и окружили ребятишки, протягивая к ним руки.
- Я хочу кое-что показать вам, - сказал Оберманн. Они съехали с дороги на несколько сот ярдов и оказались у холма с обширным скальным обнажением. Оберманн показал на склон тростью. - Иоганн Конзе и мсье Лешевалье готовы были поклясться, что этот небольшой холм и есть то место, где стоял город Троя! Можно ли представить себе более абсурдное и пустое утверждение? Смотрите. Ведь это просто пастбище. - У подножия холма паслись несколько овец, коз и коров. - Теперь мои враги, разумеется, помалкивают. Они не осмеливаются бросить мне вызов.
- Он похож на лебедя, который шипит, - шепнул Хардинг Торнтону.
Путешествие продолжилось после краткого привала, во время которого лошади напились из источника, бившего с западной стороны каменистого склона.
По мере того, как они приближались к горной гряде, воздух становился чище, а стук лошадиных копыт по дороге казался звучнее и резче. Вокруг виднелись похожие на столбы черные базальтовые скалы. Когда София указала на них Торнтону, он объяснил ей, что это остатки лавы, которая когда-то залила долину.
- Значит ли это, что Ида раньше была вулканом? - спросила София.
- Похоже, так. Она потухший вулкан.
- Значит, ее жизнь началась до того, как ее посетили боги?
- Не надо верить в эти истории, София.
- Я не знаю, во что верить.
- Мифологическое время не смешивается с геологическим. Это два разных мира.
- И все же они часть одного мира. Неужели это приводит в замешательство только меня?
Торнтон улыбнулся ей.
- Замешательство естественно в жизни. Мы никогда не знаем наверняка, во что верим или что чувствуем.
- Что чувствуем? О, в этом у меня нет сомнений.
- В самом деле? - Торнтон некоторое время смотрел на Софию. - Но то, что вы чувствуете сегодня, вы не обязательно будете чувствовать завтра.
- Ну вот, вы опять привели меня в замешательство. Я не могу разговаривать с вами.
- Не говорите так. Разговор с вами - одно из немногих удовольствий в этих местах.
- Со мной? - София казалась искренне удивленной. - Но я не умна. И не остроумна.
- Вы добры. Честны. Вы даете мне надежду.
- Надежду на что?
- Надежду на… не знаю. Надежду на то, что все осмысленно. Надежду на будущее.
Софии пришлось самой раздумывать, какое будущее имеется в виду, поскольку Оберманн позвал Торнтона, чтобы показать ему амбар, мимо которого они проезжали.
- Видите в шине фрагменты керамики? - спросил он. - Красной и коричневой. По большей части эллинической. Должно быть, мы недалеко от места, где когда-то был античный город, мистер Торнтон. Черепки лежат почти на поверхности!
- Вы знаете, что это за город, сэр?
- Думаю, это Скамандрия. Невдалеке находится деревня. Тут всегда было поселение.
Довольно скоро они подъехали к скоплению хижин, амбаров и домов. Оберманн спешился и зашагал к маленькой лавке в центре деревни. Через несколько минут он вышел оттуда.
- Эта деревушка называется Ина, - сказал он. - Не знаю, может быть, это искаженное имя речного бога Инаха, отца Но. Добрая женщина не могла мне объяснить. Зато продала вот это за сущую мелочь.
И он протянул спутникам прекрасной формы мраморную женскую головку. Безупречно отполированный овал напомнил Софии драгоценный камень. Она не могла бы сказать, человеческое это лицо или божественное.
- Глаза закрыты, - сказала София. - Она, должно быть, спит.
- Спит или думает, - ответил Оберманн. - Добрый знак для нашей поездки. Возможно, это Афина или Афродита. И даже с закрытыми глазами она может повести нас вперед.
Они добрались до городка Байрамич, стоявшего на плато на берегу Скамандра. Здесь остановились и перекусили хлебом с оливками под доносившийся снизу шум реки.
- Вы заметили, - спросила София, - что птицы поют у реки и никогда не поют на болотах?
- Они подражают звуку воды, - сказал Торнтон. - Отвечают ему. А на болотах нет звуков, там слышен только ветер.
- Тогда почему птицы поют в Оксфорде?
- Слышат, как разговаривают люди. Птицы отвечают им.
- Ах, не может быть! Они разговаривают друг с другом, даже если мы не понимаем их.
- В Оксфорде никто ничего не понимает, - сказал Оберманн. - Пора ехать дальше. Было бы неблагоразумно подниматься по склону Иды в темноте.
Они поехали к деревне Авджилар.
- Авджилар - значит "деревня охотников", - объяснил Оберманн. - Здесь много диких зверей, которые спускаются с гор. Медведи, вепри.
- А это безопасно? - спросил Хардинг.
- Ехать, куда мы едем? Думаю, да. А вы божий человек. Вы помолитесь за нас. - Казалось, Оберманну доставляет удовольствие, что Хардинг нервничает. - Разве Христос не приручал диких животных в пустыне?
- Не помню такого фрагмента.
- Вам следует более внимательно изучать Библию, преподобный Хардинг. Кроме того, я захватил пистолет.
- Чувствуете, воздух становится холоднее? - спросила София.
- Мы поднялись выше, чем на восемьсот футов над уровнем моря, - отозвался Оберманн. - Ида недалеко.
Они подъехали к небольшой поляне, на которой оказался пруд с зеленоватой водой, над ним нависал склон горы, покрытый пологом сосен, дубов и каштанов.
- Надо дать лошадям отдохнуть, - сказал Оберманн, - прежде чем двинемся дальше.
- А как вы намереваетесь взбираться туда? - спросил его Хардинг.
- Тут есть дорога. Ее отсюда не видно. Но люди пользуются ею тысячи лет. Кроме того, мы не станем подниматься так высоко. Поляна богинь ниже первого пика.
- Приятно слышать.
София подошла к Торнтону, который вел свою лошадь к пруду.
- Вы все время молчали, - заметила она.