В комнату входит Натан. Дети идут к нему, каждый целует его в щеку. Он приближается к Рине, целует ее в усталый лоб, вытирает пот с лица своего, спрашивает Узи, который пришел с ним, есть ли тут что-то выпить. Затем справляется у Даны, все ли в порядке. Наконец обращается и ко мне: "Привет, Меир, Хорошо, что вы пришли вместе. Довольны вашей квартирой? Если захотите, можете перейти в более просторный дом. Условия здесь улучшаются с каждым днем. Вот ведь беда, Рина заболела. Только она сумела убедить меня взять в дом Дану, и тут же заболела. Никогда нельзя знать, каковы их настоящие планы".
Я подхожу к Натану, касаюсь рукой его плеча. Я ловлю себя на том, что в последнее время делаю это со многими людьми, и они явно обескуражены моим жестом. "Есть ли что-либо, Натан, что я могу…" Он перебивает меня: "Оставь. У меня достаточно помощников и достаточно компаньонов. Не забывай, что Хаггай считает себя моим компаньоном по общему делу "промышленного развития нашей Галилеи", как он выражается на смешном своем языке". – "И все же, Натан, ты ведь знаешь, мы близки уже столько лет". – "Прекрасно, Меир. Приятно знать. Если ты мне понадобишься, я скажу тебе. Пока же реши все проблемы с Рахелью".
Хочу позвать жену, но ее уже увели показать приготовленный для нас дом по-соседству. Дана сообщает мне, что уже несколько дней как Рахель наводит порядок в новом доме. Что это с ней произошло, если она предпочитает все делать сама, и даже не намекнуть мне ни единым словом, не попросить о помощи. Я иду на поиски, нахожу ее за уборкой нового небольшого нашего дома. "Если захочешь, Меир, мы тебе устроим рабочий угол в проходной комнате. Мне вообще нет нужды в столь обширном помещении. Твои вещи я попросила сложить в спальне, а ты сам решишь, где ты хочешь спать, можно рядом со мной. Не забудь только сказать Ярону, что мы перешли в новый дом, чтобы быть ближе к Рине".
– 32 -
Рахель главным образом занимается Риной. Торопится утром принести ей пироги, которые после долгого перерыва стала сама печь, или же горячее блюдо. "Ты представить себе не можешь, как она радуется этой еде". Он сидит у постели больной, читает ей книги. Никогда у них не было такой близости до того, как Рина тяжело заболела.
Дана, кажется мне, несколько сбита с толку. Старается как можно меньше со мной разговаривать, много времени работает в местном офисе Натана. Без конца связывается с Лондоном, получает оттуда документы на подпись Натану, затем отсылает их обратно. Несколько часов в день она находится в офисе вместе с Натаном, и непонятно мне, насколько они сблизились. Кажется, Натан посещает больную жену каждый вечер вместе с сыновьями. Каждый раз, когда я хочу поговорить с Даной, она отвечает, что не все, что раньше нам подходило в наших отношениях, подходит сейчас, и вообще, в данный момент она занята совсем другими делами.
Хаггай каждый раз приводит каких-то странных, на мой взгляд, специалистов лечить Рину. Она готова, чтобы ее обследовали все, кто этого желает, и, по-моему, не придерживается в полной мере какого-то одного лечения. Она теряет волосы и худоба ее ужасна. Но рассуждает, как обычно, спокойно и здраво. Вечером она говорит мне, что, быть может, это тигр заразил ее какой-то тяжкой африканской болезнью. "Но мне нельзя жаловаться, – продолжает она. – Ведь я сама привела этого зверя домой". Спрашиваю, известно ли ей, что с выпущенным из клетки тигром. Она шепотом отвечает, что ее это не интересует: "Можно положиться на Натана и Хаггая. Они прикрепили к зверю аппарат, чтобы следить за его передвижениями. Захотят, вернут его после моей смерти".
