Задание было ответственное и я с радостью согласился.
Целый час я никого не подпускал к подъезду - все это время из чердачного окна летели поломанные стулья, торшеры, зонты; словно кометы с хвостами пыли они описывали в воздухе дугу и падали на землю, разбиваясь вдребезги. И вдруг вещепад прекратился и в подъезде появился дядя с… покореженным велосипедом.
- Вначале хотел его тоже запустить, - заявил он. - А потом подумал: "может, ты починишь и будешь кататься"… Только ко мне эту колымагу не приноси, - дядя брезгливо скривился, но тут же рассмеялся:
- По-моему, я хороший подарок тебе отгрохал!
Велосипед был старый, женский и настолько ржавый, что я так и не разобрал, какой он марки.
Надо сказать, к тому времени я уже достаточно хорошо катался на велосипеде. Своего у меня не было (в нашей семье и на более необходимые вещи не хватало денег), я катался на чужих, но ездил по-настоящему здорово. Мог ехать "без рук" и "без ног", мог лежать на седле и крутить педали руками, мог вообще не ехать, балансируя на одном месте - короче, довел технику вождения до совершенства и вполне мог бы выступать в цирке.
Когда я прикатил велосипед во двор, мои друзья чуть не лопнули от смеха:
- Вот это да! Драндулет! Ну и керосинка!
Не обращая на них внимания, я отнес велосипед в подвал и принялся за ремонт. Разобрал всю машину до болтов и гаек, каждую деталь отчистил от ржавчины и смазал машинным маслом. Выправил раму, из колес вынул погнутые спицы и заклеил камеры. После всей этой процедуры собрал велосипед и попробовал прокатиться.
В общем-то ехать было можно. Правда, все время лопались шины и велосипед сносило в сторону из-за кривой передней вилки. И от того что не хватало спиц, колеса восьмерили и подпрыгивали. И постоянно соскакивала цепь. Ну и, само собой, велосипед скрипел, лязгал, трещал, выл, только что не лаял и не мяукал. Временами задняя втулка так страшно тарахтела, что прохожие останавливались и обалдело смотрели мне вслед не в силах понять - где на машине мотор и что это вообще за грохочущее ископаемое чудище? А меня распирало от счастья - наконец-то я стал владельцем собственного транспорта. Старый допотопный велосипед был мне особенно дорог, потому что я отремонтировал его своими руками. Самостоятельно, без всякой помощи дал машине вторую жизнь. И новое имя - "велик".
На следующий день я выкрасил велосипед ярко-красной краской и поставил его сохнуть во дворе на видном месте для всеобщего обозрения. Мои дружки уже, ясное дело, не смеялись; они вздыхали и ахали:
- Вот это да! Классная машина!
Некоторые робко тянули:
- Дай прокатиться?
- На драндулетах и керосинках не катаются! - безжалостно отрезал я.
Теперь каждое утро я выносил велосипед во двор, протирал его тряпкой, отходил и смотрел на него со стороны, ждал, пока ребят собиралось побольше. Потом небрежно вскакивал на свое сокровище и проделывал коронный номер - ехал "без рук" и "без ног". Ребята стонали от зависти.
Через несколько дней я приехал на велосипеде в автоинспекцию за номером (во времена моего детства велосипед приравнивался к мотоциклу, то есть считался транспортом "повышенной опасности" и владельцу надлежало иметь номер). Инспектор осмотрел мою машину и поморщился:
- Номер не получишь! Он вот-вот развалится. Катайся во дворе без номера, а на центральных улицах не показывайся. Отберем!..
Грустновато мне стало. С неделю катался только во дворе и взад-вперед по нашей улице и вдруг нашел замечательный выход. Я стал ездить где угодно. Если меня останавливал постовой милиционер утром и спрашивал про номер, я говорил, что еду за ним в автоинспекцию, а если останавливал вечером, объяснял, что еду из автоинспекции и что меня просили кое-что исправить.
