Выйдя из дома, она увидела мужа, стоявшего на насыпи, подобно завоевателю; сзывая рабочих, он указывал на что-то тростью из черного дерева.
- Идите сюда с лопатами! Видите вот этот изгиб стены? Копайте! Копайте! - Он заметил жену и повернулся поздороваться с ней. - Пока ты спала, София, я верхом прогулялся к морю и искупался. Я говорил с Посейдоном. Он сказал: "Дорогой мой Оберманн, твоя жена должна быть рядом с тобой".
- Прости, Генрих. Путешествие утомило меня.
- Здесь нельзя быть утомленной, дорогая София. Мы находимся при начале мира. Деметриу! - позвал он одного из рабочих. - Что здесь за углубление? Впадина?
София и в самом деле чувствовала удивительную бодрость. Она посмотрела на север, через троянскую равнину в направлении Дарданелл и Геллеспонта, а, повернувшись, увидела покрытые снегом вершины гор Иды. С другой стороны виднелась береговая линия, море и отдаленный остров Тенедос. Ей пришло в голову, что в природе есть только изогнутые линии, наподобие склонов холма, на котором она сейчас стоит, и что все существует в гармонии. Она понаблюдала за мужчинами и женщинами, которые, согнувшись, копали, - раскопки велись одновременно в нескольких местах, - и отметила ритмичность работы.
- Видишь ли, София, это как дитя, воскресшее из мертвых. Мое дитя! Оно вернулось к жизни спустя тридцать одно столетие. А вот приближается моя Немезида. Это наш турецкий надзиратель. Он чудовище. Доброе утро, Кадри-бей. - Оберманн быстро коснулся пальцами живота, груди и лба, одновременно поклонившись.
Надзиратель ответил ему тем же. Кадри-бей был одет в белый халат с расшитым кожаным поясом в характерном константинопольском стиле. - Видите, к нашей маленькой компании присоединилась фрау Оберманн.
Кадри-бей поклонился и вновь коснулся груди.
- Добро пожаловать. Это честь для нас. - Она заметила, что у него очень светлые глаза. - Это страна сокровищ, фрау Оберманн, как вы увидите.
- Нас не интересуют сокровища, Кадри-бей. Нас интересует история.
- Разумеется, герр Оберманн. Но дамы любят драгоценности.
- Я равнодушна к драгоценностям, - отозвалась София. На его поясе она заметила кривой кинжал.
- Могу я показать вашей жене нечто интересное?
- Разумеется.
Кадри-бей повел ее по плато, обходя телеги и тачки.
- У английских тачек, - сказал он, - железные колеса. Очень удобные. - Он поднял с земли кирку. - По-турецки она называется escharpa. Но я собирался показать вам другое. - Они подошли к невысокой стене, у которой двое рабочих на коленях счищали с находок землю короткими ножами. - Видите здесь кругом черепки? - Она кивнула, заметив кусочки обожженной глины и костей. - Античная керамика. Но здесь есть кое- что еще. - Он что-то шепнул одному из рабочих, и тот вытащил из кармана своего холщового жилета льняную тряпочку, в нее была завернута золотая проволока, как показалось Софии, со следами земли.
- Серьги, - сказал Кадри-бей. - В давние времена их носила дама. - Когда он говорил с Софией, глаза его блестели.
Она улыбнулась в ответ и, повернувшись, пошла через плато к мужу.
- Как тебе нравится наш турок? - спросил он.
- Я его совсем не знаю.
- Говорят, турки ненавидят христиан, но этот хуже всех. Безграничное самомнение. И полное отсутствие знаний. А я должен платить ему пятнадцать фунтов в месяц за удовольствие пребывать в его компании! Его послало сюда турецкое правительство шпионить за мной.
- Шпионить?
- Они не доверяют мне. Он приказывает рабочим отдавать находки ему, чтобы он переписал их, прежде чем передать мне. Турки считают, что я могу сделать так, что они бесследно исчезнут. - Он захохотал. - И, разумеется, они правы. Троя не принадлежит Турции. Троя принадлежит миру. Что он показывал тебе? - Софии не приходило в голову, что муж наблюдал за ней.
