В общем, в тот день Челкаш открылся в новом качестве, и по возвращении в Москву, чтобы поощрить его склонность к творчеству, я купил ему гуашь. С того дня он рисовал каждый день; я открывал банки с краской и стелил на полу лист бумаги, и он начинал рисовать: поочередно окунал лапу в банки и выводил на бумаге разноцветные линии; когда они пересекались, получалось нечто таинственное. Закончив очередную "картину", Челкаш на трех лапах скакал в ванную и я тщательно отмывал его лапу-"кисть". А его "картину" вешал на стену.
Скоро Челкаш натворил столько "картин", что квартира превратилась в галерею. Приятелям я подробно объяснял тайный смысл творений Челкаша.
- Ладно врать-то! - возмущались приятели. - Если занялся абстрактной живописью, так и скажи! Нечего все валить на Челкаша.
Челкаш возмущался - выходил на середину комнаты и гавкал, подтверждая, что именно он, а не кто иной, автор "картин". В конце концов приятели ему поверили - все, кроме писателя-историка Михаила Никитича Ишкова.
- Не верю, хоть лопни! - кричал писатель.
Пришлось Челкашу при нем продемонстрировать свое мастерство. Он выдал одну из лучших своих "картин" - что-то очень похожее на водохранилище, где "подправил" этюд художника. Писатель-историк был ошеломлен и сразу купил эту "картину" за довольно приличную сумму - на десять котлет Челкашу. Ну да ладно, хватит об этом, вернусь на водохранилище.
Глава восьмая. В деревне
Так вот, извинившись за "живопись" Челкаша, я спросил у художника Володи, есть ли в деревне магазин - хотел купить в дорогу конфет (у нас с Челкашом общее пристрастие к сладкому).
- Магазин есть, но не знаю, как он работает. Я только вчера приехал. Живу в Волоколамске, а здесь у меня мать.
Мы с Челкашом пошли в деревню и у первого дома встретили девчонку - она подзывала к себе котенка, сидевшего на заборе.
- Привет! Как жизнь? - обратился я к ней.
- Хорошо, - девчонка погладила Челкаша, который с бурной радостью подбежал к ней.
Твой котенок?
Нет. Я хочу его спрятать от Полкана, он выбежал со двора. Он кошконенавистник. А котенок Муркин. Она в продмаге живет, - девчонка махнула в конец деревни.
Так мы узнали местонахождение магазина и по пути к нему встретили, по всей видимости, "кошконенавистника" - пса непонятной масти, обладателя темной гривы. Он изображал хозяина деревни - гордо задрав голову, величественной походкой обходил дворы и кого-то высматривал. Увидев Челкаша, нахмурился, но тут же вильнул хвостом - я же говорил, Челкаш прямо излучал дружелюбие.
Купить что-либо мы не смогли - на двери магазина висела записка: "Перерыв с 12–16 часов". Мы направились к Малышу, но в середине деревни нас окликнул мужчина в ковбойке:
- Можно вас на минутку?
Когда я подошел, мужчина попросил:
- Помогите, пожалуйста, поставить бревно, - он показал на свежеошкуренный кругляк, лежащий у недостроенного сруба; бревна были пахучие, с прожилками смолы, будто сливочные, как пирожные "Наполеон".
- Собираете второй дом? - поинтересовался я.
- Нет, берите выше. Баньку! Вы, небось, горожанин. У вас ванная, душ, но это так - поплескаться, а русская банька для здоровья, так-то. Я большой любитель баньки. Да вот помощник в отъезде. Сын с женой в город поехали, а мы с дочуркой при хозяйстве, - мужчина показал на палисадник, где босоногая девчонка раскачивала качели с куклой.
На "раз, два, три" мы с мужчиной подняли кругляк и поставили на сруб.
- Ну вот, венец замкнули, спасибочко! - вздохнул мужчина. - Потом обошью сруб изнутри доской из осины, и банька будет у-у! Поддам парку, от досок запах у-у!.. Несведущие говорят: "Осина не горит без керосина". А я вам скажу - осина самое полезное дерево… Ею чистят и самовар, и печку. Пару полешек положил - и нагар счищает.