Через месяц меня уже знали все постовые-регулировщики. Они не останавливали меня, а, наоборот, утром махали рукой и желали удачи, а по вечерам, видя, что я опять не прошел осмотр, сочувствовали и давали всякие советы. Так я и прокатался бы все лето, если бы не попался однажды - забыл, что по воскресеньям автоинспекция не работает. Мой транспорт не отняли, но пригрозили сурово. После этого я не выезжал дальше нашей улицы.
Поездка за малиной
Лето кончалось. Мой велосипед ломался все больше: рама треснула и ее пришлось обмотать проволокой, от седла остались одни пружины, и я заменил его подушкой; переднее колесо напоминало яйцо, а заднее - восьмерку. На велосипеде уже нельзя было проехать и одного километра, чтобы не потерять какую-нибудь гайку. Но все же ехать было можно.
И вот в эти последние летние дни в наших домах появилось незнакомое существо, похожее на сказочную Мальвину. Она вышла во двор со стаканом вишни. Идет по двору, ест ягоды, а косточки выплевывает. Увидев меня (я устранял очередную поломку велосипеда), подошла и проговорила, выплюнув косточку:
- Красивый у тебя велосипед. Дай прокатиться?
Я подтолкнул машину, сказочная героиня поставила на землю стакан, разбежалась, ловко впрыгнула на седло-подушку и отлично откатала два больших круга. Потом подъехала и сказала:
- Хороший велосипед! Немного громко катит, но это даже интересно, правда? - И, подняв стакан, отсыпала мне несколько ягод, в награду за доставленное удовольствие.
- Я из Винницы, - объяснила Мальвина. - Мы с мамой приехали в гости к дедушке. Скоро уезжаем обратно. Надо идти в школу. Меня зовут… - Мальвина мгновенно превратилась в Наташу, вполне земную остроносую девчонку. - А тебя как?
Позднее мы встретились у колонки, когда я брызгал себе на лицо, подставив ладонь под тугую, как жгут, струю воды (взмок от гонки на велосипеде). Наташа спросила:
- А здесь где-нибудь купаться можно?
- На окраине отличная речка. Серебрянка. Три километра отсюда, - объяснил я.
- Далеко, - Наташа покачала головой. - А я так люблю плавать и нырять. Я умею нырять "солдатиком", и "ласточкой", и "рыбкой"…
"Вот это девчонка!" - подумал я и почувствовал сильное волнение, но все же справился с ним и проговорил:
- На велосипеде до Серебрянки десять минут.
- А лес? - спросила Наташа. - Там есть лес?
Я кивнул.
- Давай завтра поедем за малиной? - Наташа погладила руль моей машины. - На твоем велосипеде… Сейчас должно быть много малины.
До позднего вечера я подтягивал различные узлы велосипеда - готовился к поездке, и все бормотал: "Смотри, велик, не подведи!" Особенно я укреплял багажник - сиденье для своей будущей спутницы.
Утро началось с удачливых примет - в нашу комнату влетела бабочка, в комоде я нашел трамвайный билет со счастливым номером. День начинался как нельзя лучше.
Мы с Наташей договорились встретиться в три часа, но уже в половине третьего я стоял около ее дома. День был жаркий, от раскаленной мостовой струился горячий воздух.
Наташа выбежала с бидоном, поздоровалась и сказала:
- Только ненадолго, а то я маме не сказала.
На мощенных камнем улицах велосипед трясло и подбрасывало, и Наташа то и дело "ойкала", но когда мы выехали на окраину и началась грунтовая дорога, велосипед покатил стремительно и ровно. До леса мы доехали без происшествий. "Молодец, велик!" - похвалил я велосипед про себя.
Въехав в лес, я сбавил скорость. Примерно через километр, мы свернули с дороги, замаскировали велосипед в чащобе трав около проселочного колышка и пошли в глубь леса. Вскоре набрели на густой малинник и стали обрывать сладкие перезревшие ягоды. Когда наполнили треть бидона, Наташа увидела в стороне еще одни заросли малины и мы перебрались на новое место. Потом я набрел на кусты, сплошь усыпанные ягодами. Забыв о времени, мы ходили по лесу, пока не набрали полный бидон малины, а уж съели ее столько, что во рту появилась оскомина - я еле ворочал языком.