Кажется мне, Натан сумел поправить свои дела. Из отчетов, проходящих через мои руки, видно, насколько удачными оказались его инвестиции, главная часть которых приходится на Европу. Не удивлюсь, если речь идет о покупке редкой старинной мебели. Дана намекает, что дела там более удивительные, но Натан запрещает ей раскрывать детали. Также и отношения с Хаггаем нормальные. Последний занимается развитием широких площадей поселения, естественно, на деньги Натана, и, главным образом, закладкой пищевых предприятий.
– 33 -
Когда Рина умерла, я почувствовал себя ужасно. Не было между нами особой близости, но давно я не испытывал такой страшной дрожи. Узи утром вызвал нас из дому и сообщил, что ночью Рина умерла: "Но мы решили сообщить об этом утром. Знаешь, Меир, Натан возложил на меня всю ответственность, но не объяснил, что надо делать. Если что-то забуду, вся вина будет на мне".
Натан и Хаггай сидят в доме, и я вхожу к ним. Они разглядывают карту. Задают вопросы друг другу, как два ученика, хвастающиеся друг перед другом своими знаниями. "Сколько городов в мире стоят на реке?" "Назови мне людей искусства, которые родились и умерли в одной и той же стране?" "Какие места оккупировались наибольшее число раз?" "А теперь назови мне изобретателей и ученых, имена которых увековечены?" Натан в белой рубахе с короткими рукавами и брюках от костюма. Хаггай в шортах. "Мне бывает холодно только в области живота", – объяснил он однажды Рахели.
"Так вот. Она умерла, – говорит мне Натан. – Тяжело тому, кто остался. Она же просто умерла". Спрашиваю: "Где сыновья?" – "Они будут на похоронах. Останутся здесь еще несколько дней. А дальше посмотрим. Быть может, верну их в интернат, в Англию, может, поеду с ними". – "Слушай меня, – говорит Хаггай. – Не увози их отсюда. Они живут в этих ландшафтах и не так легко от них откажутся". – "Может быть", – отвечает Натан. Всегда от него веет приятным ароматом, но тело тяжело для него самого. Небольшое похудание не меняет дела. "Мы были женаты много лет. Она была достаточно хорошей женой. Ты ведь знаешь, со мной не всегда легко, но ей хотя бы всегда было со мной интересно".
Натан переходит в другое кресло, глаза его мокры. Узи торопится принести ему новые, только что присланные брошюры. "Сегодня я не принес из офиса текущие бумаги, но вот целый ряд сообщений о новых выставках и аукционах мебели и последних на них ценах". Натан благодарит его негромко, раскладывает перед собой брошюры и неожиданно обращается ко мне: "Что ты предпочитаешь, Меир, симфонии или концерты? Человек с такими комплексами, как у тебя, несомненно, любит стройность и гармонию всех инструментов". – "Не знаю, Натан. Трудно мне сейчас думать о музыке". – "Почему это? – удивляется Натан. – Узи, принеси новые записи, которые мы купили, чтобы Меир увидел, что творится вне его дома".
Приходят оба сына. Шломо в костюме и галстуке. Шахар в белой рубашке с короткими рукавами и брюках, тело его несколько тяжеловато, напоминает отца. Натан поправляет Шломо галстук, спрашивает, бреется ли он каждый день. Шломо краснеет и молчит. Шахар говорит, что и он начал бриться, спрашивает, сколько они еще будут находиться здесь, в селе. Натан отвечает, что этот вопрос еще будет обсуждаться. Шломо спрашивает отца, почему мама умерла, ему не говорили, что болезнь настолько тяжела, а ведь человек не умирает от обычной болезни. Натан пытается объяснить, но Хаггай прерывает его и предлагает ребятам пойти с ним покататься на лошадях, "пока все соберутся". Натан встает, смотрит на Хаггая, дает одну руку Шломо, вторую – Шахару, и выходит с ними в соседнюю комнату. Там они закрываются, чтобы никого не видеть. Я присаживаюсь и задумываюсь. Что мне делать с Рахелью? Продолжать ли работать для Натана? Почему у меня лишь один сын? С каких пор забросил я свою учебу? Почему почти перестал читать Священное Писание и делать заметки? Хаггай выглядывает в окно, начищает обувь, затем, как обычно, пьет воду из своей бутылки, рассматривает стену, быть может, в поисках плесени, и выходит. Не удивлюсь, если он идет проведать Рахель. Давно они не виделись, лишь переговаривались или писали друг другу письма.