Мужчина еще раз поблагодарил меня и пожал лапу Челкашу, который пялился на сруб, причмокивал и пускал слюну от восторга.
- Вот закончу баньку, приезжайте. Попаритесь, потом на себя ведро холодной воды ба-бах! - сразу годков десять скинете.
- Если окажемся в этих местах, обязательно к вам заглянем, - сказал я, и мы с Челкашом затопали по дороге. Сделали несколько шагов и услышали:
- Дядя! - к нам бежала дочь любителя банного дела; подбежала и протянула мне яблоко, а Челкашу баранку.
Я горячо поблагодарил девчушку за угощение; Челкаш собрался лизнуть ей руку, но пока грыз баранку, девчушка убежала.
Я уже говорил, что Челкаш со всеми излишне ласков, всем навязывает свою дружбу - и не только людям, но и животным. Такой у него характер и стиль общения.
Как известно, открытому ко всем человеку достается немало неприятностей. То же самое и собаке. Выходя из деревни, Челкаш увидел гусей, заулыбался и, в расчете на отзывчивость птиц, направился к ним виляющей походкой; и поплатился за свое дружелюбие - гусак принял враждебную позу, грозно загоготал и ущипнул Челкаша за хвост - возможно, решил, что мой друг хочет увести одну из его гусынь.
Потом Челкаш заметил поросенка - тот лежал в луже и похрюкивал от удовольствия. В знак особого расположения, Челкаш лизнул толстяка в ухо, но тот не оценил душевный порыв моего друга - вскочил и помчался к дому.
И все же Челкаш подружился с одним представителем деревенской живности - с индюком. Даже подвел его ко мне и попросил прокатить своего нового друга на Малыше.
- Пожалуйста! - я открыл дверь машины, но индюк попятился - испугался.
В общем, мы покидали деревню в благодушном настроении, не считая синяка на моей ноге - в какой-то момент меня сзади боднул козел. Не знаю, что на него нашло, чем я ему не понравился? Возможно, принял меня за иностранного шпиона, ведь я время от времени кое-что фотографировал. А может, как блюститель нравственности, посчитал, что у меня чересчур легкомысленные брюки (я был в шортах), а на спине моей майки была и вовсе оскорбительная для него надпись: "Не будь козлом!". Понятно, майку с такой надписью я никогда бы не купил - ее подарил мне писатель-историк Ишков, подарил перед нашей поездкой, сказав:
- Майка - предупреждение нахальным водителям, ее надпись читается через стекло. Учти, не будешь ее носить - обидишь меня смертельно!
Глава девятая. Дарья и Федор Фомич
Запустив двигатель Малыша, мы поехали вдоль водохранилища по петляющей утрамбованной дороге; километров через пять на обочине увидели голосующую молодую женщину с двумя пустыми ведрами. Я притормозил.
- Подбросите до деревни? - послышался усталый голос.
Челкаш тут же перебрался на заднее сиденье, уступая женщине "место штурмана", а я проговорил:
- О чем речь?! Рады вас подбросить. Мы все равно катаемся просто так. Набираемся впечатлений, фотографируем красоты.
- А я ходила на шоссе, продавала садовую ягоду, да что-то притомилась, - глубоко вздохнув, сказала женщина, когда я запихнул ее ведра в багажник и мы тронулись. - Сегодня мало проезжающих, но я все продала. Оберег помог, - она достала из кармана маленький мешочек. - Здесь особые травы. У меня дома есть еще такой сбор, я вам вынесу. Обычно женщину с пустыми ведрами никто не подвозит. Плохая примета. А вы подвозите.
- Я не верю в приметы, - храбро заявил я.
- Но в оберег все верят. Он приносит удачу.
- Очень вам благодарен, но я и в талисманы не верю, - дальше я развил свою теорию о том, что есть внушаемые люди, которым дай гвоздь и скажи - он приносит счастье, и они поверят. А есть невнушаемые, вроде меня, которые надеются только на свои силы.
Я давал женщине понять, что являюсь сильным, мужественным, несгибаемым, и не нуждаюсь ни в каких магических штучках-дрючках. Неожиданно мое красноречие прервал Челкаш, он многозначительно кашлянул - Возьми! Не помешает! Мой доверчивый друг оказался внушаемым.
