Вход в комнату был узким, и Филипп ободрал локти об дверь. Клэр боялась, что он не сможет пройти с собакой по лестнице, но юноша был уверен в себе. Он бережно поднял пса и положил на плечо. Действовал он на удивление осторожно для такого неуклюжего человека.
- Иди первой, - предложил девушке Филипп. Он не хотел, чтобы Клэр видела мертвое тело, коченеющие пасть и лапы. - Я за тобой.
Три брата похоронили Шайло. Студенты-медики многое повидали и переделали, и все же дело было скорбное. Слезы Клэр падали на мостовую. Девушка выглядела яростной и недоступной. Закончив, внуки мадам Коэн еще немного неловко постояли в забрызганной грязью одежде. Всем троим было пора на лекции, и все же юноши медлили и переглядывались. Бабушка велела не забывать о вежливости, но они были плохо воспитаны и потому не знали, когда пора уходить. Мадам Коэн без обиняков велела Филиппу следить за манерами. Наталия спустилась со стаканами и кувшином воды. Братья напились, после чего Наталия мягко намекнула, что они свободны.
Филипп подошел к Клэр, хотя ее молчание было зловещим. Бабушка предупредила, что эта девушка только кажется заносчивой. Клэр стояла, засунув руки в карманы. Она нацепила темные очки, чтобы никто не видел ее красных глаз.
- Когда отказывает сердце, ничего не чувствуешь, - сообщил Филипп. - Вдруг ты не знаешь. Он просто уснул и не проснулся. Ему не было больно.
Клэр кивнула, благодарная за объяснение. После того как внуки мадам Коэн ушли, вернув лопаты в сарай и починив замок, Клэр осталась во дворе. Она дежурила у могилы до конца дня, пока бабушка не уговорила ее вернуться в дом.
На следующий день Клэр вышла на работу. Она мало говорила, но дело спорилось. Затем она села пить чай с мадам Коэн в задней комнате.
- Как тебе мои внуки? - спросила мадам Коэн.
- Приятно было с ними познакомиться.
- Приятно пить кофе по утрам, - усмехнулась мадам Коэн. - Они тебе понравились?
- Я думала, один из них не сможет отнести Шайло вниз, но у него получилось.
- Филипп, - угадала мадам Коэн. Она была рада, что внук справился. - Хочешь с ним увидеться?
- Не очень. - Клэр всегда была честна с хозяйкой.
По правде говоря, ей ни с кем не хотелось видеться. После смерти Шайло она осталась одна. Даже самые черствые соседи забеспокоились о внучке Наталии. В магазинах ей предлагали скидки для лучших покупателей. Торговцы посылали ее домой с букетами цветов для бабушки. В лавке специй угощали засахаренными фруктами. Месье Абетан, владелец антикварного магазина с безделушками и хламом, подарил Клэр амулет и поклялся, что он принесет удачу. Девушка засунула талисман в верхний ящик комода в гостиной, где уже лежали мятные конфеты и зубочистки.
Люди гадали, способна ли Клэр влюбиться или пройтись под руку с подругой. Она стала ходячим предостережением, ее жалели, о ней шептались. Пожилые женщины носили в хозяйственных сумках сачки, чтобы защитить Клэр, если рядом с ней покажется демон.
Пришла весна, но Клэр не сняла пальто и ботинки. Она одна во всем Париже страшилась окончания зимы. Белые цветы каштана во дворе бабушки были для нее проклятием. Они напоминали об утратах и смерти. Они больше не пахли миндалем. Клэр мерещилось, что от них несет корнем горечавки и серой. Она тосковала по снегу, дождю, болотно-зеленому небу. Так дети просыпаются в холодном поту и отчаянно ищут доказательств, что им всего лишь приснился кошмар. Клэр всегда забиралась в кровать к Эльв и умоляла рассказать историю о себе. "Давным-давно жила маленькая девочка, которой пора было спать, - начинала Эльв, как бы ее саму ни клонило в сон. - Ничто не могло навредить ей, и никто не мог ее найти, и она всегда была в безопасности".
