Тот же ветер насквозь продувает историю, София. Ты чувствуешь? - Повернувшись, он подставил лицо потокам воздуха. - В пятой песни "Илиады" поэт воспевает северный ветер. Борей. Он дует с вершин гор и гонит по небу мрачные тучи. Это доказывает, что Гомер был в этих местах. - Они переехали каменный мостик через речку, и теперь до Софии доносилось только звяканье лошадиных колокольчиков, да время от времени блеяние коз. - Посмотри на запад, София, в сторону моря. Видишь два маленьких холма у берега? - Она увидела два кургана, поросшие кустами и деревьями; позади них светилось море, казалось, они мерцают у самого горизонта. - Считается, что это могилы Патрокла и Ахилла. Двое юношей-любовников лежат рядом! А мужеложество до сих пор карается смертью! Мы должны вскрыть эти могилы, Теле мак. Я хочу посмотреть в лицо Ахиллу. Palai katatethnotos. Ты поняла, София?
- Тот, кто давно умер.
- Тебе близок язык твоих предков. Вот что нам непременно надо сделать. Мы станем читать вслух длинные отрывки из Гомера и заучивать их наизусть. Мы должны знать их на память.
Когда они оказались на равнине Трои, пыльная дорога сузилась.
- Добро пожаловать на луга Азии, София! - сказал Оберманн.
Вокруг стояла высокая трава, которая, казалось, растет на заболоченной почве, дальше тянулись поля, усеянные красными и желтыми цветами. На западе плоская равнина простиралась до моря, а на востоке уступала место далеким горным хребтам, вершины которых были покрыты снегом. По всей равнине росли дубы, согнувшиеся под ветром, словно мрачные карлики. Оберманн повернулся к ней и показал на ряд маленьких домиков у дорога.
- Сейчас здесь весна, София, и на этих плоских крышах гнездятся аисты. Видишь их? - спросил Оберманн. Она разглядела неопрятные корзинки из веток и камыша. - Они возвращаются в это время года.
Они ехали вдоль реки, заросшей кустами и деревьями. София заметила камыши по берегам и вдруг ощутила покой зеленого приюта, служившего защитой от пыли и ветра. На середине реки был ряд островков, поросших ивами и вязами.
- Это Скамандр, - сказал ей Оберманн. - На человеческом языке. На языке богов он известен как Ксанф, или золотисто-желтая река. Интересно, что реки по всему миру с удивительным упорством сохраняют свои названия. Гомер называет Скамандр dineis, "с водоворотами", или dios, "божественным". Считалось, что Скамандр ведет происхождение от Зевса, и люди почитали его как бога. У него был свой жрец в Трое. Тебе кажется это странным? Но здесь нет ничего странного. Мы поедем вдоль него до его слияния с Симоентом. Посмотри, как он течет! Гектор называл его "дружище Скамандр". - Казалось, пейзаж изменил Оберманна. Он пребывал теперь не в обществе людей, а среди богов. Так она объяснила это-себе. - Вода - самое древнее, что есть на земле. Но у нее нет возраста. Она всегда свежа и всегда нова.
Вдруг София поняла, что очень проголодалась, и вынула из своей матерчатой сумки пакет с маленькими шоколадными кексами. Она предложила один мужу. Он взял пакет и сунул несколько кексов в рот.
Она собиралась передать сладости вознице, но Оберманн остановил ее.
- Никогда ничего не дари туркам. Они не могут отказаться. И потом будут обязаны ответить на твою любезность.
- Но, как я понимаю, к русским это не относится?
- К Телемаку - нет. Но он не любит сладкого. Он, как лев, пожирает огромное количество мяса, но не может съесть ни кусочка сахара. Ведь это правда, Телемак? - Молодой человек в ответ рассмеялся. - Видишь? Он смеется над собственной слабостью. На русский манер. - Оберманн наклонился вперед и похлопал его по плечу. - Когда ты умрешь, я воздвигну курган в твою честь. Гробницу Телемака.
- Собираетесь пережить меня, профессор?
