Когда Саша переступила порог каминной, она увидела Иришу в розовом прозрачном одеянии, изящную, очаровательную. Вошел Касторский. Было в его осанке, в серебристой восхитительной седине, в темно-синем бархатном халате с капюшоном и с широченными рукавами, в спокойной улыбке, в удивительно красивых руках что-то завершенное, что-то говорившее о состоявшейся человеческой личности.
Он принес стопку иллюстрированных журналов и книг, среди которых выделялись такие наиболее известные, как "Функция оргазма" и "Сексуальная революция Вильгельма Райха", книги о телесной терапии и другие. Он улыбнулся и протянул их Ирише. Скоропалительность, с какой развернулись дальнейшие события, ошеломила Сашеньку.
Один-два танца, коктейль, знакомство с догами, примерка новых одеяний и украшений и в заключение урок, преподанный Касторским: "Музыка тела". Подушечками пальцев Ириша проводила по всему Сашиному телу, и легкая дрожь пронизывала ее. Касторский сидел на диване и внимательно следил за происходящим.
Ириша, казалось, сумела едва заметно подкрасться к душе Сашеньки, затронув в ней чувственные струнки и обнажая ее все больше и больше. Сама того не замечая, Сашенька быстро включилась в игру, испытывая наслаждение и понимая, чего от нее хотят, загораясь желанием приблизить неизвестность, притягательную и захватывающую.
Я по рассказам (потом мне удалось выслушать и Сашеньку, и Касторского) отчетливо представил себе эту дьявольскую сцену. (Я понимаю, что закон не преследует сексуальные меньшинства, не пресекает мужеложство и лесбиянство, но в моем сознании они по-прежнему остаются пороками, одними из видов разврата. И мне было, с одной стороны, жалко девочек типа Ириши, а с другой стороны, я не выносил отвратительную корыстную направленность действий и поступков людей типа Касторского.)
Мягкая, тонкая, податливая Ириша вначале вела партию. Рассыпанные золотистые волосы касались Сашенькиных ног, а нежные руки в красном мерцающем свете, должно быть, ласкали партнершу, вызывая в незнакомке эротические предчувствия. Вскоре Сашенька ответила более решительными движениями, обнаруживая свой темперамент, сверкающая и сильная, она будто перехватила инициативу, и Ириша робко пошла за ней, поощряя подругу к более смелым действиям. В какое-то мгновение тихая музыка сменилась более громкой, сексуально окрашенной, теперь уже были слышны стоны, но они-то и довершили резкую перемену в развитии интриги по замыслу мэтра. Касторский пристально следил за вспыхнувшим светом в зрачках возбужденной Ириши, видел, как растерянно-смущенный взгляд Сашеньки зажегся яростным и даже злым пламенем. И то сопротивление, которое оказала Ириша, ориентируя подругу на сдержанность ласк, затем долгая пауза в музыке и поощряющий взгляд Касторского - все это открыло в Сашеньке какой-то клапан, и она будто растворилась в подруге, и Ириша будто утонула в ней, их головы соприкасались, а шелковистые волосы, золотистые у Ириши и иссиня-черные у Сашеньки, перепутались, переплелись. В тот же миг в их глазах вспыхнул совсем иной свет.
Снова заиграла музыка. Догорали пепельно-розовые поленья в камине. Усталая и растерянная, Саша пыталась прийти в себя и широко раскрытыми глазами глядела на улыбающуюся подругу.
- Со мною произошло что-то необычное. Я ощутила себя другой, - признавалась Сашенька. - Это было и высшее наслаждение, и осознание чего-то величественного, непостижимого.
- Я не понимаю, в чем вы меня хотите обвинить, - говорила Ириша Петрову, - что дурного в том, что мы ласкали друг друга?
- А как часто вы употребляли наркотики?
- Очень редко и в таком незначительном количестве, что назвать это потреблением никак нельзя. У нас были совершенно другие цели…
- Какие?
- Мы пытались, и это хорошо понимал Валерьян Лукич, приобрести состояние внутренней пластической раскованности. Мы овладевали новой биоритмической структурой.
- В чем она выражалась?
Ириша замялась. Петров, в свое время с увлечением занимавшийся с несколькими экстрасенсами и освоивший даже некоторые приемы лечения, стал говорить о внутренних законах развития личности, о связи воли, подсознания, удовольствия и страха. Рассказ явно заинтересовал Иришу.
- Значит, наркотик, снимая страх, уничтожает и чувство ответственности. Воля как таковая перестает существовать, она уступает место удовольствию, структурно складывающемуся из отдельных эротических, эстетических и познавательных элементов. И как только это происходит, начинается активный процесс интуитивного поиска нового в самом себе: нового видения мира, новых ощущений, мировоззрения.
