Глава двадцать шестая. Незадачливые туристки. Очередная находка Дыма
Утром, после плотного завтрака, Дым улыбнулся и радостно гавкнул - Пора в путь-дорогу!
Схватив жилетку, он, прихрамывая, потащил ее к байдарке. Потом мы разобрали палатку и, вместе с вещами, тоже поднесли к лодке и уложили в нос и корму.
- Вперед, дружище! - ликующе возвестил я и помог своему хромоногому капитану взойти на "капитанский мостик".
Погода, как и все предыдущие дни, была отличной, мой друг чувствовал себя неплохо, и наша лодка на всех парах неслась вниз по реке.
На мосту через Великую, как и накануне, сидели мальчишки с удочками. Мы причалили чуть в стороне и пошли в медпункт.
- Вот, явился к вам третий раз, - сказал я докторше Нине. - Наверно, уже надоел, но простите. Во-первых, хочу познакомить вас с моим героическим другом. Во-вторых, пожалуйста, осмотрите его. После сражения с черными копателями, у него несколько ранений.
- Надо же, нашелся! - удивилась докторша. - Но я представляла его гигантом, а он такой небольшой, худющий.
- Он железный парень, - сказал я. - В смысле характера и в смысле увлечения железом.
Дым не очень любит людей в белых халатах (прекрасно помнит уколы - прививки от чумки, бешенства и гепатита) и ему не нравится запах лекарств, но докторше доверился - сразу почувствовал, что она человек доброжелательный, и терпеливо перенес все ощупывания и разглядывания.
Докторша выдала мне глазные капли, объяснила, как делать примочки на глаза и посоветовала поменьше бывать на ярком солнце.
- Остальное заживет быстро, - сказала и улыбнулась. - У двор-терьеров хорошая иммунная система.
На песчаной круче у моста, пока я спускал байдарку, Дым вдруг стал что-то раскапывать. Откидываясь назад, одной здоровой лапой пытался докопаться до какого-то глубоко лежащего железа, при этом страшно рычал и повизгивал. Даже больной он не оставлял своих замашек.
- Дым, тебе нельзя надрываться. Да и нам не до твоих штуковин, - сказал я, оттаскивая его от очередной какой-то зарытой железки. Потом подумал, а вдруг там опять что-нибудь вроде гранаты?! А ведь здесь купаются ребята!
- Эй, рыболовы! - крикнул я удильщикам на мосту. - Идите сюда!
Мальчишки побросали удочки и бросились к нам.
- Вы слышали, что здесь недалеко собака нашла гранату? - обратился я к разновеликой ораве. И, когда ребята закивали, показал на Дыма. - Это он нашел.
Мальчишки загудели, а я кивнул на лунку, которую выкопал Дым.
- Дело серьезное. В этом месте что-то есть. Мой Дым никогда не ошибается. Он крупный специалист по взрывчатке (я нарочно преувеличил способности Дыма, чтобы ребята осознали серьезность моих слов). Так что немедленно сообщите взрослым. Сами не раскапывайте ни в коем случае! Дело крайне опасное! Все! Пока!
Ребята врассыпную помчались к деревне.
Дальше я всю дорогу пел, временами во весь голос. Редкие, на том отрезке реки, байдарочники смотрели в нашу сторону подозрительно - вероятно, считали меня не в своем уме.
Что и говорить, действительно, мы выглядели странновато: на носу лодки перевязанный пес, словно одноглазый адмирал Нельсон, за ним лысый старикан машет веслом и горланит какие-то старомодные, отжившие свой век, песни. Между тем, я пел душевные песни военных и послевоенных лет. Мелодичные песни с хорошими словами о настоящей дружбе. Эти песни сильно отличаются от того оглушительного набора слов и звуков, которые теперь заполонили весь эфир.
Повторюсь, Дым не любит песни (кроме одной - "про капитана"), но в то утро (второй раз в путешествии) немного мне подвывал. Наш вокальный дуэт оценили только одни байдарочники - пожилая пара в панамах. Они даже остановились, чтобы послушать нас. А когда мы закончили, мужчина поднял большой палец, а женщина послала нам воздушный поцелуй.
