* * *
В восемь часов утра сердитый мужской голос разбудил ее. Какой-то немец громко ругался в коридоре, и в ответ также громко визжала горничная.
Амалия позвонила и вдруг вспомнила о своей радости.
- Это что? - спросила она вошедшую горничную, указывая на сапоги. - А? Это как называется?
- Это сапоги! - испуганно захлопала глазами горничная.
- Да, это сапоги! И сапоги эти отнесите от меня в соседнюю комнату и скажите, что Амалия Штрумф всю ночь стояла в коридоре у дверей и слушала, как храпит хозяин этих сапог. Да, всю ночь. Так и скажите.
Она сделала эффектную паузу, но горничная вдруг обиделась и затараторила:
- Gnädige Frau, конечно, может подслушивать, как храпят мужчины, если ей это доставляет удовольствие, но уносить сапоги она не имеет никакого права. Господин гофрат страшно сердился, и это так неприятно, потому что он постоянно здесь останавливается и вчера приехал с десятичасовым поездом, а он не привык к беспорядкам, и она будет жаловаться, и… тра-та-та и тра-та-та…
- Какой гофрат? - завопила Амалия. - Ведь там живет дама!
- Дама уехала вчера в девять часов.
- Уехала?! Подлая! Подлая! Я всегда знала, что она сделает какую-нибудь гадость.
Амалия опустилась на кровать, растерянная и подавленная, глаза у нее сделались сентиментальными, и вдоль носа потекла крупная слеза.
- Какая подлая!
Курорт
Знаете ли вы, господа, что такое курорт?
Курорт состоит из следующих элементов:
а) воды,
б) доктора,
в) больного и
г) музыки.
Вода течет из крана в стакан или в ванну.
Доктор получает деньги и делает знающее лицо.
Больной поддерживает докторское существование.
Музыка допекает больного, чтобы он не так скоро поправился.
Все, взятое вместе в определенных дозах, образует гармоническое целое, называемое - курорт.
Само собою разумеется, что это - только схема, набросок, руководство для детей, если бы они пожелали устроить себе домашний курортик.
На самом деле, - курорт куда сложнее!
Вода
Курортная вода, прежде всего, должна быть скверна на вкус. Если она при этом имеет и вид отталкивающий, то ценится вдвое дороже и экспортируется в чужие страны, как драгоценность. Если же она к тому же обладает и противным запахом, то ей цены нет. Она тогда кормит и содержит все население благословенной страны, в которой пробила себе ход из земли.
Свойства курортной воды самые разнообразные и даже взаимоисключающие. Та же самая вода лечит от худобы и от толщины, от возбуждения и от апатии. Она помогает от всего, но при непременном условии - через каждые три дня показываться доктору.
Доктор делает знающее лицо и спросит, не дает ли себя чувствовать ваш ленивый мизинец, или не покалывает ли в правую бровь.
- Нет! - испуганно отвечаете вы. - А разве нужно, чтобы кололо?
Он усмехнется загадочно и ничего не ответит, а вы потом несколько дней подряд будете с ожесточением пить курортную воду и жаловаться знакомым:
- Не знаю, чего я тут сижу! До сих пор в правую бровь не колет. Только даром время теряю.
Относительно курортной воды французы всех перехитрили. Они налили в бутылки хорошую чистую родниковую воду, назвали ее "Eau d' Evian" и разослали по всем заграницам. От времени эта вода в бутылках немного портится и тухнет, приобретает некий курортный отпечаток, что наводит людей на мысль о ее целебности.
Доктор
Курортный доктор - жрец совсем особой науки: все следствия выводить и относить к одной причине.
Если курортный доктор сидит около воды, исцеляющей от ревматизма, то, чтобы с вами ни случилось, он все определит как последствия ревматизма.
Болит ли у вас зуб, умерла ли бабушка, украли ли на вокзале ваш багаж, - все это грустные последствия застарелого ревматизма, требующие питья двух стаканов воды поутру и двух вечером, перед сном.
- Доктор, у меня мигрень.
- Это у вас так называемый ревматизм мозга. Пейте по три стакана утром и по четыре ве…
- Ревматизм мозга? Никогда не слышала.
- Вы откуда изволили приехать?
- Из Берлина.
- Тогда неудивительно! Три часа вы пробыли в пути! Наука шагает быстро. За три часа сделаны колоссальные открытия! Пейте пять стаканов перед сном и двенадцать во время еды!
У курортного врача лежит на письменном столе большая книга, в которую он вписывает какие-то таинственные штуки про своих больных. Спросит:
- Гуляете много?
- Много, - ответит больной.
- Ага!
И начнет писать долго-долго.
