Забавно: не сам факт, что Джереми спал с моей женой, а то, что он с таким высокомерием собирался завладеть моей компанией, заставило меня сцепиться с ним. Не ответив, я шагнул вперед и ударил его кулаком в тщательно выбритый подбородок. Я был на пять сантиметров ниже ростом, но двадцать лет общался с водителями грузовиков и еще не забыл, как двинуть кулаком в челюсть. Джереми качнулся вперед, потом назад и рухнул передо мной, ударившись правым виском о край стола. Его рюмка упала на пол и разбилась. Он лежал на ковре неподвижно, кровь из виска капала на пол.
Должен признаться, я испытал большое удовольствие, особенно когда Розмари бросилась к нему, выкрикивая грязные ругательства.
- Помолчи хотя бы ради бывшего зампредседателя компании, - сказал я. - Передай ему, когда он придет в себя, что я опять переночую в его номере сегодня ночью.
Я вышел из дома, поехал в центр и оставил свою машину на стоянке перед отелем. Когда я вошел в вестибюль, там никого не было. Я поднялся в лифте, прошел в номер Джереми и лег на кровать, но был слишком возбужден, чтобы уснуть.
Я уже задремал, когда четверо полицейских ворвались в комнату и стащили меня с постели. Один из них заявил мне, что я арестован, и зачитал мои права. Ничего не объясняя, они вывели меня из отеля и отвезли в участок. Там у меня отобрали все мои личные вещи и сложили их в большой коричневый конверт. Потом они сказали, что я имею право сделать один телефонный звонок. Я позвонил Джо Рамсботтому, разбудил его жену и попросил сказать ему, чтобы он приехал как можно скорее в участок. Затем меня заперли в маленькой камере.
Я присел на деревянную скамью и попытался понять, почему меня арестовали. Ведь Джереми не так глуп, чтобы обвинять меня в рукоприкладстве. Минут через сорок в камеру вошел Джо, и я рассказал ему, что произошло вчера вечером. Он внимательно и озабоченно слушал меня. Когда я кончил, он сказал, что попытается выяснить, какое обвинение предъявлено мне полицией.
Когда Джо ушел, меня охватил страх, что у Джереми, быть может, случился сердечный приступ, или, ударившись виском об угол стола, он вообще мог умереть. Мое отчаяние было тем больше, чем меньше я знал о последствиях своего поступка. Вдруг дверь камеры распахнулась, и в камеру вошли два следователя в штатском и, следом за ними, Джо.
- Я главный инспектор Бейнбридж, - сказал тот, что был повыше ростом, - а это мой коллега, сержант Харрис.
У них были мешки под глазами и помятые костюмы, как будто они провели всю ночь на ногах и им было некогда побриться. Я дотронулся до подбородка - мне тоже надо бы это сделать.
- Мы хотим задать вам несколько вопросов насчет того, что случилось в вашем доме вчера вечером, - сказал главный инспектор. Я посмотрел на Джо - он покачал головой. - Ваши ответы, мистер Купер, могли бы помочь нам в расследовании. Вы готовы дать свои показания письменно или под магнитофонную запись?
- Боюсь, что мой подопечный в данный момент не может ничего вам сказать.
Это произвело на меня огромное впечатление: я еще никогда не видел, чтобы Джо с кем-нибудь так разговаривал, кроме своих детей.
- Мы всего лишь хотим получить заявление, мистер Рамсботтом, - сказал инспектор, обращаясь к Джо, как будто меня здесь не было. - Мы не возражаем, если вы будете при этом присутствовать.
- Нет, - сказал Джо твердо. - Вы либо предъявите обвинение моему клиенту, либо оставите нас, причем немедленно.
Главный инспектор чуть помедлил, потом кивнул своему коллеге, и они вышли из камеры, не сказав ни слова.
- Обвинение? - сказал я, когда дверь камеры закрылась. - Скажи на милость, в чем?
- В убийстве, я думаю, - сказал Джо. - Во всяком случае, так сказала им Розмари.