В тот день я решил не слишком перегружать больного друга качанием на волнах (по словам докторши Нины, от ударов по голове у него могло быть и сотрясение мозга) - решил устроить дневной привал пораньше и, задолго до полудня, заметив песчаный откос, причалил.
Дым не понял моего маневра, обернулся и гавкнул капитанским тоном - Продолжай грести вперед!
Он, двужильный, настроился плыть дальше, покорять новые пространства - без приключений и опасностей жизнь для него теряла всякий смысл. Я включил все свое красноречие, чтобы убедить его в необходимости дневки, говорил о том, что за неделю мы и так проплыли достаточно и всего испытали сполна, что, наконец, путешествие это не только приключения, но и впечатления от самой природы, которой только на стоянках можно налюбоваться вдоволь, а на реке пейзажи мелькают, как в кино.
Дым оставался непреклонен - Двигаться вперед, и все тут!
Тогда я прибегнул к нечестному приему - стал артистично изображать боли в руках, при этом морщился, будто наелся пиявок. Но доигрался - руки разболелись на самом деле.
Дым сжалился надо мной и вылез из лодки.
Не успели мы разгрузиться, как послышался хруст прибрежного ракушечника и из-за кустов вышли три девушки в спортивных тренировочных костюмах с корзинами грибов. Они выглядели испуганными, усталыми, к их вспотевшим лицам прилипли хвоинки и мелкая листва.
- Можно мы около вас отдохнем? - дрожащим голосом спросила одна из юных особ, ставя корзинку на землю. - Мы заблудились.
- Конечно, конечно, - торопливо проговорил я.
- Мы с турбазы Алоль, - робко произнесла другая девушка, сдувая волосы со лба.
- Не знаете, в какой она стороне, там или там, - третья из подруг растерянно показала вначале направо, потом налево.
- Турбаза точно ниже по течению. Мы туда идем на байдарке, - сказал я. - Вы присаживайтесь, сейчас попьем чайку.
Дым, молодчина, все усек раньше меня и, зачерпнув кастрюлю воды, уже тащил ее к месту для костра (он всегда выбирал его безошибочно - ровный пятачок с низкой травой или совсем без нее). Я поджег несколько сухих веток, соорудил над ними треногу и подвесил кастрюлю.
Девушки рассказали, что являются туристками из Новгорода и отдыхают в Алоле уже две недели, что сегодня пошли в лес в шесть утра, обещали скоро вернуться…
- Но вот заблудились, - повторила девушка, которая заговорила первой. - А уже, наверно, десять, - она посмотрела на запястье левой руки, где на загорелой коже белела полоска от ручных часов. - Ой! Что я! Ведь я их только что потеряла. Как вышли к реке, так они и слетели. Пока искали, скорее всего, втоптали их в песок.
- Сейчас попробуем их найти. Пойдем, покажешь это место моему другу, - я махнул Дыму, а подругам девушки показал на рюкзак: - Вы пока доставайте сахар, печенье. Мы сейчас вернемся, будем пить чай.
Девушка потеряла часы в нескольких шагах от нашей стоянки. Дым обстоятельно обнюхал то место и, не прошло и пяти минут, как он откопал в песке крохотные часики; тут же ополоснул их в реке и вручил девушке.
- Фантастика! Надо же, какая умная собачка! Никогда бы не подумала, что она так быстро найдет! Я уж распрощалась с ними. Мы втроем искали, искали, а она сразу нашла, - девушка хотела погладить Дыма, но он повернулся, напустил на себя беспечный вид и пошел к стоянке.
- Собачка не она, а он, - поправил я девушку и, с гордостью за друга, пояснил: - Ему отыскать такую пропажу ничего не стоит. Он мастер по железу. Профессионал высокого класса. Для него часы - мелочь, чепухенция. В этих местах он нашел гранату! Его зовут Дым. Неужели не слышала?!
К моему огорчению, девушка о Дыме не слышала.
Пустив кружку чая по кругу, незадачливые туристки повеселели, поблагодарили меня за "чай", Дыма - за "часы" и на прощанье оставили нам несколько подосиновиков "на обед".
