На ночь они остались в доме отца, а в четверг отправились обратно в Оксфорд. В десять часов утра пятницы Уильям вернулся в колледж Филиппы и попросил привратника пригласить мисс Джеймсон для разговора.
- Прошу вас подождать, сэр, - сказал привратник, провожая Уильяма в небольшую комнату для гостей. Затем он поспешил на поиски мисс Джеймсон. Через несколько минут они вернулись вместе.
- Господи, что ты тут делаешь?
- Я приехал, чтобы свозить тебя в Стратфорд.
- Но у меня еще даже не было времени, чтобы распаковать вещи, которые я привезла из Брокенхерста.
- Немедленно выполняй то, что тебе говорят. Даю тебе пятнадцать минут.
- Ну конечно, - сказала она. - Кто я такая, чтобы не подчиниться приказам следующего лауреата Чарльза Олдхема? Я даже позволю тебе зайти на минуту в мою комнату и помочь мне распаковаться.
Брови привратника поднялись до козырька его фуражки, но он сохранил молчание из уважения к недавней утрате мисс Джеймсон. И вновь Уильям был удивлен тем, что за все три года ни разу не был в комнате Филиппы. Бывало, он перелезал стены женских колледжей, чтобы встречаться с девушками разной степени глупости, но никогда не был у Филиппы. Он сел в изножье кровати.
- Нет, не туда, безмозглое существо. Горничная только что заправила ее. Все мужики одинаковы, никогда им не сидится в кресле.
- Нет, однажды я сяду в кресло, - сказал Уильям. - И это будет кресло профессора английского языка и литературы.
- Пока я в университете, этому не бывать, - парировала Филиппа, исчезая в ванной комнате.
- Добрые намерения - это одно, а талант - совсем другое, - прокричал он ей в спину, внутренне обрадовавшись возвращению ее игривого настроения.
Через пятнадцать минут девушка вышла. На ней было платье с желтыми цветами, аккуратным белым воротничком и такими же манжетами. Уильяму показалось, что она даже чуть-чуть накрасилась.
- Если нас увидят вместе, это не пойдет на пользу нашей репутации, - усмехнулась Филиппа.
- Я уже подумал об этом, - сказал Уильям. - Когда меня спросят, я скажу, что ты - часть моей благотворительной акции.
- Твоей акции?
- Да, в этом году я помогаю сиротам.
Филиппа отметила в книге колледжа, что будет отсутствовать до полуночи, и два студента отправились в Стратфорд, сделав в Бродвее остановку на обед. Во второй половине дня они катались на лодке по реке Эйвон. Уильям рассказал Филиппе о своем кошмарном приключении на плоскодонке. Она призналась, что ей об этом уже известно. Тем не менее они без потерь пристали к берегу - возможно, потому, что на веслах сидела Филиппа. Затем они посмотрели на Джона Гилгулда в роли Ромео и поужинали в "Грязной утке". За ужином Филиппа безжалостно атаковала Уильяма.
Вскоре после одиннадцати они отправились в обратную дорогу. Филиппа погрузилась в полудрему, поскольку звук мотора все равно заглушал разговор. До Оксфорда оставалось около сорока километров, когда "ровер" внезапно остановился.
- Я думал, - сказал Уильям, - что, когда датчик топлива показывает ноль, в баке остается, по крайней мере, четыре литра.
- И теперь ясно, что ты ошибался, причем уже не в первый раз. Раз ты такой тонкий провидец, тебе придется самостоятельно добираться до ближайшего гаража. Ведь ты же не думаешь, что я составлю тебе компанию? Я останусь здесь в тепле.
- Но отсюда до Оксфорда нет ни одного гаража, - запротестовал Уильям.
- Тогда тебе придется нести меня, я слишком устала, чтобы идти.
- Я не пронесу тебя и пятидесяти метров после такого обильного ужина и выпитого вина.