- Ты весь перепачкался соком! - смеялась Наташа.
Потом мы долго искали проселочную дорогу и когда, наконец, подошли к колышку, стало темнеть. Вытащив велосипед из-под кустов, я очистил спицы от травы и листьев, привязал бидон к раме и сказал своей спутнице:
- Садись!
Наташа впрыгнула на багажник, я оттолкнулся и нажал на педали.
Сумерки сгущались, но накатанная дорога была светлее окружавшей травы, и мы ехали довольно быстро. Недалеко от опушки велосипедная цепь странно заскрипела. Я сбавил ход, но скрип усилился, перешел в скрежет и вдруг цепь… лопнула. Надо же! В самый неподходящий момент "велик" меня подвел! Наша безмятежная прогулка приобретала неприятную окраску.
- Что случилось? - тревожно спросила Наташа, когда мы остановились.
- Цепь сломалась, - растерянно пробормотал я.
- Так, что ж ты не чинишь?
- Сейчас, - я попробовал соединить перетершееся звено в цепи, но ничего не получилось.
- И так дойдем, здесь недалеко, - с напускной бодростью сказал я.
- Мне надо скорее домой, - дрогнувшим голосом сказала Наташа, и внезапно выбежала на середину дороги, подняла руку и закричала:
- Пожалуйста, остановите! Пожалуйста!
Я обернулся - к нам приближался какой-то велосипедист - на дороге прыгало светлое пятнышко от фары.
- Что случилось? - около нас остановился высокий мужчина, и я сразу узнал в нем дядю Кирилла, электромонтера с нашей улицы.
- Да вот велосипед сломался, - тяжело вздохнул я.
- А мне надо скорее домой, - чуть не плача произнесла Наташа. - Пожалуйста, отвезите меня домой…
- Какие могут быть разговоры?! Садись на раму, - дядя Кирилл позвонил в звонок, как бы подчеркивая, что доставит Наташу с полным комфортом.
- А как же ты? - обратился он ко мне. - У меня багажника нет, а твой будем перекручивать, провозимся неизвестно сколько.
- Доберусь! - буркнул я.
- Ну, конечно, чего там! - дядя Кирилл махнул рукой. - Через полчасика доберешься.
Наташа подбежала к моему велосипеду, отвязала бидон и быстро вернулась к дяде Кириллу. Он подсадил ее на раму и бросил мне:
- Полный вперед, за нами! - и снова позвонил, как бы приободряя меня.
- До свидания! - крикнула Наташа, когда они отъезжали.
Выходя из леса, я чувствовал себя жутко подавленным. Меня не огорчал сломанный велосипед и не пугала темнота - было обидно от неожиданного предательства. Я даже не спешил домой; толкал перед собой велосипед и еле перебирал ногами… А впереди уже один за другим зажигались огни на окраине городка.
В ту ночь долго не мог уснуть - горечь обиды переполняла меня.
Проснулся от стука - кто-то кидал в окно… ягоды малины; все стекло было в красных подтеках. Вскочив с кровати, я распахнул окно и увидел перед крыльцом Наташу с банкой малины в руках.
- Прости меня, пожалуйста, - тихо сказала она, когда я вышел из дома. - Знаешь, как мне попало дома… И когда стемнело в лесу, мне стало страшно… Не сердись, пожалуйста…
"В самом деле она могла испугаться, ведь она девчонка", - подумал я. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но я только сказал:
- И не сержусь я вовсе…
- Хочешь, завтра поедем на речку купаться? Только утром, чтобы днем вернуться. - Наташа посмотрела мне прямо в глаза.
- Не на чем ехать! Велосипед-то сломался.
- Ничего! И так сходим. Хочешь? - Наташа улыбнулась и протянула мне банку с малиной. - Это тебе…
И радость и грусть одновременно нахлынули на меня. Радость - от предстоящего романтического похода на речку, грусть - от того что Наташа через несколько дней уезжала. О велосипеде и думать не мог - сразу боль пронзала сердце. Если бы не Наташа, просто не знаю, что было бы со мной. Вообще, я не представлял, как буду жить дальше без нее и велосипеда.
