Суббота. Они еще лежали в постели и смотрели по телевизору повтор какого-то американского боевика, который шел поздним вечером. Фильм был шумный, со стрельбой, каратэ, с ебучими моментами – словом, эталон насилия, кровожадности, половой распущенности, с чем немусульманский мир, увы, смирился и даже находит этому оправдание: дескать, идет жестокая борьба добра со злом. На самом деле каждый занимается не борьбой, а чрезмерно рьяной самореализацией. Правда, и мусульманский мир многому находит своеобразное объяснение и тоже прикрывается фиговым листком борьбы добра со злом. А кто прав, а кто просто трепло? Брехун, очковтиратель, с большим успехом внушающий безмозглому племени свою правоту. Но фильм-боевик – это воплощенное содружество сперматозоидов и экскрементов. Его режиссер, наверное, заработал пять миллионов тугриков, а оператор никак не менее трех, продюсер-пройдоха вообще три дня и три ночи сгребал дивиденды лопатой, чтобы затем, после трудов праведных, отправиться в бунгало к красотке-креолке для скотского ублажения всех ее эрогенных зон. Ночь была душная, она потела, а у продюсера от переизбытка гормонов и телесного переусердствования случился инсу… А может, не инсу… а инфар… Или же вообще ничего не случилось, и он всю ночь просидел у ее бритого лобка в бесполезном ожидании, когда его Артефакт наконец займет боевую стойку. Но этого не случится, креолка, довольная отсутствием постороннего предмета в своем ВЛГ, спокойно уснет, а продюсер, обвенчанный со скукой и с самореализованной беспомощностью, кривоногой таксой покинет бунгало.
…У Дария, как назло, всю ночь во вздыбленном состоянии пребывал его Артефакт и даже приснился сон, как он с Конкордией занимается оральным сексом.
– Может, встанешь и приготовишь завтрак, – сказал он Пандоре, которая, не отрывая глаз, смотрела какую-то телечернуху.
– А ты у меня зачем?
Дарий, зевая, отмахнулся:
– Тревога усугубляется еще тем, что человек, будучи свободным, постоянно чувствует свою ответственность перед миром и людьми.
Пандора повернула голову и посмотрела на него так, как смотрит психиатр на только что признанного сумасшедшим человека.
– Заговариваешься? – и снова уставилась в экран.
– Согласен, заговариваюсь, а скука лучше?
Позвонили в дверь.
– Наверное, Григориан прется одалживать у тебя денег, – предположила Пандора и толкнула Дария в плечо – мол, иди, чего разлегся.
Накинув на плечи халат Пандоры, он пошел открывать, готовя на ходу фразу, которая даст Григориану понять, что есть на свете люди еще беднее его. Но это был не Григориан, перед Дарием предстала сытая, с лысеющей головой фигура соседа-афериста Флориана, живущего через дорогу, большого любителя фейерверков, джипов и необузданного политиканства. Впускать в неприбранный дом? Но и стоять на пороге – глупее глупого. Тем более, человек сразу же извинился и заявил, что у него есть серьезное предложение. "Ладно, – решил Дарий, – черт с тобой, провожу в другую комнату, а то, что там тоже бардак, так это никого не трахает…" Прошли в комнату, и Дарий, не приглашая гостя сесть, изготовился его выслушать. А дело оказалось проще простого. Жулик желает сделать в детской комнате настенную живопись по мотивам сказок. Он только что в пятый раз женился, и новая жена с двумя детишками вот-вот должна из провинции нагрянуть в Юрмалу. Бедный Флорик, какая окуенная забота о подрастающем поколении! А ведь сам кого-то нагло кинул, лишив партнера по бизнесу одной трети их общей прибыли. Причем сделал это одним росчерком пера: когда президент фирмы лечил остро отточенный простатит, Флориан, этот вернейший сподвижник, снял со счетов оффшора почти все вклады, благо на тот момент печать и счета у него были под рукой. Плохой мальчик и очень вороватый. А потому и Дарий, слышавший эту историю, не очень усердствовал в симпатии к этому боровку. Но и не отказался: безденежье костлявой рукой держало его за самый кадык… и любая малярка тут была кстати…
Когда Флориан отбыл с заверением Дария незамедлительно прийти к нему и на месте ознакомиться с объектом работ, сам художник вернулся к Пандоре и подсел к ее теплому боку.
– Кажется, наклевывается работенка, – сказал он, сдерживая радость. Да, его переполняла радость жизни, поскольку появились виды на приобретение для Пандоры лодочек итальянского производства и даже, быть может, долгожданной и давно ею вымечтанной стиральной машины. Ну и прочего, прочего, прочего удоволь… Вплоть до сражения с "сердцами Бонивура" или с "Амиго", а то с тем и другим скопом.