- Именно так, - вскричала тогда Ириша. - Вы же все знаете. Вы же совершенно точно обо всем говорите. Когда я впервые испытала эту новую радость ощущений, доставленную мне от энергетической подпитки от плюсового бинома…
- Что такое плюсовой бином?
- Ну это когда однополовая связь… так Валерьян Лукич выражается.
- Продолжайте.
- Так вот, когда это произошло, в меня точно вселился другой человек. Я уже не могла видеть мужчин, не могла даже прикоснуться к ним.
- Вы понимаете, что с вами произошло? - спросил Петров.
- Примерно, - ответила Ириша.
- Не думаю, - проговорил Петров. - А произошло вот что. Под воздействием сильных ощущений эффект удовольствия вытеснил многие другие свойства, присущие нормальному человеку. Порочное удовольствие, потребительская дурная страсть стала единственным вашим жизненным критерием. И самое печальное, приобщившись к разврату, вы стали активно втягиваться в преступления…
- Я никому не делала зла…
- Неправда. Вы пытались развратить Копосову.
- Она сама кого хочешь развратит, - вспыхнула Ириша.
- Вы втянули в свои порочные занятия ученицу ПТУ Зину Коптяеву.
Ириша закусила губу.
- Она сама напросилась…
- После того, как вы ей рассказали, что ее ждет и что она получит у Касторского.
- Разве ее били, насиловали? - уже возмущенно спросила Ириша.
- Хуже. Ей отравили сознание. У нее психическое расстройство. Могу сказать, у вас со здоровьем тоже не все в порядке. Ваша, как вы говорите, новая структура приведет вас к гибели и к нравственной, и к физической. Вы убили в себе личность. Утопили в порочных удовольствиях все свои человеческие качества. Поэтому вы и стали соучастницей убийства, грабежа и других преступлений.
- Я не убивала. Я ни о чем не знала.
- Инокентьев Игорь Зурабович дал другие показания.
- Инокентьев трус, он что угодно мог наплести…
- Не думаю. К этому мы еще вернемся. А сейчас ответьте мне на один маленький вопросик. Каким образом у Саши оказалась дверная ручка Касторского?
Ириша рассмеялась.
- Сашка хулиганка. Однажды она разозлилась и сказала: "Я у него все дверные ручки пооткручиваю". А вечером, когда мы уходили, Касторский принес ей пакет и сказал: "Это тебе". Саша заглянула в пакет. Там была дверная ручка. Как узнал о словах Саши Касторский, мы не знаем. Наверное, у него были подслушивающие устройства.
- Вы же отлично знаете, что были.
- Да, он записывал все, что связано с проявлением чувства удовольствия.
- Он вам давал послушать эти пленки?
- Вы же знаете. Он сам создавал эту своеобразную музыку, когда классика соединялась с сексом…
- Это действовало?
- Не то слово. Это так возбуждало, такой кайф, ты балдеешь моментально.
- И Зина Коптяева слушала эту музыку?
- Она ради этого и пришла.
- И как она реагировала?
- Она так расковалась, даже разнуздалась, что Касторский приостановил сеанс. Он не выносил грубости.
- Касторский к вам не прикасался?
- Нет, почему же? Он иногда ласкал нас. Но в этом никогда не было грубятины.
- Ваши родители знали о ваших занятиях?
- Папе до меня не было дела. Маме тоже, а вот бабушка чувствовала что-то. Она однажды прослушала пленки и устроила истерику, а потом прокляла меня.
- Как это?
- Ну сказала: "Проклинаю!"
- И вас это не задело?
- Очень даже. Я любила бабушку.
- А теперь?
- Теперь тоже. Только ее уже нет.
- А у вас с Сашей никогда не возникало возмущения, предубеждения против Касторского?
- Возникало.
- Причины?
- Он жадный, - тихо ответила Ириша. - Такой же, как Инокентьев. Держал меня на ублюдочном пайке. У Сашки - свои гешефты с драгоценностями, а у меня ничего. Меня одевали, кормили и только. У меня не было будущего. Сашка как-то сказала Касторскому, чтобы он меня обеспечил.
- И что Касторский?
- Он смеялся и говорил, что скоро, через год-два, все кончится в мире прахом, потопом и новым пришествием…
Ириша, так казалось Петрову, говорила искренне, и он слушал ее внимательно, изредка задавая вопросы.
Когда Петров наконец поднялся, Ириша сказала:
- Я ни в чем не виновата. Это они все. Я поняла, что ошибалась. Сделайте так, чтобы меня выпустили отсюда.
Совсем по-другому держалась Саша. Она вела себя агрессивно:
- В чем вы меня хотите обвинить? Лесбиянство - это не наркотики. Не подлежит преследованию. К тому же я не лесбиянка! - Она расхохоталась. - Вы, должно быть, отличаете ласки от нормальных половых связей?
