Рахель и Ярон получают истинное удовольствие от еды, советуются с официантами, меняют блюда. Но сколько можно так вот сидеть у стола. Я чувствую себя не совсем хорошо: голова тяжела, живот побаливает. И вообще это не лучший мой вечер, ведь Дана выходит замуж за кого-то другого. Хотя и я не одинок, есть у меня жена и сын, на которого сыновья Натана часто сердятся, но меня он всегда защищает. Слишком я засиделся, надо встать из-за стола, пройтись. "Не отлучайся надолго", – говорит Рахель, – "Не хочу оставаться без тебя именно в этот вечер". Я прогуливаюсь по огромному залу, спускаюсь в сад, где происходила свадебная церемония, дохожу до места, где мы стояли в очереди поздравлять молодоженов, вхожу в первый зал, где подавали легкие закуски, возвращаюсь в зал и смотрю на балдахин, под которым раввин благословлял жениха и невесту.
Возвращаюсь в зал, где продолжается трапеза. На широкой сцене сотрудники фирмы поют вместе с известной певицей. Натан и Дана пляшут в окружении весело прыгающих маленьких детей. Не вижу Шломо и Шахара. Наверно, заняты беседой с гостями. Не удивлюсь, если нас еще ожидают всякие игры, дорогие лотереи. Иду в центр зала, где кружатся в танце жених и невеста. Дана машет мне, мол, подойди к нам поближе, кричит: "Как дела у нашего второго жениха? Может, пригласишь Рахель и попляшем вчетвером?" – "Нет у меня желания плясать". – "Ну, подойди поближе, – зовет меня Натан. – Можешь потанцевать с нами. Если Рахель увидит, несомненно, присоединится к нам".
Оба протягивают мне свободные от объятий руки.
"Не могу, Натан, не очень хорошо себя чувствую". – "Только не свались сейчас, как это уже было", – это Дана. "Я твердо стою на ногах, но предпочитаю не танцевать". – "Что случилось? Волнуешься, как в первый раз, когда женился?" – шутит Натан. "Хватит, Натан. Оставь меня. Сначала ты меня просто унизил, предложив мне взять ответственность за твои убытки (как это я еще сказал впрямую – "твои", обычно я лишь говорю намеками). Теперь ты шутишь со мной и Даной. Ты ведь знаешь, что для меня это трудный вечер". – "Прекратите, ребята, – командует Дана. – Это уже начинает сердить. Сможете поговорить после в офисе. Теперь, здесь, все время – мое". – "Я ничего не просил, Дана, – гляжу на нее и весь дрожу. – Ты-то знаешь, что и у тебя ничего просил". – "А если бы попросил, тебе бы помогло?" – спрашивает Натан. "Натан, оставь Меира в покое. Не видишь, он болен". – "Болен? Осточертели мне его болезни. Пора бы ему обрести спокойствие". – "Не хочу портить вам праздник, но ты, Натан, ко мне жесток". – "Меир, уходи отсюда, – кричит Дана. – Это самое важное для меня время – новых и важных дел. Уходи. Где Рахель? Может, она придет, в конце концов, забрать своего мужа".
Естественно, я убираюсь. К собственному удивлению, даже не ищу Рахель и Ярона. Покидаю гостиницу и возвращаюсь домой, униженный, сбитый с толку. Испортил Натану настроение на его свадьбе. Нелегко мне. Дана сердится. Быть может, и Рахель разочарована. Приготовила мне сюрприз, и ничего из этого не вышло.
Рахель и Ярон не торопятся домой. Наконец-то являются, приносят мне любимые мной сладости, ломти фруктового торта. Ярон говорит, что надо посоветоваться по важным делам. "Но не сейчас". Надо решить, продолжать ли ему учебу. "И как сделать, чтобы вы с мамой были более спокойны". Я говорю им, что в данный момент дискуссии закончены. Рахель же говорит, что "не так планировала этот все же необычный вечер", но я свободен делать все, что мне заблагорассудится.
