Она позвонила Вадиму на следующий день и назначила свидание в кафетерии Дома журналистов. Когда Вадим пришел, они уже сидели за столом, пили кофе и, лениво беседуя, поглядывали на мужчин. Увидев Вадима, обе приосанились и заулыбались. Елена действительно оказалась симпатичной, но Вадим отметил, что она накрашена чуть больше, чем надо, и ее очки и серьги несколько не соответствовали платью по цвету. "Ничего, это мелочи, вкус отшлифуем, - подумал он, - зато сразу видно, взгляд доброжелательный и улыбка приветливая". Без тени волнения Вадим поздоровался и сказал Елене:
- Я немного слышал о вас и уже заранее немного влюбился.
- Правда? - кокетливо удивилась Елена.
- Правда. Я знаю, например, что вы учитесь в институте.
- Да, в гуманитарном, - с притворной гордостью уточнила Елена.
- И у нее уже есть высшее семейное образование, - вставила знакомая Вадима, увеличивая диапазон талантов подруги.
Елена подавила игривый смешок и покраснела.
- Да вы опасная женщина, в вас можно влюбиться по-настоящему… Но у вас вроде неудачно сложилась семейная жизнь, - несколько прямолинейно сказал Вадим, выдавая то, что знает, хотя мог бы это и скрыть, подождать, пока Елена сама расскажет.
- А у кого она сейчас удачлива? Ты, например, счастливый? - вставила знакомая Вадима и внезапно, увидев кого-то, поднялась.
- Я отойду на минуту.
Выходя из кафетерия, она подмигнула Вадиму, то ли поощряя выбранный им темп, то ли напоминая, кто является спасителем его холостяцкого прозябания.
- Да, я счастливый, в общем-то, - сказал Вадим Елене.
- Как интересно. Первый раз встречаю счастливого человека. Только вы не очень похожи на счастливого.
- Похож. У меня все хорошо. Любимая работа, друзья.
- А личная жизнь? - с живым лукавством спросила Елена и поправила очки.
- Я был счастлив.
- Так ведь были, - Елена тряхнула хвостом и улыбнулась.
- Знаете, с годами я все больше замечаю, что особой разницы между счастьем и несчастьем нет. Все зависит от нашего взгляда, от того как все расценивать. Вот я разошелся с женой и чувствовал себя таким несчастным, а теперь понимаю, что был счастливчик.
- Не знаю, не знаю, - пожала плечами Елена и отвлеченно улыбнулась. - Как-то это очень путано.
Их приятельница все не подходила, и Вадим догадался, что это не случайно. Елена положила сумку на свободный стул.
- А то еще подсядет кто-нибудь, - объяснила Вадиму, с явным желанием отгородиться от лишних ушей.
- Давайте выпьем чего-нибудь, - предложил Вадим.
- Я не пью, - как-то извинительно произнесла Елена.
Вадим не стал выяснять - подобное благоразумие результат болезни или определенный принцип жизни. Он просто сказал:
- Это неважно. Женщина должна поддерживать уровень застолья. Я выпью, а вы поговорите со мной, хорошо? Кофе еще взять? Здесь самый лучший кофе и самые большие пирожные.
Елена хохотнула, вздернула плечом и согласно кивнула.
Выпив, Вадим разговорился. Подтрунивая над собой, рассказал о своей захламленной комнате, которая ему дороже всяких замков, и добряках-соседях, поочередно подкармливающих его с надеждой, что он увековечит их на полотнах, о "Москвиче", в котором постоянно копается ремонтируя поломки.
Елена слушала с улыбкой, затаив дыхание, смотрела на Вадима почти зачарованно; иногда кивала и поддакивала, выражая полное понимание. "Как хорошо она держится, - в какой-то момент подумал Вадим, - внимательно слушает, не перебивает, а нужно быть неглупой женщиной, чтобы уметь молчать, особенно когда общаешься с таким опытным говоруном". Потом он отметил, что она и сидит красиво, "пусть немного картинно, напоказ, но что за женщина без маленьких хитростей, да и ей есть что показать - фигура отличная, ничего не скажешь".