- В убийстве? - повторил я, еле выговорив это слово. - Но…
Я слушал Джо, не веря своим ушам. Оказывается, она заявила об этом полиции поздно ночью, хотя Джо пока не удалось узнать деталей ее заявления.
- Но ведь случилось совсем не это! - возмутился я. - Конечно, никто не поверит этой чудовищной лжи.
- Могут поверить, поскольку полиция нашла следы крови, идущие от гостиной до места, где стояла твоя машина, - сказал Джо.
- Этого не может быть, - ответил я. - Когда я вышел из комнаты, Джереми лежал на полу без сознания.
- Полиция также нашла следы крови в багажнике твоей машины. Они убеждены, что это кровь Джереми.
- Боже мой, - воскликнул я, - как он умен! Ты разве не видишь, что они намерены сделать?
- Честно говоря, не вижу, - признался Джо. - Вряд ли юрист компании, занятый бумажной работой, может разобраться в таких вещах. Но мне удалось сегодня утром связаться по телефону с сэром Мэтью Робертсом, когда он еще был дома. Это самый известный адвокат по уголовным делам на всем северо-востоке Англии. Он сегодня будет в уголовном суде присяжных Йорка и приедет сюда, когда слушание дела закончится. Если сэр Мэтью согласится быть твоим адвокатом, то нечего бояться. Можешь быть в этом уверен.
Ближе к вечеру мне был предъявлено обвинение в убийстве Джереми Александера. Полиция сообщила моему юристу, что они все еще не нашли тело убитого, но уверены, что найдут через несколько часов. Я знал, что они никогда его не найдут. На следующий день Джо рассказал мне, что за прошедшие сутки полицейские перерыли весь сад возле дома, чего я так и не смог сделать за прошедшие двадцать четыре года.
Часов в семь вечера дверь моей камеры опять открылась, и в нее вошел Джо, а следом за ним тяжеловесный, представительный мужчина. Сэр Мэтью Робертс был одного со мной роста, но килограммов на десять тяжелее. Добродушная улыбка говорила о том, что он часто выпивает бутылку хорошего вина в хорошей компании. На нем был обычный костюм людей его профессии: черного цвета тройка и серебристо-серый галстук. Мне он понравился с первого взгляда. Наше знакомство началось с его фразы: "Как жаль, что наша встреча происходит не при более приятных обстоятельствах".
Весь вечер я снова и снова рассказывал сэру Мэтью свою историю, и мне показалось, что он не верит ни одному моему слову. Однако он сказал, что будет рад защищать меня в суде. Он и Джо ушли в начале двенадцатого, оставив меня одного в камере, где я провел свою первую ночь за решеткой.
Я оставался в камере предварительного заключения до тех пор, пока полиция не собрала необходимые доказательства и не представила их прокурору. На следующий день мое дело направили в уголовный суд Лидса. Несмотря на красноречивое ходатайство сэра Мэтью, я не был отпущен под залог и меня перевели в тюрьму Армли.
Затем потянулись дни, недели, месяцы. Я устал говорить всем, кто готов был слушать, что они никогда не найдут труп Джереми, потому что никакого трупа не было.
Когда спустя девять месяцев было назначено слушание дела, орда репортеров уголовной хроники заполнила зал. Они смаковали каждое слово, произнесенное в суде. Дело было действительно необычным: мультимиллионер, обвиняемый в убийстве, предполагаемый адюльтер и ненайденный труп - от всего этого даже у репортеров закружилась голова. Желтая пресса превзошла саму себя, и мне бы все это понравилось, не сиди я на скамье подсудимых.
Сэр Мэтью сразу ринулся в бой, защищая меня. "Как можно обвинять моего клиента в убийстве, когда труп не найден? - говорил он. - И как он мог избавиться от трупа, если всю ночь провел в номере отеля "Королева"?"
Слушая его, я сожалел, что не зарегистрировался у ночного управляющего во второй раз, а вместо этого просто поднялся в номер Джереми. И, конечно, не в мою пользу было то, что полиция нашла меня лежащим на постели в одежде.