Пожарный
Кроме дяди, старого холостяка, большого любителя охоты и невероятного аккуратиста, у меня был еще один дядя - пожарный, правда, пожарный-любитель, но, это для меня не имело значения. Этим своим дядей я гордился больше, чем ребята, у которых отцы и дяди были артистами, крупными начальниками или даже военными в больших чинах.
- Чтобы быть пожарным, нужно быть смелым, ловким и сообразительным, - говорил я ребятам. - Но эти три качества редко бывают у одного человека. Обычно как? Человек сильный и смелый, но неуклюжий. Или ловкий и сообразительный, но хилый и трус. Вот поэтому и мало хороших пожарных, вот поэтому они и приезжают к шапочному разбору, - заключал я и, как образец идеального пожарного, приводил в пример дядю.
В отличие от дяди-холостяка, дядя-пожарный имел большую семью, слыл добропорядочным образцовым семьянином, но и чудаком. В самом деле у него было несколько странных привычек. Например, по пути на работу он на ходу читал газеты, и часто сталкивался с прохожими, а то и врезался в столбы электропередачи. Дядя вечно носил рубашки с драными локтями, тем самым подчеркивая, что для него внешний вид не имеет никакого значения - он был первым "хиппи" во всем нашем городке, да и во всей стране. Жене он категорически запрещал зашивать рубашки, а любопытным объяснял:
- Порвал на пожаре! В жару чрезвычайной удобно - хорошая вентиляция, - и улыбался, довольный своим юмором.
Дядя-пожарный жил в нашем дворе, в доме напротив; у входа в его квартиру красовалась надпись: "Чины, звания и плохое настроение оставьте за дверью!". Этим дядя давал понять, что ценит в людях личные качества и хороший характер, а не должности, которые они занимают. Стоило в нашем дворе появиться участковому или коменданту общежития, или, чего доброго, районному инспектору, как многие начинали лебезить и заискивать перед высоким начальством. Многие, но не дядя - он-то со всеми говорил одинаково и любому начальнику мог сделать внушение, если тот халатно относился к своим обязанностям или разговаривал с жильцами в неуважительном тоне. У дяди было сильно развито чувство собственного достоинства.
Не менее сильно у дяди было развито и другое чувство - ответственность за все происходящее в нашем городке. По словам дяди, в нашем городке царила полная безалаберность и неразбериха.
- …Возьмите пожары, - говорил он. - На случай пожара ровным счетом ничего не предусмотрено. Противопожарных средств на улицах нет, телефонная будка одна на девять улиц и в ней, как правило, аппарат не работает. А ведь пожар - самая страшная штука из всех стихийных бедствий! Понимаете, что я хочу сказать?! Что наше районное начальство - сплошь безмозглые, деревянные люди!..
Чувство достоинства и чувство ответственности не мешали дяде оставаться открытым, дружелюбным человеком. Особенно это проявлялось в общении с нами, мальчишками. Дядя частенько принимал участие в наших играх - судил футбольные матчи и даже стоял вратарем. А после игры садился на лавку под деревьями в затененной части двора и рассказывал нам о своей жизни. Его жизнь была до предела насыщена событиями, и все их связывали пожары.
До того как стать пожарным, дядя часто менял занятия - он был талантлив во многих областях. А менял занятия он не потому, что не находил работы по душе - просто ему не везло. Вначале дядя работал художником по рекламе, точнее шрифтовиком. Но однажды по неосторожности он бросил папиросу в спиртовые лаки, и рекламная мастерская сгорела дотла. Дядя отделался гигантским штрафом, причем деньги собирали все наши родственники, справедливо решив, что гигантский штраф все-таки лучше самого малого срока в тюрьме.
