- Отец веником вздул, - пробормотал Сашка. - А ты что там? На доски смотришь?
- Ага, - говорю. - Меня сюда отец поставил. На весь вечер.
Сашка только присвистнул:
- Мне лучше.
На следующий день к нам с Сашкой, как к отстающим, прикрепили Ленку Покровскую, отличницу. Сразу после уроков Ленка устроила нам дополнительные занятия.
- Сядьте за парту, и слушайте внимательно, - строго произнесла она - точь-в-точь как Ирина Николаевна. - Очень хорошо, что вы придумываете задачки. Но ваши задачки все глупые. Арифметика учит считать, а в ваших задачках нет счета. Вы думаете, они смешные, да? И нет вовсе. Они глупые, вот какие! И у них нет одного ответа. Каждый может ответить, как ему вздумается.
- Дурочка ты Ленка! Нет ответа! - поморщился Сашка. - В моей задачке каждому ясно, что лучше всего вывихнуть ногу. Сразу получишь самострел.
Ленка оторопело заморгала глазами, потом взглянула на меня.
- А ты, чем хотел бы заболеть в его задачке?
- Чтоб болел живот от огурцов. Пугач лучше самострела.
- Вот, - обрадовалась Ленка, и повернулась к Сашке. - Вот видишь, он выбрал бы пугач.
- Ты что, спятил? - накинулся Сашка на меня. - Самострел же лучше!
- Вот еще! - хмыкнул я. - Лежать неделю с больной ногой. Не-ет! Пугач лучше. Стрела улетит, и все. А пробок везде полно.
- Не спорьте, - улыбнулась Ленка. - Давайте лучше вместе придумаем задачку. Со счетом и с одним ответом.
- Про что? - оживился Сашка.
- Про что хотите.
- Может, про море? - ввернул я. - Про море лучше всего. Корабль тонет, и все спасаются.
- Точно, - кивнул Сашка. - Десять человек сели в лодку, а остальные взяли спасательные круги. Сколько спаслось, и сколько утонуло?
- Нет, нет, - Ленка замахала рукой. - Никто не утонул, все спаслись. Десять человек сели в одну лодку, десять в другую, а остальные взяли круги. Сколько было людей на пароходе, если кругов было…
- Семь! - подсказал я.
- Да, семь, - согласилась Ленка.
- Десять, десять, да еще семь, - Сашка закатил глаза к потолку и выдохнул: - Двадцать семь.
- Правильно! - возликовала Ленка. - Замечательная задачка.
- Завтра весь класс ахнет! - вскочил Сашка.
А я уже представил, как наши двойки сами собой исправляются на пятерки.
Бедный Тургенев!
Что мы с Сашкой не любили по-настоящему, так это диктанты. Особенно на предложения, где много запятых. Из-за этих проклятых запятых мы с Сашкой постоянно получали двойки. У меня запятых всегда штук пять не хватало, а у Сашки было слишком много, почти после каждого слова - просто целый полк жирных таких запятых. Однажды перед диктантом Сашка храбро объявил мне:
- Сегодня весь наш ряд получит пятерки.
Он подвел меня к первой парте, за которой сидела Ленка Покровская - отличница; от нее тянулась нитка по всему ряду парт.
- Понял? - загадочно усмехнулся мой друг.
- Что понял? - спросил я.
- Эх ты, голова! Ленка будет дергать за нитку, когда ставить запятую, понял?
- Здорово! - удивился я. - Сам придумал?
- А кто ж еще! - заважничал Сашка. - Я и не то могу.
И это было правдой - Сашка слыл первоклассным выдумщиком.
Прозвенел звонок, в класс вошла Ирина Николаевна и объявила:
- Сегодня пишем диктант. Отрывок из рассказа Тургенева "Воробей".
Урок начался. Ленка Покровская намотала нитку на палец левой руки, а правой приготовилась писать. Сашка тоже левой рукой взял нитку, а правой ручку. Ирина Николаевна начала диктовать.
Как Сашка и говорил, после слова, где надо ставить запятую, Ленка дернула за нитку. Сашка вывел крючок и дернул Кольке Зайцеву, который сидел за ним. Колька поставил запятую и дернул Гальке Котельниковой. Галька поставила знак препинания и подала сигнал дальше. Так они и писали диктант.