- Украшения, я думаю. Золотую проволоку.
- Эти мелкие вещицы приводят его в восторг. Торгаш. Мне надо поделиться с тобой тайной. Дело в том, что я совершил гораздо более важную находку. И спрятал от него. - К ним приближался Кадри-бей. - Я говорил, Кадри-бей, что у вас глаза орла.
- Возможно, они необходимы мне, герр Оберманн.
- Мои глаза не хуже. Еще до того, как мы стали рыть этот раскоп, я был уверен, что мы найдем следы изначальной Трои. Ты видела это вчера, София. Я знал, что здесь будут находки. А вы в этом сомневались, Кадри-бей. Воздевали руки к небу. Но я не обращал внимания.
- Вы неверующий, герр Оберманн.
- Напротив. Semper fidelis. Верен Трое! - Он обернулся к Софии. - Первые два дня мы работали кирками и лопатами, а в следующие два дня пришлось использовать корзины. Я сам наполнял их мусором и утаскивал от раскопа, настолько был уверен в своих догадках. Когда мы достигли глубины в тринадцать футов, пришлось сколотить трехгранную вышку и поднимать корзины на лебедке.
- Было очень жарко, - сказал Кадри-бей. - Слишком жарко для рабочих.
- Знаю. Я спускался вглубь. И дышать там было нечем из-за керосиновых ламп. Но я настаивал, чтобы мы продолжали. На такой глубине почва тверда, как камень, но мы копали. И что мы все же нашли, Кадри-бей?
- Несколько камней.
- Не просто камней. Это титанический труд. София, это были камни великого памятника. То немногое, что мы увидели, не оставляет у меня сомнений, что он был огромных размеров и выполнен с изумительным мастерством. В тот вечер мы выпили тридцать две с половиной бутылки греческого вина и зажарили двух баранов. Это был большой праздник, верно, Телемак?
К ним неслышно подошел Леонид.
- Я собираюсь в деревню за провизией, - сказал он. - С вашего разрешения, герр профессор, я думаю, может, вашей жене будет интересно посмотреть окрестности?
- Разумеется. Она будет рада. Правда, София?
- Я с удовольствием составлю вам компанию, Леонид. - Она чувствовала, что ему начинает нравиться ее общество. Он стал не таким суровым. - Если вы подождете, я возьму шляпу и зонтик.
- Шляпу! Тебе не нужна шляпа, София. Мы не в девятнадцатом веке. Мы в Трое.
- Я должна найти свою шляпу, Генрих.
Она смотрела на него и удивлялась собственной настойчивости.
- Ладно. Пусть так. Бери свою шляпу.
София подошла к телеге в приподнятом настроении, на голове ее красовалась шляпа.
- Давайте поедем не тем путем, что вчера, - сказала она Леониду. - Я хочу получше рассмотреть равнину.
Леонид дал указания кучеру, вчерашнему молодому парню, и они поехали по свежим лугам позади болот, где крестьянские ребятишки пасли овец и рогатый скот. Тут проходила дорога, которой пользовались деревенские жители.
- Мой муж не любит Кадри-бея, - сказала София.
- Кадри? Он неплохой человек. Кадри предан интересам своей страны, вот и все.
- А интересы моего мужа так сильно от них отличаются?
- Интересы вашего мужа… непостижимы. - Он рассмеялся. - Простите, фрау Оберманн. Мне не следовало так с вами разговаривать.
- О нет. Продолжайте. Я никому не расскажу.
Леонид посмотрел на нее, она сидела на скамейке очень прямо.
- У вашего мужа многообразные интересы. Когда мы впервые приехали сюда, он показал еще несколько стихов "Илиады", в которых Гомер описывает сокровищницу Приама. Вы говорили об этом фрагменте? - София покачала головой. - Сокровищница была сводчатой, с высокой крышей, из кедрового дерева, и в ней хранилось множество дивных драгоценностей. Ваш муж всерьез верит, что эта комната где-то под нашими ногами. Поэтому он так горит желанием копать. А что касается драгоценностей…
- Да?