До деревни наша пассажирка немного рассказала о себе: зовут Дарья, живет с отцом фронтовиком, сын учится в институте в Твери, муж погиб три года назад на стройке.
- …Он был работящий, непьющий, веселый, - вздохнула Дарья. - Подруги завидовали мне… Теперь говорят: "Ты хотя бы недолго была счастливой, а некоторые не бывают и за всю жизнь". И то правда, я была счастливой.
- И еще будете. Вы молодая, красивая.
- Нет, уже не молодая. А красивой бываю по субботам, когда принаряжаюсь и хожу в клуб смотреть фильмы.
Мы въехали в небольшую деревню (судя по количеству домов, все ее жители уместились бы в одном автобусе) и остановились около дома Дарьи. Перед домом плотный старик, прихрамывая, ходил вокруг инвалидной мотоколяски, что-то подкручивал, подтягивал.
- Отец, - пояснила Дарья. - Подождите меня, я сейчас, - взяв ведра, которые я достал из багажника, она исчезла в доме.
Челкаш подбежал к старику, растянул пасть в улыбке, завертел хвостом.
- Что парень, решил помочь мне? - хрипловато обратился старик к Челкашу, а меня поприветствовал: - Мое почтение москвичу. Вижу по номеру "Запорожца", из столицы нашей родины. Ты как нельзя кстати, подсоби-ка малость.
Я подошел, представился.
- Федор Фомич, - назвался старик. - Не могу пожать твою добрую руку - видишь, весь в солидоле. Спасибо, что Дашу мою подбросил. Подержи-ка вот здесь пассатижами, да расскажи, как сам-то?
Я все больше входил в роль подсобного рабочего; даже подумал: "Если дело так пойдет и дальше, к концу поездки стану мастером на все руки". Помогая старику, я рассказал о цели нашей поездки. Федор Фомич выслушал и сказал, понизив голос:
- Такой, как у тебя, "Запорожец" мне ведь тоже должны были дать. С ручным управлением, как инвалиду. У меня после ранения пальцы на ступне ампутировали. Но в медкомиссии сказали: "Ступня на сантиметр больше, чем положено для получения "Запорожца"". Дали вот коляску. Знал бы, сам сантиметр оттяпал, - Федор Фомич засмеялся. - Но, честно говоря, мне и этой коляски хватает. Только она, каналья, бензина много жрет. Как Ванька влаголюбивый.
- Кто это? - спросил я.
- А вон он в горшке, - Федор Фомич кивнул на террасу, где виднелся невзрачный цветок. - По кастрюле воды в день пьет.
Челкаш, который до этого внимательно слушал старика, взглянул на "Ваньку" и прищелкнул языком - Лихо!
Лицо Федора Фомича было в морщинах и складках, но глаза искрились, а на губах играла улыбка - от него нельзя было оторвать взгляд. Сами знаете, есть такие люди - через пять минут общения попадаешь под их влияние. Федор Фомич был именно таким.
Вернулась Дарья и протянула мне такой же мешочек с травами, какой носила с собой. Я принюхался.
- Спасибо! Пахнут сладко. Буду его беречь.
- Вот что. Мы с папой сейчас будем обедать, и я вас без обеда не отпущу. Пойдемте!
Я начал было отказываться, но Челкаш потянул меня за рукав - Пойдем, чего там! Я уже проголодался!
- Без обеда никак нельзя, - сказал Федор Фомич. - Сейчас сложу инструмент и за стол, но вначале к рукомойнику.
Дарья накрыла стол на террасе и поставила перед отцом и мной по тарелке свекольника, а Челкашу вынесла на крыльцо миску пшенной каши с мясом, которую он быстро умял и с восхищением стал рассматривать "Ваньку".
За обедом Федор Фомич продолжил разговор о "Запорожце", который ему не дали.
- …Но никуда писать не буду, не стану ничего просить. У меня, понимаешь ли, есть своя стариковская гордость, - говорил он с прежней улыбкой, давая понять, что старость надо встречать с достоинством.