– А сколько он тебе заплатит? – со всей своей непосредственностью спросила Пандора…
– Об этом пока ни слова, ни полслова… Надо поглядеть, какая площадь, узнать его вкусы, запросы. Сказки сказками, но ты ведь меня знаешь, я халтурить не умею.
– Тогда, пожалуйста, нагнись и поцелуй левую си…
– Мне нельзя возбуждаться, я же тебе говорил о проблемах с крайней плотью…
– Говорил, и что – я теперь должна сидеть на сухом пайке?
– Полагаю, это временный простой, сделаю обрезание – и все будет по-старому… Поэтому ты полежи, посмотри телевизор, а я схожу к Флориану…
Мошенник жил за высоким комбинированным забором, наполовину состоящим из бетонной стенки, поверх которой протянулась литая металлическая вязь ограды с пиками на конце. Охранник, который его впустил на территорию, был одет в камуфляж и походил на одного из тех придурков, которые в американских боевиках мордуют и правых и виноватых… На углах дома Дарий увидел камеры слежения, справа у гаража притихли иномарки – два джипа с мамонтовыми бивнями… то бишь с бамперами толщиной не менее водосточных труб, маленькая спортивка горчичного цвета и сияющий баком, ободами, спицами и прочими причиндалами "харлей"…
Флориан встретил его на крыльце. Кургузый, с животиком, кривыми волосатыми ногами (в шортах), курносый, абсолютно антихаризматичный и не умеющий быть приветливым. Глаза – оловянные пуговицы от какого-то немецко-фашистского френча образца Второй мировой…
– Привет еще раз, – сказал Дарий и поднялся на крыльцо.
– Заходи, только сними кроссовки…
"Вот тебе раз, – немо возмутился художник, – ко мне входил в обуви, а меня застав… Ладно, черт с тобой, жалко только, что носки у меня что рыболовная сеть, будет, баклан, кайфовать…"
Дарий, скинув кроссовки, вошел за хозяином в дом и, как только осмотрелся, понял, что в доме живет обычная двуногая скотина, ибо ни красоты, ни порядка в жилище не было. Невыразительный сервант, какой-то кожаный или под кожу диван, стеклянный стол, который держится на бронзовой голой шлюхе, и на всем какое-то барахло – тряпки, газеты, порножурналы, рулоны туалетной бумаги, пустые пачки от сигарет и прочая второстепенность. Единственное, что было отличимым, – огромных размеров плазменный телевизор, на экране которого какая-то бледная спирохета учила, как можно заговорить, наколдовать, нашептать, чтобы удержать у юбки ебр.
Из гостиной через неширокий, пахнущий свежей краской коридор они прошли в детскую, оказавшуюся абсолютно пустой, со следами евроремонта – очень светлую и очень просторную комнату. С широким, во всю стену, окном, через которое хорошо был виден наполовину построенный кирпичный дом, как раз на том месте, где в одну огнеопасную ночь сгорели два корпуса пансионата. Позже Дарий узнает, что новострой принадлежит Флориану, и тогда в его голове все встанет на место и всяческие подозрения насчет Пандоры отпадут засохшей болячкой.
– Я думаю, – начал изложение своих планов дупутат, – что на этих противоположных стенах должны быть сказочные сюжеты, чтобы душа ребенка, смотревшего на них, наполнялась радостью и восторгом…
– Прекрасно, – с готовностью поддакнул Дарий. – Но сюжеты каких сказок пожелаете… Латышских, эстонских, датских, а может, русских про печку-самоходку или…
– Русский дух здесь исключается, нужно что-то западноевропейское, например, "Алиса в Стране чудес" или последняя… ну, Поттер… Тоттер, ты же, черт побери, художник, должен знать о литературных новинках…
– Нет, это вы должны знать, – Дарий нажал на слово "вы", поскольку тыканье Флорика его бесило. – Мое дело выполнить заяву заказчика, а дело заказчика – ясно и недвусмысленно определиться в тематике и…
– Я тебе плачу, вот ты и придумывай тематику и реализуй ее в наилучшем виде.
– Ну, допустим, ты мне пока не заплатил ни сантима, – Дарий в отместку тоже перешел на "ты", что, видимо, не осталось незамеченным. У Флорика побелели скулы и тонкие губы сжались в земляного червя.
– Я думаю, это не очень большая работа и ты с ней за пару дней справишься… Тем более, далеко ездить тебе не надо, лишь перейти улицу. Ладно, говори цену…
Дарий подошел к стене, провел по ней ладонью. Испросил подтверждения:
– Водоэмульсионка? Это замечательно, хорошая грунтовка.