Выплатив штраф, дядя устроился актером в какую-то гастрольную труппу (актером вспомогательного состава конечно, у дяди не было необходимого образования, зато была колоритная внешность, хорошие манеры и низкий, густой голос). Но как-то после спектакля дядя забыл выключить утюг в костюмерной и чуть не спалил весь театр. Дядю уволили, но он, неунывающий, стал парикмахером. Только, делая завивку какой-то важной даме, немного подпалил ей волосы, и из парикмахерской ему пришлось уйти.
После этого дядя работал часовщиком, садовником, поваром, и везде по его вине что-нибудь горело - прямо заклятье какое-то! Даже работая спасателем на водной станции, он умудрился что-то прожечь под водой! Вот тогда-то у дяди и появилось невероятное чутье на пожары. Вернее, после всего этого.
В то время он работал музыкантом - играл на барабане в заводском оркестре. Однажды на концерте дядя уловил запах гари и бросился через весь зал к выходу. Зрители зашумели - никто ничего не понял, и дядю сразу же хотели уволить за срыв концерта, но позднее оказалось, что, действительно, в соседнем квартале что-то загорелось, а поскольку дядя первым вызвал пожарную команду, его не только не уволили, а, наоборот, о нем, как о герое, напечатали в газете.
С тех пор, где бы дядя ни был: дома, на улице или на концерте - всегда первым чувствовал запах дыма, раньше всех прибегал на пожар и организовывал тушение. За это профессиональная пожарная команда присвоила ему звание "Почетного пожарного". Хотели дать и медаль, но, к сожалению, не дали.
- Пожадничали, - сказал я дяде и с досады махнул рукой.
- Не надо мне никаких медалей, - буркнул дядя. - Слава - это чепуха. Я просто выполняю свой долг. Долг честного человека, понимаешь, что я хочу сказать?! Во всяком случае, мне за свою жизнь краснеть не приходиться (к этому времени дядя начисто забыл о предыдущих пожарах, которые случались из-за его головотяпства; забыл, что когда-то за пожар в мастерской ему грозила тюрьма).
Как "почетный пожарный", дядя постоянно следил, чтобы на улицах все тушили окурки и спички, расклеивал плакаты о том, как предупредить пожар, читал лекции о борьбе с огнем. Но главное, дядя перестал менять профессии - до самой пенсии стучал на барабанах в заводском оркестре. Кстати, лекции дядя читал вдохновенно, артистично, и под конец непременно говорил:
- …Возможна такая вещь - в огне есть колдовство! Огонь завораживает, парализует волю. Потому на пожаре многие и стоят обалделые и ничего не делают. Понимаете, что я хочу сказать?! Нужно иметь колоссальную силу воли, чтобы взять себя в руки. И чем раньше вы придете в себя, тем быстрее укротите огонь - это ненасытное чудовище.
После таких слов у многих мурашки бежали по спине, в том числе и у меня (я был постоянным слушателем дядиных лекций), но тем не менее я знал, что непременно буду пожарным. Таким, как дядя.
В те дни я с утра ходил по двору и ждал, когда что-нибудь загорится. "Вот, - думал, - сейчас загорится забор, подожду, пока разгорится получше, чтобы был настоящий пожар, и начну тушить". Перед крыльцом я заранее приготовил ведро воды, лопату, ящик с песком; дома имел бинты и мазь от ожогов, на случай если кому-то придется оказывать первую помощь. С утра ходил и ждал пожара, но, как назло, ничего не загоралось, хоть самому поджигай.
Пожар случился, когда я меньше всего на него рассчитывал: сидел на крыльце и читал приключенческую книгу. Так увлекся чтением, что и не заметил, как из сарая в дальнем углу двора пошел дым. Заметил только, когда дым повалил густой, перекрученной струей. Эта струя, словно темная река, пересекла весь двор и хлынула на крыльцо.
Вбежав в сарай, я увидел - из урны с газетами вырывается пламя. План тушения созрел не сразу; минут десять я в растерянности глазел на огонь (дядя был прав - огонь полностью парализовал мою волю, а заодно и способность соображать), потом все же пришел в себя и понесся к дому за ящиком с песком.