На следующий день после свадьбы звонит Дана, сообщает, что они отменяют отпуск, ибо надо заняться срочными делами. "Ожидается полная реорганизация фирмы, и Меиру будет подготовлено соответствующее место", – гарантирует она Рахели. Ярон предлагает, чтобы я сам уехал куда-нибудь в отпуск или с Рахелью, "как вам удобней". Он сам со всем управится без всяких проблем. Он думал всю ночь и решил, что не бросит учебу. "Завершающие оценки мне очень важны, и мне бы хотелось глубже изучить некоторые предметы. Невозможно так учиться, отец, как ты учился: немного позаниматься, немного поболтать. Или углубляются всерьез в наши первоисточники, или оставляют вовсе это дело. Этот легкий твой путь меня не привлекает".
– 45 -
Свадьба Даны повлияла на меня намного сильней, чем я предполагал. Для меня ведь характерно вести себя нормальным образом на любом празднестве или встрече, и лишь потом печалиться. Теперь ясно мне, что я любил Дану. Но все во мне было зажато, всего я боялся. Самому мне странно думать, что я жил с ней в доме Натана несколько месяцев, и ни разу даже не попытался поцеловать или погладить ее лицо. Быть может, был удивлен, что такая, полная энергии и душевной открытости, девушка, как Дана, не пыталась по собственной инициативе ко мне приблизиться, за исключением нескольких намеков и ограниченных прикосновений во время поездки в Галилею. Но теперь она стала женой Натана, а Рахель и Ярон со мной. Хорошо, что я могу немного отдохнуть от давления со стороны Натана. Факт, что он не возвращается к вопросу с письмами, весьма облегчает мое состояние. Может он, и вправду, нашел иной выход из положения, насколько я понял из слов его сыновей, пришедших к нам в гости.
Ярон спрашивает, что с бумагами от Натана, которые мне принес несколько недель назад Узи. "Помнишь, что он тогда еще сообщил о реорганизации фирмы заграницей". Мы буквально рыщем в поисках этих бумаг. В конце концов, обнаруживается, что Рахель упрятала их в какой-то дальний забытый ящик, в надежде, что я их не найду. Ярон открывает конверт и дает мне отпечатанные листы.
В них – подробная историческая справка об отношениях Англии и Франции в средние века. Общие данные были мне известны, но в справке много нового. Тут же – целый набор карт Европы, на которых отмечены самые интересные и значительные места. Прочитываю три страницы и откладываю бумаги. Непонятно мне, готовит ли Натан этими данными мое деловое турне в Англию и Францию, или у него иное намерение. Рахель радуется тому, что пока речь идет о познавательном материале.
По утрам я опять хожу на работу, чтобы следить за тем, как идет ремонт здания. Тут же я получаю письменные указания от Натана в отношении ремонта и сдачи офисов в наем. Я должен докладывать Узи о продвижении ремонтных работ. Из разговоров с работниками фирмы у меня создается впечатление, что значительная часть долгов оплачена. Натан сумел добиться ссуд под небольшой процент от финансовых групп заграницей и продал два здания в центре города. Также Хаггай взял на себя покрытие части сделанных им долгов, благодаря новой общественной деятельности, которой он занят. Натан же сам старается сосредоточить усилия на базисном бизнесе без рискованных операций с финансами. "Когда у тебя новая жена, можно вернуться к старым делам", – по слухам сказал Натан на совещании руководства фирмы.
Рахель старается больше времени сидеть в доме. Следит с одеждой и едой, чего никогда раньше не делала. Кажется мне, она время от времени встречается с Даной, но не упоминает об этом. Вдруг сообщает, что в один из вечеров в канун субботы к нам придут на ужин Натан с Даной, и я реагирую на этом удивленным бормотанием. Шломо тем временем весьма преуспевает в должности начальника отдела, рано приходит на работу, старается подобрать себе верных работников, не удивлюсь, если обратится и ко мне. Шахар уехал в Лондон продолжать учебу. Думаю, отец предполагает дать ему еще более высокую должность. Ярон завершает экзамены на аттестат зрелости, и, кажется, спокоен за результаты.