Дарий в такого рода делах дока. Кто-кто, а он-то знал, сколько такая живописная стена стоила в доисторические советские времена, когда он в российской тьмутаракани занимался оформлением наглядной агитации. На планшетах, щитах 3 на 5 метров, на ленточном матерчатом кумаче он не раз и не два писал социалистические обязательства и трудовые лозунги в распоследних и наибеднейших колхозах и совхозах, изображал кистями вождя мирового пролетариата во всех видах и ракурсах и потому хорошо помнил, сколько может стоить настенный сюжет примерно такого метража, как стенка в детской Флориана. Какие роскошные и аппетитные окорока, какие полновесные сосиски, какие упитанные коровки и бычки были на его щитах и планшетах, какие необозримые тучные нивы и пастбища, и в то же время каких же трудов ему стоило, чтобы не помереть при таком сказочном изобилии от голода. Ох уж эта идеологическая пропаганда!!! Приходилось даже ходить по деревенским дворам побираться и умолять хозяек продать завалящее куриное яйцо или несколько луковых перьев с только что зазеленевших грядок… Но кроме сухой казенной наглядной агитации он иногда делал в детских садах настенные росписи, и начальство городского отдела образования было от них в неописуемом восторге. И сюжеты тоже были из сказок, но непременно по мотивам русского фольклора. Зато, отмучившись и сдав заказ сельской троице, то есть председателю, парторгу и профоргу колхоза, он шел в сельскую кассу, где ему безропотно и даже с нижайшей благодарностью вручали пару тысяч рябчиков, с коими он и отправлялся восвояси, чтобы… и т. д. Но долго только сказка сказывается, а мысли его были подобны молнии, которая однажды в том же колхозном миру едва его не убила…
И Дарий продекларировал свои намерения:
– За все про все… две тысячи латов… Двадцать пять процентов в виде аванса, еще двадцать пять после окончания работ на одной стене, ну и остальное после приемки… – Дарий взглянул на рожу Флорика и увидел на ней печать хитрованства и насмешки. Взгляд мошенника в это время был направлен вниз, туда, где через носок смотрел на мир большой палец художника…
– Одна тысяча и без оформления договора, – сказал Флориан.
– Хорошо, тысяча восемьсот и без договора, но аванс не сходя с места.
– Ты не Розенталс и даже не Репин, поэтому плачу полторы и без договора. И не спорь, если не хочешь, чтобы я отозвал свое предложение. Ты и так богат, у тебя самая красивая в городе женщина…
– Мне это, конечно, лестно слышать, но ты ведь, наверное, догадываешься, что красота дорого стоит.
– Разумеется, знаю, но это твои проблемы. Так как насчет полутора тысяч и без…?
– Черт с тобой, согласен, но аванс полностью и сейчас.
Они вернулись в гостиную, где мошенник вынул из кармана висевшего на стуле пиджака портмоне и начал из него извлекать притягательные для глаз бумажки. И откуда только у людей берется эта шершавенькая и такая необходимая человеку макулатура? Но Дарий всегда носил при себе этот ответ: редко кто может заработать ее, поливая литрами пота землю и вытягивая до последней степени натяжения свои телесные жилы. В жизни важен своевременный хапок, хват, захват, ухват, зацеп, словом, такое движение, когда можно безболезненно и без ломки хребта захавать, захомутать, заграбастать, умыкнуть, и как можно больше, и как можно дальше унести эти разноцветные фантики с таким сладкозвучным названием, как латы, доллары, фунты… фу-ты ну-ты…
Но пока Флориан был на высоте: он выгреб из бездонного, пухлого, словно издохший налим, портмоне латы, пересчитал их и, глядя Дарию в переносицу (ибо все жулье не переносит прямых взглядов), протянул их художнику. И тот, симулируя серьезность момента, тоже пересчитал и зафиксировал словами полученную сумму:
– 375 латов ноль ноль сантимов, что вполне укладывается в наш договор. Кисти, работа – за мной, краски, разбавитель, ветошь – за тобой, – и Дарий протянул руку Флориану.
– Когда приступишь?
– А хоть сегодня.
– Сегодня ко мне приезжает весь теневой кабинет. Так что давай начнем с понедельника, а ты к тому времени набросай эскиз и составь список необходимых тебе красок. Сколько и каких.
– Тогда сделаем так: ты в понедельник звонишь мне, и мы вместе поедем в магазин, где я смогу подобрать все необходимое.