Глава двадцать седьмая. Собачник с Тосей
Как только девушки скрылись за поворотом реки, к нам стала подруливать лодка плоскодонка. На корме с коротким веслом царственно восседал голый по пояс, загорелый мужчина. Он был в очках, на его затылке красовалась пилотка, сделанная из газеты, а перед ним, на дне лодки, лежало что-то похожее на мешок с картошкой.
- Привет единомышленнику! - издали поприветствовал меня незнакомец.
Дым пробубнил что-то вроде - Хватит гостей! Только одни отошли, лезут другие!
Чтобы отпугнуть лодочника, он напустил на себя "волчий" вид. Мне вновь пришлось напомнить капитану то, что он знал, но забыл - про туристические правила, по которым мы просто обязаны предоставлять приют всем, без исключения.
- Пойми, - внушал я своему необщительному другу. - Это как закон о спасении на море, когда ты должен спасать любого, кто оказался за бортом.
Дым умеет признавать свою неправоту, свои ошибки - что, кстати, редко встречается и у собак, и у людей, - согласился со мной, но, на всякий случай, уселся в байдарке - для охраны нашего судна.
- Не возражаете, если присоединюсь к вам? - лодочник подошел и, после моего "какое может быть возражение", представился Сергеем, агрономом из поселка Сорокино, большим любителем собак.
- Вижу, у вас кобелек. Значит, с моей собачкой не подерется, - расплылся Сергей. - Думаю, они поладят.
При этих словах со дна плоскодонки привстал большущий - с теленка - лохматый и усатый пес.
- Ее зовут Тося. Она среднеазиатская овчарка, - объявил Сергей. - А вашего как зовут? И что у него с глазом?
Я рассказал вкратце, без подробностей; не хотелось трепать себе нервы и волновать Дыма.
- Я краем уха что-то слышал про вашу собаку, - сказал Сергей. - Неужели это тот Дым, который нашел взрывчатку? По всему видно - по масти, по выправке и цепкому взгляду - он где-то между волком и шакалом. Он лает или только скулит и воет?
- Лает. И еще как!
- Но все же глаза-то у него узкие, частично он от волков, так я думаю, - Сергей подался вперед, изучая Дыма.
- Вполне возможно. У него независимый нрав, только меня и признает.
- Вот-вот…
Дым с Тосей, и правда, быстро подружились. Вылезли из лодок, обнюхали друг друга, завиляли хвостами и высунули языки от радости. Рядом с великаншей Тосей, мой невысокий дружок показался еще меньше, но это его не смутило - опередив ее, он первым поднялся к костру, занял лучшее "обзорное" место и победоносно задрал нос. Он сразу дал понять Тосе, кто является хозяином поляны, а кто всего лишь гостья. За этим следовало - если она будет вести себя неподобающим образом, он поставит ее, деревенскую дылду, на место, а то и вообще прогонит в плоскодонку - дружба дружбой, а пристойное поведение в гостях прежде всего.
Тося в свою очередь не спускала глаз с моего друга. Еще бы! Горожанин и речник! И повязка на морде! Известное дело, женский пол любит мужчин с боевыми шрамами.
- Вот странно, - сказал я, наливая гостю чай. - Почему местным собакам дают человеческие имена? И не только собакам.
- А они те же люди, только в другом обличии. Они так же грустят и обижаются. Так же радуются, любят, страдают и ненавидят… И тяжело переносят разлуку… А понимают и чувствуют побольше, чем мы. К примеру, предчувствуют непогоду, холодную зиму, землетрясения, сами знаете…
Теперь я понял, почему Сергей назвал меня единомышленником - не часто встречаешь на реке одинокого мужчину с собакой. И какая радость, когда у вас одни и те же привязанности, одинаковые взгляды на жизнь.
- И что я заметил, - продолжал Сергей, прихлебывая чай. - Собаки более человечные, чем люди. Ну, к примеру, собака никого не убьет просто так, а человек охотится ради удовольствия, развлечений. По телеку показывали, как на Камчатке бьют медведей с вертолета! Вот до чего дошли! У зверя нет шансов на спасение…
- Полностью разделяю твои мысли, - сказал я, попивая чай, как суп, ложкой из своей миски (кружка-то у нас была одна).