Несколько месяцев спустя я обнаруживаю опять странное возбуждение у Рахели. Сначала я подозреваю, что это связано со здоровьем или с Яроном. Затем, надеюсь, что это вследствие успехов сына на экзаменах. В конце концов, выясняется совершенно иное: Дана на последних месяцах беременности, но мне об этом сообщают лишь сейчас. Рахель взволнована, как девочка, что впервые в открытую почувствовала любовь родителей. Она без конца разговаривает с Даной по телефону, советует ей, как себя вести, чего остерегаться и от кого получать помощь. Давно не видел свою жену такой взволнованной и даже радостной. Потому неудивительно, что она предлагает нанести визит Натану и Дане. "Они будут рады видеть тебя, Меир. Вы же не виделись с их свадьбы. Все же Натан тебя знает с тех пор. как ты родился. Нет причины, чтобы немного не побыли вместе". Я соглашаюсь с Рахель, быть может, почувствую себя комфортно снова с Даной и Натаном.
Дана встречает нас, красивая и радостная. Живот у нее велик, но легок ей, она похудела и окрепла. Генри прислуживает в их доме, подает питье. Дана спрашивает, можем ли мы подождать Натана, или сами с ней пройдемся по комнатам. "Погляди, Меир, как я изменила здесь. Ты ведь неплохо знаком с этим домом… Интересно, узнаешь ли что-либо в нем. Тигра, естественно, ты не увидишь, ибо мы выпустили его в Галилее. Остался у нас только Генри. Он наш телохранитель и вообще симпатичный человек". То, что она с юмором упоминает Генри, как бы замещающего тигра, сердит меня.
В комнатах много света, на стенах развешаны отличные картины и разрисованные зеркала. Впервые вижу зеркало, на котором рисунок профессионального художника, который должен быть написан на холсте. По комнатам разбросана соломенная мебель и книжные полки разного стиля. Многие из дорогих картин Натана сняты. Быть может, перенесены в офис фирмы для специальной выставки. Мебель тоже, в основном, изменилась. Дана ведет нас во все комнаты, будь это спальня, ванная, кухня или столовая. "От вас у меня нет никаких секретов. Видите, как я изменила облик старого дома. Я хочу, чтобы видели все, что у меня есть".
Я-то более сосредоточен на животе Даны, чем на вещах в доме. Слова ее до меня доходят, но тело ее побеждает их. Ведь это ребенок Натана, – это мне ясно, и сбивает с толку одновременно. Итак, Натан – человек талантливый, сильный и жесткий, который сумел взять себе в жены женщину, которая могла любить меня. Неожиданно Дана повышает голос: "Меир, мы на кухне. Погляди, мы специально в углу поставили систему для приготовления кошерной пищи для наших добрых друзей. Отдельная посуда, отдельная раковина. Натан сказал мне не скупиться на сооружение этого уголка. так что отныне вы сможете трапезничать с нами, и даже пожить здесь, если захотите".
В этот момент появляется Натан, как обычно, в темных брюках и белой рубахе с короткими рукавами. Дана медленно гладит его по спине, кладет его руку себе на живот, "близко-близко к твоему ребенку", дает ему попить из стакана, который держит в руке, предлагает ему пойти переодеться в более легкую одежду, спрашивает, нужно ли ему что-либо, говорит, что действительно радуется, что все мы вместе здесь, на кухне.
Натан жмет мне руку, дважды здоровается с Рахелью, спрашивает, что нового у Ярона: "И его следует послать учиться в другую страну. Быть может, когда-нибудь он сможет работать с моими сыновьями". Предлагает мне чуть позже рассказать, как я продвигаюсь в своей работе. "Объясни мне хотя бы, за что я тебе плачу зарплату", – смеется Натан, и Дана выражает удовольствие. Кажется, и мне следует это сделать. Теперь он крепко обнимает Дану и даже чуть отрывает ее от пола. Не помню, чтоб он когда-либо так обнимал Рину. Натан говорит, что в последнее время значительно окреп и даже немного похудел. "Приятно держать в руках двух моих девочек, малую и большую". Дана счастлива и просит лишь поменять порядок в словах "большую и малую".
