Еще один километр остался позади, но хулиган все еще ехал за ней почти вплотную. Внезапно на дороге появился встречный автомобиль. Диана включила дальний свет и засигналила, но водитель лишь ответил тем же, взял в сторону и проехал по обочине, чтобы не задеть ее. Оставалось всего два километра.
Диана то снижала скорость, то ускорялась с каждым поворотом знакомой дороги, не давая джипу поравняться с собой. Надо обдумать, что делать, когда она доберется до фермы. Ехать оставалось чуть больше километра… Теперь на дороге было полно рытвин и ухабов, на ремонт которых у Дэниела вечно не хватало денег. Слава богу, что дорога теперь сузилась и по ней мог проехать только один автомобиль.
Ворота во двор обычно оставлялись для нее открытыми, но случалось - хотя и редко - что Дэниел забывал их открыть, и Диане приходилось выходить из машины. Сегодня она не могла позволить себе этого. Если ворота будут закрыты, ей придется ехать до города и остановиться около ресторана "Копчушки Кримсона", где в пятницу в это время всегда многолюдно, или доехать до ближайшего полицейского участка. Она еще раз посмотрела на датчик топлива. Стрелка уже зашла в красную зону.
- О боже, - воскликнула Диана, поняв, что до города ей может не хватить бензина.
Ей оставалось только молиться, что Дэниел не забыл открыть ворота.
После очередного поворота она снова прибавила газу и опять выиграла несколько метров, хотя и знала, что через несколько мгновений джип опять сядет ей на хвост. Так и случилось. Еще несколько сотен метров автомобили находились в считанных сантиметрах друг от друга, и Диана уже не сомневалась, что сейчас джип врежется в нее. И понимала, что в случае столкновения на проселочной дороге, вдали от какой-либо помощи, у нее не будет никаких шансов на спасение.
Она взглянула на одометр. Оставался всего километр.
- Ворота будут открытыми. Должны быть открыты, - молила Диана. На очередном повороте она увидела очертания фермы на горизонте и заметила, что в окнах первого этажа горит свет.
- Слава богу! - закричала она, но, вспомнив про ворота, запричитала: - Боже, пусть они будут открыты.
Она поняла, что надо делать за последим поворотом.
- Пусть они будут открыты, - умоляла Диана. - Я больше ни о чем тебя не попрошу.
Вот и последний поворот, но джип не отставал ни на сантиметр.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. - И тут Диана увидела ворота.
Они были открыты.
Одежда Дианы промокла от пота. Она снизила скорость, включила вторую передачу, направила машину в ворота, зацепив правой дверцей столб, и рванула по аллее к дому. Джип решительно двинулся за ней, и по-прежнему их разделяли сантиметры. Диана не снимала руку с клаксона, а ее машина раскачивалась и подпрыгивала на ухабах.
Стая испуганных ворон с криком взлетела с ветвей и исчезла в воздухе. Диана начала кричать:
- Дэниел! Дэниел! - И тут в двух сотнях метров перед ней загорелся свет на крыльце.
Ее фары уже освещали дом, а она все сигналила и сигналила. За сто метров до входной двери она увидела Дэниела, вышедшего на крыльцо, но не снизила скорости, равно как и джип за ней. Когда оставалось пятьдесят метров, она стала сигналить фарами. Теперь она могла видеть озадаченное лицо старого друга. За тридцать метров она нажала на тормоз, ее тяжелый универсал занесло на гравии перед домом, и она остановилась, едва не разворотив клумбу перед окном кухни. Человек в кожаной куртке, незнакомый с местностью, не смог отреагировать достаточно быстро, и, как только колеса его машины коснулись гравия, его тоже занесло, джип потерял управление и врезался в зад ее автомобиля, который, в свою очередь, ударился в стену дома, разбив окно.
Диана выскочила из машины и закричала:
- Дэниел! Возьми ружье! Возьми ружье! - Она указала на джип. - Этот тип гонится за мной уже тридцать километров!