Я смотрел на лица присяжных, после того как прокурор закончил свою речь. Я видел, что они сильно озадачены и, очевидно, начали сомневаться в моей виновности. Но эти сомнения сохранялись лишь до тех пор, пока Розмари не заняла место свидетеля обвинения. Я отвел глаза, потому что не мог на нее смотреть, и снова увидел в первом ряду галереи для публики блондинку, которая не пропустила ни одного дня процесса.
В течение часа адвокат моей жены задавал ей осторожные вопросы о том, что случилось той ночью. Пока он не дошел до момента, когда я ударил Джереми, я ничего не имел против.
- И что после этого случилось, миссис Купер? - спросил адвокат.
- Мой муж наклонился и проверил пульс мистера Александера, - заявила Розмари. - Он вдруг побледнел и сказал: "Он мертв. Я убил его".
- Что затем сделал мистер Купер?
- Он поднял тело, взвалил его себе на плечи и пошел к двери. Я закричала: "Что ты собираешься с ним делать, Ричард?"
- И что он вам ответил?
- Сказал, что надо избавиться от трупа, пока еще темно, и что я должна заняться тем, чтобы не осталось никаких следов пребывания Джереми в доме. Поскольку никого не было в офисе, когда они ушли из него, все подумают, что Джереми вернулся в Лондон тем же вечером. "Постарайся, чтобы не осталось никаких следов крови", - были последние слова моего мужа. Я их запомнила, потому что после этого потеряла сознание.
Сэр Мэтью иронично-весело посмотрел на меня. Я энергично затряс головой. Он сразу помрачнел, когда адвокат жены сел на место.
- Не хотите ли вы задать вопросы свидетельнице, сэр Мэтью? - спросил судья.
- Я, безусловно, их задам, милорд, - ответил тот, вставая.
Он выпрямился во весь свой рост, поправил мантию и уставился на мою жену.
- Миссис Купер, вы не станете отрицать, что мистер Александер был вашим другом?
- Да, но только в том смысле, что он был коллегой моего мужа, - спокойно ответила Розмари.
- Вам когда-либо приходилось встречаться друг с другом без мужа?
- Только по общественным делам, либо когда я бывала в их офисе, чтобы взять почту.
- Вы безусловно уверены, миссис Купер, что встречались с ним только в этих случаях? Не было ли других случаев, когда вы проводили довольно много времени наедине с мистером Александером? Например, ночью 17 сентября 1989 года, когда ваш муж неожиданно вернулся из Европы, не посетил ли вас мистер Александер и не пробыл ли несколько часов в вашем доме?
- Нет. Он заходил после работы, чтобы оставить какую-то бумагу для мужа, но торопился и даже не остался, чтобы выпить чаю.
- Однако ваш муж говорит… - начал сэр Мэтью.
- Я знаю, что говорит мой муж, - ответила Розмари фразой, которую она, наверное, отрепетировала сто раз.
- Понимаю, - сказал мэр Мэтью. - Не пора ли и нам перейти к существу дела, миссис Купер? Была ли у вас любовная связь с Джереми Александером до его исчезновения?
- Это действительно касается существа дела? - перебил его судья.
- Самым непосредственным образом, милорд. Это касается самой сердцевины этого дела, - ответил мой адвокат очень спокойно и негромко.
Все взгляды были устремлены на Розмари. Как я хотел, чтобы она сказала правду!
Она ответила без тени сомнения в своей правдивости:
- Безусловно нет, хотя уже не первый раз муж несправедливо обвиняет меня в этом.
- Понимаю, - опять сказал сэр Мэтью и, помолчав, продолжал: - Вы любите мужа, миссис Купер?
- Он мне дороже жизни, сэр Мэтью!
Судья больше не мог скрывать своего раздражения:
- Я вынужден еще раз спросить, неужели это относится к делу?
Сэр Мэтью взорвался:
- Относится к делу?! Это абсолютно необходимо, милорд. Кстати, мне совсем не помогают тонко завуалированные попытки вашей светлости вмешиваться в мой разговор со свидетельницей.
Судья уже собирался разразиться полной негодования речью, как Розмари тихо сказала:
- Я всегда была хорошей и верной женой, но я не могу ни при каких обстоятельствах простить убийство.