- О, да. Я вечен. Кроме того, у меня молодая жена.
Возница показал своей палкой на что-то на равнине и, казалось, выкрикнул две ноты.
Смотри, София, ты видишь? Волк! - В высокой траве среди деревьев мелькнул зверь с темной шерстью, и вдруг она почувствовала себя счастливой. - Какой красавец! - У Оберманна был ликующий вид. - Он спустился с горы Иды, матери диких зверей. Смотри, как он бежит. Равнина приветствует тебя, София. Показывает свое очарование. Скоро ты услышишь Зевсов гром, и все сложится прекрасно.
- Это удача - увидеть волка, - отозвалась она. - В моей стране. Не стаю, разумеется. Но одинокий волк - хорошая примета.
- Слышишь, Телемак? Боги к нам благосклонны.
Некоторое время они ехали в молчании. Дорога отвернула от берега Скамандра и теперь шла по болотистой местности; затем начались невысокие холмы, покрытые дубами и низкими кустарниками.
- Мы приближаемся, - сказал Оберманн, - к mysterium tremendum. - София снова услышала шум реки, по берегам которой росли деревья. Они проехали по другому мосту из грубо вытесанных камней и оказались на окраине деревушки с глиняными домами, крытыми соломой. Тут она увидела холм. Вернее, не холм, а на самом краю хребта большой раскоп среди скал и земли. Увиденное показалось ей похожим на замок с бастионами и земляными башнями. Под пристальными взглядами нескольких женщин и детей они проехали по узкой деревенской улице и приблизились к кургану.
- Добро пожаловать в Трою, - сказал ей муж. - Город, который всегда был и всегда будет.
Троя поднималась перед ними, и вскоре она разглядела работавших там людей; город кишел людьми, словно гнездо или нора. Там кипела жизнь.
- На языке богов он зовется Илионом. Это самое знаменитое место на земле, - сказал Оберманн.
Повозка остановилась, и Леонид помог Софии спуститься, а Оберманн зашагал к раскопу. Сняв шляпу и последив какое-то время за работой, он широко раскинул руки и громко произнес несколько слов по-турецки.
- Он приветствует своих рабочих, - пояснил Леонид. - Ему очень недоставало их.
Софии пока не хотелось приближаться к раскопу.
- Город построен на холме?
- Нет. Это не холм. Не природный объект. Он создан людьми. - Заговорив о Трое, Леонид стал менее отчужденным. Возможно, он заметил волнение Софии. - Все это различные уровни города. В течение тысячелетий каждый новый вариант города строился поверх предыдущего. То, что вы видите, - слои торта, созданного людьми.
- А эти скалы?
- Это не скалы, а камни. Каменные стены. Каменные дороги. Здешняя почва - рассыпавшиеся глиняные кирпичи, из которых были построены дома. Профессор полагает, что это первый и самый старый город в мире. Профессор называет его Троей, но здешним жителям он известен как Гиссарлык. Так на их языке называется крепостной холм.
- Будь это дикий зверь, он внушал бы жалость.
- Да, жалость и ужас. Трепет. Когда я смотрю на него, хочется склонить голову.
София присмотрелась внимательней. Несколько крутых склонов, похожих на уступы, но центральная часть плоская с многочисленными остатками каменных стен. Она видела рабочих, кативших тачки по проложенным тропинкам, и женщин, несших на головах корзины. У других рабочих были кирки и лопаты. Они взбирались на отвалы раскопа. Посреди этой сонной равнины кипела работа.
Она подошла к мужу, который стоял в тени одинокого фигового дерева, промокая лоб носовым платком.
- Я открыл новый мир. София! Идем со мной. Твой дом здесь.
Он взял ее за руку и повел по траве и земляным отвалам к Гиссарлыку. На северной стороне она увидела пологий склон с узкой тропинкой между двумя глубокими траншеями; кругом рвы, впадины и холмики.
Он заметил ее взгляд.
- Да, похоже на батальную сцену, - заметил он. - Мы воины, сражающиеся у ворот.
- Кто все эти люди, Генрих?