Человек вышел из джипа и захромал к ним. Диана вбежала в дом. Дэниел последовал за ней и схватил ружье, с которым обычно охотился на кроликов. Он выскочил на крыльцо, чтобы встретить непрошеного гостя, который теперь стоял около "ауди" Дианы.
Дэниел поднял ствол.
- Не подходите, я буду стрелять, - сказал он спокойным голосом. И только теперь вспомнил, что забыл проверить, заряжено ли ружье. Диана вышла из дома, но встала за спиной Дэниела.
- Не меня! Не меня! - закричал юноша в кожаной куртке.
В дверном проеме появилась Рейчел.
- Что происходит? - нервно спросила она.
- Вызывай полицию, - коротко сказал Дэниел, и жена быстро исчезла в доме.
Дэниел приблизился к испуганному молодому человеку, направляя ствол прямо ему в грудь.
- Не меня! Не меня! - прокричал он снова, показывая на "ауди". - Он в машине.
Он быстро повернулся к Диане.
- Я видел, как он забрался к вам в машину, когда вы стояли на обочине. А что еще мне оставалось делать? Вы же не хотели остановиться.
Дэниел осторожно подошел к задней дверце машины и приказал незнакомцу медленно открыть ее.
Молодой человек открыл дверь и сделал быстрый шаг назад. Они втроем смотрели на мужчину, который свернулся на полу автомобиля. В его руке был зажат огромный нож с пилообразным лезвием. Дэниел перевел ружье на него и ничего не сказал.
Вдалеке раздался звук полицейской сирены.
Старая любовь
Говорят, что есть люди, которые способны влюбиться с первого взгляда, но об Уильяме Хэтчарде и Филиппе Джеймсон сказать этого было нельзя. Они возненавидели друг друга с первой встречи. Их презрение друг к другу возникло на первом же занятии на первом курсе. Оба они приехали на учебу в Оксфорд в начале тридцатых, победив в конкурсах на стипендию для занятий английским языком и литературой: Уильям - в Мертон, а Филиппа - в Сомервиль. Каждый из них получил твердые уверения своих преподавателей в том, что станет лучшим учеником по результатам года.
Их наставник Саймон Джейкс из Нового колледжа был и удивлен, и позабавлен степенью непримиримости состязания, которое моментально разгорелось между двумя его самыми талантливыми учениками. Он ловко использовал вражду между ними, чтобы выявить лучшие черты характера каждого, не позволяя, впрочем, себе ничего лишнего. Филиппа была привлекательна, стройна и рыжеволоса, с довольно высоким голосом. Она была одного роста с Уильямом и всегда вела дискуссию, стоя на недавно вошедших в моду высоких каблуках. А Уильям, низкий голос которого придавал ему солидности, всегда излагал свои аргументы сидя.
Чем острее становилось их соперничество, тем сильнее один хотел обойти другого. К концу первого года они далеко опережали своих однокурсников, хотя сами шли ноздря в ноздрю. Саймон Джейкс сказал мертонскому профессору кафедры англосаксонских исследований, что у него еще никогда не было двух столь талантливых студентов в одном учебном году и что им не потребуется много времени, чтобы догнать в познаниях его самого.
Во время летних каникул оба работали по изматывающему расписанию, ведь каждый думал, что другой выучит чуть больше. Они досконально разобрались в творениях Блейка, Вордсворта, Кольриджа, Шелли, Байрона и не ложились в постель без Китса. Когда они начали учиться на втором курсе, то обнаружили, что разлука лишь сильнее ожесточила их сердца. Они оба заработали отличные оценки за свои сочинения по Беовульфу, но и это не помогло. Саймон Джейкс сказал однажды на заседании педагогического совета колледжа, что если бы Филиппа Джеймсон была мальчиком, то кое-кто из его подопечных ходил бы с синяками.
- Почему вы не разведете их по разным группам? - лениво спросил его директор.