– 34 -
На похоронах много народа. Пожалуй, я еще никогда не был в таком стечении людей. Тут все сотрудники Натана, клиенты, субподрядчики, друзья, компаньоны по разным делам, коллекционеры мебели, шахматисты. Ну, и само собой понятно, члены семьи. Рахель старается идти со мной. Я меняю шаг, и каждый раз обнаруживаю, что она не отстает.
Мы около могилы. Натан стоит на краю ямы, позади не перестающие плакать Шломо и Шахар. Дана гладит их по волосам и Узи все время предлагает им пить. Я не вижу Хаггая. Вероятно, облюбовал более удобное место наблюдения. Хазан распевает псалмы и читает фрагмент "Кто найдет мужественную женщину". Думаю, впервые, вот уже после смерти, произносятся эти строки в ее честь.
Дана достает из кармана своего пальто бумагу и подает ее Шломо. Он произносит слова прощания с матерью, дважды упоминая, что это от него, Шахара и отца. В толпе начинают вести посторонние разговоры, ведь многие здесь связаны работой, дружбой или даже мимолетным знакомством. Узи просит тишины, Шломо продолжает громко читать. Вспоминает два случая, когда мать спасла его и брата. Первый раз, когда он решил бежать из интерната в Англии, второй, когда Шахара положили в больницу, и мать от него отходила дни и ночи. Длинноты начинают, кажется мне, раздражать Натана, и он сердито поглядывает на Дану, которая этот текст написала, или боится, что сын прибавит что-либо от себя. Кончив читать, сын добавляет от себя: "Шахар и я очень тебя любим, мама. Я знаю, что будут разные проблемы, но теперь я сам займусь ими и разрешу их, как следует". По-моему, Натан потрясен. Узи начинает продвигаться в сторону Шломо, но тут и так все завершается.
– 35 -
Я и Рахель возвращаемся в наш дом. Непонятно, где будет Натан в ближайшие дни. Вообще-то, для меня очень странно, что Натан похоронил жену в селе, а не около дома в городе. Может, Рина этого просила. Чего мне опять, по старой привычке, влезать не в свои дела. Не удивительно, что я иногда пишу слова не по порядку букв. Начинаю со средней буквы, потом прибавляю к ней первую. Всегда есть некий фрагмент, который я должен завершить еще до того, как что-то начал.
Предлагаю Рахели не оставаться здесь на ночь. Предпочтительно вернуться домой в город. Когда-то я убеждал ее по-другому, стараясь не говорить "вернемся как можно быстрей", чтобы подчеркнуть недостаток времени. Но теперь я могу более свободно разговаривать с нею. Рахель соглашается, если так для меня важно, но думает, что лучше остаться еще на пару ночей. "Побудем еще три дня. Это более подходит с нашей стороны в отношении Натана. И вообще не помешает побыть еще немного на природе и свежем воздухе". Мы остаемся, спим в одной постели после долгого перерыва. Рахель обнимает меня, но остается в грубой ночной рубашке. Я тоже оставался одетым и, конечно, мне было трудно уснуть в таком положении.
Мы посещаем Натана утром и после обеда. Не ясно мне, молятся ли в доме, но я не собираюсь это выяснять. Вечером прощаемся с Натаном и его домом, в котором полно сотрудников и других людей. Несколько секретарш фирмы обслуживают присутствующих, угощая их сладостями и питьем. Натан сидит на стуле, говорит, дремлет, читает газету. Шломо заперся в своей комнате, а Шахар не отстает от Даны. Он помогает ей во всем и радуется исполнить любую ее просьбу.