Поздно вечером Вадим подвез Елену к ее дому, они обменялись телефонами и договорились встретиться на следующий вечер.
Стояла сухая длинная осень, бульвары полыхали желто-красным цветом. "Опять осень, - усмехнулся Вадим, невольно припомнив далекое время. - Везет мне на осенние знакомства". Он сидел на скамье и вдыхал теплый вечерний воздух и, посматривая в сторону метро, откуда должна была появиться Елена, поймал себя на том, что совершенно не волнуется. Он испытывал чувство, похожее на влюбленность, и заранее предугадывал с Еленой серьезные отношения, но без сложностей и беспокойства - был уверен в своем превосходстве, в том, что будущее всецело зависит от него. Когда Елена пришла, Вадим предложил:
- Может, вначале зайдем перекусим в Дом журналистов, а потом заглянем к кому-нибудь из моих приятелей художников?
- Давайте, - безропотно согласилась Елена, и Вадим подумал, что у нее наверняка покладистый характер, что она не поломает его образ жизни и будет проявлять искренний интерес к его увлечениям; от этого мгновенного доверия ему захотелось быть с ней особенной внимательным, развлечь ее, ввести в круг своих знакомых.
В тот день он был без машины - забарахлил мотор. "Ну и пусть, - решил Вадим. - Не стану возиться. В такую погоду одно удовольствие просто погулять по улицам". Они пошли по бульвару, и Вадим заговорил о себе, в несколько ироничной, как ему казалось, форме:
- Знаете, Елена, до своих тридцати восьми я жил бездумно: любил компании, отчаянно курил, выпивал без меры, питался урывками, а теперь хочется тишины, покоя… И женщин любил резких, всяких личностей, а теперь люблю тихих, послушных.
Елена улыбнулась, взяла Вадима под руку, всем своим видом показывая, что она как раз и есть такая женщина - воплощение кротости и покорности.
О работе Вадим сознательно не говорил, надеясь, что Елена и так догадается, что он не только занимался веселым времяпрепровождением. Почему-то с ней он чувствовал себя особенно уверенно, и выставляя свое прошлое в неприглядном свете, думал: "Наверняка, таких, как я, у нее не было".
За ужином Елена наконец тоже немного рассказала о себе, рассказала нехотя, как-то растянуто, невыразительно. Вадим даже подумал о ее инфантильности и скрытности, но неожиданно Елена переключилась на корректорш, с которыми работает, и ее лицо засветилось. Ерзая на стуле и жестикулируя, она вначале рассказала про какую-то увядающую толстуху, которая постоянно говорит о свободных сорокалетних мужчинах, которые уже разведены и хотят заиметь новую семью, и что вторые браки крепче первых; затем про "беспечную девицу", которая приходит на работу с запасным платьем и после обеда переодевается, нацепляет медальон, бусы.
- …Она прям упивается своей внешностью, - смеялась Елена. - Ставит зеркало на рабочий стол и все время в него поглядывает, поправляя прическу… И каждое утро расписывает нам захватывающие истории, как она идет на работу, а к ней подходит то солист оперы, то режиссер кино - все знаменитости…
Рассказывая о недостатках сотрудниц, Елена испытывала нескрываемую радость и явно устанавливала дистанцию между собой и глупыми женщинами, но при этом сама была в ярком броском платье и держалась манерно. "Ничего, - улыбался Вадим. - Доля игры в поведении женщины придает ей лишнюю заманчивость".
Потом они поехали в мастерскую приятеля Вадима. Этот художник, угрюмый человек, писал сумрачные индустриальные пейзажи; на его работах дымили гигантские трубы, небо перечеркивала паутина проводов, землю опоясывали бетонные магистрали, по которым неслись грузовики и прокопченные мазутом платформы; кое-где, как символы задавленной жизни, виднелись пучки чахлой растительности, чумазые дети, дворняги. "В жизни нет ничего недостойного внимания художника, - говорил он. - Но художник только ставит задачи, а решать их должен зритель". Открывая дверь своего подвала, он бурчал в радостном возбуждении:
- Вот хорошо, что пришли, а я только подумал - и чего никто не заглядывает в мою берлогу? Совсем никому до меня нет дела. Так окочуришься - и не спохватятся.