- А зачем мне вешать на себя двойной груз? - сказал Джейкс. - Они по большей части сами учат друг друга, мне остается лишь роль арбитра.
Иногда противники спрашивали его, кого он считает лучшим из них. Это случалось тогда, когда один из двух был уверен в том, что другой слышит, как первого называют лучшим учеником. Джейкс было достаточно хитер, чтобы свести схватку к ничьей: вместо ответа на вопрос он постоянно напоминал обоим, что окончательно рассудить их могут только экзаменаторы. Тогда они стали называть друг друга "эта глупая девчонка" и "этот нахальный тип", - так, чтобы другой мог услышать. К концу второго года они не могли находиться вместе в одной комнате.
На летних каникулах Уильям проявил мимолетный интерес к джазу и девушке по имени Руби, а Филиппа флиртовала с чарльстоном и молодым военно-морским лейтенантом из Дартмута. С началом учебы эти игры были забыты и никогда не упоминались.
На третьем курсе - по совету Саймона Джейкса - они оба решили принять участие в конкурсе на премию Чарльза Олдхема по шекспироведению, равно как и половина их сокурсников, считавших себя достойными этой награды. Премия Чарльза Олдхема присуждалась за эссе на заданную тему по произведениям Шекспира. Филиппа и Уильям понимали, что им предоставляется шанс выступить друг против друга в открытом бою, второго может и не быть за оставшееся время учебы. Они тайком друг от друга перерыли все произведения Шекспира от "Генриха VI" до "Генриха VIII" и часто просили Джейкса остаться после занятий, чтобы обсудить все более утонченные проблемы и все более замысловатые темы.
Темой конкурсного эссе в том году была "Сатира у Шекспира". В первую очередь приходили в голову "Троил и Крессида", но вскоре оба поняли, что сатирическое начало присутствует почти в каждой из тридцати семи пьес поэта. "Я уж не говорю о сонетах", - писала Филиппа отцу в один из редких моментов неуверенности в себе. По мере приближения конца учебного года всем стало ясно, что стипендию выиграет либо Филиппа, либо Уильям, вопрос был только в том, кто придет первым, а кто - вторым, и на эту тему никто не отваживался говорить. Привратник колледжа, человек в этих вопросах сведущий, сказал, что их шансы примерно равны, и они в десять раз превосходят по уровню остальных участников конкурса.
Одновременно оба продолжали готовиться к дипломным экзаменам: каждый день утром и днем Филиппа и Уильям садились за курсовые работы. Если бы не их репутация, такие темпы занятий могли бы быть названы зубрежкой. И никто не удивился, когда они оба получили первоклассные оценки. Рассказывали, что каждая из девяти их курсовых работ удостоилась альфы.
- Я была бы склонна считать, что так оно и есть, - сказала Филиппа Уильяму. - Но мне кажется, здесь надо отметить, что существует огромная разница между альфой с плюсом и альфой с минусом.
- Не могу не согласиться с вами, - сказал Уильям. - А когда вы узнаете имя того, кто победил в конкурсе на премию Чарльза Олдхема, вы еще лучше поймете разницу.
До дня сдачи конкурсных эссе оставалось три недели, и оба они работали по двенадцать часов в день, засыпая над учебниками и видя во сне, как другой упорно работает. Когда назначенный час настал, они встретились у входа в экзаменационный зал, одетые в скромную форму.
- Доброе утро, Уильям. Надеюсь, ваши старания позволят вам занять место в первой шестерке.
- Благодарю вас, Филиппа. Но, если мне не повезет, то вперед меня смогут пройти Клайв Льюис, Николь Смит, Невилл Когилл, Эдмунд Бланден и Гаррард. А больше мне некого бояться.
- Мне доставило огромное удовольствие, - сказала Филиппа, словно не слыша его ответа, - что вы не сидели рядом со мной, когда я писала эссе, и не могли списывать из моей тетради.