Натан спрашивает, нравится ли нам новая мебель. "Я полагаю, что на вас произвели впечатление художественные зеркала, но и книжные полки единственные в своем роде". Он просит нас вернуться к входу и обратить внимание на систему, изменяющую положение стекол в окнах, и на другие новшества. "Пойду немного отдохну. Надоело мне каждый раз засыпать в присутствии других, я должен быть отдохнувшим и внимательным". Я удивлен и даже радуюсь его словам. Натан уходит, и Дана извлекает какие-то записи, которые они изучают вместе с Рахель. Речь, кажется, идет о днях беременности и том, что следует делать в оставшиеся до родов дни. Достаю с полки книгу о художнике начала века и с удовольствием ее рассматриваю. "Только чтобы Натан не видел, – пошучивает Дана, – он еще захочет купить все картины, отмеченные в этой книге, и снова запутается в долгах".
Натан возвращается, просит Генри принести спиртные напитки "в честь будущего ребенка". Я улыбаюсь, и Дана обращается ко мне: "Слушай, Меир, через два месяца у нас с Натаном родится Маор. Естественно, если все будет в порядке". – "О чем ты говоришь, Дана, чего ты пугаешь меня?" – сердится Натан. "Ты же знаешь, что всегда проявляю осторожность, и не перебивай меня сейчас. Меир еще не знает, что мы собираемся от него просить". Все замолкают, пока не вмешивается Рахель: "Я поняла, что у вас уже есть имя для ребенка". – "Да, да, – говорит Дана, – ты поняла верно. Мы собираемся назвать девочку – Маор". Я продолжаю молчать, тем более, услышав это неожиданное имя, явно того же корня, что и мое – Меир, что означает – источник света, светящаяся. Нет сомнения, что имя это предложила Дана.
"Короче, – прерывает мои мысли Натан, – у меня новая жена и новая дочь, которую назовут Маор. Теперь нам осталось лишь побеспокоиться, чтобы была умненькой и развитой, как ее мать. И тут, Меир, мы приходим к тебе. Ты знаешь, что нет почти людей, которых я ценю так, как тебя. Ты порядочен и мудр. Иногда даже добиваешься приличного успеха. И кто, кроме тебя, из моих друзей, был всегда верен одной женщине. Могу сказать сейчас, здесь, в моем доме, что ты единственный знакомый мне мужчина, простите меня, который спал с одной женщиной". Рахель в смятении, но не уходит. В прошлом давала мне нагоняй за менее вольные выражения. Я же не реагирую, даже в мыслях, чувствую себя молчуном, который еще и про себя уменьшает количество используемых слов. Было у меня целое сочинение, которое я старался сократить, особенно повторяющиеся слова, и что теперь у меня осталось? Пока промолчу. Нет у меня никаких мыслей, ничего, что следовало бы сказать вслух.
Дана заставляет его замолчать, целует в губы, словно стараясь задержать исходящие оттуда слова. "Ты знаешь, насколько Натан ценит тебя, – обращается она ко мне, – он просто не знает столь особенных людей, как ты и Рахель, и мы вам сейчас это докажем" Приятно мне слышать ее голос, но сейчас я бы предпочел вернуться с Рахель домой. Дана не успокаивается: "Поэтому наша просьба, наше, думаю, для вас интересное предложение: мы бы хотели, чтобы ты и Рахель помогли нам растить Маор. Не просто как друзья, а как близкие и дорогие нам люди. Чтобы были как можно больше здесь, в нашем доме, иногда даже оставались ночевать. Чтобы занимались Маор и днем и, если надо, ночью, помогли нам, учили нас".
Я гляжу на Рахель, жду ее реакции. Не знаю, к чему я ближе, к желанию кричать или радоваться. В конце концов, не буду ходить на работу в офис, а обеспечивать семью воспитанием дочери Натана, что в этом плохого? Но, все же, это не мой ребенок. Не от меня он и не для меня Дана родит его. Натан добавляет, что условия моей работы не изменятся, а даже улучшатся, что главная тяжесть ляжет на меня, ибо Рахель должна посвятить много времени нашему дому и Ярону. "Трудно мне предположить, – завершает он, – что ты не будешь получать удовольствие в нашем доме, следя за ребенком, имя которого того же корня, что и твое".