Весна в Нью-Йорке была исключительно прекрасна. Деревья в Центральном парке переливались жидким золотом. Когда ветер раскачивал ветки, на землю дождем осыпалась зеленая шелуха раскрытых почек. Страницы книги Эльв покрылись пятнами пыльцы и типографской краски. Девушка сидела на скамейке около зоопарка. К концу весны ее беременность стала заметна. Прохожие женщины часто останавливались, чтобы поздравить ее. Она улыбалась, благодарила и снова обращалась к книге. Эльв читала о детях точно так же, как раньше поглощала сведения о собаках. Она ничего не знала о детях, которые были для нее совершенной загадкой. Как только ее мать сумела вырастить трех девочек, к тому же почти ровесниц? Где она научилась лечить простуду, укусы пчел и пауков? Как правильно стелить постель, готовить идеальные сэндвичи с сыром и помидорами, наливать молоко в стакан, не расплескав ни капли? "Ты все поймешь с рождением ребенка, - написала Ама. - Не надо так переживать". Но Эльв не понимала, каково быть дочерью, сестрой или возлюбленной мужчины, не сумевшего отказаться от своего рокового изъяна. Как же ей понять ребенка?
Ей ужасно не хватало Лорри. Ее горе было безмерным, всепоглощающим. К тому же ей пришлось съехать с квартиры. Выяснилось, что Лорри унаследовал ее от бабушки, и после его смерти дом перешел к брату. Майкл прислал Эльв официальное требование съехать, хотя позволил остаться до похорон. Похороны прошли на кладбище Пресвятой Девы Марии Скорбящей. Явилось на удивление много народа: все криминальные дружки, которые пальцем не пошевелили, чтобы спасти Лорри; старушки, которые обожали его в детстве; дальние родственники, о которых он прежде не говорил. Один из этих родственников изумился, когда Эльв упомянула о приемных семьях.
- Лорри и Майкл не жили в приемных семьях. Их воспитала бабушка. Понятия не имею, о чем вы! Она была святой. Родители мальчиков сгорели на пожаре, и Мими забрала внуков. Она горы своротила! Но что она могла поделать? В этом районе кругом наркотики.
Другой родственник превознес доброту Лорри. Последние три года он жил с бабушкой. Заботился о ней, убирал снег, приглядывал за домом, следил, чтобы Мими посещала врача. В последний день жизни Мими появилась на улице впервые за много месяцев. Лорри отнес ее вниз и усадил на скамейку на солнышке. Старушка махала прохожим. Она была сердечной, дружелюбной женщиной, которая вечно лезла в чужие дела и всем желала добра. Лорри был для нее светом в окошке.
- Прощайте, прощайте, - тихо повторяла она, пока солнце не начало садиться и Лорри не отнес ее обратно в квартиру на верхнем этаже.
Эльв надела на похороны черное пальто, высокие ботинки и черный шарф. Погода была ужасная, церковь, похоже, не отапливалась. Эльв не была знакома ни со священником, ни с другими присутствующими. Пит Смит привез ее и ждал в машине на улице. Эльв подошла к Майклу, одна из многих, кто стоял в очереди, чтобы выразить ему сочувствие. Все делали вид, будто Эльв посторонняя. У Лорри было много женщин до нее. Несколько его старых подруг тоже пришли на службу, плакали, сбивались в печальные стайки.
- Я говорил тебе, что не стоит с ним связываться, - напомнил Майкл. - Ты не послушалась.
- Я не знала о вашей бабушке, - заметила Эльв.
- Лорри всегда мешал правду с ложью.
- Он рассказывал тебе о жизни под землей? - спросила Эльв.
Майкл что-то сказал другу Лорри, который стоял рядом, и оба засмеялись. Затем Майкл взял Эльв под руку. Прошло много времени с тех пор, как они курили тайком за конюшней в Уэстфилде. Эльв и Майкл отошли в сторонку и встали за провисшей под тяжестью снега сосновой веткой.