- Я немало озадачена тем, Уильям, как ты умудрился получить наилучшие оценки по английской литературе, когда не можешь прочитать даже показания топливного датчика.
- Остается только одно, - сказал Уильям. - Нам нужно будет дождаться первого утреннего автобуса.
Филиппа забралась на заднее сиденье и не сказала больше ни слова, а потом заснула. Уильям надел шляпу, шарф и перчатки и скрестил руки на груди, чтобы сохранить тепло. Он потрогал рыжий завиток волос девушки, затем снял пальто и накрыл ее.
Первой в начале седьмого проснулась Филиппа. И сразу же застонала, когда попыталась распрямить затекшие конечности. Она разбудила Уильяма и спросила, не будет ли его отец так любезен купить ему машину с более удобным задним сиденьем.
- Но это самая модная модель, - ответил Уильям, осторожно потирая шею, перед тем как надеть пальто.
- Но она не едет и не поедет никуда без бензина, - воскликнула Филиппа, вылезая из машины, чтобы размять ноги.
- Да, я позволил ей остаться без бензина, и тому есть причина, - сказал Уильям, выходя вслед за ней.
Филиппа ждала разъяснений, не выказывая удивления.
- Мой отец сказал мне, что если я проведу ночь с официанткой, то мне просто следует заказать еще одну кружку пива, но если я проведу ночь с дочерью священника, мне придется жениться на ней.
Филиппа засмеялась. Уильям - уставший, небритый и в пальто - попытался встать перед ней на одно колено.
- Что ты делаешь, Уильям?
- А сама-то ты что думаешь, глупая женщина?! Я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж.
- Я буду счастлива отклонить твое предложение, Уильям. Если я приму его, мне придется остаток жизни провести на дороге между Оксфордом и Стратфордом.
- Но ты выйдешь за меня, если я получу премию Чарльза Олдхема?
- Поскольку я ничуть не сомневаюсь, что этого не случится, я могу спокойно сказать "да". А теперь встань с колен, Уильям, пока тебя не приняли за бродягу.
Первый автобус в ту субботу прибыл в пять минут восьмого, и на нем Уильям и Филиппа вернулись в Оксфорд. Филиппа отправилась в свои комнаты, чтобы отлежаться в горячей ванне, а Уильям наполнил канистру и возвратился к брошенному "роверу". Затем он поехал прямо в Сомервиль и снова попросил мисс Джеймсон выйти к нему. Она спустилась через несколько минут.
- Как, опять ты? - удивилась Филиппа. - Мало мне проблем на сегодня!
- А что случилось?
- Я же после полуночи не вернулась и оставалась без сопровождения.
- У тебя было сопровождение.
- Именно это их и беспокоит больше всего.
- Ты сказала им, что провела ночь со мной?
- Нет. Я не возражаю, если люди вокруг сочтут меня ветреной, но я не хочу, чтобы у них возникли сомнения в моем тонком вкусе. А теперь, прошу, уезжай! Я с ужасом думаю, что ты сможешь выиграть премию Чарльза Олдхема, и мне придется провести остаток жизни с тобой.
- Ты же знаешь, что я непременно выиграю, так почему же тебе не переехать ко мне, чтобы начать жить вместе прямо сейчас?
- Я понимаю, что сегодня стало модным спать с кем попало, Уильям, но это - моя последняя неделя свободы, и я намерена насладиться каждым ее мгновением, особенно в свете того, что мне придется рассмотреть перспективу самоубийства.
- Я люблю тебя.
- В последний раз, Уильям, прошу тебя, уезжай. Но, если ты не получишь премии Чарльза Олдхема, не смей больше показываться в Сомервиле.
Уильям ушел в жадном ожидании результатов конкурса. Если бы он знал, как сильно она хочет его победы, то смог бы заснуть ночью.