Он с подчеркнутой обходительностью провел Елену на середину мастерской, усадил на стул, потом обнял Вадима и вдруг отстранился с ухмылкой:
- Чтой-то ты черный какой-то. Что за траур на лице? Это вы его доконали? - он повернулся к Елене. - Да, редеют ряды холостяков, снаряды уже ложатся рядом. Но я-то еще держусь. Так что, старик, выше нос. Я-то еще не умер.
- Брось ты свой дурацкий юмор, - Вадим неодобрительно хлопнул приятеля по плечу. - Покажи лучше, что натворил.
Художник поставил на диван несколько холстов с еще невысохшим маслом и сосредоточенно сморщил лоб:
- Вот попытался показать в меру сил… Не мазки, а исполинская мощь. Видали, какие рабочие кварталы? А какие небритые мужики и нервные, сумасшедшие женщины?.. Каждый работает на своей территории, в своем творческом пространстве. И здесь художник не ограничен, его свобода зависит от его совести, морали, - и, обращаясь к Елене, заключил: - Вообще, живопись наглядна, она действует или не действует. Вам нравится?
- Интересно, - с деланной сухостью произнесла Елена. - Она смотрела картины, щурила глаза и как-то искусственно улыбалась.
Вадим сразу понял, что она не разбирается в живописи, но стесняется в этом признаться, боится показаться невеждой. Она изо всех сил строила из себя интеллектуалку, но ей трудно давалась эта роль. Вадим-то видел, что в душе она радуется, что попала в другой, неведомый мир. "Чудачка!" - великодушно думал он, чувствуя себя первооткрывателем и испытывая от этого что-то вроде гордости.
- Наши генералы от живописи зажимают меня, - зычно покрякивая, бормотал художник. - Но мое имя уже не зачеркнешь! А выставлять меня боятся, потому что сразу станет ясно, кто чего стоит. Представляете, как они себя неуверенно чувствуют, если всего боятся? Но настоящее искусство так же живуче и неостановимо, как развитие природы… Некоторые сейчас занимаются модной абстракцией, заколачивают деньги. Но это шарлатанство. Сальвадор Дали говорил: "Я богат, потому что в мире много кретинов". Ну, то есть, публику можно дурачить… А у меня все подлинное.
Через час Вадим с Еленой собрались уходить, и художник полушутя выдал последний залп мрачного юмора:
- Ну куда вы заспешили? В общении растягивается время, а спешка приближает к пропасти.
- Опять ты за свое! - махнул рукой Вадим.
Когда они вышли, Вадим спросил:
- Ну как мой тяжеловесный приятель?
- Вначале я думала, он ворчун и брюзга, а потом поняла, что он просто одинокий. Ему надо жениться, - Елена уже сняла напускную маску и говорила трезво и расчетливо, имея в виду, что упорядоченная жизнь не только полезна для здоровья, но и стимулирует творчество. - А вообще я научилась никого не осуждать, - добавила она, забыв, что говорила в Доме журналистов. Но Вадим не заметил ее противоречивости.
- Надо же! И я тоже. Только мне для этого понадобилось около сорока лет, а вы уже дошли. И как вам удалось?
- Женщина все чувствует лучше мужчины, - с наивной ясностью изрекла Елена далеко не оригинальную мысль, но Вадиму все равно стало приятно от этого неприкрытого простодушия.
Последующие вечера они провели у Вадима. В полночь Вадим отвозил Елену домой, но раза два она звонила матери, говорила, что задержится у подруги, просила уложить спать дочь и оставалась у Вадима до утра. В одну из таких ночей она сказала:
- У меня ведь никого не было, кроме мужа. Ты второй.