На второе Дарья подала пшенную кашу с тыквой и кисель из смородины. В общем, я еле встал из-за стола и долго благодарил Дарью за обед, а потом сходил за фотоаппаратом и сделал снимок гостеприимных хозяев на фоне их дома.
Челкаш к этому времени уже нес вахту в тени Малыша, но, увидев, что я фотографирую хозяев, тут же подбежал и встал между ними, и кивнул мне, чтобы я снял еще раз. Пообещав выслать фотокарточки (и позднее, разумеется, выслал), я распрощался с Федором Фомичом и Дарьей, завел Малыша, и мы покинули деревню; Челкаш, высунувшись из окна, еще долго махал лапой в сторону дома наших новых знакомых.
Глава десятая. Две молнии
Несмотря на позднее время, было еще светло, дул теплый ветерок, но дул как-то обманчиво - то с одной стороны, то с другой. В конце концов этот теплый ветерок надул холодные тучи: вначале серые, затем бурые и в конце концов над дорогой появились черные, тяжелые, набухшие от воды. Дождь не заставил себя ждать и хлынул сразу, без всякой подготовки, без предупреждающих капель. Я включил "дворники" и сказал Челкашу:
- А вообще-то куда нам спешить? Можно подумать - за нами гонятся разбойники. Давай подыскивай место для стоянки. Отдохнем после бурного дня, послушаем музыку, не возражаешь?
Челкаш замотал головой и стал пристально смотреть по сторонам; но местность тянулась безрадостная; за пятьдесят километров мы так и не увидели более-менее уютного места; назад проносились рабочие поселки, какие-то фермы, мосты; потом дорога потянулась через болотистую равнину. Внезапно Челкаш насторожился, а в следующую секунду и я увидел, что параллельно нам над болотами в тумане плывет огненный шар, величиной с футбольный мяч.
- Шаровая молния! - пробормотал я и прибавил газа. - Еще, чего доброго, врежется в нас!
Сами понимаете, соседство такой страшной штуковины вселяет не очень-то приятные ощущения.
Но молния и не собиралась отставать, наоборот - приблизилась к нам на критическое расстояние, Малыш ее притягивал, словно магнит. Сквозь сетку дождя уже четко виднелись крутящиеся искры на поверхности шара. Я резко затормозил, в надежде, что шар пронесется вперед, но где там! Он, злодей, закружил вокруг нас, да еще - к нашему ужасу - с каждым разом сужал виток. Светящаяся бомба явно вознамерилась нас взорвать, спалить дотла.
Не скрою, меня охватил нешуточный страх; Челкаша тоже забила дрожь - шаровую молнию мы видели впервые. И все же мне удалось от нее избавиться. Я выбрал момент, когда она оказалась сзади нас, и резко дал газу, и… мы вырвались из смертельного круга. Молния в растерянности так и осталась висеть над дорогой. Челкаш лизнул мне руку, давая понять, что я совершил нечто героическое. Впрочем, он считает, что я вообще все могу.
Наконец дорога углубилась в лес. К этому времени дождь уже разыгрался во всю, а тут еще на асфальте появились заплаты и вмятины - дорога напоминала лоскутное одеяло; потом "одеяло" кончилось и дальше мы покатили по глинистой колее в рытвинах и буграх - настоящем танкодроме; Малыш то и дело подпрыгивал и дергался, словно ему давали пинка. "И когда у нас повсюду сделают отличные дороги? - подумал я, - ведь дороги - это лицо страны!"
Мы въехали в сосновый бор и сразу почувствовали густой запах смолы и хвои. Остановились на ровной низине; Челкаш заикнулся про ужин, но вдруг темное небо разорвала молния - уже обычная, зигзагообразная - и тут же ударил гром, да так, что Малыша подбросило, а верхушка стоящей невдалеке тонкой сосны заполыхала, точно бочка с керосином. Челкаш открыл дверь машины, выскочил наружу и заорал не своим голосом. Он то подбегал к сосне, то возвращался и просто требовал от меня сделать что-нибудь.
Я знал, что дождь вскоре потушит пламя, но, чтобы успокоить друга, взял топорик и стал подрубать сосну. Вскоре она рухнула; при падении пламя сбилось, в воздух поднялся сноп искр - через минуту все погасло. Но Челкаш еще долго нервничал, пыхтел и фыркал, даже дождь не мог его успокоить.
