- Зря бросил техникум, - откликнулся Генка и предупредил: - Ты от Вадьки держись подальше, у него примитивная мораль. Рано или поздно погоришь с ним. Влипнешь в историю. Он-то выберется, у него связи, а тебе достанется. На станции есть еще пара рвачей. Я с ними из одного котла, но в их игры не играю, и тебе не советую, - и дальше, подхлестывая мое самолюбие: - Ты ж мозговой парень. Вернись в техникум, на вечерку.
- Ну и малый этот Генка, - продолжал недоумевать Вадька. - Совсем другой колер, даже кадров не имеет. Смехотура! Если б еще не поддавал, совсем был бы святым. Только в рамку. Но не поддавать у нас нельзя - не вписался в коллектив, скажут. У нас не выпить сто грамм после работы - преступление. Он не трус, и ослом его не назовешь, но меня считает чокнутым, потому что я волочусь за девчонками. Ну, не чудик? Нельзя сказать, что девчонки его не интересуют, но он относится к нем, как к товарищам, потому они и бросают его. Они, девчонки-то, ведь все с пороком… В прошлый год у него, правда, имелась девчонка - прилизанная брюнетка. Жутко ему нравилась, но так и не состыковался с ней. Все не признавался в чувствах - боялся, даст поворот. Волочил ей из своего пригорода цветы, морковь с ботвой - умора! И все страдал втихомолку. Раз десять направлялся к ее дому, чтоб признаться, и заворачивал с полпути…
Вадька распалялся все больше:
- Генку волнует разная бодяга: что травят природу, да последний кит барахтается у Антарктиды. Как-то ему говорю: "Давай общнемся, выступим с девчонками, юморные кадры есть". А он начал меня лечить: "Кадриться - занятие бездельников. Тебе бы только и держаться за девичьи зады. Лучше б в институт поступил. Ну есть у тебя машина, сделаешь квартиру, а дальше что? Только и будешь думать, как бы что затащить в квартиру". И чего канючит - никак в толк не возьму. Одним словом - гнилые заходы!
Все это Вадька высказал с жуткой обидой, Генкины слова задели его не на шутку.
Очкарик открыто восхищался Генкой:
- Крепкий ум и руки золотые. Все может. Сделать-то ведь все можно, если знаешь, как сделать. А он парень с крепкой базой и далеко пойдет, вот увидите. Я слов на ветер не бросаю. Он серьезный и не тратит время на разный треп, не то что некоторые пустозвоны, которые, понимаете, только языками чешут да хотят обогатиться за чужой счет… Жаль, уйдет от нас скоро. И как я без него буду, прям не знаю. Талант-то ведь ничем не заменишь…
Частенько после работы расслаблялись. За день наломаешься, надо снять усталость. Заходили в "Чайник" - пельменную, где винишко цедили из чайника. В том заведении дежурила бабка с сумкой - собирала бутылки; подсаживалась к нам, торопила:
- Допивайте скорее, - вынимала прямо изо рта.
Они, эти бабки, все забегаловки поделили меж собой - каждая орудовала в своей зоне. Бутылки, ясное дело, сдавали.
В "Чайнике" было неплохо, но выпадали овощные дни, когда совсем не было мяса. После такого ужина, ясно, силенок не прибавлялось.
Официантки нас встречали как родных. Одно дело сядут студенты, меню не изучают, берут только кофе и весь вечер болтают, а официантка страдает - ей нужен план. Другое дело - наша команда: пришли, сделали заказик как положено, из-под прилавка тетя Маша налила водки, и все довольны. Официантки нам говорили:
- Если посетитель заказал только кофе, он или сумасшедший, или проверяющий. А студенты все филоны: что за мужик, если не может подзаработать десятку? Еще хнычат, что здесь не играет джаз. А нам этого не надо. И вам не надо, правда? Так сидишь спокойно, потолковать можно, а то сипели бы разные выдувальщики. Как вон в тех кафе. А у нас тихо, спокойно и народ приличный. На свои трудовые пьет.
После работы отмывались в душе, но по четвергам совершали обряд: закупали бутылец и ковыляли в баньку. Там всегда стояла очередь. Сейчас ведь все умные стали, поняли - ванна ванной, это так, пополоскаться, а банька для здоровья, для души.