- Думаю, он был бы рад увидеть их.
- И он не отдаст их Кадри-бею?
- Думаю, нет. - Он снова взглянул на нее. - Поймите меня правильно, фрау Оберманн. У профессора подлинная страсть к открытиям. Он ищет Трою, словно влюбленный. Он не покинет эти места, пока не разыщет древний город и не покажет его миру. В этом его жизнь. Он считает, что каждое слово Гомера истинно.
- Как вы сказали, он непостижим.
Она чуть было не сказала о находке, которую муж, по его собственному признанию, утаил, но решила не говорить. Они молча доехали до деревни Чиплак.
Деревня представляла собой всего-навсего два ряда крытых соломой домов по обе стороны утоптанной грунтовой дороги.
- Они живут так же, как их предки, - сказал Леонид. - Дома точно такие же. Видите? Цокольная часть служит хранилищем для припасов.
София видела, что нижние этажи без окон и дверей сделаны из нетесаного камня. Над ними этаж из глиняных кирпичей. Позади каждого дома двор или сад, окруженный глиняной оградой.
- Они строят дома из земли и глины, которая их окружает, - заметил Леонид. - По счастью, дожди здесь редки.
- Дома похожи на маленькие замки.
Они служат защитой от ветра.
- А что бывает, когда идет дождь?
О, это ужасно. Он приходит со стороны моря. Смывает крыши. Потом стены. Ничего не остается, кроме каменных фундаментов. Тогда они напоминают руины Гиссарлыка.
Они подъехали к краю деревни, где к столбу были привязаны два мула.
- Я сейчас зайду к женщине, у которой есть для нас хлеб и фрукты, - сказал Леонид.
Когда Леонид с кучером вернулись из маленького двора, неся мешки с продуктами, Софии нигде не было видно. Они несколько раз окликнули ее по имени. В конце концов появилась на узенькой тропке, отходившей от дороги.
- Я нашла холмик, похожий на могилу, - сказала она, - поросший травой и цветами. А рядом ручей и фиговое дерево. Очаровательно.
- Там, на поле? Это местная святыня. Один крестьянин нашел здесь - как это называется? - аммонит. Окаменелое морское ископаемое. Он свернут, как бараний рог, и жители деревни верят, что это останки какого-то мифического зверя. Они сочли его священным. Аммонит сейчас висит в доме этого крестьянина, в окружении колокольчиков. Затем по счастливой случайности рядом был найден родник. Поэтому они чтят это место.
- Равнину покрывало море?
- Конечно. Мы нашли буквально миллионы морских раковин только в Гиссарлыке. И я сказал профессору, что мы обнаружили Атлантиду.
В тот вечер, они ужинали все вместе: Лино и Кадри-бей, Леонид и супруги Оберманн. Разговор зашел о деревьях, упоминаемых Гомером.
- Оно называется phegos, - сказал Лино турецкому надзирателю. - Но кто знает, какое именно дерево имеется в виду?
- Наше здешнее дерево - дуб, мсье Лино.
- Но здесь еще множество буков. - Да.
- Это было высокое дерево, посвященное Зевсу. - Оберманн вряд ли прислушивался к тому, что они говорили. - На этом phegos Афина и Аполлон сидели, подобно ястребам, наслазвдаясь видом битвы. - Он отправил в рот большой кусок маринованного языка. - Разве это не волнующе? Именно поэтому я запретил рубить деревья.
- Гомер упоминает какое-то определенное дерево, профессор. - Леонид с момента приезда в Гиссарлык изучал "Илиаду" в русском переводе. - Оно росло у главных ворот города.
- Ja, jа. Да, разумеется, я знаю. Рядом с этим деревом Аполлон, укрывшись за облаком, воодушевлял Антенора. В тени этого дерева лежал раненый Сарпедон.