На другой день весь Сашкин ряд, кроме Ленки Покровской, получил двойки. Вот как ребята написали одно и то же предложение.
Ленка Покровская: "Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой".
Сашка: "Моя собака медленно приближалась к нему как, вдруг сорвавшись с, близкого дерева старый черногрудый, воробей камнем упал перед самой ее мордой".
Колька Зайцев: "Моя собака медленно приближалась к нему как вдруг сорвавшись с близкого, дерева старый черногрудый воробей камнем, упал перед самой, ее мордой".
Толька Жижин, который сидел на последней парте: "Моя собака медленно приближалась к нему как вдруг сорвавшись с близкого дерева старый черногрудый воробей камнем, упал перед, самой ее, мордой".
Бедный Тургенев! Что вы с ним сделали! - сказала Ирина Николаевна, зачитав вслух диктант Тольки.
Вопросы
Последнюю парту, на которой сидел Толька Жижин, одни называли "Камчаткой", другие - "ослиной". И не зря.
Толька Жижин занимался борьбой и не упускал случая продемонстрировать "приемчики": то и дело нас валил, ломал, душил. Правда, и к себе был суров: постоянно поднимал тяжести, отжимался от пола, бил себя палкой, чтобы сделать тело "нечувствительным к боли". И все время старался подчеркнуть свои выгодные качества: подходил и протягивал руку с сжатым кулаком.
- Потрогай мышцы!
Мышцы у него действительно были, как поленья.
Одно время Толька корчил из себя всезнающего ученого. При встрече всем задавал сложные вопросы:
- Знаешь, почему одна лягушка ловит комаров, а другая сидит под лопухом и попусту тратит время?
Спросит, засунет руки в карманы и едко ухмыльнется - видали, мол, какой я умный, все знаю.
Как-то этот умник с неделю изводил нас с Сашкой вопросами. В первый день подошел, принял вызывающую позу и ухмыльнулся.
- Ну, почему светятся светляки, знаете?
- Почему? - спросили мы.
- Вот то-то и оно, почему? - Толька прищурился, щелкнул языком. - Я-то знаю. Это вы скажите, - и снова загадочно ухмыльнулся.
Мы с Сашкой стали мучительно думать, ломать голову.
- Эх вы! Ничего не знаете! - бросил Толька и ушел, размахивая руками.
Мы побежали в школьную библиотеку, перекопали кучу книг, узнали про светящиеся пигменты на брюшке светляка и на следующий день все выложили Тольке.
Он выслушал, кивнул.
- Правильно. Ну, хорошо. А куда они улетают на зиму?
Мы с Сашкой понурили головы, совсем ошарашенные. А Толька довольный ушел, размахивая руками и насвистывая.
Мы снова помчали в библиотеку. Снова сообщили Тольке все, что вычитали. А он выслушал и - бах! Еще отчебучил пару вопросиков.
Так продолжалось несколько дней. Мы с Сашкой уже стали думать: "Какой же умный Толька! Столько знает о животных!". А тут еще услышали - он задает вопросы не только нам, но и другим ребятам. В общем, мы зауважали Тольку, в наших глазах он уже выглядел ученым. И вдруг все раскрылось.
Толька при всех задал вопрос Ленке Покровской.
- Знаешь, почему гремучая змея называется гремучей?
- Знаю, - улыбнулась Ленка. - Потому, что у нее на хвосте растут кольца, которые гремят, как погремушки.
Толька раскрыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но Ленка опередили его:
- А вот ты скажи. Кто может полгода не есть?
- Верблюд! - твердо заявил Толька.
- И нет! - Ленка тряхнула головой. - Паук!.. А кто видит, что впереди, сбоку, сверху, снизу и сзади?
- Сова!
- Нет. Стрекоза!.. Почитай книжки. Ты хитрый. Задаешь вопросы, чтобы тебе все узнавали. Чем заниматься своей дурацкой борьбой, лучше почитай книжки.
Толька покраснел и сразу из ученого превратился в круглого недоучку.