Вадим не спрашивал, она сказала сама, и явно неправду, хотела выставить себя в лучшем свете, чтобы Вадим оценил ее жертвенность. "Но если ей так хочется, пусть так и будет, - подумал он. - В конце концов, если человек не хочет помнить прошлое, то его как бы и не было".
Елена жила с матерью и дочерью в двухкомнатной квартире на улице Кедрова. Комнаты были небольшие, узкий коридор и вовсе представлял собой некий склад невостребованных вещей, в нем стояли: детский велосипед, лыжи, ящик со старой обувью, валялись оплывшие свечи, разное тряпье; из ванной от газовой колонки в кухню тянулась водопроводная труба. В комнате Елены, оклеенной лимонными обоями, на полу лежал ковер, а в застекленном шкафу виднелись книги, тщательно выставленные обложками на всеобщее обозрение. Среди книг красовались разные безделушки и несколько гжельских чашек. Эта домашняя выставка говорила о не избирательности, каком-то блуждающем вкусе хозяйки и представляла собой сочетание мнимой роскоши и убожества, но она явно преследовала определенную цель - создать иллюзию богатства.
Семилетняя Ира, черноглазая, вертлявая девчонка, встретила Вадима насупившись, но как только он нарисовал ей зверей, сразу полезла к нему на колени и заверещала:
- …У наших соседей живет щегол в клетке, и к нему прилетает другой щегол, который живет в парке. Он приносит жуков…
Мать Елены, густо напудренная, молодящаяся особа, преподавала в ПТУ. В первый же вечер, когда Вадим с ней курил на кухне, она въедливо, с нескрываемой враждебностью рассказала о зяте алкоголике, которого она выгнала из квартиры и заставила дочь подать на развод, о подругах дочери - девицах легкого поведения. Вадим отмалчивался, слушая ее мелкое злословие, и думал: "Как странно, и Тамара ругалась с матерью, хотя мать и боготворила ее. Похоже, в доме должна быть одна хозяйка".
- Мы постоянно ругаемся, - пояснила Елена Вадиму. - Но квартиру мать разменивать не хочет. Тогда ей не на ком будет разряжаться. Всех моих знакомых разгоняет, не хочет нас с Ириной терять. Она прежде сама намеревается выйти замуж. Только кто ее возьмет?! У нее жуткий характер.
С появлением Вадима мать Елены почувствовала серьезную угрозу своему главенствующему положению в семье. Некоторое время она всячески старалась перетянуть Вадима на свою сторону в войне с дочерью, но поняв, что это ей не удастся, еще больше озлобилась и стала настраивать внучку против матери:
- Она только и думает, как бы тебя бросить. Ты им мешаешь.
Ребенок, точно задерганный звереныш, в смятении бегал из одной комнаты в другую.
Мать Елены была мелочной и жадной до абсурда: могла закатить скандал из-за котлет, которые у нее якобы взяла Елена (они питались отдельно). Но иногда расщедривалась, устраивала "посиделки" для своих сотрудников, причем приглашала одних мужчин. В такие дни доставала коньяк, икру, надевала прозрачное платье, дочь и внучку просила называть себя Нонной, но после очередного неудачного обольщения, досаду и раздраженность вымещала на дочери. Видимо, когда-то внешне она была интересной женщиной, но злость и зависть преждевременно состарили ее, в пятьдесят лет она ссутулилась и стала покрываться бородавками.
Вадим встречался с Еленой ежедневно и все больше приходил к выводу, что именно такая женщина ему и нужна: с мягким характером, женщина, с которой можно спокойно жить и работать.
Зимой Вадим переехал к Елене. "Второй раз вхожу в чужой дом, и опять ребенок и мать, - усмехался он про себя. - Но ничего, главное - Елена послушная и у нас нет разногласий". Вадим очутился в квартире, где жили три вечно ссорящиеся особы. В первые дни он еле успевал их разнимать, но постепенно ему удалось сгладить раздоры - все-таки появление мужчины в доме наложило отпечаток на поведение женщин и девчонки.