- Здесь у вас растет бук крупнолистый, - Лино снова обратился к Кадри-бею. - В моей стране растет бук обыкновенный. Он меньше.
- Что это значит? - Оберманн обратил внимание на тот конец стола. - Всему миру известно, что дерево у Гомера - дуб. Плиний подчеркивает это. Quercus. Дубы и в его время были известны долголетием. Этого вам недостаточно?
- Но ведь это мог быть и каштан, профессор. - Леониду нравилось, когда Оберманн восторгался или негодовал.
- Каштан? Какое отношение к этому имеет каштан?
Он упоминается. Только и всего.
- Упоминается? Упоминаться может что угодно. Это ничего не доказывает.
София тихонько вышла из-за стола. Они ужинали в дощатом бараке, который использовался как склад для найденных в Гиссарлыке древностей. Сюда же на ночь складывали кирки, деревянные лопаты и другие инструменты. Из вещей, которые еще не были изучены и снабжены ярлыками, она выбрала маленькую чашу, по ободку которой шла полоса клейм, потемневших и потерявших цвет от соприкосновения с землей.
Найдя среди инструментов маленький нож, София села на табуретку, чтобы очистить сосуд. Стали видны клейма по ободку: то ли крест, то ли колесо, трудно сказать. Может быть, сочетание креста и колеса? Софии казалось, что она дает чаше возможность заговорить. Она пролежала в земле тысячи лет, а сейчас снова вернулась на свет. Какая троянка в последний раз видела ее, в последний раз использовала для молока или меда? Должно быть, она держала ее в руках так, как сейчас София. Это соединило их, живую и давно умершую.
- У тебя есть интуиция, София. Я вижу это совершенно ясно. - Оберманн наблюдал за ней, когда она была погружена в свое занятие. - Как аккуратно ты пользуешься ножом! Моя жена уже археолог, господа. Ей не нужно образование. Так же, как и мне. Я стал археологом, когда решил найти дворец Одиссея. И, оказавшись на Итаке, нашел. Я поднялся на гору Аэтос и начал копать. Вот она, археология. Интуиция!
ГЛАВА ПЯТАЯ
По утрам в эту раннюю весеннюю пору было еще холодно. София, закутавшись в шаль, копала только что расчищенное место на южном склоне Гиссарлыка. Она руководила группой рабочих, которые, убирая землю и мусор, хором пели.
Они работали в этой части Гиссарлыка два дня, и Оберманн уже различал очертания храма или жилища. Он не видел ничего определенного, но и в этот раз повторил Софии свою любимую фразу: "Мое воображение меня не обманывает".
Она уже доказала, что умеет быстро и охотно обучаться. Оберманн научил ее, как методически вынимать землю, как определять точки излома в каждой траншее или яме, как распознавать и доставать важные находки, не повреждая их.
- Это не наука, - говорил он. - Это искусство.
Лино рассказал Софии, предметы какого периода можно найти в Трое, и объяснил, как различать их по форме и внешнему виду. Встречались двуручные амфоры, уникальные для этих мест, датируемые третьим веком до Рождества Христова, бронзовые сосуды шестого века до Рождества Христова, черная керамика восьмого века до Рождества Христова. Встречались пряслица и точильные камни десятого века до рождества Христова и терракотовые шарики и сосуды еще большей древности. Все это она запомнила.
София узнала и другое.
- Если ты найдешь что-то ценное, - сказал ей Оберманн, - нужно скрыть это от чужих глаз.
- Ценное, Генрих?
- Драгоценные металлы. Драгоценные камни. Здесь должно быть много золота. Но его нужно прятать от Кадри-бея. Я не хочу, чтобы слава Трои досталась Турции. Надо ли говорить тебе, куда должны отправиться эти вещи? В Афины. В твой родной город. - Он понизил голос, хотя их разговор никто не мог услышать. - Я договорился с твоим отцом. Он нашел для меня дом по соседству с вашим. Я использую его как склад. Раз в неделю рабочий-грек увозит отсюда в седельных сумках ценности. Затем плывет на пароходе в Афины, а там его встречает твой отец. Все очень просто и совершенно безопасно.