- У нас с Тосей полная совместимость характеров. Мы понимаем друг друга с полуслова, с полужеста, - Сергей погладил свою любимицу, которая уже завалилась около него и тяжело дышала, высунув огромный, с детскую лопатку, язык.
От ласки хозяина Тося потянулась, шмякнув хвостом по тлеющему костру - полетели искры, запахло паленым. Дым, сидевший напротив и до этого с интересом смотревший на великаншу, проворчал - Ишь, развалилась красотка! Как у себя дома! Не забывайся, а то вмиг прогоню!
- Тося моя единственная радость, - сказал Сергей. - Я ведь разведенный. Она спасает меня от одиночества и болезней. У одного приятеля радикулит, прострелы, у другого барахлит сердце, а я и не знаю, где какие органы. Тося-то спит у меня в ногах, а собачья шерсть лечебная, сами знаете.
- А у меня две радости, - сказал я. - Два друга. Один сейчас на даче, а второй вот, путешествует со мной… В городе ведь домашним собакам несладко. Жуткий воздух, шум, во дворах особенно не развернешься… Да и кое-кому они мешают. Есть люди, которые готовы всех собак потравить. Какой там гуманизм! Они и не знают, что это за слово.
- У нас тоже такие попадаются. Но они есть во всех странах. Я недавно вычитал: какая-то японская экспедиция в Антарктиде оставила упряжку собак. Сами улетели, а собак оставили замерзать во льдах. Места в самолете не хватило. Каково?.. С другой стороны… Я тоже читал: один канадец потерял в тундре собаку. Так он за бешеные деньги нанял самолет и несколько дней искал собаку. Не нашел, к сожалению. Но хотя бы сделал все возможное, чтобы найти…
Тося слушала хозяина рассеянно, в полудреме - то ли уже не раз слышала эти истории, то ли раскисла не солнцепеке, а может, вообще была бессердечной. Но Дым слушал с величайшим вниманием, затаив дыхание. Когда Сергей рассказал о случае в Антарктиде, мой друг вскочил и в негодовании стал бить здоровой лапой по земле - был готов растерзать бездушных японцев, а когда Сергей рассказал о канадце, глубоко вздохнул и печально наклонил голову.
- Ну ладно, не буду вас утомлять, спасибо за чай. Нам с Тосей пора двигаться в сторону дома. Мы ведь к вам подошли, просто чтобы поприветствовать, - Сергей встал. За ним нехотя поднялась Тося.
- Оставайтесь! В честь нашей с Дымом вчерашней встречи, сейчас приготовим праздничный обед - пальчики оближешь!
- Нет, спасибо. В деревне, как вы догадываетесь, всегда работы хватает. Это сегодня у нас с Тосей выпало свободное времечко, а так мы много работаем. Тося пасет овец… И что смешно, ей помогают две дворняжки из соседнего поселка. Прибегают с утра к загону.
- Подрабатывают от нечего делать? - спросил я.
- Нет, к этой работе относятся со всей серьезностью. Ведь собака без работы слабеет, чахнет. Как и человек, сами знаете… Ну, мы пошли. Семь футов вам под килем! - Сергей крепко пожал мне руку, а Тося чмокнула Дыма в лоб.
Глава двадцать восьмая. Ураган и наводнение
Начиная описывать вторую половину этого дня, сразу скажу - судьба все же решила отравить нам с Дымом праздничный обед - точнее, послеобеденное праздничное настроение. И, признаюсь, в какой-то степени ей это удалось, но в конце концов мы с честью вышли из всех передряг. Начну все по порядку.
Когда Сергей с Тосей отчалили, Дым со значением посмотрел на меня - Поехали! Мы засиделись на одном месте!
- Подожди, капитан! Руки еще болят, - я вновь довольно удачно изобразил боли в суставах. - И потом, серьезные решения не принимают на голодный желудок. К тому же, не забывай, сегодня у нас праздничный обед!