Мы-то всегда шли в обход очереди, к портному Яше, он через свое заведение проводил к дяде Сане. Дядя Саня служил мойщиком и парильщиком; завидев нас, сразу убирал костыли с мест для инвалидов (так он называл места для своих) и по-деловому приглашал нашу команду к отдельному шкафчику. Кстати, он и дома держал костыли, чтоб брать в магазинах без очереди. Актер был тот еще! Но Вадька говорил:
- Пусть себе развлекается.
Дядя Саня всех знал по именам: спортсменов, строителей, наших ребят, чумазых трудяг с завода. У новенького сразу угадывал профессию, даже если тот шлепал без одежды. У дяди Сани все было четко продумано: для дилетанта он делал парок так себе, и веники подсовывал хилые, и стегал шаляй-валяй, для нас - поддаст жару, так поддаст! И стегал на совесть. Через часик войдем в предбанник, дядя Саня уж пивко разлил по стаканам, рубашки уже все отглажены - все как положено. Дядя Саня вкрадчиво спрашивает:
- Что будете? Красненькое, водочку? Уж невтерпеж небось?
В предбаннике сидели душевно. А потом дядю Саню не обижали, оставляли по десятке с носа. Только так. Кто давал меньше, стоял в очереди с пяти вечера.
Случалось, в загашнике дяди Сани кончалось горючее, тогда посылали "лунохода" Леху в магазин. Широкобокий, весь в татуировках, Леха пасся в бане с утра. Услужливый, он никогда не надувал. Баня была его кормушкой, там ему перепадало, и он держал марку "фирмы".
Бывало, без всякого повода разворачивались с особым шиком: заранее скидывались и отдавали деньги закадычному Вадькиному приятелю банному президенту Юрке, рабочему с соседнего завода, большому любителю банного дела, парню симпатяге с этакими театральными жестами.
- Все обставляю как надо, - говорил Юрка поставленным голосом, - горючее, закус, домино, выпишу дополнительных клиентов, один принесет красный рыбец, другой явится как массовик-затейник.
Так и жили трали-вали. Дядя Саня все хотел телек приобрести. По ящику полно запускали спорта: то хоккей, то футбол, всегда было что поглазеть.
Через год мы с Вадькой сработались крепко: по воскресеньям на его тачке гоняли на ипподром, по пути Вадька таксорил, подрабатывал на своей колымаге - больше ради интереса.
- Засекай время, - говорил. - Сейчас за пять минут получим трояк.
Он подъезжал к стоянке такси, брал из очереди какую-нибудь парочку, подбрасывал куда надо.
- Это все семечки, - тянул Вадька. - Четко! Опытные люди снимают клиентов у вокзала или шпарят к междугородним автобусам, там свои "диспетчеры", находят клиентов в Лаишево, Арск. Десятка с носа. Троих посадил - тридцатник в кармане. Волокешь?
На ипподром проходили со страховкой: у входа нас поджидал банный президент Юрка. Мы совали ему билеты в театр, которые заранее доставал какой-нибудь клиент автостанции, и Юрка вел нас к знакомому сторожу ипподрома. Сторож брал билеты для своего внука, и подводил нас к Васе, который знал всех наездников и конюхов и был вхож в конюшни. Вася сразу выкладывал нам информацию:
- Этот сегодня темнит, но давно не выступал, от него можно ждать. Тот весь сезон придерживал лошадь, сегодня идет на выигрыш - ставьте на него.
И мы ставили, и почти всегда без осечки. После заездов подходил Юрка:
- Организовал легкий отдых. Устроим посиделки на пустыре напротив трибун.
Бывало, темнеет, мы отдыхаем, а на пустых трибунах меж рядов прыгают огоньки фонариков - разные бедолаги собирали кинутые билеты - узнали в кассе, что один номер не получил выигрыша, и шарили, перебирали сотни бумажек, чтоб получить два-три рубля.