Сидишь, следишь за его пером. Букв не видно, и приходится угадывать чутьем. Кажется, что пишет приблизительно следующее.
- Ага! Гуляешь много! Вот я те погуляю! Как закачу тебе двадцать четыре стакана бурды через каждые два часа, так, небось перестанешь разгуливать.
Потом поднимает свое знающее лицо, проникновенно взглянет усталыми глазами и скажет:
- Попробуйте пить шесть стаканов. Через два дня зайдете.
Вы заходите через два дня. Он пощупает ваш пульс или смеряет температуру. Никто его не осудит за это, потому что нужно же и ему что-нибудь делать! Тоже ведь и он человек!
Потом велит пить не два стакана, а четыре полстакана, что составляет одно и то же только с грубо математической точки зрения.
В курортном миропонимании четыре полстакана стоят значительно выше двух стаканов, и пьющий в раздроб должен показываться врачу не через три, а через два дня.
В общем, обязанность курортного врача очень сложна, ответственна и требует особых сведений.
Больной
Курортный больной существует обыкновенно в нескольких лицах.
Он приезжает всегда с женой, с теткой или с романами.
Болен бывает собственно он один, но лечится заодно и жена, и тетки, и романы.
Так как на каждого больного полагается несколько теток и романов, то курортную толпу составляет, собственно говоря, не больные, а этот их антураж.
Поэтому вполне понятно недоумение какого-нибудь неопытного туриста, попавшего в курзал серьезного курорта для серьезных больных, когда он видит здоровые, круглые физиономии, млеющие в томных фокстротах, и толстые ноги, лихо щелкающие каблуками.
- Это больные? Или это те, которые уже выздоровели? Какой чудный курорт, где так великолепно поправляются!
Через два дня неопытный турист узнает, что настоящих больных никогда не видно. Они сидят дома, или ездят в экипажах подышать воздухом. А живут полной жизнью только тетки и романы.
В каждом курорте есть своя официальная красавица.
Красоты от официальной курортной красавицы никакой, впрочем, не требуется. Большей частью даже они бывают некрасивы, носаты, с несколько круглой спиной и большими ногами.
На каждом курорте есть своя красавица, которая приезжает каждый год и, когда умрет от старости, ее сменяет новая.
- Le roi est mort, - vive le roi!
О курортных красавицах создаются легенды.
- Посмотрите, вон она. Видите, в зеленой шляпе… Она была замужем четырнадцать раз!
- Четырнадцать? Правда? А на вид, пожалуй, даже больше.
- Не правда ли? Удивительно интересная женщина! У нее двенадцать неизлечимых болезней. И все - наследственные. Сам доктор Шток лечит ее от наследственной простуды ноги. Это тоже неизлечимо. Правда, интересная женщина?
Курортная красавица должна делать все не так, как обыкновенная женщина, и не в то время.
Если все пьют первую бурду в 7 часов, то красавица - на два часа позже.
Если жарко, и на всех надеты летние платья, курортная красавица надевает на себя черный бархат и томится как тушенная говядина в кастрюле.
Под дождем, если дождь с ветром, она ходит в декольтированном платье и обмахивается веером.
Все это очень трудно, и редкая курортная красавица доживает до семидесяти лет. Чаще она погибает безвременно, как тепличные растения, едва начав шестой-седьмой десяток.
Зато как пожито!
Мертвый сезон
В августе начинается в Париже мертвый сезон. Saison morte, по выражению Lolo - сезон морд.
Все разъехались. По опустелым улицам бродят только обиженные, прожелкшие морды, обойденные судьбой, обезтрувилленные, обездовиленные и обездоленные.
- Ничего, подождем. Когда там у них в Трувиллях все вымоются и в Довиллях все отполощатся и в прочих Виллях отфлиртуются, когда наступит там сезон морд, тогда и мы туда махнем. У овощи свое время. Подождите - зацветет и наша брюква! Пока что, пойдем на sold`ы покупать обжэ де люксы: ломанную картонку, рыжий берет - последний крик умирающей моды, перчатки без одного пальца, сумочку с незапирающимся замком и платье с дырой на груди.
Купим, уложим и будем ждать, когда наступит на нашей улице праздник. Главное, быть готовым.
Поезда переполнены. Багажные вагоны завалены - в них, кроме обычной клади, возят сундуки с трупами. Переправлять трупы таким образом стало делом столь обычным, что приказчик, продавая сундук, заботливо спрашивает:
- Вам на какой рост?
И покупательница отвечает, опуская глаза:
- Нет, нет. Мне только для платья.
Скоро промышленность отзовется на спрос покупателей и выпустит специальные сундуки с двойным дном и с отделением для льда, чтобы скоропортящийся груз не так скоро "подал голос". Ну да, это местные заботы, и нам, пришельцам, собственно говоря, дела до них нет. Так только из сочувствия интересуемся.
