Скоро они собрались в вигваме для выбора вождя. У всех, кроме Дуди, были хиленькие ивовые луки со стрелами, которые они сложили в кучку посреди вигвама, а сами расселись вокруг. Перед таким важным делом индейцы всегда курят трубку мира. У Спири дома было несколько старых дедовских трубок, и он мог бы запросто утащить одну из них. Но Спиря не знал ничего об индейских церемониях и поэтому просто сидел, слегка благоговея от величия момента: он первый раз участвовал в выборе вождя. Алешка, более начитанный и сведущий в вопросах североамериканских этнических традиций, вытащил из кармана несколько палочек от веника. Они с Пашкой, за неимением решительности и денег на сигареты, тайком от взрослых покуривали веник, который стоял за трубой отопления в туалете у Алешки дома. Веник был сделан из каких-то толстых травяных стеблей с дырочкой в серединке и отлично курился.
- Это трубка мира, - объяснил Алешка собравшимся воинам. - Нужно покурить сначала, а потом уже вождя выбирать.
Все молча согласились. Лица собравшихся выражали уважительное одобрение древнему ритуалу. Алешка подпалил вениковый стебель спичкой и пару раз пыхнул дымом с запахом жженой бумаги. Передал веник мира направо. Курить взатяг никто, кроме Спири, еще не умел. Каждый подымил немного, как мог, после чего окурок веника выбросили наружу через щель между бочками. Повисло молчание, так как выбирать вождей прежде тоже никому не приходилось.
- Нам нужно выбрать кого-то, кто будет всеми командовать, - объяснил Алешка.
- Командира? - спросил Спиря.
- Вроде как, - согласился Алешка.
- Я хочу! Я! Давайте я буду командиром! - сразу загалдели наперебой воины, подпрыгивая от нетерпения на картонных ковриках.
Алешка растерялся. Он почему-то совсем не думал, что власть над племенем покажется его друзьям столь притягательной.
- Давайте кинем жребий, - предложил рассудительный Пашка. - Как раз и спички есть. Кто вытянет короткую - тот вождь. Честно.
- А если вытянет Дуди? - спросил толстый Дима.
- Ну, тогда перетянем… - сказал Пашка
- А если Дуди второй раз вытянет? - снова спросил толстый Дима.
Дуди сидел и таращил большие блестящие глаза.
- Так не бывает, - сказал Пашка.
- Все равно так уже нечестно получится, - сказал Дима. - Спички - это нечестный способ.
- Дуди - шаман, - собравшись с мыслями, вступил в спор Алешка. - Шаманы не бывают вождями племени. Разве может дурачок быть вождем? Он даже говорить не может.
- А почему он не может говорить? - спросил толстый Дима.
- Русского языка не знает, - ответил Алешка.
- А как же он тогда понимает? - спросил пытливый толстый индеец и скомандовал: - Дуди, закрой глаза, открой рот!
Шаман племени послушно зажмурился и разинул рот так широко, как только мог.
- Он знает русский язык, - заключил толстый Дима и добавил несколько слов на якутском.
Шаман не реагировал, сидел с распахнутым ртом и так старательно жмурился, что даже немного дрожал.
- Вот видите, а якутского он не знает, - сказал толстый Дима.
- Дуди не может быть вождем! - поморщился недовольно Алешка. - И спички тут ни при чем! И язык тоже! Какая разница, почему он не говорит, вождь должен говорить, давать распоряжения…
- А что еще должен делать вождь? - спросил спокойный Спиря.
- Действительно, непонятно, - сообщил из дальнего угла вигвама индеец Коля.
Он этим летом был переведен в третий класс и тоже читал Фенимора Купера, но не мог припомнить там ни одной сцены выбора вождя. Все вожди у Фенимора Купера были уже назначены - раз и навсегда.
- Вождь - это главный человек в племени, - начал импровизировать вслух Алешка, стараясь говорить уверенным, бодрым тоном. - Он отвечает за все племя. Если индейцы пошли на охоту, а в это время начался дождь - виноват вождь, потому что не предупредил о дожде. Если охотились и ничего не добыли - виноват вождь, потому что не научил охотиться. Если кто-то сломал ногу или кого-то убили враги - виноват вождь…
- А вождь может выбрать себе самый лучший лук? - перебил его Коля.