Днем мы с Вадькой выходили за ворота станции, закуривали, перекидывались словечком с девчонками из соседней общаги. Случалось, часик-другой прохлаждались на воздухе, пока Очкарик не сипел из проходной:
- Ох, "система", опять треп! Надоели ваши увертки! У всех слесаря как слесаря, а у этих все наперекосяк, одни девицы на уме! Вон на пятой станции пареньки серьезные мастера, это - да, скажу я вам, не то что эти шутники с левой резьбой… Перед вами тут работали одни, такие же разгильдяи. Так я им все выложил, будьте уверены. Больно накладно таких держать. Очень надо трепать себе нервы. И было бы из-за кого.
Его уже одолевала лень, но он продолжал по инерции, как бы во имя истины угрожал жестокой расправой:
- И вас вышибу, вашу "систему", всех, без разбора. Я, понимаете, железный человек… Слов на ветер не бро…
Адские гонки
Через два года работы на автостанции я сколотил достаточно деньжат, чтобы купить на толкучке подержанный мотоцикл "Ковровец". Разумеется, предварительно договорился с посредником, чтоб подобрал стоящую машину, иначе там могли такое всучить! Пришлось, конечно, раскошелиться за услугу, зато и машину получил как новенькую. Это был самый счастливый день в моей жизни. Когда я примчал на мотоцикле на станцию, ребята загудели:
- Ну-у, даешь, кореш! Такой агрегат отгрохал!
- Полностью на ходу или еле живой? - поинтересовался Вадька.
- Живей не бывает, - хмыкнул я. - От барахолки шуровал на полную катушку.
Генка подрегулировал электропитание машины и хлопнул меня по плечу:
- Все это неплохо, но не забывай про учебу.
"Какую учебу, - подумал я, - если у меня уже все есть для счастья?"
Первое время, еще без прав, я разминал колеса только по нашей окраине. С сухим треском, в облаке выхлопного газа проносился по улицам, наводя панику на прохожих. Понятное дело - мой конь вилял из стороны в сторону. Но с каждым днем я совершенствовал мастерство и уже через пару месяцев выделывал такие трюки, что все ахали. Ну и, само собой, на работу уже ездил не на трамвае. Правда, однажды проскочил на красный свет и меня инспектор прищучил. Пришлось идти в ГАИ сдавать на права.
Гоняя по улицам, заправляясь на бензоколонках, я не раз встречал парней-мотоциклистов и от них узнал, что в Ленинском районе образовался клан любителей "адской езды". В тот клан ребята приняли меня с распростертыми объятиями. Еще бы! Я ж работал на автостанции и при случае мог достать любую деталь.
…Какой кайф - разорвать ночную тишину, создать грозовую атмосферу, пронестись мототабуном по гулким улицам и, выделывая лихие виражи, вылететь на загородное шоссе, где на тебя несется асфальтированная лента, и устроить гонки! Или двинуть всей моторизованной командой к аэропорту и там, врубив фары, под резкие сигналы устроить бесплатное шоу для разных полуночников и впечатлительных провинциалов транзитников…
Ночные мотоциклисты, подростки, перемазанные машинным маслом! Одним они мешают спокойно спать, другим создают аварийную обстановку на трассе. Но какой подросток не любит технику и скорость, не хочет стать владельцем собственного транспорта, приобрести свободу, расширить мир.
Конечно, гнать сломя голову и выделывать смертельные трюки - не лучшее представление о мужестве, но как еще в восемнадцать лет утвердить себя, если ты не согласен с обществом, если у взрослых сплошь и рядом лицемерие и другая, потребительская гонка - за богатством, комфортом, карьерой. Эти подростки бунтари, запутавшиеся в огромном современном мире, не знающие, куда себя деть. Еще бы! В техникумах говорят одно, а в реальности другое. Как здесь не потерять ощущение прочности.
В нашей среде мотоциклистов почти все носили стальные эмблемы, цепи и бляхи. Эта атрибутика говорила о сознательном выборе трудностей, постоянном риске, скитаниях. Мы исповедовали жесткие правила поведения - спортивный режим, накачка мышц, табу алкоголю и куреву. Для нас металл был символом силы и порядка на свой лад. Вступив в мотоклан, я отдалился от Вадьки, перестал участвовать в его кутежах.
Костяк моторизованного клана составляли ребята из Ленинского района, но признанным вожаком считался двадцатилетний заводила Семен из Дербышек.