Дни на веревке
За окном была весна. По всему городу текли ослепительные ручьи, в оврагах бушевали водопады, и первые смельчаки гуляли без пальто. А мой друг Юрка лежал в больнице.
Уже запах талого снега сменился на запах сохнущей земли. Уже почки набухли и светились, как лампочки, уже от асфальта шел пар, и все тише бормотали задыхающиеся водопады, и облака становились высокими и неподвижными. А Юрка все лежал в больнице.
Уже солнце вовсю проказничало - раскидывало сверху стрелы; уже листвой покрылись метелки берез и в скворечнях галдели желторотые. А Юрка все лежал в больнице. Мой близкий друг Юрка лежал с тяжелой простудой. Он каждую весну простужался - такой был болезненный.
"Наверно, ему там скучно, - думал я. - Наверно, хочет со мной поболтать, сразиться в шашки… Но мне все некогда к нему зайти. Много дел; то одно, то другое".
Из нашего класса к Юрке ходила только Ольга Петрова, скучная, невзрачная тихоня; она вечно о чем-то грустила, вздыхала; если и заводила разговор - только о музыке и стихах - корчила из себя принцессу. Но я-то видел коварство этой тихони. Она прекрасно знала, что мы с Юркой неразлучные друзья, и навещала его мне назло. Я твердо знал, что нравлюсь ей и она завидует нашей с Юркой дружбе, ревнует к нему. Однажды сидим на уроке, а она пялит на меня глаза. Мне, конечно, приятно, но все же не очень. Что подумают ребята? Я дружу с девчонкой! Этого мне еще не хватало!.. Я смотрю на нее с усмешкой и отворачиваюсь. Вообще в тот день она была какая-то странная. На перемене подходит и тихо произносит:
- Мне надо тебе что-то сказать.
- Ну, говори! - Я засовываю руки в карманы, приготавливаюсь слушать.
- Не сейчас, - говорит. - После уроков.
До конца занятий у меня прекрасное настроение, даже напеваю тихонько. "Все, - думаю. - Не выдержала. Решила признаться, что от меня без ума".
Вышли мы с ней из школы, а она молчит. Прошли всю улицу - все молчит. Мне надоело ждать, и я спрашиваю:
- Ну, так что ты хотела сказать?
- Ты гадкий эгоист, - вдруг выпалила она. - Я все думала, ты догадаешься сходить к Юре в больницу? Но до тебя разве дойдет?! Ты бесчувственный, даже деревянный. И почему только он с тобой дружит?! - махнула рукой и ушла. Вот так и ошарашила меня - прямо заклеймила позором. Да еще оскорбила. Мое настроение резко испортилось.
На следующий день я отложил все дела и пошел к Юрке.
Его кровать стояла перед окном; он сидел и что-то рисовал; худой, бледный и взгляд какой-то туманный. Увидев меня, отложил рисунок.
- Что так долго не приходил?
- Дела, Юрка. Полно всяких дел.
- Какие дела?
- Разные. Очень много разных дел. Просто тьма.
- А я вот скучал, скучал. Потом Ольга Петрова краски принесла. Стал рисовать. Каждый день по рисунку. Весну за окном рисовал, - Юрка показал в угол. Там, на бечевке висели прикрепленные зажимками акварели. На самой первой - еще зима, на последней - уже почти лето.
- А почему на веревке? - спросил я.
- Сохнуть повесил, да так и не снял. А теперь, вроде, выставка.
В палату вошла Юркина мать с букетом каких-то мелких цветов и разными сладостями в сумке-сетке. Кивнула мне, расцеловала Юрку в обе щеки.
- Весна - лучший доктор, - сказала. - От всех болезней вылечит.
В двери появилась Ольга Петрова; поздоровалась и протянула Юрке шоколад. Сразу за Ольгой шумно вошел доктор.
- Ну-с, как наше самочувствие? - обратился к Юрке и улыбнулся; распахнул форточку и в палату ворвался теплый воздух с гомоном птиц и голосами прохожих. Доктор пощупал Юркин пульс.