Мы торопимся с Рахелью уложить все вещи в машину. Меня не покидает ощущение слабости, но Рахель приготовила фрукты на дорогу. С нами Ярон. Всю дорогу мы поем песни, включая некоторые, написанные на стихи из Священного Писания. Впервые вижу Рахель в тонких светлых брюках. "Если не будешь надо мной смеяться, скажу, что облик твой мне нравится". – "Ну, скажи, скажи, снова ты по-старому, и говоришь и молчишь одновременно". – "Хотел лишь сказать, что мы были частью друг друга". – "Частью? – смеется и краснеет Рахель. – Какое это имеет отношение к сказанному?" – "Знаешь, когда слишком большая влажность, ничто не может соединиться. Вещи скользят одна по другой и уплывают. Даже слишком гладкое тело не может встретиться и остаться с другим телом". Рахель смотрит на меня давно забытым взглядом, со времен знакомства, когда ее воспламеняло мое воображение. Затем отводит от меня взгляд и погружается в дремоту, просыпается в страхе, не веду ли слишком быстро машину, открывает сумку, извлекает и проглядывает письма. Ярон помалкивает и дремлет на заднем сидении.
Дана
– 36 -
Спустя десять дней Натан с сыновьями и Дана возвращаются в город. Она звонит нам, сообщая о возвращении: "Снова мы будем близки к тебе, Меир". Спустя несколько дней она звонит Рахели и сообщает, что все идет к лучшему: "Дети со мной и мы отлично уживаемся – главным образом, с Шахаром, но и Шломо успокоился. Натан хочет, чтобы мы отправились куда-нибудь на некоторое время, но сначала он должен упорядочить свои дела. Кажется, он собирается заменить часть работников". Рахель удивляет меня отличным настроением. Я боялся, что в связи со смертью Рины она впадет в депрессию, тем более, что она никогда не отличалась веселым нравом. После нашего возвращения, она уделяет много внимания Ярону, временами интересуется моими делами, беседует с Даной по телефону и ищет для себя интересные кружки для занятий. Время от времени предлагает даже выйти в город, развлечься. Я почти всегда соглашаюсь, несмотря на то, что нуждаюсь в длительном отдыхе. Не могу ей отказать, а потом выдерживать ее плохое настроение.
В один из вечеров нас приглашает Натан. Рахель говорит, что это Дана постаралась согласовать эту встречу. Я не был в этом доме почти год, с того времени, как выехали в Галилею. Нелегко мне даже думать, что в нем я жил достаточно длительный срок. Интересно увидеть – на месте ли кровать, на которой я спал. Дана встречает нас поцелуями, чем повергает меня в волнение, более сильное, чем я предполагал. Она торопится ввести нас в большой приемный зал. Вероятнее всего, вся мебель обновлена. Дана усаживает нас на мягкие удобные подушки, говоря, что Натан сейчас присоединится к нам. Он входит, выражает радость при виде нас и усаживается в единственное в зале кресло. "Не могу привыкнуть к этим подушкам Даны. Быть может, она хочет сделать меня моложе моих лет, а впрочем, мне трудно понять ее намерения", – смеется Натан. Дана усмехается, спрашивает, не хочет ли он облачиться в более легкую одежду.
Он предпочитает одежду не менять, а если слегка вздремнет в своем кресле, так мы ведь привыкли видеть его дремлющим, когда вокруг все разговаривают. В зал входит Шахар, спрашивает Дану, нужна ли его помощь. Он не перестает разговаривать с Даной, стоит почти вплотную к ней, спиной к отцу. Дана расспрашивает его об учебе, озабочена – не голоден ли он, хочет ли побыть с нами всеми. Натан пробуждается, оглядывает всех, спрашивает, не пропустил ли что-то важное, хотя, в общем-то, "слышал все", начинает рассказывать о новом художественном стиле. "Речь идет о рисунке на зеркале, которое, таким образом, становится самым важным предметом в доме, показывая и того, кто в доме живет, и его изображение".
Дана спрашивает его, не хочет ли он поделиться с нами другими интересными новостями, но Натан не реагирует. Затем говорит, что хочет поработать в своем кабинете, мы же можем выйти развлечься и без него. Мы с Рахелью тут же уходим, хотя для меня странно покидать этот дом с такой быстротой.