- Что он тебе говорил? - спросил Майкл.
Эльв пожала плечами, внезапно смутившись. Это было слишком личным. Они с Лорри жили в особенном мире.
- Он рассказывал всякий бред о кротах?
- Нет, - Эльв пыталась защититься. В ее горле застрял комок. Временами весь Нью-Йорк пах гарью, как ходы под Пенсильванским вокзалом. - Просто рассказывал мне разные истории.
- Да уж, это он умел. Он любил говорить людям то, что они хотели услышать, - улыбнулся Майкл. - Узнаю своего брата. Бабушка вырастила нас, а мы в ответ лишь насмехались да влипали в неприятности. И все же он ей возместил в конце концов. Он хорошо о ней позаботился.
- Верно, - оцепенело пробормотала Эльв.
- Одно скажу. Я ни разу не видел его с другой женщиной, с тех пор как вы стали встречаться.
- Вешаешь мне лапшу на уши?
Эльв подняла глаза, пытаясь оценить, говорит ли он правду. Она больше не знала, во что верить.
- Я серьезно. Ты была единственной, Эльв.
Она отвернулась. Она стояла на снегу, но горела в огне.
- Спасибо, - поблагодарила она.
- Я этого не хотел. Если бы не я, вы никогда бы не встретились, так что это моя вина. По крайней мере, буду с тобой честен. К тому же ты написала отличную курсовую.
Эльв попыталась улыбнуться.
- Верно, - повторила она.
Она часто бывала в Центральном парке после смерти Лорри. По воскресеньям навещала его могилу и ездила в метро - это стало ритуалом. В парке зацвела сирень. Воздух был влажным и мягким. Эльв немного почитала, закрыла книгу и пошла бродить по аллеям. Пахло сеном и навозом, из зоопарка тянуло звериным запахом. Эльв скучала по волчьему вою, но в теплую погоду волки молча и настороженно сидели в тени скал. Лишь зимой можно было услышать их горестный плач по утраченной любви. Иногда Эльв казалось, что Лорри рядом, гуляет с ней, хотя он не стал бы вести себя так тихо. Он любил поговорить, а Эльв любила его слушать. Она просила у него историй, и он рассказывал их. Она так сильно по нему скучала, что больше ни о чем не могла думать. Вот какова любовь. Вот чем она оборачивается. Эльв остановилась у подземного перехода, в котором они встречались той зимой, когда она жила с бабушкой. В переходе было грязно и темно. Эльв побоялась заходить дальше. Она увидела груду тряпья. Похоже, там кто-то жил. Девушка обошла переход стороной, сквозь зеленые вспышки света через листву, мимо рощицы, в которой Лорри якобы похоронил свою собаку. Эльв всегда останавливалась в ней и читала молитву. Она толком не умела молиться, но старалась изо всех сил. У Клэр получалось лучше. Сестра знала, что сказать, в то время как Эльв приходилось подбирать слова, изобретать целый новый язык, чтобы хоть отчасти выразить свои чувства.
Неподалеку был луг, где давным-давно погибла понесшая лошадь. Эльв вспомнила, как вылезла из полицейской машины и пошла через луг. Ей не было страшно, вот что удивительно. Обычно она легко пугалась, но рядом с Клэр ее страх утихал. Сестра сидела в перевернутой карете и спокойно наблюдала. Клэр поняла, почему Эльв упала на колени. Она знала, каково повсюду носить с собой прошлое, пришитое к коже. Ах, если бы сестра была рядом, лежала на траве, в кружевной тени деревьев! Эльв боялась и нуждалась в любящем сердце, но не знала, где его взять, и потому легла на траву сама и дочитала книгу.