Семен был весь в металле: куртка, брюки и сапоги в железках и клепках, сверкали зуперами-"молниями", под курткой - латунный пояс, на руке - медный браслет с выбитой группой крови на случай аварии; он был обладатель чуда - чешской "Явы" и предмета всеобщей зависти - самопального шлема. Семен мог разобрать и собрать мотоцикл с завязанными глазами. На своей "Яве" он смонтировал противотуманные фары, зеркала и трубы-щитки, бензобак разукрасил черепом с костями. Время от времени этот фаталист снимал глушитель для большего грохота…
Семен был вполне самостоятельным - работал токарем; силу имел недюжинную - на турнике подтягивался на одной руке, а кирпичи перекидывал, как яблоки. Ходил слух, что он отсидел год за угон автомашины, и это темное прошлое предводителя вселяло в нас дополнительное уважение и страх…
Отец Семена погиб на фронте, а мать давно махнула на него рукой, как на упрямого, взбалмошного, неустроенного. Не раз автоинспектора задерживали Семена за превышение скорости, но дырки в правах не делали, только штрафовали, давая понять, что ценят его профессиональное мастерство.
- Одно непонятно, - говорили инспектора. - Как ваша братия работает, учится, ведь всю ночь гоняете по трассам?
- Обижаешь, начальник, - небрежно бросал Семен, стоя в расслабленной позе, облокотившись на свое рокочущее чудовище. - Нормально работаем. Мы двужильные. - И смотрел в упор, с насмешкой, как бы подчеркивая, что мы железные, надежные парни.
Мы собирались по вечерам на пятом километре на Нижне-Камском шоссе. Некоторое время, поджидая дружков из близлежащих поселков, выписывали восьмерки на обочине. Потом Семен давал прерывистый сигнал, включал фары, подавал грозный клич:
- Поехали! и ставил своего железного коня на дыбы.
Прокатив с десяток метров на заднем колесе, Семен опускал машину и мчал в сторону города. Мощный рев моторов сотрясал воздух - кавалькада устремлялась за ним и исчезала в сизом шлейфе выхлопных газов…
Вначале вся наша обойма подлетала к клубу, который располагался в полусгнившем бараке. На огромной скорости застопоривали машины и вразвалку, весомо и как бы нехотя, под восхищенные взгляды девчонок, входили в зал. Презрительно осматривали всяких длинноволосых и стриженных - эти "системы", которые, по нашим понятиям, были в вечных поисках неизвестно чего. Если из динамиков лилась не "та" мелодия, подходили к владельцу "мага" и с определенным силовым давлением требовали сменить "музон" на наши забойные вещи. Случалось, кто-нибудь из местных меломанов начинал артачиться:
- Наглый выпад! И чего они качают права!
- Круто заворачиваешь, чувак. Смотри, не сорви резьбу, - спокойно цедил Семен.
- Не напрягайся, не раскаляйся, - добавлял Костя, исполняющий роль первого помощника лидера.
Меломан тушевался, а мы перемигивались.
К Семену подбегала его подружка Лиля, уродливое, но душевное создание, "болотный цветок", как называл ее Костя. Она заканчивала медучилище, жила в общаге; на ее запястьях виднелись шрамы - "когда-то сделала по глупости от адской любви".
Запускали наш ураган звуков; слышались взрывы гитарных аккордов, точно паровой молот ухал барабан. Семен с Лилей начинали раскачиваться в замедленном ритме. Костя подходил к какой-нибудь симпатичной пигалице; та радостно выходила с ним на середину зала, начинала энергично-беспорядочно дергаться. Мы тоже подбирали девчонок.
- Надоел клуб до смерти, - говорила Лиля Семену в момент передыха. - Длинноволосые смурные. Им главное подать себя ярко. Да и "дуркой" балуются, добавляют в "Беломор".
- Наши чуваки лучше всех, - вставлял Семен. - Как вещает Костя, мы раскованные потому, что свободны.
- Угу! - откликалась Лиля. - Но я за чистые чувства. Надоело все это. Хочется жить тихо, спокойно.