По вечерам перед сном Елена привыкла мыть ноги дочери, стелить ей постель, рассказывать сказки.
- Ира, - сказал Вадим. - Как тебе не стыдно, ты же взрослая, а мама моет тебе ноги! Ну-ка давай сама!
Вадим объяснил девчонке, как работает будильник, научил готовить яичницу и переходить улицу. Девчонке нравилось проявлять самостоятельность - уже через неделю с радостью сама ходила в школу и бегала в магазин за хлебом.
Мать Елены заикнулась было о незаконности сожительства Вадима с ее дочерью, но он твердо сказал, что у них гражданский брак и что "главное - прижиться друг к другу, а расписаться можно и попозже".
- Счастье должно быть не на бумаге, а по существу, - поддержала его Елена, втайне злорадствуя, что поступила в пику матери, но все-таки надеясь, что вскоре они оформят брак.
В своей комнате Елена сделала перестановку: выделила Вадиму отдельный закуток за шкафом, поставила там столик, трогательно огородив его ширмой. Но в этой "мастерской" Вадим работал только вечерами, а по утрам, после того как отвозил Елену на работу, по-прежнему отправлялся на Сокол.
С первых дней Елена придирчиво следила, чтобы у Вадима были чистые рубашки, готовила его любимые блюда и к заботам о нем и хозяйственным хлопотам относилась со всей серьезностью. Их семейная жизнь с самого начала приняла четкий распорядок: в будни продукты покупала Елена - после работы заходила в "Кулинарию", а по субботам в магазины отправлялся Вадим, при этом Елена выдавала ему не больше трех-четырех рублей, но составляла список необходимых продуктов - всего понемногу. Она считала себя экономной, но ее практицизм был какой-то бескрылый. Она любила хорошо поесть, но за счет еды покупала одежду и откладывала деньги на "всякий случай".
Субботние вечера они проводили у телевизора, сидели обнявшись на тахте, обсуждали передачи; иногда Елена вязала или разгадывала кроссворды, а случалось, брала телефон и подолгу разговаривала с какой-нибудь подругой. Как-то краем уха Вадим услышал, что Елена дает подруге квалифицированные советы по вопросам интимной жизни, и его покоробил неприкрытый цинизм, с которым она об этом говорила, и поразили ее глубокие познания в этой области, но потом он подумал, что святость женщины все-таки не в том, что она многого не знает, а в том, что знает, но ведет себя пристойно.
По воскресеньям они ходили в кино, а после сеанса Елена пекла торт "Тетя Лиза" - гордость своего кулинарного искусства.
В этом незатейливом ритме жизни Вадима привлекало то, что с Еленой было легко: по вечерам она всегда была дома, вовремя готовила обед и ужин. Вадиму нравилась комната Елены, но кое-что он хотел бы в ней изменить; прежде всего его раздражали ярко-лимонные обои, застекленный шкаф с безделушками, массивный сервант. Он даже взял работу "для денег", чтобы привести комнату в порядок, но как только получил деньги, Елена потратила их на совершенно нелепые вещи, вроде огромной вазы, которая, по ее понятиям, должна была "украсить дом". Став женой художника, она решила сделать "комнату оригинальной", купить необычные одежды и вести "светскую жизнь". Она не понимала, что с каждым новым вычурным платьем все больше теряет свою привлекательную особенность. В конце концов Вадим пришел к выводу, что его устремления обновить комнату бессмысленны - у них с Еленой просто-напросто несовпадение вкусов: Елена имела пламенную, "факельную" мечту - купить ковер, заграничную стенку, цветной телевизор, хрусталь, "расшитую дубленку". Логическим абсурдом всего этого была мечта ходить по воскресеньям в ресторан "Гавана". А Вадим планировал только одно - путешествовать на машине. Но эти разногласия не портили их отношений. Вадим всерьез не принимал мещанских мечтаний Елены, потому что просто был далек от них, а Елена не возражала против поездок, но хотела бы ездить по морским побережьям и останавливаться в кемпингах.