- Нет, - помотал головой Алешка. - Вождь не может брать чужое.
- А если мы будем пить сгущенку, вождь имеет право пить первым и сколько захочет? - спросил Дима.
- Нет! - возмутился Алешка. - Вождь вообще должен пить сгущенку последним! Если он хороший вождь - ему оставят много сгущенки, а если не оставят - значит, он плохой вождь.
- А если мы выберем вождя, а кто-то не согласится? - задумчиво спросил Дима.
- Если его выбрали все, он не имеет права отказаться, - однозначно сформулировал Алешка суть выборов главного индейца.
- Я говорю: если кто-то другой не согласится, что выбрали именно этого вождя, - продолжал настаивать Дима, невозмутимо глядя темными щелочками глаз над толстыми румяными щеками.
- А… - понял Алешка, - согласиться должны все! Все ведь обязаны слушаться вождя и делать, как он скажет.
- Вождь всегда во всем виноват, сгущенку пьет последним и обязан думать за все племя? - спросил ехидно Пашка.
- Да! - радостно кивнул Алешка.
Наконец-то его поняли.
- И он не может взять себе лучший лук и не может отказаться, если выбрали вождем? - спросил снова Пашка.
- Да! - опять кивнул Алешка.
Он думал, что теперь, когда власть над племенем дает мало преимуществ, можно будет наконец спокойно приступить к обсуждению кандидатур.
- Тогда я предлагаю, чтобы вождем был ты!!! - радостно рявкнул Пашка и подпрыгнул от удовольствия. - Кто за?!! Поднимите руки!
Руки потянулись к дощатому потолку вигвама.
- А… - сказал растерянно Алешка, - я не…
- Дуди! Подними руку! - крикнул Пашка.
Дуди судорожно схлопнул уставшие челюсти, открыл глаза, посмотрел на окружающих радостным взором и поднял чумазую ладошку над головой.
- Тебя все выбрали, - сказал Пашка, давясь хихиканьем. - Ты наш вождь! Ты не имеешь права пить сгущенку первым и не можешь отказаться быть вождем!
- Хорошо! - принял вызов Алешка. - А вы все должны меня слушаться!
- Будем! Будем слушаться… - пробормотал Пашка, вытаскивая из кармана курточки банку сгущенки. - Будем… Будем…
Лица индейцев выражали согласие с происходящим. Теперь они были настоящим племенем - у них был вождь.
Впрочем, сгущенки вождю они оставили вполне достаточно. Дуди ведь все равно не пил.
7
Под руководством вождя предстояло наконец начать делать что-нибудь целенаправленное и героическое. До этого все занятия племени ограничивались поеданием зассыхи и болотных трав, стрельбой из лука по нарисованной мишени и распитием сгущенного молока, которое они таскали из дома или воровали в магазине. Эти приятные вещи, конечно, могли продолжаться бесконечно, но индейцу нужно совершать подвиги. Разве кто-нибудь видел в кино, чтобы индейцы не совершали подвигов? В этом плане индейцы даже превосходят военных. Потому что встречаются фильмы, в которых военные вообще ничего не совершают, а только ходят и разговаривают. А уж если на экране появился индеец, то он, не успев сказать и пару слов, сразу приступает к свершениям. Такова индейская природа, что тут поделаешь…
И конечно, первым героическим мероприятием, которое запланировал Алешка, был поход. Вообще, в их поселке среди семейных людей летом было принято ходить "в походы". Для этого были нужны: маринованная с луком оленина в трехлитровой банке с капроновой крышкой, водка, немного картошки, спички и резиновые сапоги. Большинство семей уходили от поселка в тундру на несколько сотен метров, усаживались где посуше, разводили костер, жарили шашлыки и выпивали. Некоторые, самые молодые и активные, ходили "в поход на сопку". То есть брали все вышеперечисленное и занимались тем же самым на сотню метров выше по склону. Такие "походы" ввиду их принципиальной негероичности даже не рассматривались индейцами.