Петров несколько не то чтобы смутился, а замешкался с ответом.
- Я здесь углядел другое. Целую цепь нарушений норм нормальной человеческой жизни. Меня интересуют истоки, причины порока.
- Вас интересует нравственная сторона дела. Я, как вы знаете, философ по образованию. Правда, университет я не закончила еще, но дело не в этом. Так вот, я хочу все поставить на свои места. Ничего безнравственного у Касторского не было. Мы изучали удивительные, беспредельные возможности нашего тела. Некоторые тренируют свои способности к ясновидению, учатся определять болезни, а мы работали в гедонистическом ключе. Касторский утверждает, что удовольствие не только снимает напряжение, но и противостоит злу, разрешает сложнейшие противоречия, излечивает от любых недугов. Касторский показывал результаты своих исследований. Медицинские анализы дали удивительную картину изменения общего состояния девочек после чувственного сеанса. Да, не смейтесь, это самые настоящие сеансы здоровья. Сеансы красоты, если хотите!
- Какое кощунство! - заметил Петров.
- У нас с вами разные взгляды. Красота должна спасти мир, - это не мои слова. Это Достоевский. Так вот мы были заняты поиском новой красоты.
- В башкирских сакомах, похищенных вами?
- Это другое, - ответила Саша. - Кстати, я не похищала, а приобрела их частным путем за две тысячи баксов. На всякий случай, вещи дорогие, у меня хранятся и расписки… Это понятно. А вот другое, чего вы понять не можете…
- Чего же?
- Чисто психологический момент…
- Ну?
- Если наш последующий этап - самоотречение, то этот сегодняшний период жизни означал познание той красоты, которая заключена в богатстве. Человек должен пройти все стадии развития. Одна из низменных стадий - достижение богатства. Я только вступила в эту стадию, Касторский, наоборот, ее завершал. Так вот, после этой первой стадии мы должны были перейти к следующей - к отречению от материальных благ.
- И что тогда?
- Тогда наступит стадия обретения духовной красоты.
- Это же все - ложное учение, мнимая красота, - тихо и с глубоким сожалением проговорил Петров.
- Кто вам сказал?! - взвилась Саша. - Кто вам дал право судить и определять, что есть мнимая и что есть истинная красота?!
- Существует культурно-историческая практика.
- Ваша культурно-историческая практика привела человечество к войнам, разбою, лжегуманизму, который уничтожит всех людей на планете да и саму планету отправит в тартарары!
Петров вскипел:
- Разбоем-то как раз и занимаются отбросы человечества типа Касторского, Щеглова и Шамрая.
Снова взвилась Копосова:
- Вы Шамрая не трогайте. Может быть, он единственный и есть тот самый истинный человек. Сейчас все перевернуто с ног на голову. А он продолжает жить естественной жизнью.
- Как это?
- По Дарвину. По законам леса.
- Вы хотите сказать, джунглей?
- Не была там. Впрочем, это к делу не относится. Я не желаю больше вести разговор. И просьба одна к вам. Мне нужно переговорить с Тепловым… Не могли бы вы организовать эту встречу…
Грани добра и зла
Я знал, что Щеглова нашли мертвым неподалеку от гостиницы "Заря". Экспертиза показала, что он принял яд. Говорили, что его отправил на тот свет Касторский, но прямых доказательств этому не было. Касторский начисто отрицал какие бы то ни было обвинения в своей причастности к убийствам. Не отрицал он только того, что Щеглов помогал ему в поиске кулона, который он готов был купить за любые деньги. Даже показал позже Петрову расписки (комиссионные), которые получил от Щеглова и Инокентьева. В расписках значилось, что им была выдана значительная сумма в счет тех услуг, которые ими были оказаны Касторскому.
Меня, как и Петрова, интересовал образ мышления Касторского, ведь он умел производить выгодное впечатление на всех, с кем соприкасался. Впрочем, многие потом утверждали, что он нес сущую околесицу, только бы как-то прикрыть свои преступления.
- Я бы не стал все это называть околесицей, - спокойно пустился в рассуждения Касторский, когда ему передали чужие слова. - Речь идет о вещах значительных, касающихся существования человечества. Да, я действительно разыскивал кулон, но с единственной целью: помочь людям, ибо только я смог бы воспользоваться тем, что скрыто в этом украшении…
- Продолжайте, - попросил Петров.