* * *
Уехавшие живут хорошо.
Письма пишут упоительные и соблазняющие.
"Я не мастер описывать красоты природы, - пишет молодой поэт, - скажу просто: восемнадцать франков".
Я заметила странную вещь: все пансионы во всех курортах стоят всегда восемнадцать франков, когда о них говорят в Париже.
Но если вы поедете на место, с вас возьмут двадцать пять.
- Почему же?
- Потому что из вашего окна вид на море.
- Тогда давайте мне комнату в другую сторону.
- Тогда будет тридцать пять, потому что вид на гору.
- Давайте в третью сторону.
- Тогда будет сорок, потому что комнаты, которые выходят во двор, прохладнее и шума в них не слышно. Но в общем, у нас комнаты по восемнадцать франков…
* * *
"Миленькая! Приезжайте непременно. У меня с носа уже слезла кожа - словом, вы будете в восторге. Кругом гуси, утки и можно подработать на конкурсе красавиц - выдают двести франков и швейную машинку".
Пишет златокудрая Наташа с строгими северными глазами, которым не верить нельзя.
* * *
Прожелкшие обиженные судьбой морды при встречах друг с другом советуют:
- Поезжайте в Contexeville. Поправите почки.
- Да они у меня здоровы.
- Эка важность! Уж если вы такая добросовестная, так пошатайтесь по ресторанам, попейте шампанского, головой вам отвечаю, что через две недели ничего от ваших почек не останется.
Другая морда советует:
- В Экс вам надо. Ревматизм лечит.
- Да его у меня отродясь не бывало.
- Это так кажется. Иногда ведь и не замечаешь. Серьезно. Иногда совсем здоровый человек умрет, все - ах, ах! отчего да почему. А потому, что вовремя не лечился. Отсутствие болевых ощущений вовсе не есть признак здоровья и обратно. У иного человека так все болит, что он с места подняться не может - на носилках его носят и на простынях поворачивают. А на самом деле что же - здоров как бык. А другой прыгает, скачет, а, как сделают после смерти вскрытие, оказывается - умер. Нет, уж вы, знаете, лучше не запускайте.
Третья морда говорит убежденно:
- Чего вы тут сидите? Вам нужно торопиться печень лечить.
- Да у меня печень здорова.
- Ну это вы другим рассказывайте. Верьте мне, вам нужно печень лечить. Вон мою кузину послали же лечить печень. И вам надо.
- А меня посылают на морские купания.
- Кто?
- Врач.
- Да плюньте вы на врача - ей-Богу, чудачка! Я вам говорю - вам надо печень лечить.
- Простите, но почему я должна плевать на врача, который прошел специальную школу, имеет опыт и знания - и буду лечиться у вас, когда вы присяжный поверенный?
- Ну, уж это, знаете ли, дамская логика. Женское рассуждение. Все бабы докторам верят. Как заболеют, так непременно к доктору. Много ваши доктора понимают! Я вам говорю, что вам надо печень лечить. Впрочем, как хотите - ваше дело.
- А вот один знакомый инженер советует мне лечиться от малокровия. У меня его, кажется, также нет - так, может быть, нужно полечиться?
- Ерунда. Что он понимает? Я вот еду - тут есть небольшой курортик, очень хорошо лечит от аппендицита.
- А разве у вас аппендицит?
- Нет, у меня скидка.
- Это что же за штука?
- Скидку мне там сделают, знакомый врач обещал. Раз скидка, так отчего же не полечиться? Непрактично было бы упустить.
* * *
У меня есть один знакомый из персонала собачьей лечебницы за городом… Может быть устроится хорошая скидка…
* * *
Морды, прожелкшие, обиженные, обойденные судьбой, ходят по опустелым улицам, дают друг другу советы, смотрят в окна магазинов на выгоревшую дешевку, празднуют свой сезон.
Дачный сезон
Маленький фельетон
В Париже наблюдается удивительное для нас, иностранцев, явление - в Париже нет природных сезонов.
В России, как известно каждому, существует четыре времени года, или сезона: весна, лето, осень и зима.
Весной носят калоши, драповое пальто, держат экзамены и ищут дачу.
Летом живут на даче, носят соломенные шляпы и батистовые платья, давят мух и купаются.
Осенью носят калоши и драповое пальто, держат переэкзаменовки, ищут квартиры и шьют новые платья.
Зимой носят новые платья, меховые шубы, топят печи, отмораживают носы, катаются на коньках и простуживаются.
В Париже все навыворот.
В феврале носят соломенные шляпы, в июле - бархатные.