В поход решено было отправиться "через Депутатку".
Депутатка - это была река. Ее название казалось настолько привычным, что никто не задавался вопросом, откуда оно взялось. Также их не интересовали ни происхождение, ни внешний вид этой реки. Она пахла ржавым канализационным люком и несла свои неглубокие и непрозрачные рыже-коричневые воды откуда-то из-за поселка, протекала через местную промышленную свалку и куда-то утекала. Неважно - куда. Взрослые говорили, что когда-то в ней водилась рыба, но потом на реке поставили "приборы", чтобы делать золото. И вода испортилась. Подходить к реке, переходить через нее, смотреть на нее, дышать рядом с ней - категорически запрещалось всем детям поселка.
Сбор был назначен утром в вигваме. Каждому было велено взять с собой что-нибудь съедобное, потому что поход обещал быть долгим и опасным.
- А зачем мы туда идем? - спросили индейцы вождя.
- Не знаю, - глубокомысленно ответил Алешка. - Какой интерес идти, если знаешь, зачем идешь! Вот мы пойдем и что-нибудь найдем. В этом самое интересное.
Запасенный провиант отличался разнообразием. Сам Алешка трезвомысляще взял из дома полбуханки белого хлеба, Пашка - привычную банку сгущенки, толстый Дима - ломоть копченой колбасы, Коля - горсть клубничных карамелек, а Спиря - почему-то разрезанный пополам свежий огурец.
- Почему он разрезан? - спросили Спирю
- В карман не влезал, - объяснил он.
Дуди принес банку маринованных кальмаров.
На краю поселка они встретили Капусту. Это был Алешкин одноклассник - смешной неопрятный мальчишка, с вечно сопливым носом и назойливым характером. Он был противным, и никто не хотел с ним дружить.
- Вы куда? - спросил Капуста толпу индейцев, томясь бездельем и одиночеством.
- Никуда, - гордо ответили ему индейцы. - И тебя не возьмем.
Оставив за спиной заинтригованного Капусту, они пересекли главную и единственную здесь транспортную артерию - широкую пыльную грунтовку - и углубились в зеленую тундру. Они шли по направлению к гряде высоких мрачных сопок на краю долины, где текла вонючая Депутатка. По пути некоторые пытались собирать ягоды и гуськин лук, но это настолько замедляло движение группы, что разозлившийся вождь запретил вообще что-либо есть. Члены племени повиновались, и только один Пашка срывал попадающиеся по пути ягодки и клал в карман.
На полпути от поселка до Депутатки располагалась местная достопримечательность, о которой взрослые давно забыли, потому что это был всего лишь желтый металлический квадрат площадью с пару письменных столов. Он слегка торчал своей крашеной плоскостью из спокойной болотной лужи.
- О-о-о… - привычно выдохнули индейцы, увидев снова его желтый блеск. - Это бульдозер…
Это и правда был бульдозер, утопленный здесь неизвестно когда безалаберным трактористом. Из болотца торчала только крыша кабины. Приходя сюда, мальчишки каждый раз спорили до хрипоты - успел ли выскочить тракторист из провалившейся в зыбкую почву машины или так и сидит до сих пор за ржавеющими рычагами. Алешка думал, что сидит. Ему нравился трагизм этой картины.
Слегка поспорив и в очередной раз не обнаружив желающих прыгнуть с кочки на желтый остов механического утопленника, они побрели дальше.