- В основном турки. Немного греков и азиатских евреев. Я ругаю их на их родных языках. Турки работают лучше греков. Прости, София, но они честнее. К тому же работают по воскресеньям, а греки никогда.
- Это святой день, Генрих.
- В Трое каждый день святой. Это священное место. - Он помолчал. Нагнулся и подобрал черепок, счистил с него землю большим пальцем, внимательно рассмотрел и снова бросил на землю.
- Римская керамика. Ничего особенного. Здесь все завалено битой керамикой.
- Разве римская не очень - древняя?
Если бы мы искали эллинистический Иллиум, она могла бы пригодиться. Но мы ищем не его. Посмотри сюда. - Оберманн показал на недавно начатый раскоп. - Видишь, как глубоко он уходит? Он напоминает воронку. На дне этой воронки должна быть самая древняя Троя. Первый город. - Почему-то ей представилась не воронка, а водоворот, и в центре этого вихря - древний город.
- На какой глубине, Генрих? - Она всматривалась в темноту.
- Тридцать или сорок футов. Трудно сказать. Археологии нельзя выучиться в университетах. Ее нельзя препарировать. Я обнаружил здесь пять уровней римского пребывания, а потом, под ними, каменный век! Сначала это сбило меня с толку. Каким образом каменный век мог попасть во времена империи? Затем возникла теория. Мой уважаемый коллега, профессор Лино, сказал, что место, на котором мы сейчас ведем раскопки, не использовалось тысячелетиями, а потом на нем стали строить римляне. Все разъяснилось! Ты скоро познакомишься с Лино. Я нашел его в Сорбонне.
Софии пока не особенно хотелось с кем-то знакомиться; она была слишком ошеломлена первыми впечатлениями и сбита с толку шумом и кипевшей вокруг деятельностью, чтобы вполне контролировать себя. Ей хотелось отдохнуть в тишине.
- Когда я только сюда приехал, - говорил Оберманн, - у меня был всего один рабочий. Все го один! Я дал ему лопату и велел копать. И знаешь, что он нашел? Маленького деревянного идола. Вот! Я не расстаюсь с ним, он приносит мне счастье. - Оберманн вытащил из кармана маленькую вырезанную фигурку с открытым наподобие буквы "o" ртом. - Он говорит мне: "Давай! Вперед!" - Оберманн положил идола в карман и похлопал по нему. - Теперь у меня полтораста мужчин и женщин. Каждый зарабатывает по девять пиастров в день. Если они приходят ко мне с какой-то особой находкой, я плачу им премию в двадцать пять пиастров. Ничто не ускользнет от взгляда турка, если он рассчитывает на премию! Расход невелик, а приобретения огромны.
Ветер набирал силу, в вечернем воздухе ощущалась прохлада. София увидела троих рабочих, тащивших на спинах ее багаж вверх по склону Гиссарлыка.
- Что делают эти люди, Генрих?
- Они несут наши чемоданы в дом. Разве я не говорил тебе, что здесь твой новый дом?
- Как? Мы будем здесь жить?
- Конечно, где же нам еще жить, София? Дома на равнине кишат паразитами. А здесь у нас нет клопов. - Она издала, что они будут жить в деревне, которую проезжали, или даже в порту Чанаккале, но жить на грязном холме - разве это возможно? - Что это у тебя такой испуганный вид, София? Знаешь, почему я взял молодую жену? Ты сильная. Тебе надо привыкать к приключениям! Посмотри сюда. Это стены дворца. Видишь? Ты будешь жить во дворце!
Женщины, идя гуськом, уносили землю в корзинах, напомнивших Софии корзины для хлеба. Они тихонько пели какую-то турецкую песню. Мужчины в траншеях кирками очищали обнажающиеся стены от остатков темной земли. Чтобы предохранить лица от ветра и пыли, рабочие заматывались платками, отчего становились похожи на плакальщиц на турецких похоронах. Все это должно было стать ее домом.
- У меня ботинки скользят по грязи, - пожаловалась София.
- Осталось немного.