- Очень удобно быть материалистом, - продолжал Касторский. - Закрыть глаза на все и действовать. Я предпочитаю не отрицать ничего того, что не проверено на собственном опыте. Чтобы объяснить свои поступки, я должен рассказать о моих реальных связях с Космосом. Вот уже десять лет, как я получил задание действовать в направлении оздоровления Земли. Больна ее оболочка. Приближается всеобщее Перевоплощение, то есть смерть. Есть два начала: деятельность Человека и деятельность Вселенной. Всякая вещь, как и Человек, так и Вселенная, проявляет себя активно. Но есть вещи, от активности которых зависит судьба человечества. Такой вещью является та драгоценность, которую я тщетно пытался найти. Не каждый может воспользоваться той тайной, что заключена в этом украшении. Надо знать, по каким законам живет именно эта вещь. Пять лепестков на белой розе означают и дуплекс-сферу и единство Человека с Космосом, единство двух начал, первое - Добро и Зло, второе - Страдание и Радость. Любой настоящий ученый, как и любой ясновидящий, способны различить сложную ауру белой розы, передающую зависимость двух противоположностей. Согласитесь, что понятия Добра и Зла имеют значение только тогда, когда их противопоставляют одно другому. Как плюс-минус, так и добро-зло необходимы лишь для обнаружения себя и не существуют сами по себе. А раз эти понятия относительны, значит, то, что зло для меня, может являться добром для другого, и то, что было для меня добром вчера, может оказаться злом сегодня. Понятия эти имеют значение только по отношению к тому существу, к которому они относятся. Но из этого вовсе не следует, что все равно - добро или зло руководит действиями отдельного человека или народов.
- Значит, все относительно? - переспросил Петров.
- Совершенно верно. Добро и зло, как и все во вселенной - пространство и время, холод и тепло, относительны. Вы, конечно же, должны спросить, а каковы критерии моих поступков? Скажу. О них мне поведали голоса, идущие ко мне из Космоса. Вы смеетесь? Напрасно. Все мои действия по розыску кулона я вам рекомендую одобрить, более того, доложить в соответствующие органы и добиться разрешения, чтобы я продолжил свои исследования.
- А именно?
- Кулон создавался на Востоке. Долгое время, а именно до тысяча девятьсот сорок третьего года, он находился в Гималаях. В тысяча девятьсот сорок третьем году по приказу Адольфа Гитлера сорок отважных тибетцев были казнены и их трупы доставлены в Берлин. С тех пор и началось поражение рейха. Мне достоверно известно, что кулон хранит в себе информацию о мировой скорби Человечества, в нем скрыта тайна всеобщего Единства, Мира и Добра. Я понимаю ваше состояние, - обратился Касторский к Петрову. - Вы ранены. Если позволите, я сниму вам боль…
- Благодарю, - ответил Петров. - Мы непременно с вами продолжим разговор.
Прошло два месяца. Мне трудно было следить за развитием событий, и все же кое-что было известно.
Несколько раз я встречался с Петровым, и мы всякий раз говорили о Долинине, о его отношении к Касторскому.
- Долинин широкий человек, и он решительно защищает Касторского. Может быть, и напрасно. А может быть, нет, - загадочно произнес он последнюю фразу. - Время покажет.
При другой встрече, когда я сказал, что Долинин щедрый человек, и это проявилось не только в том, что он помогает мне выставляться, но и в том, что он готов вложить свои кровные в любое более или менее перспективное дело, Петров заметил:
- Этого у него отнять нельзя. Он и мне помог. Должен вам признаться, что я попал в очень серьезный переплет и только благодаря ему сумел выкрутиться…
Он не стал продолжать, а я не стал расспрашивать. Кто знает, может быть, те злополучные банкноты и были той реальной помощью Петрову, о которой так проникновенно повествовал капитан.
Я рассказал Петрову о своем замысле: непременно написать цикл картин и портретов под общим названием "Грани Добра и Зла". Меня неотступно преследовал образ Касторского. В нем сосредоточивалась, так мне казалось, квинтэссенция Зла. В чертах его лица Зло проступало совершенно зримо, как бы являя собой подтверждение в плане дурных дел и в плане теории. Я не мог понять, валяет ли дурака Касторский или же действительно верит в то, о чем говорит. Одно можно утверждать наверняка. Касторский был фанатиком. Меня поразила его страсть к детям. Я беседовал с ребятишками, которые жили по соседству с Касторским. Они в нем души не чаяли. Любое его поручение они готовы были выполнить мгновенно. Они говорили о Касторском так тепло и так проникновенно, что оставалось только позавидовать. И каждый мог похвастаться подарком, полученным от профессора: это и сачок, и удилище, и перочинный ножик, и блокнотики, меня поразил старый значок, на котором была изображена сложная вязь, а в середине отчетливо проступало подобие свастики.
- Это не фашистский знак. Это так просто, - пояснил мне владелец значка. - А вот у Кольки Рогова, так у того есть настоящий крест со свастикой.
- А Валерьян Лукич знал об этом?
- А Колька только собирался ему показать.