- Ну вот, все в порядке. Скоро будем выписываться. Видишь, и друзья стали к тебе наведываться, - он подмигнул Юрке. - Я всегда говорил: лучший способ узнать, есть ли у тебя настоящие друзья - немного заболеть. Как бы понарошку. Правда, здесь есть опасность - можно разболеться всерьез. А чтобы этого не случилось, не мешает принимать солнечно-воздушные и прохладно-водяные ванны. Одним словом - закаляться.
Юрку выписали из больницы другим человеком. Совершенно другим. Не внешне; внешне он быстро вошел в форму - начал принимать "ванны" и набрал вес, даже стал здоровее, чем прежде. Он изменился в отношении к ребятам. Теперь он никого не называл другом - только приятелем. Даже меня, своего давнего закадычного друга. Стоило мне заикнуться, что мы с ним "друзья до гроба", как он поправлял: "Приятели. И не до гроба, а до следующей весны". Теперь он дружил с Ольгой Петровой. Случалось, ребята подшучивали над ним, отпускали колкости в его адрес, но он не обижался. Даже наоборот - выставлял напоказ свою дружбу с девчонкой, и гордился этой самой дружбой.
Печальные и радостные зимние дни
Наш двор был красив во все времена года, но зимой особенно. В морозный солнечный день сугробы вокруг бойлерной блестели, как слюда, с деревьев сыпался иней и появлялись радуги. Зимние радуги! А в метель дули странные ветры - снизу вверх, и в воздухе искрилась колкая снежная пыль.
Дополнительную красоту двору придавали снеговики - они постоянно красовались по окружности двора - середину занимал ледовый пятачок, где мы играли в хоккей. Снеговиков мы лепили в каждую оттепель, как только снег становился липким. Лепили их великое множество: больших и маленьких, толстых и тонких, с бородами и усами, с шевелюрами из прутьев, и лысых, с метлами и лопатами в руках.
Некоторые взрослые считали снеговиков просто-напросто безмозглыми истуканами, но для нас они являлись полноправными жителями двора. Во всяком случае, я был уверен, что как только мы расходимся по домам, у снежных человеков начинается своя интересная жизнь. Не раз я пытался подглядывать за ними в окно, но как только приникал к стеклу, они, хитрецы, застывали в невинных позах. А по утрам я замечал, что многие из них стоят не на своих местах и было ясно - ночью они играли в какие-то игры, водили хороводы. Случалось, у одного снеговика нос оказывался на боку, у другого в стороне валялась метла, у третьего и вовсе не хватало руки, и я не сомневался - между ними произошла потасовка.
Так продолжалось всю зиму. С наступлением весны на лицах снеговиков появлялись грустные гримасы и они худели прямо на глазах. Я за-щищал их от солнца: прикрывал фанерой, тряпками, но с каждым днем они худели все больше, и еще темнели и оседали. И однажды выбежав во двор я замечал - они исчезли совсем. От них оставались только метлы и лопаты, да их шляпы - дырявые ведра, тазы. "Растаяли", - говорили взрослые, а мне казалось - убежали в холодные северные страны.
А на ледовом пятачке мы играли в хоккей. Прикручивали веревками коньки к валенкам и гоняли консервную банку, которая служила шайбой. Коньки на ботинках имели всего двое-трое ребят. Однажды в число счастливчиков попал и Сашка Карандашов - отец купил ему новенькие "гаги", и в мастерской коньки приклепали к новеньким ботинкам. В первый день Сашка катался до одури; даже в детский сад за младшим братом, куда его послала мать, отправился на коньках, чтобы не расслабляться. И по пути еще дал приличный крюк по улицам. А когда прикатил в детский сад, оказалось, что мать устала ждать "конькобежца" и сама взяла Сашкиного брата.
Обратно Сашка возвращался на ватных ногах, то и дело присаживаясь на снег отдохнуть. Недалеко от дома окончательно выбился из сил и свалился. На его счастье, в это время с работы возвращался электромонтер дядя Витя; он и дотащил Сашку.
Однажды и со мной приключилась подобная история. Даже похуже. Я, вроде Сашки, решил совершить конькобежный марафон на своих коньках, прикрученных к валенкам.