Они вышли на плато над раскопом. Здесь было больше траншей и насыпей, и стоял ряд каменных и деревянных хижин.
- Добро пожаловать в Оберманнополис, - сказал он. - Ты его королева. - Он громко рассмеялся, напугав Софию. - Хотя я забыл, это республика. - Он повел ее к каменной хижине, рядом с которой проходило несколько глубоких траншей. - Вот здесь мы будем жить.
София осторожно вошла и оказалась в большой комнате с кроватью на одной стороне и подобием кухни с плитой на другой. Земляной пол был покрыт камышовыми циновками и турецкими коврами.
- Дом построен из камней Илиона, София. Мы живем примитивно, но удобно. - Их багаж стоял на полу, и София села на чемодан. - Стены толщиной в два фута. - Она не могла при нем заплакать. Она пообещала ему в Афинах, что больше никогда не будет плакать. Но в Афинах он говорил, что у нее будет хорошее, удобное жилье и что после краткого пребывания в Трое они поедут в Париж и в Лондон. Она заметила, что потолок сделан из толстых досок, крытых соломой. - На крыше лежит слой войлока, который не пропускает воду. - Казалось, он всегда знает, о чем она думает. - Тут нам будет уютно. - Он продолжал внимательно наблюдать за ней, она ощущала это и была полна решимости никак не проявить своих чувств. - Ты ожидала другого, София?
- Я ничего не ожидала. Не знала, чего ждать. Я же молода.
- У тебя при себе драгоценности, которые ты привезла из Афин?
- С ними все в порядке.
- Я должен показать, куда их спрятать. Здесь никому нельзя доверять.
Кто-то позвал Оберманна, и он вышел из каменной хижины. Тотчас после его ухода София закрыла лицо руками и заплакала.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
София не могла заснуть. Она слышала, как северный ветер посвистывает сквозь щели между старыми камнями. Слышала сов, тысячи сов, кричавших в ночи. Муж предупреждал, что они будут кричать. Он сказал, что совы гнездятся в траншеях, и теперь она задавалась вопросом, как это может быть. Еще одна тайна. Муж признался за ужином, что их крики беспокоят его, кажутся ему отвратительными. Но ее этот шум почему-то успокаивал, казалось, совы сочувствуют ее судьбе. Муж сказал и о том, что к совам присоединятся сотни лягушек на болотах.
София как можно тише выскользнула из постели, муж продолжал мирно спать. Стаза уже привыкли к темноте. Она накинула халат, висевший на спинке деревянного стула, и нашла шлепанцы.
Только София открыла дверь, ее со всех сторон охватило ветром. Это поразило. Казалось, ветер не появляется здесь время от времени, а обитает постоянно. Присутствует всегда.
Она осторожно пошла по дорожке между рвами, которая вывела к древним стенам дворца. В свете луны они выглядели только что построенными.
Подняв взгляд, София поняла, что никогда прежде не видела таких ярких звезд. Она поискала и вскоре нашла созвездие Большой Медведицы. Казалось, оно так близко, что протяни руку - и коснешься. Описав взглядом дугу, София нашла яркую звезду, Арктур, в созвездии Волопаса. И прошептала слова, которые помнила с детства, с тех пор, как с няней вечером сидела в саду, а потом няня, взяв ее на руки, относила в постель. Aspetos aither. Небесный эфир.
Теперь, оглядывая Гиссарлык, она различала вокруг очертания древней Трои, впервые с момента приезда она поняла, как выглядит город. Генрих объяснил расположение дворца и главной улицы, ведущей к Скейским воротам, нарисовал на подвернувшемся куске бумаги контуры древних крепостных стен и домов и садов внутри. Теперь, ночью, в темноте, ее глазам предстала Троя.
Матерь Божия. Кто-то сидел, согнувшись, на скале прямо перед ней. Наверное, она произнесла эти слова вслух, потому что человек встал и снял шляпу.