Лето выдалось на редкость жарким. Эльв по-прежнему пыталась ходить на кладбище каждый день, но ее лодыжки распухли, и прогулки давались все труднее. Из квартиры, которую Пит нашел для нее в Форест-Хиллзе, приходилось ехать на автобусах с пересадкой. Хороший район. Хороший дом. Бабушка помогала оплачивать аренду, посылала чек каждый месяц. В ответ Эльв посылала Наталии свои фотографии. Она писала бабушке каждую неделю короткие веселые письма. Она не признавалась, что устала и страдает от мучительных приступов одиночества.
На кладбище за домом священника вдоль узких дорожек стояли бетонные скамейки. В полумраке росли только хосты и папоротники. Это был мрачный сад с паутиной и лягушками в сырых канавах посреди шумного города. За кладбищенскими стенами громыхали автобусы. Эльв спросила смотрителя, нельзя ли за деньги посадить розовый куст. Он ответил, что это пустая трата времени. За церковью совсем нет света, высокие стены загораживают солнце.
Пит Смит нашел ей не только квартиру, но и работу. Непростая задача, учитывая, что Эльв была беременна и не имела ни образования, ни опыта. Ее взяли в собачий приют. Она принимала новых псов, кормила, выгуливала, проверяла рекомендации и направления. Эльв вскоре научилась печатать и пользоваться текстовым редактором. Но ей больше нравилось проводить время с собаками. Она опробовала несколько методик дрессуры, которым научилась у Адрианы Бин, и несколько почти безнадежных псов ее стараниями нашли новых хозяев. Эльв нравилось работать с собаками, это ее успокаивало. Псы следили за ней темными глазами, терпеливо ожидали своей доли внимания. Когда они скулили, Эльв напевала им приятным высоким голосом. По вечерам, перед возвращением домой, она выводила собак в крошечный двор приюта и пела. Иногда дети из соседнего дома клялись, будто слышали пение фей. Они открывали окна, опирались локтями на подоконники, но видели только кирпичные стены, паутину телефонных проводов, темнеющее небо и женщину, кидающую мячик псам.
Когда Эльв думала о Полло, своей первой собаке, ее сердце сжималось от боли. Если бы ей пришлось назвать самое важное качество человека или пса, она выбрала бы верность. Все остальное не имело значения. Вот к чему она пришла. Все остальное было неважно.
Эльв много думала о Мег. Она жалела, что не может поговорить с сестрой с позиции сегодняшнего дня. Жалела, что не может поменяться с ней местами, не может воскрешать мертвых, поворачивать время вспять. Однажды ночью ей приснилась Мег, совсем как живая, только немая. "Se nom brava gig", - произнесла Эльв на языке, который забыла наяву. Должно было сработать, но Мег ничего не ответила и исчезла. Эльв проснулась в поту. Она поняла, что изобрела арнелльский, потому что не могла говорить. Она обвиняла Мег в зависти, хотя сама завидовала ей. Эльв завидовала, что Мег не знает того, что знала она: что бывают грехи непроизносимые и непростительные.
Беременным женщинам свойственны капризы, и Эльв захотелось вернуться в Уэстфилд. Она все время думала об алых листьях; о снегопаде, будто в снежном шаре; о предрассветных кроликах; о ястребах на деревьях. В один прекрасный день Эльв села на автобус на Сорок второй улице, всего за несколько недель до срока родов. Ехать пришлось дольше, чем она предполагала. Эльв даже попросила водителя остановиться на обочине, где ее и стошнило. Было жарко и тесно, автобус трясло на ухабистой горной дороге. Эльв вышла в городке, который оставался таким же маленьким и вымершим, как во времена ее плена в Нью-Гэмпшире. Она подошла к стоянке такси и попросила единственного шофера отвезти ее в Уэстфилдскую школу. Тот ответил, что школа много лет закрыта. Все продали, включая лошадей, а здания забросили. Было судебное разбирательство, вмешался штат, недвижимость выставили на аукцион, но никто ее не купил.