Понятно, пока я возился с сосной, а Челкаш носился и надрывал глотку, мы промокли до костей. Я-то сразу переоделся в машине, а Челкаша пришлось вытирать полотенцем и специально для него включать печку. Ну, а потом мы уминали бутерброды, слушали музыку и радовались своему передвижному жилищу, его удобствам и особенно непромокаемой крыше.
Грозу пронесло, но дождь продолжался. Он лил всю ночь. Нас это не очень огорчило - как известно, именно в дождь особенно крепко спится - монотонный шум убаюкивает лучше любой колыбельной.
Глава одиннадцатая. Катастрофа на мосту
Проснулись мы посреди озера - за ночь низина превратилась в огромный водоем - наверняка, издали Малыш, у которого в воде скрывались колеса, выглядел перевернутой лодкой, а еще вернее - желтым надувным матрацем. Спросонья, ничего не разглядев за запотевшими стеклами, я открыл дверь, шагнул и очутился по колено в воде.
Дождь кончился, в лесу стоял утренний прохладный полумрак; вокруг Малыша плавали лягушки, некоторые пытались запрыгнуть на нашу машину.
Вслед за мной Челкаш тоже хотел было вылезти, но раздумал и гавкнул - Надо завести Малыша и выбираться на возвышение!
Я последовал совету друга и вставил ключ в замок зажигания. Но Малыш закапризничал. Точнее, несколько раз чихнул, кашлянул, поплевал из выхлопной трубы и смолк. Стало ясно - он готов работать, но в его механизмы попала вода и ему надо время, чтобы обсохнуть; он прямо говорил - Господа путешественники, я все же машина, а не катер.
Челкаш прыгнул в воду, подплыл к Малышу со стороны двигателя и, встав на задние лапы, передними уперся в кузов машины. И выразительно посмотрел на меня. Я понял его и пристроился рядом; шлепая по воде, кряхтя и сопя, мы покатили Малыша к "берегу", то есть к насыпи дороги. Когда выкатили и отдышались, стали готовить завтрак.
Над лесом поднялось солнце - точнее, некий бледный диск - утро было облачное, пасмурное, хмурое. И, собственно, настроение у нас было неважнецкое; даже неисправимый оптимист Челкаш улыбался как-то натянуто.
Если вы думаете, что, после того, как мы перекусили, у нас поднялось настроение и все вокруг окрасилось в радужные тона, то ошибаетесь. К тому же, грунтовую дорогу, по которой нам предстояло ехать, сильно размыло, и я уже представлял трудности в пути.
Движения на той районной дороге почти не было, но все же два грузовика проехали.
- Они-то проедут по любой хляби, любым колдобинам, а каково будет нам, - сказал я Челкашу, запуская движок Малыша.
Челкаш только хмыкнул - дескать, чего тут говорить - И мы проедем!
Он-то считает меня искусным водителем, можно сказать - ассом, лучшим из лучших. Каким-то странным образом он и мне это внушил, но в тот день моя самоуверенность была наказана.
Мы, действительно, проехали по размытой дороге; правда, два раза приходилось выталкивать Малыша из глубоких луж, и однажды, когда застряли в скользкой яме, и подкладывать под колеса ветки. А остановились мы перед бревенчатым мостом через речку Песочная. Несмотря на красивое название, река выглядела устрашающе - никакого песка на ее берегах не было, от затяжного дождя она вышла из берегов и затопила все, что можно было затопить.
Мост представлял собой обычный дощатый настил, который под напором течения просто-напросто ходил ходуном. Наблюдательный Челкаш это заметил сразу и буркнул, предупреждая меня об опасности - мол, здесь и твое высокое мастерство не поможет. Он, благоразумный, никогда зря не рискует, но я решил проскочить, подумал - "Грузовики-то проехали". И невдомек мне было, что грузовики могли прокатить и в объезд или знали местный брод. А если и проехали, то намного раньше, когда вода еще не была такой высокой, а течение таким мощным. Короче, я бросил Челкашу:
- Не преувеличивай опасность! - и направил Малыша на мост.