Праздничный обед мы приготовили из грибов туристок и последней банки тушенки - получился на удивление вкусный суп "фантазия". Во время еды я каждую ложку сопровождал здравицей в честь Дыма, перечисляя все его достоинства (в ответ он только хмыкал). Несколько ложек я съел в честь отзывчивых людей - доктора Нины и начальника Петрова. Не забыл и себя - пару ложек посвятил своему упорству в поисках Дыма.
Мой друг слопал свою порцию без всяких тостов, просто чтобы подкрепиться.
После обеда я, как заправский Ай-Болит, подлечил Дыму рану на лопатке, помассировал больную лапу, закапал в глаз капли, сделал перевязку и… мы тронулись в путь.
Неожиданно погода испортилась, поднялся ветер, налетели облака и, как ошалелые, заметались по небу; рябь на воде перешла в хлесткие волны, на байдарку обрушились холодные брызги. Особенно доставалось Дыму, ведь он сидел на носу лодки.
- Дым! Спрячься под палубу! Залезь в трюм! - крикнул я, но капитан замотал головой и продолжал прокладывать наш курс.
А погода все ухудшалась. Вообще-то этого следовало ожидать - за последние дни воздух слишком перегрелся, в нем скопилось столько энергии, что рано или поздно она должна была разрядиться. И вот этот момент настал. Ветер усилился, перешел в шквальный; крутые волны (каждая с бочку!) швыряли лодку, словно картонную коробку, и всячески пытались ее перевернуть; надо было немедленно искать спасительное пристанище, но одержимый Дым не давал команду причаливать.
Так было всегда: в самых трудных ситуациях он оставался невозмутимым, предельно собранным - то есть, отлично владел собой и, несмотря ни на что, упорно шел к цели. Но мне-то стало страшновато. Я промок до нитки (о Дыме и говорить нечего, но ему, выносливому, все нипочем), в лодке уже плескалась и булькала вода, а мой капитан все бесстрашно смотрел вдаль.
И вдруг перед нами открылось чудо - тихая бухточка с березами на берегу и ручьем, светлой змейкой сбегавшим в Великую; а напротив - прямо-таки изумрудный островок. Обычно Дым равнодушен к красотам подобного рода, но здесь разинул пасть, и я подумал - все-таки мой друг не лишен чувства прекрасного, но ошибся. Перехватив его взгляд, я заметил на берегу якорь. Старый, ржавый якорь, полузасыпанный песком. Дым учуял железо на расстоянии нескольких метров! (Честное слово, у него внутри какой-то мощный магнит!). И какое железо! Главный предмет моряков и речников!
- Причаливаем?! - громко осведомился я у капитана.
Он отряхнулся и кивнул, а когда мы пристали к берегу, первым делом "пометил" речное сокровище, как бы приобретая его в собственность.
Мы расположились между якорем и ручьем на плотном влажном песке (потом-то я понял, что это было грубейшей ошибкой), наполовину вытащили лодку на сушу, поставили палатку и стали заготавливать топливо для вечернего костра, но посыпал дождь и пришлось забраться в палатку.
Под шум дождя я сменил Дыму мокрую повязку на сухую и стал ему пересказывать "Каштанку". Дым любит слушать рассказы о собаках, но предпочитает истории о героических собратьях. В "Каштанке" ему нравится только одно место - где животные делают пирамиду и кот сваливается с гуся, а гусь с поросенка. До этого места я не успел дойти - внезапно послышался нарастающий грохот и в палатку полетело что-то тяжелое, похожее на снаряды; некоторые из этих штуковин пробивали нашу обитель насквозь и плюхались в воду. У меня сразу мелькнула мысль - кто-то стреляет из пушки. Я хотел было выглянуть наружу, но тут же получил сокрушительный удар в голову и сразу потерял сознание.
Очнулся уже на песке - видимо, Дым вытащил меня за ноги из палатки - мой друг тормошил меня, облизывал, скулил - призывал вернуться из небытия, а когда я приоткрыл глаза, от радости завертелся на одном месте.