- Единственное что я списал у вас - это расписание автобусов из Оксфорда в Лондон, которое оказалось устаревшим, как я выяснил впоследствии. Впрочем, это вполне в вашем духе.
Они одновременно сдали свои эссе в двадцать пять тысяч слов экзаменатору и вышли из зала, не сказав более ни слова. Они вернулись в свои колледжи и стали с нетерпением ждать результатов.
Во время уик-энда после сдачи сочинения Уильям попытался расслабиться и впервые за три года поиграл немного в теннис с девушкой из колледжа Святой Анны, но ему не удалось выиграть ни единого гейма, не говоря уже о сете. Он отправился купаться и чуть не утонул, но потом, когда попытался сплавать на лодке-плоскодонке, утопил ее. И с облегчением подумал, что Филиппа не видит его неудачных выступлений.
В понедельник после торжественного ужина с директором Мертона Уильям решил прогуляться по берегам Червелла, чтобы развеяться перед сном. В тот майский вечер было еще светло, он вышел за стену Мертона и направился по лугам к Червеллу. Он шел по извилистой тропинке, и ему показалось, что он увидел, как его соперница сидит под деревом и читает. Уильям хотел было повернуть назад, но подумал, что она тоже его заметила. Поэтому он пошел дальше.
Он не виделся с Филиппой три дня, хотя и думал о ней постоянно. Когда он выиграет стипендию Чарльза Олдхема, этой глупой женщине придется поубавить свою спесь. Он улыбнулся этой мысли и решил беззаботно пройти мимо нее. Он подходил все ближе, поднял глаза от тропинки, чтобы бросить на нее короткий взгляд, и покраснел от удовольствия, что сможет нанести ей хорошо спланированный укол. Однако этого не случилось: он посмотрел внимательней и заметил, что Филиппа ничего не читает, а, закрыв лицо руками, тихо всхлипывает. Уильям зашагал медленнее, чтобы взглянуть на своего когда-то грозного врага, преследовавшего его по пятам в течение трех лет, но увидел только несчастное, беспомощное, одинокое существо.
Поначалу Уильям подумал, что ей каким-то образом стало известно имя победителя в конкурсе эссе и что он добился успеха. Но, поразмыслив, понял, что дело не в этом. Экзаменаторы получили их сочинения только сегодня утром, и, поскольку они должны были прочитать и оценить каждое, результаты не могли быть известны ранее конца недели. Филиппа не подняла голову, когда он встал с ней рядом; он даже не понял, почувствовала ли она его приближение. Уильям не мог не заметить, как красиво вьются ее рыжие волосы, спускаясь на плечи. Он сел рядом с девушкой, но она не пошевелилась.
- Что случилось? - спросил он. - Могу ли я чем-нибудь помочь?
Филиппа подняла голову, и он увидел ее заплаканное лицо.
- Нет, Уильям, разве что оставить меня одну. Вы лишаете меня одиночества, не предлагая взамен компании. - Уильяму было приятно узнать цитату из литературного источника.
- Что случилось, мадам де Севинье? - спросил он, скорее из любопытства, чем из желания проявить заботу. Он разрывался между сочувствием и соблазном воспользоваться слабостью соперника.
Филиппа долго молчала.
- Мой отец умер сегодня утром, - сказала она тихо, как будто разговаривая сама с собой.
Уильям был поражен странностью положения: в течение трех лет он виделся с Филиппой почти каждый день, но ничего не знал о ее личной жизни.
- А ваша мать?
- Она умерла, когда мне было три года. Я ее совсем не помню. А мой отец работает… - Филиппа сделала паузу. - …Работал приходским священником и пожертвовал всем, чтобы я могла учиться в Оксфорде, даже заложил фамильное серебро. Я так хотела получить премию Чарльза Олдхема, чтобы порадовать его.
Уильям осторожно опустил руку на плечо девушки.
- Конечно! Когда вы победите на конкурсе, вас объявят лучшей студенткой десятилетия. Да и потом, чтобы добиться победы, вам придется выиграть у меня. - Филиппа попыталась улыбнуться.