Утром в понедельник они заранее прибыли в экзаменационный зал и вместе с остальными участниками с нетерпением ждали объявления результатов. С десятым ударом часов в зал вошел председатель экзаменационной комиссии, в полном облачении академика. Он медленно прошел по залу и, пытаясь сохранить безразличный вид, прикрепил к доске листок бумаги. Все студенты бросились к нему, только Филиппа и Уильям остались на своих местах.
Из толпы вокруг объявления выскочила девушка и подбежала к Филиппе:
- Отличная работа, Фил. Ты победила.
Когда Филиппа обернулась к Уильяму, в ее глазах стояли слезы.
- Могу я присоединиться к поздравлениям? - сказал он поспешно. - Ты, конечно же, заслужила премию.
- Я хотела кое-что сказать тебе с субботы.
- Ты и сказала. Чтобы я больше не смел появляться в Сомервиле.
- Нет, я хотела сказать, что люблю тебя больше всего на свете. Не странно ли это?
Уильям пристально посмотрел на нее. Невозможно было ответить лучше, чем Беатриче:
- Странно, как вещь, о существовании которой мне неизвестно, - нежно произнес он.
Один из приятелей по колледжу хлопнул Уильяма по плечу, схватил за руку и бешено затряс.
- Отличная работа, Уилл.
- Второе место недостойно похвал.
- Но ты победил, Уилл.
Филиппа и Уильям уставились друг на друга.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Уильям.
- Именно то, что ты слышал. Ты завоевал Чарльза Олдхема.
Филиппа и Уильям подбежали к доске и прочитали сообщение. Оказывается, экзаменаторы не смогли на сей раз отдать предпочтение одному студенту и поэтому было принято решение разделить премию между двумя победителями.
Они в молчании не сводили глаз с объявления на доске. Наконец Филиппа закусила губу и тихим голосом сказала:
- Что же, в конечном итоге ты неплохо сыграл эту партию. Ладно, я беру тебя; но, клянусь дневным светом, беру только из сострадания.
Уильям не нуждался в подсказках:
- Я не решаюсь вам отказать; но, клянусь светом солнца, я уступаю только усиленным убеждениям, чтобы спасти вашу жизнь; ведь вы, говорят, дошли до чахотки.
И к радости сокурсников и удивлению профессора они обнялись.
По слухам, с того момента Филиппа и Уильям не расставались больше чем на несколько часов.
Свадьба состоялась месяцем позже в семейной церкви Филиппы в Брокенхерсте.
- А что ты хотел, - воскликнул сосед Уильяма по комнате, - за кого же еще она могла выйти?!
Молодые, так и не расставшись с привычкой спорить друг с другом, начали свой медовый месяц в Афинах, где рассуждали об относительной ценности дорического и ионического ордеров в архитектуре, хотя знали и о том и о другом только то, что почерпнули из недорогого путеводителя. Затем они уплыли в Стамбул, где Уильям преклонялся перед каждой мечетью, а Филиппа безучастно стояла сзади - ей претило отношение турок к женщинам.
- Турки - прозорливая нация, - заявил Уильям, - не опоздай с признанием их значимости.
- Что же ты тогда не примешь ислам, Уильям? Ведь тогда мне надо будет показываться перед тобой раз в год.
- Просто я родился не там, принял не ту религию и, к несчастью, подписал договор, который требует, чтобы остаток жизни я провел с тобой.
Вернувшись в Оксфорд, они получили места аспирантов в своих колледжах и приступили к серьезной научной работе. Уильям начал большое исследование по лексикону Кристофера Марло, а в свободное время изучал статистику, которая была ему нужна для изысканий. Филиппа выбрала тему о влиянии Реформации на английских авторов семнадцатого века, но вскоре рамки литературы стали ей тесны, и она занялась также искусством и музыкой. Она купила себе клавесин и по вечерам играла Доуленда и Гиббонса.
- Боже правый, - говорил ей Уильям, которому надоедали тихие звуки. - Как ты можешь делать вывод об их религиозности, опираясь только на сочиненную ими музыку?