Присяжные повернули головы и посмотрели на меня. Я прочел в их взглядах, что они глубоко сожалеют об отмене в Британии смертной казни.
- Если все так и обстоит на самом деле, то я вынужден спросить вас, почему вы ждали два с половиной часа, чтобы позвонить в полицию? - спросил сэр Мэтью. - Это особенно интересно, поскольку вы утверждаете, что видели, как ваш муж совершил убийство и намеревался избавиться от трупа.
- Как я уже говорила, я потеряла сознание после того, как он вышел из комнаты.
- Как это удобно, - сказал сэр Мэтью. - Но, может быть, правда заключается в том, что вы воспользовались этим временем, чтобы подстроить мужу ловушку и в то же время позволить любовнику смыться?
Ропот прошел по залу суда. Судья, вскочив с места, воскликнул:
- Сэр Мэтью, вы зашли слишком далеко.
- Не слишком, милорд. На самом деле даже не очень далеко.
Сэр Мэтью опять повернулся лицом к моей жене:
- Я заявляю, миссис Купер, что Джереми Александер был и остается вашим любовником, что вам хорошо известно, что он жив и здоров, и что если бы вы захотели, то сообщили бы нам, где он теперь.
Несмотря на выкрики судьи и сильный шум в зале, Розмари не сразу нашлась с ответом. Помолчав, она проговорила негромким и приятным голосом:
- Как бы я хотела, чтобы он был здесь и подтвердил, что я говорю правду.
- Но ведь вам, миссис Купер, правда давно известна, - сказал сэр Мэтью, постепенно повышая голос. - Правда состоит в том, что ваш муж вышел с пустыми руками и поехал в отель "Королева", где и провел остаток ночи. В это же самое время вы и ваш любовник подбрасывали по всему городу Лидсу улики, которые - я это подчеркиваю - могли бы служить доказательствами совершенного вашим мужем убийства. Но одного вы не могли сделать - вы не могли оставить труп, потому что, как вам хорошо известно, Джереми Александер жив. Вы и ваш любовник сфабриковали совершенно вздорную историю для того, чтобы осуществить ваши цели. Не в этом ли вся правда, миссис Купер?
- Нет, нет! - закричала Розмари хриплым голосом и залилась слезами.
- Ну, будет, будет, миссис Купер! Ведь ваши слезы фальшивы, не так ли? - тихо сказал сэр Мэтью. - Теперь, когда вы разоблачены, присяжным придется решать, насколько ваше отчаяние искренне.
Я посмотрел на присяжных. Они не только приняли за правду разыгранный Розмари спектакль, они с презрением смотрели на меня, который нанял адвоката-хама, оскорбившего благородную, много страдавшую женщину.
Когда наконец пришла и моя очередь отвечать на вопросы, я почувствовал, что мой рассказ выглядит не так убедительно, как рассказ Розмари, хотя я и говорил чистую правду.
Заключительная речь прокурора была смертельно скучна, но тем не менее смертоносна. Речь сэра Мэтью была логичной и полной драматизма, но, боюсь, не так убедительна, как предыдущая.
После того как я провел еще одну ночь в тюрьме Армли, меня снова привезли в суд - судья должен был обратиться к присяжным с напутственным словом. Мне было ясно, что он считает меня виновным в убийстве. Заканчивая речь, он сказал, что не хочет оказывать на присяжных давления, и тем самым добавил к доказательствам моей вины значительную дозу лицемерия.
После первого дня, отведенного присяжным на обсуждение, они отправились переночевать - такова ирония судьбы - в отель "Королева". И вот когда судья спросил маленького толстенького человека с цветастым галстуком на шее и улыбкой на лице, виновен я или нет, я нисколько не удивился, услышав: "Виновен, милорд".
Все-таки я был приятно удивлен тем, что присяжные не смогли вынести вердикт единогласно. Как бы я хотел узнать, кто они, те двое, которые были убеждены, что я не виновен, и как бы я хотел их поблагодарить!
Судья, уставившись на меня, сказал:
- Ричард Купер, вы признаны виновным в убийстве Джереми Александера.