В январе - легкие манто, в июне - мех.
В июле дачу ищут и экзамены держат. В декабре ходят голые.
Ничего не разберешь!
Сезонов природных нет.
Есть какие-то странные: сезон тафты, сезон тюля, сезон бархата, сезон тальеров, сезон вышивки, сезон крепа, сезон скачек. Выдумывают эти сезоны портнихи, и длятся они неравно. Иной два месяца, иной три недели - никак его не ухватишь и не подладишься.
По погоде тоже ничего заметить нельзя. В феврале бывают такие дни, которые июньским не уступят.
И приходится жить не своим разумом, а смотреть, что люди делают.
Вот теперь, видим, отправляются люди на дачу. Ну и мы всколыхнулись. Значит, у них весна считается, пора и нам об отдыхе подумать.
Только французы как-то беспечно к этому делу относятся. Просто надумают какое-нибудь место - в горах или у моря, - пошлют открытку в намеченную гостиницу, получат ответ, набьют чемоданы и марш.
Очень уж это все на русский обычай легкомысленно. У нас не так.
У нас начинали искать дачу в марте, когда еще снег лежал и ничего видно не было.
- Здесь у нас чудесный цветник, - поет дачевладелица, указывая на снежную полянку.
- Тут вам все беседки и фонтаны. Сейчас, конечно, ничего не видно - все под снегом, но летом - благодать.
Приезжаете летом с детьми и возами - ни цветника, ни беседки. Один частокол и палка из-под розы. А вместо фонтана собачья будка. И сама хозяйка удивляется:
- С чего вы взяли? Цветы? Ничего подобного. Цветы вы должны сами садить. От хозяйки вам полагается только пространство. А фонтан - так это не дай Бог! Сами знаете.
- А что?
- А то, что если кто из вас, не дай Бог, напьется, да, не дай Бог, ночью домой вернется, да, не дай Бог, упадет, да, не дай Бог, головой в фонтан попадет, так тут с полицией хлопот не оберешься.
Искали дачу с любовью. Ездили во все стороны.
Бывали интересные казусы.
Один отец семейства поехал нанимать дачу по Николаевской дороге, а нанял в Павловске. Три дня пропадал и ничего жене объяснить не мог. Повторял только, что очень трудно было, и двое суток проспал.
А другой отец семейства поехал в Парголово, пропадал две недели, вернулся какой-то весь распаренный и сказал, что из сил выбился - никак не мог подходящей дачи найти. А из кармана у него зубочистка вывалилась, с надписью: "Бристоль. Варшава". И как она к нему попала, так до сих пор - вот уже восемь лет - никто додуматься не может. А в то лето так на дачу и не поехали. Некогда было - все про зубочистку разбирали, и он, и жена.
А третий отец семейства толковый был. Велено ему было найти дачу в Стрельне - ну и нашел. И так скоро, в тот же день. Вернулся веселый.
- Манечка, милая, все, как ты хотела. Дача чудесная, старинная, хозяин ее на слом приговорил, уж еле я его упросил. Такой упрямый: надо, мол, сломать, и баста. Развалится, мол, дача, до осени не достоит. Сунул ему тысячу рублей отступного, чтобы, значит, не ломал. Согласился.
Жена слушает, радуется.
- Какой, - говорит, - у меня Петя толковый! Делец!
Переехали. Живут, удивляются. Все обои, как живые, шевелятся, вечером прямо через стену луна светит. Жутко!
Прожили месяц, а на второй обвалился угол и кота придавил.
Ну, делать нечего, выругали хозяина - как смел дать себя уговорить - и съехали.
Ах, много чудесных историй связано с дачными воспоминаниями… Теперь они кажутся прекрасными легендами.
* * *
Ищут дачи наши парижане:
- Говорят, около моря есть какое-то место, что-то вроде Аршанж, не то Агранж.
- Сырость, наверное. Лучше в горы. Слыхал я тут, есть горы - не то Шанвиль, не то Банвиль… как-то так. Дешево, воздух, публики никакой, уединенно - совсем дыра. Можно отдохнуть.
- Я не хочу дыру. В дыре музыки нет, а я хочу ходить на музыку.
- Около самого Парижа есть хорошие места.
- Ну, там, наверное, много русских будет. Начнут лезть.
- Или куда-нибудь в глушь забраться, в горы.
- В горах моря нет, а в глуши скучно.
* * *
Господи, Господи, пошли Ты нам, беженцам Твоим, дачу. Чтоб была она высоко в горах на самом море, стоила бы дешево в глухой дыре с музыкой, и чтоб была она уединенная, и множество чтобы было там знакомых, и чтоб никто к нам не лез, а чтобы мы сами ко всем лезли, Господи!