Постепенно ягодные поросли и холодные болотца стали редеть и мельчать. Под ногами захрустели камни. Скоро вся тундра осталась у них за спинами, а впереди раскинулся марсианско-апокалипсический пейзаж. Желто-рыжие дюны бугрились во все стороны до самой горной гряды. Из песка между хилыми кустиками травы торчали осколки камней, куски бетона, кривые стебли ржавой арматуры, стекло, гнилые деревяшки, разбитые и неразбитые старые телевизоры, дырявые сапоги и автомобильные покрышки. Индейцы шли между песчаными откосами, и мусора вокруг становилось все больше. Он начинал громоздиться кучами, наслаиваться, сверкать на солнце и поражать воображение. Они проходили рядом с горой ржавых двутавровых балок, каждая из которых была шириной в лестничный марш и длиной с грузовик. Потом были штабеля растрескавшегося шифера высотой в три человеческих роста. Сверлильные и токарные станки стояли в два слоя, друг на друге, широкой квадратной поляной, уходя шеренгами в склон ржавой дюны. Бока их чугунных станин матово блестели из-под лоскутов зеленой краски. Ящики и контейнеры, скрывавшие в себе непонятные, пахнущие ржавчиной и смазкой, забытые механизмы. Кучи гниющей спецодежды. Рулоны драного брезента. Залежи пустых солидоловых бочек и стада рыжих от старости автомобильных скелетов… Промышленная свалка в этих местах была великолепна тем, что никому и в голову не приходило увозить куда-то мусор, сжигать его или закапывать. Невозможно вывезти из тундрового поселка для переплавки железный лом, который когда-то был станками, приборами, машинами. Некуда девать списанные по браку стройматериалы, отслужившие свой срок белазные шины, противогазы, шахтерские каски и уличные фонари. Все остается здесь. Гнилая река Депутатка, разливаясь весной, заносит это кладбище научно-технической революции слоями кислотно-желтого ила, но оно продолжает расти - вверх и вширь, легко побеждая слабую и больную северную природу.
Индейцы постояли немного у похожего на китовую тушу вертолетного остова в привычных оранжево-синих северных пятнах. Усталые лопасти свисали широкими гнутыми щупальцами со лба мертвого чудища. Пустая кабина чуть свистела на ветру дырявыми окнами. Алешка помнил этот вертолет. Тогда он сам был еще маленький, и родители, отправившись в "поход на сопку", несли его на руках. С ними шли еще несколько семей. Они остановились и развели костер для шашлыков на широком уступе, высоко взойдя по крутому склону.
- Смотри, Алеша, вертолет, - показал ему рукой кто-то из взрослых, и Алешка посмотрел.
Далеко, за несколько вершин от них, через горный хребет перелетела оранжевым шершнем тяжелая машина. Она почему-то начала снижаться вдоль обрывистого горного склона, медленно, как будто в поисках чего-то или кого-то. А потом ветер качнул ее мягко, и она задела стрекозиным хвостом каменную стену. Вертолет плавно скользнул вниз. Секунды две он летел вдоль склона, чиркнул железным пузом по камням и закувыркался, разбрасывая вокруг себя деревца и куски железа. Было очень тихо - звук не доходил так далеко. Сочувственно покачав головами, взрослые вернулись к шашлыкам. Намного позже Алешка узнал, что один пилот выжил, хотя и сломал позвоночник, а другого вместе с креслом вырвало из кабины, и он умер от этого. В кабине до сих пор стояло одно кресло. Обрезанные концы привязных ремней распушились и выцвели на солнце.
Передохнув, индейцы принялись за поиски. Никто из них не давал себе отчета в том, что именно они ищут. Им нужно было что-то интересное. И так был устроен мир и сами они, что интересным считалось лишь то, что может гореть, взрываться, издавать страшные звуки, обжигать прикосновением или просто жутко выглядеть. Первой их находкой оказался Капуста. Он провалился ногой в илистое дно ядовито-оранжевой лужи, не мог вытащить сапог, увязал все глубже и потому издавал страшные для самого себя звуки.
- Помогите! - орал он, вылупив в глубокое синее небо пустые от страха серые глаза. - Кто-нибудь! Помогите! Я умираю!
Индейцы, идя на звук, преодолели две песчано-гравийных дюны с вросшими в них гигантскими шахтовыми механизмами и спустились к ржавой луже. Вытащив Капусту из грязи, они бросили ему перемазанный оранжевым илом сапог и спросили:
- Ты зачем сюда пришел?
Капуста, хлюпая носом, сидел на песке и обувался. Его белокурые волосы трепал ветерок, а по лицу текли слезы и сопли.
- Я хотел пойти с вами… Что это за место? Мы так далеко от дома… Мне мама не разрешает… А если мы не найдем дороги назад? - голос его срывался на плач.