– 46 -
Беременность Даны протекает нормально. Рахель звонит ей каждое утро, как только та встает с постели, еще до того, как предлагает Ярону и мне горячий завтрак. Между ними установились какие-то особые постоянные отношения, даже смех у них похож, только что смеясь Рахель как-то смущается. Лицо же Даны как бы расширяется смехом. Личная секретарша Натана обращается ко мне и предлагает "любую помощь, какая необходима". Она объясняет мне новый распорядок моей деятельности: "Ты, естественно, продолжаешь быть ответственным за ремонт здания, но в офис можешь приходить, когда тебе удобно. Натан хочет, чтобы ты, главным образом, занимался его домом, нуждами Даны и подготовкой к появлению ребенка. Он просил, чтобы ты все это услышал также и от меня".
Непонятно мне, почему секретарша тоже должна вдаваться во все эти детали. Быть может, потому что он видит всю мою деятельность, проистекающей из моей работы в офисе. Рахель как-то не высказала мне своего мнения о новом положении дел, но ее помощь Дане, по-моему, и без слов определяет ее отношение к происходящему. Таким образом, каждое утро я прихожу в дом Натана и Даны. Обычно Натан еще в своем кабинете или в спальне, то ли дремлет, то ли занимается своими записями или исследованиями. Чуть раньше полудня приезжает его новый водитель-женщина, чтобы отвезти его в офис. Дана разгуливает по дому, бодрая и радостная. "Ты уже пришел, чтобы отнести анализы в лабораторию, милый Меир? – спрашивает меня. – Ты уверен, что есть у тебя силы на всю эту беготню? Может, Генри приготовит тебе немного фруктов?" Обычно я возражаю, но иногда беру пару яблок и выпиваю стакан чая. В маленькой коробке, на кухне, хранятся анализы Даны. Я должен отнести их в лабораторию, поскорее получить результаты, пойти к нужным врачам и вернуться с необходимыми письменными рекомендациями. "Никаких устных объяснений. Скажи, что Дана хочет все в письменном виде", – она улыбается, усаживаясь на стул. Всегда старается подробнейше объяснить мне, что необходимо сделать, дать точные указания, деньги на оплату и точные адреса. "Погоди, Меир, пока это легкая работа. Представь себе, какая предстоит нам работа, когда надо будет уже следить за ребенком".
Один раз в день я звоню домой, спрашиваю, чем занимается Рахель, где Ярон и в который час мне вернуться. Рахель время от времени спрашивает, не нужна ли ее помощь: "Я не забываю, что и меня просили быть в этом замешанной, хотя неясно, делали ли это только из уважения". Я же отвечаю, что вовсе неплохо каждому из нас заниматься своим делом.
Ярон просит меня, чтоб хотя бы раз в неделю мы учили вместе главу из Священного Писания. "Ты сам выберешь, отец. Никто лучше тебя не может вникнуть в текст и объяснить. Гемару я всегда изучал сам. Но Священное Писание я эмоционально переживаю только с тобой". Я радуюсь просьбе Ярона. Вероятно, до сегодняшнего дня я вел себя с ним недостаточно внимательно. Я привил ему любовь к Священному Писанию, говорил с ними о чуде этих книг, но, по сути, несколько сбил с толку порядок его жизни. В отношении соблюдения традиций достаточно одного решения, и все в жизни меняется, даже если решение колеблющееся, даже если подобно тонкой нити, значение ее шире всего иного в жизни. И я по каким-то своим причинам предпочел, чтобы Ярон пошел моим путем – относиться к вере со всей серьезностью, но не связывать себя обязанностями в достаточно строгой форме. "Новая традиция, – назвал он этот наш путь в разговоре с Рахелью, – но традиция не может быть новой, она должна быть продолжением чего-то. Но отец, да и ты, мама, полностью сбили меня с толку. Или храним традицию или нет. Тут единственное решение определяет все, пока его не изменяют. От меня вы ожидаете серьезной учебы и такого же отношения к вере и традициям, но сами все время совершаете какие-то странные поступки, считая их, вероятно, чем-то новым". Рахель передала мне сказанное Яроном, но не добавила, какова была ее собственная реакция на это. Быть может, сказала ему, расспросить меня о моей работе и моих отношениях с Даной и Натаном. К моему удивлению, в моменты слабости она направляет его ко мне.