- Она несет в себе больше смысла, чем всевозможные "если" и "и", - отвечала Филиппа невозмутимо. - А по вечерам она расслабляет лучше, чем возня на кухне.
Тремя годами позднее, защитив диссертации, они - все в том же тандеме - получили места преподавателей колледжей. Когда на Европу опустилась долгая тень фашизма, они читали, писали, выступали с критическими замечаниями и преподавали все в тех же комнатах.
- У меня выдался на редкость скучный учебный год, - сказал как-то Уильям, - но мне все-таки удалось завоевать пять первых премий из одиннадцати.
- А у меня он был еще скучнее, - нашлась Филиппа, - но все-таки я получила три первых места из шести. Тебе не нужно вспоминать бином Ньютона, чтобы видеть, что в процентном отношении я тебя обошла.
- Председатель экзаменационной комиссии сообщил мне, что большинство твоих учеников не умеют ничего, кроме как читать по памяти.
- А мне он сказал, что твои отстают от сверстников, - возразила она.
Они вместе садились ужинать в колледже, вокруг них собирались гости, но, как только дежурные комплименты были сказаны, перепалка разгоралась вновь.
- Филиппа, до меня дошел слух, что колледж не собирается продлевать твой контракт на следующий год. Это так?
- Боюсь, что это правда, Уильям. Они не посчитали нужным оставлять меня на этой должности, поскольку собираются предложить мне твое место. Ты думаешь, тебя выдвинут в члены Британской академии, Уильям?
- С огромным разочарованием должен сказать - никогда.
- Мне жаль это слышать, а почему нет?
- Потому что, когда они пригласили меня баллотироваться, я проинформировал президента Академии, что предпочту дождаться того дня, когда ее членом станет моя жена.
Гости за столом, незнакомые с их привычками, воспринимали пикировку серьезно, остальным оставалось только завидовать такой любви. Впрочем, один из аспирантов безжалостно высказал мнение, что супруги заранее репетируют свои стычки за обедом, чтобы ни у кого не возникла мысль, что они прекрасно ладят.
Уже в первые годы своей преподавательской работы они стали признанными авторитетами в своих областях и, как магниты, притягивали лучших студентов.
- Половину этих лекций прочитает доктор Хатчард, - объявила Филиппа в начале очередного семестра. - Но, заверяю вас, это будет не лучшая половина. Поэтому всегда следите за тем, кто именно из докторов Хатчард читает лекцию.
Когда Филиппу пригласили в Йельский университет прочитать курс лекций, Уильям взял академический отпуск, чтобы не покидать ее.
- Давай вознесем благодарность, что путешествуем морем, - сказала Филиппа на корабле, пересекающем Атлантику. - По крайней мере, здесь у нас не может внезапно кончиться бензин, дорогой.
- Давай лучше возблагодарим Бога за то, что у корабля есть двигатель. При твоем характере ветер отказался бы дуть в паруса "Кьюнарда".
Отсутствие детей - вот единственное, что печалило и Филиппу и Уильяма, но и это обстоятельство их сплачивало. Филиппа постоянно изливала свой материнский инстинкт на подопечных студентов и лишь однажды горестно позволила себе сказать, что была лишена возможности родить ребенка, похожего на Уильяма и с его мозгами.
Когда началась война, умение Уильяма жонглировать словами сделало неизбежным его работу в области дешифровки. Его завербовал неназвавшийся джентльмен с чемоданчиком, прикованным к руке, посетивший их дома. Филиппа бесстыдно подслушала разговор двоих мужчин, обсуждавших стоявшие перед ними проблемы, ворвалась в комнату и потребовала, чтобы завербовали и ее.
- А вы знаете, что я могу заполнить кроссворд в "Таймс" вдвое быстрее мужа?
Неназвавшемуся мужчине осталось только порадоваться, что он не прикован к Филиппе. Он подписал контракты с обоими супругами, и они получили работу в отделе Адмиралтейства, где занимались дешифровкой радиограмм, адресованных немецким подлодкам.