Флориан за минуты общения стал казаться Дарию не самым большим негодяем, и на прощание они еще раз обменялись рукопожатием. Кстати, ладонь Флорика оказалась жидкой, сыроватой, и Дарий, возвращаясь домой, несколько раз вытер руку о штанину. Настроение было прекрасное, наконец-то кончилась полоса безденежья и, быть может…
Однако его ликование было недолгим: когда он вошел в свой двор, увидел прислоненный к скамейке велосипед… Ну конечно, в гости прибыл вечный спортсмен Каспар, а Дарий, как назло, оставил Пандору одну и уходя не запер дверь. Ай-ай-ай, какой непростительный промах! И хотя прошло немного времени, но по своему опыту он знал, что существуют субчики, к коим он в первую очередь относил и Каспара, которые безукоризненно владеют секс-спринтом, для чего нужна не вечность, а всего пара минут. Поставить пистон – для них словно подняться на второй этаж. Тем более, если речь идет о свежачке сексапильного образа. Он убыстрил шаг, но в квартиру вошел крадучись, дабы уловить все подозрительные шумы и слова, которые могут споспешествовать быстротечному соитию. Но когда он переступил порог комнаты, где осталась беспризорная Пандора, он первым делом увидел вытянутые длинные ноги гостя, который сидел в кресле напротив тахты. А на ней – Пандору, целомудренно накрывшуюся до подбородка одеялом. Единственное, что для Дария осталось загадкой, – когда Пандора успела причесаться и накрасить губы?
На Каспаре были красные шорты, добитые кроссовки, а в руках он вертел бейсболку, тоже видавшую виды. Ни по глазам Пандоры, ни по выражению лица спортсмена Дарий не мог с уверенностью сказать: был или не был момент истины, поскольку теоретически он все же мог иметь место. Однако, не обнаружив на одеяле и полу биоследов, а в атмосфере смрадно-удушливого запаха похоти, он немного успокоился и даже предложил гостю чая. И тот не отказался и даже пообещал Дарию написать о нем статью в газету. Писать в газеты – хобби Каспара, как и многое другое, что касается турпоходов, организаций за счет спонсоров посиделок, посвященных то первому искусственному спутнику Земли, то годовщине китайской революции или встрече с каким-нибудь только ему известным бардом. Каспар успевал всюду и везде, он был застрельщиком многих неформальных мероприятий, но при этом игнорировал какой бы то ни было труд, который привязывал бы его к одному месту. Он это люто ненавидел, что в какой-то степени сближало его с художником.
Когда они на кухне с Каспаром пили чай, позволив Пандоре одеться и застелить кровать, Дарий спросил:
– И что ты хочешь обо мне написать?
У Каспара загорелая физиономия, длинный мясистый шнобель, а глаза просветленные и, кажется, даже наивные, что всегда Дария настораживало. У него был приятель точно с такими просветленными глазами, который страдал клептоманией, и не было случая, чтобы он походя где-нибудь чего-нибудь не стибрил. Дважды он уносил из дома Дария его миниатюру, висевшую в прихожей. В конце концов он ее подарил воришке, написав на обороте следующе: "Не воруй, где живешь, не живи, где воруешь".
– А что пишут про художников, которые верны традиционной живописи? Только хорошее, тем более, я буду готовить художественную выставку, посвященную 85-летию Кефала, – Каспар на мгновение озадачился. – Он мне, правда, не очень нравится, но по европейским меркам считается самым новаторским.
– Ну да, конечно, его живописные жопы для просвещенной Европы самое то… Впрочем, у Кефала есть и другие работы, достойные любой выставки.
– Вот я и думаю совместить традиционное с актуальным, ведь публика разная и спонсоры разные – кому-то нравится Кефал, кому-то Селим с его буйноцветной абстракцией, кому-то по душе многостаночник Горгоц, а кому-то – Дарий тире Левитан. А кстати, ты знаешь, что твои коллеги тебя так и называют – взморский Левитан? Говорят, что ты главный выразитель флоры прибрежной полосы и у тебя очень удачно получаются лужи, заводи, талая вода… Необыкновенные оттенки, световая колористика…
– Я вижу, ты уже кое-чего нахватался. Тоже мне световая колористика, – передразнил Каспара Дарий. – Никто до конца об этом не знает. Это тайна из тайн, и ты никогда не повторяй этой чуши.
На кухню вышла Пандора в темно-синем спортивном костюмчике и была удивительно свежа и хороша собой. Дарий заметил, как хамелеонно изменился взгляд Каспара, как он занервничал и, не допив чая, начал прощаться. А Дарий не стал его удерживать: он никогда не благоволил своим потенциальным соперникам, даже если они хотели его прославить. И тем более Каспар, своей гигантской фигурой занимающий почти всю их кухоньку, отчего у Дария появлялось тошнотворное ощущение клаустрофобии.
Договорились созвониться. Адью, Каспар, крути себе педали и думай о вечном.