Я отправился на стадион, чтобы там покататься на ледяной дорожке. Накатался вдоволь - сделал десять кругов и последний проехал с закрытыми глазами - легко и красиво побил сразу два мировых рекорда. Но мой взлет закончился печально: на обратном пути я почувствовал жуткую усталость; решил снять коньки и дальше топать в валенках, но как-то неуклюже подвернул ногу и рухнул от боли. Самое смешное - на том же самом месте, где и Сашка, каком-то заколдованном месте недалеко от дома - там пролегали обледенелые колдобины.
К дому меня подтащила наша дворничиха тетя Клава, подтащила на широкой лопате для уборки снега. У меня оказался вывих.
Но конечно, зимой было больше радостного. И когда лепили снеговиков, и когда строили снежные крепости, и когда устраивали снежные баталии, а однажды случилось сверхрадостное.
В те дни в нашем городке гастролировал передвижной цирк и дети артистов целый месяц посещали нашу школу. Эти ребята казались нам самыми счастливыми на свете, ведь они жили среди акробатов, жонглеров, клоунов, и сами участвовали в некоторых номерах; случалось, на переменах вытворяли такие трюки! Но главное, ребята-циркачи объездили десятки городов, столько всего повидали! Точно иностранцы они даже жевали нечто экзотическое - парафин, в отличие от нас, которые жевали обычный вар.
В нашем классе новеньким оказался Вовка Фиников, сын дрессировщика мартышек. Что мне сразу понравилось в Вовке - он не зазнавался; когда его просили рассказать про обезьян или показать фокус, не кочевряжился, но главное - всех бесплатно проводил в цирк. Меня провел одним из первых, хотя в день его появления в классе между нами возникло трение. Дело в том, что на уроке истории учитель Николай Иванович разрешал садиться где вздумается и с кем захочется. Мы с Сашкой, естественно, договорились сесть вместе, и на первой парте - история была нашим любимым предметом. Я сел за парту, а Сашка где-то замешкался, и в этот момент в классе появился Вовка и хотел было плюхнуться рядом со мной, но я отчеканил:
- Здесь занято.
- Извини, - стушевался Вовка, но не показал вида, что обиделся. И все же, как оказалось, немного обиделся. Спустя неделю, когда мы возвращались из цирка, сказал мне:
- …Эх ты! Я же никого не знал в классе, а ты сразу меня отвадил.
Тут уж стушевался я и попросил прощения.
Ну, а наше посещение цирка - самое яркое впечатление за всю зиму. Вовка подвел меня к служебному входу и сказал вахтерше, читающей газету:
- Теть Зин, он со мной.
- Ладно, проходите, - буркнула вахтерша, не отрываясь от газеты.
До начала представления я нетерпеливо ерзал на месте, бросал взгляд то в одну, то в другую сторону, и сильно завидовал Вовке, что у него отец дрессировщик, что он в любой момент может прийти в цирк. Лишь когда погас свет и объявили первый номер, я перестал об этом думать и даже забыл о Вовке. Больше того, как только на арену выбежали клоуны, я испытал такую бурю чувств, что вообще забыл, где нахожусь, и стал кричать и топать. Да и не я один - многие зрители. И вот в пик возбуждения я вдруг поймал себя на том, что все время толкаю кого-то в бок, а в ответ - никакой реакции, словно толкаю мешок с опилками. Повернулся и внезапно увидел… спокойное, каменное лицо Вовки - казалось, он нацепил маску.
- Ты что, Вовка?! - задыхаясь проговорил я.
- А-а! - протянул Вовка. - Я это уже тысячу раз видел… Пойми, я ведь смотрю не как простой зритель. Я смотрю на технику исполнения. Чисто сработано или не очень.
Я ничего не понял из этих слов, но каким-то странным образом Вовке удалось охладить мой пыл, правда ненадолго: когда клоуны начали палить из пистолетов, я развеселился снова.
После клоунов объявили: "Аттракцион с мартышками!". Вовка шепнул мне:
- Не знаю, все чисто пройдет или не очень. С утра животные что-то капризничали, - он подался вперед и сосредоточенно впился в арену.
Мне показалось, что все прошло безупречно чисто. Мартышки ходили по проволоке, делали сальто, вертелись на карусели, катались на автомобиле, играли на музыкальных инструментах и танцевали.
- Здорово! - еле выдохнул я после аттракциона.