- Если тебе мама не разрешает, так чего ты за нами пошел? - спросил Алешка еще раз, злым голосом.
- А вам разрешает? - спросил Капуста.
- Нет, - сказал Алешка. - И нам не разрешает… Ладно, раз пришел, держись рядом. Но запомни - ты не с нами!
Капуста вытер сопли и покивал головой.
- Что-нибудь интересное видел? - спросил Пашка.
- Да! - обрадовался Капуста тому, что может помочь индейцам. - Тут шины. Очень много, такая гора! Как пятиэтажка! Недалеко!
- Что-то мы не видели гору из шин… - подозрительно пробормотал Алешка.
- А она в яме! - Капуста стоял перед ними в одном зеленом сапоге и одном оранжевом. - Пойдемте, я покажу!
Племя вытянулось в цепочку через дюны за непрошеным проводником.
Гора автомобильных шин и правда впечатляла. Она располагалась в складке местности - глубоком и широком овраге, по дну которого тек слабенький ручеек. С одного из откосов оврага когда-то начали сбрасывать старые автомобильные покрышки. Они падали вниз, образовав со временем гигантскую кучу: огромные белазовские, напоминавшие грубым четким рельефом шкуру дракона, помельче - от КрАЗов и КамАЗов, легкомысленные уазиковские бублики. Теперь они лежали друг на друге во всю высоту оврага, как стена пятиэтажного дома, а в ширину основание черной кольчатой пирамиды было с половину школьного двора. Индейцы стояли у подножия резиновой горы, задрав благоговейно головы.
- Вот бы ее поджечь… - прошептал кто-то из них.
Алешка представил огненный факел, заметный из любой точки долины.
- Нет, - сказал он твердо. - Всю поджигать не будем.
Они натаскали маленьких легких шин в лежавшее отдельно от горы колесо самого мелкого из БелАЗов, прозванного в народе "Жигули". Туда же кидали сухие доски и большие куски мутного полиэтилена, который лохматился на ветру по высоким склонам оврага. Пашка достал спички и поджег полиэтилен сразу в нескольких местах. Медленно разгоралось.
При взгляде на огонь всем сразу захотелось есть. Нашли доску почище, положили ее на два камня, разложили припасы. Коля нарезал хлеб и колбасу перочинным ножиком, потом, неловко взрезая жесть, открыл Дудиных кальмаров. Съели все за минуту. Алешке оставили две карамельки и бутерброд в виде кусочка хлеба с кружком лоснящейся колбасы и мокрым ломтиком морского головоногого. Алешка ощущал, что не вполне доволен ролью вождя.
Тем временем костер набирал силу. Сначала в него бросали маленькие кусочки шифера, который взрывался с веселыми хлопушечными щелчками. Потом Пашка достал из кармана два охотничьих патрона.
- О-о-о! - загудели индейцы одобрительно, рассматривая их красные пластмассовые цилиндры. - А там что, пули?
- Там дробь, - солидно объяснил Пашка. - Утиная дробь.
Он кинул патроны в огонь, и мальчишки бросились в глубь оврага. Толстый Дима тащил за шиворот ничего не понимающего, хохочущего от радости Дуди. Ноги малыша в резиновых сапожках оставляли в песке две мелкие прерывистые борозды. Все спрятались за большое колесо от трактора К-700, косо торчавшее из грунта. Патроны хлопнули один за другим. Над костром взлетели черные клочки.
- Ищите дихлофосы! - велел Алешка.
Скоро у его ног сложили три баллона. Два из них действительно были из-под дихлофоса: по их пыльным бокам ползли нарисованные тараканы и клопы. Один баллон был раза в три поменьше и содержал на поверхности непонятный текст с восклицательными знаками: он в отличие от дихлофосов заканчивался не пимпочкой распылителя, а двумя обрезиненными короткими проволочками. Алешка раздал баллоны. Индейцы трясли ими возле уха, стараясь понять, осталась ли еще в алюминиевом цилиндре горючая жидкость, держит ли он давление.
- Подбегаем по очереди и бросаем, - скомандовал вождь. - Пашка, пошел!