- Я не убивал его, милорд, - перебил я судью и спокойно продолжал: - Я надеюсь, что вы проживете достаточно долго, чтобы убедиться в моей правоте.
В зале разразилась буря криков, и сэр Мэтью испуганно посмотрел на меня. Судья призвал публику к порядку, и его голос стал еще более резким.
- Вы приговорены к пожизненному тюремному заключению. Приговор вынесен согласно закону. Полицейские, уведите его.
Двое полицейских крепко взяли меня под руки, свели по ступеням вниз и привели в камеру, в которой я сидел каждое утро все восемнадцать дней судебного процесса.
- Жаль, старина, - сказал тот из полицейских, что отводил меня утром в бокс для обвиняемых. - И все из-за этой сучки, твоей жены. Это она надавила на весы.
Он захлопнул дверь камеры. Я слышал, как в замке повернулся ключ, и не успел сказать, что он совершенно прав. Спустя несколько минут дверь опять отворилась и в камеру вошел сэр Мэтью. Помолчав, он сказал:
- Совершилась чудовищная несправедливость, мистер Купер. Мы немедленно подадим кассацию против этого решения. Уверяю вас, я не успокоюсь до тех пор, пока Джереми Александер не будет найден и не сядет на скамью подсудимых.
Только в этот момент я понял: сэр Мэтью не сомневался, что я невиновен.
Меня помесили в камеру с профессиональным вором-карманником Дженкинсом, и уже через полчаса у него оказались мои часы. Он немедленно вернул их, как только я заметил, что их нет на руке. "Прости, - сказал он, - снял по привычке".
Мое пребывание в тюрьме могло бы обернуться гораздо хуже, если бы мои товарищи по заключению не знали, что я миллионер и готов платить небольшие деньги за некоторые привилегии. Каждое утро мне в камеру доставляли "Файненшл таймс", так что у меня была возможность ознакомиться с тем, что происходит в Сити. Я едва не заболел, прочитав, что компания "Купер" выставлена на продажу. Больно было не от того, что цена акции поднялась до 12,5 фунта - значит, я оказался еще богаче, - а от того, что стало очевидным, чего добивались Джереми и Розмари.
Лежа на койке, я внимательно вчитывался в каждое слово газеты. Если упоминалась моя компания, я читал абзац столько раз, что запоминал его наизусть. Когда компания наконец перешла в чужие руки, цена акции возросла до 13,43 фунта. Я внимательно следил за деятельностью нового руководства и был очень рассержен, когда узнал, что уволены наиболее компетентные сотрудники, в их числе Джо Рамсботтом. Спустя неделю я велел своему брокеру на бирже продать мои акции, как только представится возможность.
Когда пошел четвертый месяц моего пребывания в тюрьме, я решил, что пришло время записать все, что со мной случилось, начиная с той ночи, когда я неожиданно вернулся домой, и попросил принести мне писчую бумагу. Каждый день тюремный смотритель приносил стопку листов линованной бумаги, и я писал на них ту хронику, которую вы сейчас читаете. Кроме удовольствия, здесь была еще и польза - писание помогало мне планировать следующий шаг.
По моей просьбе Дженкинс провел опрос среди заключенных с целью узнать, кого они считают лучшим следователем среди тех, с кем им пришлось иметь дело. Спустя три дня он сообщил мне, что суперинтендант Дональд Хакетт, известный как Дон, занял первое место - его фамилию назвали более половины опрошенных.
- Почему они отдали первенство Хакетту? - спросил я.
- Потому что он честный, справедливый и не берет взяток. Если он знает, что ты негодяй, он не успокоится до тех пор, пока не посадит тебя за решетку, - ответил мой сокамерник.
Мне удалось узнать, что Хакетт родился в Брадфорде, отказался от должности главного констебля Западного Йоркшира. Как адвокат, который не желает стать судьей, он предпочитал оставаться в тени.
- Он получает удовольствие, когда наконец арестовывает преступника, - сказал Дженкинс с чувством.
- Похоже, он тот человек, что мне нужен, - сказал я. - Сколько ему лет?