Эльв сходила в мэрию, где клерк помог ей разузнать о паре, которая забрала ее любимца Джека. Коня держали в поле, а на зиму пускали в амбар. Хозяйка разрешила Эльв приехать и объяснила, как добраться до фермы. Идти было недалеко, всего полторы мили по дороге. Эльв добралась до поля и перенеслась обратно в тот день, когда трава была пронзительно-зеленой, когда Лорри подошел к ней и остальной мир отступил. Она встала у изгороди. Джек щипал траву, опустив свою большую голову.
- Привет, - поздоровалась Эльв.
Она забралась на нижнюю перекладину изгороди и прищелкнула языком. В воздухе висели комары и мошки. Пахло травой. Джек подошел, волоча ноги.
- Привет, дружище. Это я, Эльв.
Старый конь потерся о нее своей большой головой. Его шатало из стороны в сторону, но он чудесно смотрелся на фоне неба. Новая хозяйка Джека помахала рукой и подошла по дорожке. Она любила животных и не могла позволить, чтобы бедного коня отправили на бойню. Остальных лошадей продали в конные клубы по всему штату, но старый Джек никому не приглянулся.
- По-моему, он вас вспомнил, - сказала женщина.
Джек ел с рук Эльв. Она купила пакет овсяного печенья в универсальном магазине в городке. Клэр рассказывала, что лошади из конюшни в Норт-Пойнт-Харборе любили печенье больше всего на свете.
- Вряд ли, - возразила Эльв. - Он меня не помнит. Моя сестра была наездницей. Мне до нее далеко. Я просто любила лошадей. Он выглядит счастливым.
Женщина подбросила ее обратно в город. Эльв ждала в тени на остановке и вспоминала, как купалась с Лорри в пруду, как он занимался с ней любовью в машине и в воде, как ей не хотелось возвращаться в школу, какой юной и глупой она была, какой несчастной и счастливой одновременно. Подошел автобус, и она медленно встала. Ее лодыжки ужасно раздулись, она устала. Она больше не вернется в этот городок. Никогда не проедет по грязным дорогам в поисках того пруда. Не навестит Джека, не перелезет через забор, пытаясь осмотреть заброшенную школу или разыскать птичьи косточки, которые собрала на нитку однажды вечером, сидя с Клэр на кухне. Эльв устроилась на сиденье и уставилась на деревья в окно. Дорога из Нью-Йорка показалась бесконечной. А ведь ее мать однажды приехала сюда в слепящую метель, но Эльв не захотела с ней увидеться. Она смотрела в окно, слишком спесивая, чтобы окликнуть мать, слишком юная, чтобы знать, как мало времени у них осталось.
Четвертое июля Эльв провела в хозяйственных магазинах Форест-Хиллза в надежде купить кондиционер в рассрочку. Никто не верил на слово, к тому же все уже распродали. В конце концов пришлось купить дурацкий вентилятор, который с трудом гонял горячий воздух по квартире. Эльв клала на лоб холодные компрессы и пила апельсиновый сок со льдом, но все же заработала потницу. Пит привез кондиционер. Эльв сказала, что он и так уже много сделал и она не хочет его больше беспокоить, но он ответил: "Дети для того и нужны, чтобы беспокоить". Так что, когда настал ее срок, она позвонила ему. Эльв было неловко, но ей больше некому было звонить. Пит мерил шагами коридор больницы, как будто был отцом Эльв, а не посторонним. Узнав, что родилась девочка, он завопил: "Ура!", хлопнул по спине пару-тройку мужчин, ожидавших вместе с ним, и отправился звонить Наталии.
- Шесть фунтов, шесть унций, - сообщил он. - Совершенство во всех отношениях.
В Париже была середина ночи, и Наталия спала, но обрадовалась звонку. Она достала все фотографии, которые Эльв прислала ей за годы. Особенно ей нравились снимки беременной Эльв. На одном из них та задрала футболку, чтобы продемонстрировать огромный живот. На ее лице играла прелестная улыбка. "Надеюсь, он таким не останется, - написала она Аме. - Пообещай, что ребенок вылезет наружу".