– 37 -
В моей работе в компании произошли значительные изменения. Весьма сомнительно, являюсь ли я еще членом руководства. Меня уже не информируют о текущих делах фирмы. Перевели меня в соседнее с главным здание, которое было приобретено по инициативе Узи. Здание отличное, но совсем старое и заброшенное. Собираются его реставрировать, и Натан просит меня за этим проследить. "Но ты можешь в то же время попытаться создать для нас новый бизнес, ведь не будешь загружен работой. Если будет у тебя интересная идея, сможешь даже стать компаньоном, а не только моим служащим". Мне не очень ясны его намерения, хочет ли он поддержать меня или просто занять никчемными делами. Следует посоветоваться с Рахелью и действовать с большой осторожностью.
Сообщения из села неясны. Выясняется, что планы Хаггая слишком грандиозны, дороги весьма запутаны. Он создает какие-то опытные предприятия в курортной зоне, засеивает большие площади саженцами, привезенными из Африки. Хаггай взял большие ссуды в банке вдобавок к значительным суммам из денег компании. Я считаю, что обязан предупредить об этом Натана. Он слушает меня с нетерпением, перебивает: "Чего ты беспокоишься, Меир? По моим расчетам, в худшем случае мы потеряем то, что заработали на Хаггае. Посчитай все имущество, которое он накопил для меня и ты поймешь, что риск ограничен. Я даже не вношу в расчет деньги, которые мы заработаем на его новшествах в сельском хозяйстве, если он добьется в своих опытах успеха". Я, конечно же, не согласен с Натаном, но, как всегда, не могу его убедить в своей правоте.
"Поверь мне, никаких дивидендов ты от этого не получишь. Потери могут быть намного больше, чем все имущество в Галилее, и повлиять на дела твоей фирмы. Тут возникло сочетание между совершенно новой областью дела и таким странным человеком, как Хаггай. Каждый фактор в отдельности вполне приемлем, но вместе это чересчур". Натан считает, что я слишком нервничаю, и предлагает мне вместе с ними посетить районы, которыми занимается Хаггай. Возвращаюсь в свой кабинет со своей обидой. Звонит Рахель и сообщает, что Дана собирается к нам на ужин. "Сказала, что хочет побывать в нашей симпатичной домашней обстановке, увидеть Ярона".
Дома нахожу Рахель взволнованной. Давно никто не приходил к нам на трапезу. Хотя Дана собирается прийти одна, но готовятся к ужину основательно. Рахель просит меня развернуть стол. Дом тщательно убран, Ярон в одежде, которую одевает по праздникам, и, кажется, весьма доволен. Дана приходит намного раньше назначенного времени, приносит в подарок несколько книг, целует Рахель (я несколько озадачен), гладит Ярона по голове (он с ней одного роста) и дважды пожимает мне руку. "Я так взволнована этим посещением таких необычных друзей, как вы. Я должна многому учиться у вас. Знайте, что Натан очень вас ценит. И я вижу, насколько он прав". Рахель краснеет от удовольствия и впитывает каждое слово гостьи. Ярон смотрит на меня с удивлением, а я ему улыбаюсь. "Согласны со мной, что следует быстрее сесть за стол? – громко спрашивает Дана. – Я ведь не ела с ночи. Натан берет меня в необычные часы в рестораны. И сумел сбить с толку все привычные внутренние законы моего тела". Неожиданно замолкает, словно бы удивленная собственным словам, которые пытается заново осмыслить.
Садимся за стол. Дана спрашивает, может ли Ярон сесть с ней рядом. "Я хочу смотреть на него, радоваться и думать, что, быть может, и у меня когда-нибудь будет такой сын". Рахель говорит, что планировала рассадить нас по-другому, но можно все изменить. По сути, не понимаю вообще, о чем идет речь. И тут Дана говорит: "А теперь я открываю вам главное. Я выхожу замуж за Натана. Будет настоящая свадьба. Нам очень важно, чтобы все было четко и упорядочено. Вы можете предложить нам симпатичного раввина" Рахель встает и целует ее. Она всегда умеет радоваться радостям других. Ярон слушает и молчит, а мне нечего добавить.