По принятому в германском флоте порядку кодовая книга состояла из последовательностей по четыре цифры, а таблицы эти менялись ежедневно. Уильям научил Филиппу оценивать частоту встречаемости букв, и она применила новое знание при анализе текстов на современном немецком языке. И вскоре каждый дешифровальный отдел Британского содружества пользовался частотным анализом.
Несмотря на это супруги потратили на разгадывание шифров и составление главной кодовой книги значительную часть времени - настолько трудной оказалась эта задача.
- Я и не знала, что твои "если" и "и" могут нести столько информации, - говорила Филиппа, восхищаясь своей работой.
К лету 1944 года, когда союзники высадились в Европе, супругам было достаточно всего десятка строчек, чтобы расшифровать закодированный текст.
- Какие же они неграмотные, - ворчал Уильям. - Они не шифруют умлауты. Как же прикажешь их понимать?
- Как ты можешь делать кому-то замечания, когда сам никогда не ставишь точки над "i"?
- Потому что я считаю эту точку избыточной и надеюсь, что смогу убрать ее из английского языка.
- Таким ты видишь свой главный вклад в науку, Уильям?
В мае 1945-го премьер-министр и миссис Черчилль дали в их честь неофициальный ужин на Даунинг-стрит, 10.
- А что имел в виду премьер-министр, когда сказал мне, что он никогда и не понимал, чем ты занимаешься? - спросила Филиппа, садясь в такси.
- Видимо, то же самое, когда говорил мне, что отлично знаком с твоими талантами.
Когда в начале пятидесятых годов мертонский профессор английского языка ушел на пенсию, весь университет замер в ожидании, кого из профессоров Хатчард назначат на его место.
- Если совет пригласит тебя на это место, - сказал Уильям, поглаживая седеющую шевелюру, - значит, мне они предложат место заместителя председателя.
- Единственный способ, которым ты можешь занять это место, а ты его совершенно недостоин, - это по блату, а значит, оно по праву принадлежит мне.
Ученый совет заседал семь часов, создал две профессорских должности и пригласил Уильяма и Филиппу в тот же день занять их.
- Все очень просто, - сказал председатель, когда его спросили, почему он нарушил традицию. - Если бы я не назначил их обоих, кто-то из них нацелился бы на мое место.
В тот вечер после праздничного ужина они шли по берегу Темзы, как обычно, жарко споря - на сей раз о достоинствах последнего романа Пруста. К ним подошел полисмен и спросил:
- Все в порядке, мадам?
- Нет, не в порядке, - вмешался Уильям. - Эта женщина нападает на меня уже тридцать лет, а полиция практически ничего не делает, чтобы защитить меня.
В конце пятидесятых Гарольд Макмиллан пригласил Филиппу в состав совета директоров телеканала Ай-би-эй.
- Полагаю, тебе предложат поработать учителем, - сказал Уильям. - Но поскольку по умственному развитию телезрителям нет и семи лет, ты будешь чувствовать себя как дома.
- Согласна, - ответила Филиппа. - Двадцать лет жизни с тобой научили меня обращаться с детьми.
Всего через несколько недель председатель совета директоров Би-би-си пригласил Уильяма в его состав.
- И чем ты будешь там заниматься? - спросила Филиппа.
- Я прочитаю цикл из двенадцати лекций.
- Боже, и на какую тему?
- О гениальности.
Филиппа сверилась с программой.
- Так, передача поставлена на два часа в воскресенье. Теперь все понятно: именно в это время ты мыслишь наиболее ярко.
Когда Уильяму присудили почетную степень доктора наук в Принстоне, Филиппа гордо сидела в первом ряду.
- Я бы и рада была сесть сзади, - пояснила она, - но все было занято спящими студентами, которые явно и не слышали о тебе.
- Если так оно и было, то я просто удивляюсь, как ты не узнала в них собственных учеников.