- Фрау Оберманн? Простите. Я задумался. - Он заговорил с ней по-английски. - Моя фамилия Лино. - София тут же почувствовала неприличие ситуации. Ведь на ней были только ночная рубашка и халат. Но увидев белые глазные яблоки, она поняла, что Лино слеп. - Жаль, что я не познакомился с вами за ужином, фрау Оберманн. Я был у одного мошенника, занимающегося древностями.
- Муж говорил мне о вас.
- Да-да, это я французский профессор с безумными теориями! Поэтому-то я сижу здесь ночью и курю трубку.
Лино принадлежала гипотеза о том, что Троя была построена на священном месте, где находилось святилище какою-то бога или гробница великого правителя, а ее первыми обитателями стали жрецы или стражи священного места. Он полагал, что каким-то образом город на равнине ориентирован по звездам. Вот почему Гомер воспел его в "Илиаде" и почему за него так яростно сражались.
- Я с детства привык к совам, - сказал Лино. - Богиня Трои, Афина, известна как glaucopis, "совоокая". Почему бы им не обитать здесь? Они из здешних мест.
- В моей стране они считаются птицами смерти.
- Именно. Но ведь это место смерти, не правда ли? Что мы делаем здесь, как не вызываем ее? Сова - птица ночи. Она сидела на копье Пирра, когда тот двинулся на Аргос. Я обнаружил в Ионии гробницу, где слева и справа от сирены, плакальщицы смерти, сидят совы. Герр Оберманн говорил вам об украшенных совиными головами сосудах, которые найдены здесь? Они уникальны. Троя - место смерти и ночи.
Ее снова охватило ветром, и она подумала, прислушиваясь к словам Лино: "Ты ничего не видишь, и ты видишь все".
Слепота Лино не повлияла на его страсть к археологии. Участия в раскопках он не принимал, но никто не мог сравниться с ним в опознании и определении находок. По текстуре фрагмента керамики Лино мог узнать период, когда она употреблялась, по изгибу ручки сосуда или ободку разбитого блюда мог реконструировать форму предмета целиком. Он знал о происхождении каждой вещи, которую клали перед ним; мог проследить тонкие линии, которыми на поверхность были нанесены контуры фигур или узор.
- Обычно ваш муж каждый вечер читал мне Гомера, - сказал он. - Мне его не хватало.
- Наверное, я слишком долго удерживала его в Афинах. Простите.
- Здесь нечего прощать. Вы молоды и, судя по голосу, прекрасны. - Она рассмеялась. У насыпи произошло какое-то движение. - Турецкий сторож, - сказал он. - Деревенские приходят сюда искать золото.
- И находят?
- Мы не знаем наверняка. Что-то при случае от нас прячут. Это возможно. Но мне кажется, ветер слишком силен для вас. - София не чувствовала, что дрожит. - Разрешите проводить вас в ваш домик. - Он повел ее вверх к плато.
- Вам следует опасаться многоножек, фрау Оберманн. Как следует из латинского названия, это маленькие насекомые - centipedes. В Греции, мне кажется, вы называете их sarantopodia.
- Да. У них по сорок ног.
- И по сорок ртов. Их укус очень болезнен. Вам придется каждый вечер обметать потолок. - София вздрогнула. - Позвольте мне показать вам одну вещь. Вам будет не так страшно. Вот сюда. - Он повел ее вниз по склону, вдоль внешней стороны дворцовых стен, туда, где было маленькое круглое сооружение из камня. - Видите, фрау Оберманн? Я думаю, здесь был алтарь их бога. Его изображение держали в деревянном футляре.
- Это был Зевс?
- Зевс. Повелитель темных туч. Потрясатель земли. У него сотня имен. Тише, пожалуйста. Бог все еще здесь. - Они некоторое время стояли молча. Слышались крики сов. Он коснулся ее руки. - Теперь я провожу вас назад.
Проснувшись на следующее утро, София не увидела Оберманна.
Она сварила кофе на плите, приютившейся в углу алькова, служившего кухней, и пока пила его, с удивлением поняла, что настроение изменилось. Она больше не чувствовала слабости, которую ощущала, взбираясь по склону Гиссарлыка. Больше не чувствовала себя одинокой. Бог все еще был здесь.