София была поражена. Пока Генрих ухаживал за ней, он вел переговоры с ее отцом о посторонних вещах.
На следующее утро Оберманн разбудил ее перед рассветом. В алькове, служившем кухней, он аккуратно приподнял три доски пола. Под досками стоял неглубокий деревянный ящик, наполовину заполненный чашами, подвесками и другими предметами из блестящего металла.
- Вот золотая фибула с пластинками из слоновой кости, - сказал он. - Возможно, ее носила сама Елена. Это крышка сосуда из электрума, вот серебряная ложка с большим омфалосом посередине. Любая из этих вещей бесценна, София! Ты ощущаешь присутствие Андромахи и Гекубы? Эти драгоценности они носили в своей крепкостенной Трое! - Он положил доски пола на место. - Пока я не могу объявить об этом открытии. Не раньше, чем мы навсегда покинем Турцию. Но я сделал пометки, ще и когда они найдены. Я стал одним из этих Schematiker. Я стал немцем! Я был методичен. Знаешь, София, слово "метод" произошло из греческого. Meta hodos. "Способ действия". Вот способ, который я выбрал.
София привязала к ногам куски брезента и могла теперь вставать на колени на землю.
Сначала она подумала, что наткнулась на стену, но, по мере того как она убирала грунт, прилипший к неровной поверхности стены, выяснилось, что камень уходил вниз. Она покрылась потом и на какое-то время подставила лицо прохладному ветру, дувшему с Геллеспонта. Одежда мешала работать, дыхание сбивалось, а пальцы болели от упорного копания. Но ее радовало то, что она была частью работы в Трое, частью пения рабочих.
Этим утром один из рабочих протянул ей небольшую чашу с орнаментом из зигзагообразных линий, прекрасно сохранившуюся в земле. Муж предупреждал ее, что рабочие иногда собственноручно выцарапывают ножами линии на найденных предметах, чтобы повысить их ценность. Оберманн однажды застал турецкого рабочего-поденщика за тем, что тот подделывал узор на блюде, нанося солнечный диск с лучами, но был так доволен "дополнением", что включил блюдо в каталог. София ужаснулась двойному жульничеству, но муж расхохотался.
- Ты не понимаешь морали этой истории, София. Этот человек случайно в точности повторил символ, который использовали троянские гончары! Просто чудо. На мой взгляд, сам гений Трои действовал через него. Эту вещь следует сохранить для грядущих поколений, даже если тайну будем знать только мы с тобой. Разумеется, я оштрафовал его. Чтобы было неповадно.
Так постепенно она осваивалась с археологией Оберманна.
Небольшая чаша показалась Софии подлинной, и она дала турецкому рабочему за нее десять пиастров.
Ее собственная работа двигалась медленно, пока она не заметила, что камень идет вниз, а затем снова продолжается горизонтально. Она подозвала нескольких человек и попросила лопатами расчистить место. Не прошло и часа, как они раскрыли три каменные ступени.
- Генрих! Здесь лестница! - Стоя рядом с траншеей, она позвала мужа. - Генрих! Сюда!
Оберманн, стоявший в неглубокой яме неподалеку, немедленно направился к ней.
- Видишь? - спросила его София. - Ступени.
- Именно. - Он спустился в траншею и осмотрел камень вблизи. - Чудесно, София. Как только я вижу появляющиеся из земли ступеньки, я испытываю странное ощущение. Я будто воспаряю. Восторг! Это троянские ступени! - Он встал на ступеньку и потопал каблуками по ее выщербленной поверхности. - Нам нужно копать глубже. Все время.
Оберманн направил восемьдесят мужчин копать рядом с лестницей, и к вечеру они частично раскрыли большое здание, которое, к явному удовольствию Оберманна, когда-то уничтожил ужасный пожар. Внутри помещение было заполнено черной, красной и желтой древесной золой и обуглившимися остатками множества предметов.
Софии удалось обнаружить неизвестную ранее часть города.