- Немного погодя сдвинемся к аэропорту, потом с тобой слиняем в бункер. Такой расклад, - с мужланской откровенностью Семен обозначал программу.
Но Лиля, как каждая женщина, хотела "вить гнездо", к тому же в клубе она ревновала Семена к другим девчонкам, более приметным, чем она.
Около полуночи Семен давал команду - следовать в аэропорт и седлал мотоцикл. Лиля покорно пристраивалась за ним и закрывала глаза. Она не боялась скорости, но не могла видеть сбитых собак, кошек и птиц, то и дело встречавшихся на трассах. Она была сентиментальная девушка, и это-то притягивало к ней сильного, уверенного в себе Семена.
Симпатичная пигалица чуть ли не со слезами на глазах говорила Косте:
- …Очень хочу вписаться в вашу компашку, но отец убьет, если вернусь после двенадцати.
- Забьем стрелку в аэропорту, - бросал Костя вожаку.
Запускали двигатели; возглавляемый Семеном мототабун с бесшабашной удалью гнал к загородному шоссе. Костя и еще двое-трое ребят везли подружек по домам.
На спящих улицах мототабун был впечатляющим зрелищем. Нарастающий грохот, свет от фар и вдруг - рев, оглушительные выхлопы, мельканье темных призраков и… затихающий рокот, слабеющие красные рубиновые огоньки. И на прямых отрезках, и на опасных виражах табун не гасил скорость. Посты ГАИ только провожали нас, ночных лихачей, глазами. А что делать?! Преследовать на машинах было запрещено: случалось, удирая, парни попадали в аварии с тяжелыми последствиями.
В полночь на площади перед аэропортом под тусклыми фонарями табун поджидали мотоциклисты из соседнего поселка. Их собиралось человек десять. Завидев на шоссе множество прыгающих огней, они устраивали такую какофонию, что из аэровокзала выскакивали заспанные пассажиры. А уж встречали табун с таким напором дружелюбия, что он нередко переходил в хамство - чуть ли не отрывали наши брелоки.
Шумной ватагой Семен и мы, его свита, вваливались в аэровокзал, у буфетной стойки пили кофе, потом, без всякой рекламы, снова вскакивали на машины и с особым шиком устраивали мотородео - демонстрировали встречные гонки, когда несущиеся навстречу машины расходились только в последнюю секунду. Во время этих трюков в толпе зрителей только и слышались "охи" и "ахи", и возгласы:
- Безобразие! И что милиция смотрит?!
А менты спокойно смотрели издали из патрульных машин. В законе ничего не говорилось о таких представлениях, а раз нет, значит, можно. Да и втайне мы нравились ментам: квартиры мы не грабили, с ножами не ходили, а уж машинами управляли - многим "профи" поучиться.
Мы показывали фигурное катание, потом прыгали с доски через два лежащих мотоцикла. Мы были настоящими каскадерами! Особенно наш лидер - Семен. У него даже брала интервью одна корреспондентка, о нем напечатали в газете.
- Все это шелуха! - говорил Семен поклонникам. - Из "Явы" много не выжмешь, а наши агрегаты вообще дерьмо. Достать бы настоящую иномарку, показал бы класс.
Семен заканчивал родео эффектным прыжком, тут же подъезжал к Лиле, она садилась на мотоцикл и прижималась к своему кумиру. Семен издавал прощальный сигнал и гнал в сторону Дербышек. Мототабун вскипал, все разъезжались по домам.
Около Дербышек Семен имел кирпичный гараж. Когда-то гараж принадлежал заведующему стройбазой. За гаражом на склоне оврага целыми днями ошивались местные алкаши. Завидев в гараже завбазой, просили стакан, "щас вернем", - говорили и никогда не возвращали. Раз попросили, а завбазой возился со своей "Волгой" и под горячую руку послал мужиков куда подальше.
- Ну смотри, гад, пожалеешь! - хмыкнули те и ушли.
А ночью гараж вспыхнул, как спичечный коробок - сгорел вместе с "Волгой", только кирпичная кладка осталась.
- У завбазой крупы полно, он приобрел новый транспорт и гараж дюралевый поставил, - объяснял Семен Лиле. - А я навесил крышу, настелил полы, оборудовал бункер. Клево, верно?