- Конечно, я хотела выиграть у вас, Уильям, но главным образом ради отца.
- Как он умер?
- От рака, только он никогда не говорил мне, что болен. Он не хотел, чтобы я приезжала домой до летних каникул, поскольку считал, что перерыв в занятиях может сказаться на результатах экзаменов и конкурса. Он все время держал меня подальше от дома, полагая, что если я увижу, в каком он состоянии, то брошу учебу.
- А где вы живете? - спросил Уильям, вновь удивившийся тому, что до сих пор не знал этого.
- В Брокенхерсте в Гемпшире. Я поеду туда завтра утром. Похороны назначены на среду.
- Хочешь, я поеду с тобой? - спросил Уильям.
Филиппа подняла голову и увидела в глазах соперника теплоту, которой раньше не замечала.
- Это было бы здорово, Уильям.
- Ну, значит, так и сделаем, глупая женщина, - сказал он. - Пойдем, я провожу тебя до колледжа.
- Когда ты в последний раз назвал меня глупой женщиной, ты не шутил.
Уильям счел вполне естественным, что по дороге они взяли друг друга за руки. Никто из них не сказал ни слова, пока они не дошли до Сомервиля.
- Когда мне заехать за тобой? - спросил он, не отпуская ее руки.
- Я и не знала, что у тебя есть машина.
- Мой отец подарил мне свой "ровер", когда я сдал на отлично первую сессию. Я все время искал повод показать тебе эту классную штуковину. У нее есть даже элетростартер, знаешь?
- Конечно, он не стал рисковать, ожидая твоей победы в конкурсе на премию Олдхема.
Уильям засмеялся чуть более сердечно, чем того заслуживал небольшой выпад.
- Извини, - сказала она, - это уже вошло в привычку. С нетерпением буду ждать возможности убедиться в том, что ты водишь машину так же отвратительно, как и пишешь. Я буду готова в десять.
По дороге в Гемпшир Филиппа рассказывала о своем отце и спрашивала Уильяма о его семье. На обед они остановились в пабе в Винчестере, где им подали тушеного кролика с картофельным пюре.
- Мы с тобой первый раз обедаем вместе, - сказал Уильям.
Филиппа не стала язвить в ответ, а только улыбнулась.
После обеда они продолжили свое путешествие в деревню Брокенхерст. Уильям остановил машину на гравийной дорожке у дома священника. Дверь им открыла пожилая горничная в черном платье. Она не скрывала удивления, увидев Филиппу вместе с молодым человеком. Филиппа представила Анни Уильяму и попросила подготовить еще одну комнату.
- Я очень рада, что ты нашла себе такого милого молодого человека, - заметила ей Анни позднее. - Как долго вы знакомы?
- Вчера мы встретились в первый раз, - улыбнулась Филиппа.
Филиппа приготовила им с Уильямом ужин, и они сели за стол у огня, который Уильям развел в камине гостиной. Они мало говорили, но ни одному из них не было скучно. Филиппа заметила, как непослушная челка спадает на лоб Уильяма, и подумала, как красиво это будет выглядеть, когда он состарится.
На следующее утро она отправилась в церковь, опираясь на руку Уильяма, и мужественно выстояла всю церемонию. Когда служба закончилась, Уильям вновь проводил ее в дом отца, который был заполнен многочисленными друзьями священника.
- Не надо думать о нем плохо, - сказал Филиппе церковный староста Грамп. - Вы были всем для своего отца, и он строжайше запретил сообщать вам о его болезни, поскольку боялся, что это помешает вам получить премию Чарльза Олдхема. Она ведь так называется?
- Да, - ответила Филиппа. - Только теперь все это так неважно…
- Она получит эту стипендию в память об отце, - сказал Уильям.
Филиппа посмотрела на него и в первый раз поняла, что он и в самом деле хочет ее победы.