Она вошла в дом, принесла с кухни тюбик томатной пасты и, держа пса за ошейник, выдавила содержимое ему на спину. Затем снова вывела в сад и усадила под дубом. Когда, сразу вслед за "скорой помощью", подъехала полиция, Уилфред по-прежнему был там. Кровь из ноги Палача к тому времени основательно закапала землю и бультерьера, добавив убедительности томатной пасте. Миссис Ротткомб достигла своей цели. В чрезвычайных обстоятельствах она бывала на редкость изобретательна.
Глава 14
Теневой министр социальных преобразований сидел на траве под оградой, обхватив руками голову. Он ясно понимал, что не следовало приезжать домой на день раньше. С той же ясностью министр смотрел на свой брак. Нельзя было и на километр приближаться к проклятущей бабе, способной спустить своих кошмарных зверюг на несчастных репортеров. Вспоминая их жуткие крики, страшный собачий рык, а тем более человека с окровавленной головой, который лежит без сознания в гараже, Гарольд Ротткомб окончательно в этом убеждался. И он не намерен становиться соучастником и скрывать правду об этом несчастном. Может, беднягу вообще убили! Но если это попадет в газеты – а куда оно денется, теперь-то, – он лишится не только поста в теневом министерстве, но и места в Парламенте. А все из-за этой мерзкой суки! Зачем, зачем он на ней женился? Тут Гарольд кое-что вспомнил. Испуг Рут, когда она вернулась из гаража, был неподдельным – он почти поверил, что она ни при чем. Нет, вычеркиваем "почти". Она и правда понятия не имела о злополучном кретине. То есть в гараж его подкинули. Гарольд Ротткомб стал лихорадочно искать объяснение и догадался: кто-то решил сломать ему карьеру! Отсюда и репортеры. Но от них уже никуда не денешься, поэтому надо срочно садиться в поезд и ехать в Лондон. Об автомобиле и думать нечего. Гарольд осторожно глянул поверх ограды и увидел у ворот толпу журналистов и телевизионщиков. Они проторчат здесь весь день, к тому же в дом, без сомнения, скоро прибудет остонская полиция. Значит, тамошняя железнодорожная станция тоже исключается. Придется добраться до Слоуфорда, откуда есть поезда на Бристоль и Лондон. Слоуфорд – чужой избирательный округ, даст бог, его там не узнают. Однако идти туда пешком чертовски далеко…
Но есть же река! Она протекает как раз мимо Слоуфорда. Над стеной ограды, вдалеке, виднелась крыша лодочной станции, и теневой министр понял: решение найдено. Зачем чапать десять миль по полям, когда можно взять гребную шлюпку и поплыть вниз по течению.
Тем временем Рут занималась Уилтом – в чем ей немало пригождалось умение связывать людей. Убедившись, что болван жив и не собирается умирать, Рут скрутила ему руки эластичным пластырем, который, в отличие от веревок, не оставляет следов, сняла с него джинсы и отволокла к своему "вольво", запачкав его кровью брюки на животе. Затем, по двум доскам, вкатила бесчувственное тело в кузов. Завязала ему рот носовым платком, неплотно, чтобы он мог дышать, прикрыла газетами и картонными коробками. Потом взяла его рюкзак и джинсы, заперла гараж, вернулась в дом и стала ждать Гарольда.
Прошло полчаса. Рут позвала мужа. Никакого ответа. Она вышла в сад, заглянула за ограду и увидела островок примятой травы там, где он отсиживался. Однако самого Гарольда нигде не было. Ясно – испугался и сбежал. Ну и черт с ним. Нужно же еще разобраться с репортерами. Впрочем, и это подождет. Лучше сначала узнать, что в рюкзаке. Рут вернулась в гараж, осмотрела вещи Уилта и пришла в полнейшее замешательство. В водительских правах был указан адрес: Ипфорд, Оукхерст-авеню, 45. Ипфорд? Это ведь довольно далеко на юге. Каким, спрашивается, образом несчастный идиот попал к ним в гараж? Это, как и все остальное, было абсолютно непонятно. Отвезти, что ли, чертова дурака к Ипфорду и бросить где-нибудь на окраине? Пусть сам объясняет, чем занимался без штанов в таком тихом местечке, как Мелдрэм-Слокум. Потратив на размышления долгие десять минут, миссис Ротткомб приняла решение.
Часом позже она подвела к воротам собак, чтобы продемонстрировать представителям средств массовой информации увечья, которые нанесли Уилфреду негодяи из "Воскресных новостей".
– Они нарушили границы частных владений, хотели вломиться в дом, и Чилли, естественно, их куснула. Они же оказались настолько глупы, что стали пинать бедняжку ногами. Какой английский бультерьер это стерпит? Да, моя ласточка? – Чилли радостно завиляла хвостом. Она обожала, когда ее брали на руки. Уилфред для этого был слишком тяжел, зато его зад, плотно обмотанный бинтами, производил очень сильное впечатление. – Один из них бросился на несчастного песика с ножом, – объяснила Рут. – Мерзавец!.. Нет, я не готова отвечать на ваши вопросы, – перебила миссис Ротткомб одного из журналистов, который едва успел произнести: "Правда ли, что…". – Я слишком расстроена. Я не выношу жестокости по отношению к животным, а то, что позволили себе эти люди, просто возмутительно. Нет, муж в Лондоне. Если хотите с ним поговорить, ищите его там. А мне нужно отдохнуть. У меня был очень, очень трудный день. Уверена, вы понимаете.
Репортеры понимали одно: Палач Кэссиди и Убъектив Кид, верно, сошли с ума, если решились сунуться к таким чудовищам. А пинать суку на глазах у громадины Уилфреда… Настоящее самоубийство! Миссис Ротткомб пошла к дому. Оставшиеся у ворот принялись спорить: одни говорили, что Палач и Убъектив за что боролись, на то и напоролись, а другие – что те в борьбе за интересный репортаж проявили беспримерное мужество и далеко превзошли все то, чего требует журналистский долг. Однако следовать примеру героев никто не пожелал, и постепенно толпа начала рассеиваться.
Миссис Ротткомб некоторое время следила за ними, а потом вернулась к Уилту.
Его ботинки, носки и брюки она сложила в мусорный мешок, чтобы выбросить по дороге. Сначала она хотела взять с собой Уилфреда и Чилли, но затем передумала. Чем незаметнее она будет, тем лучше, а собаки в машине всегда привлекают внимание. Рут из окна спальни оглядела подступы к дому и с облегчением убедилась, что журналисты разъехались. В девять вечера она вывела машину на дорогу и отправилась на юг, к Ипфорду.
Глава 15
Переехав вместе с четверней в домик на озере Сэссеквесси, дядя Уолли все равно не чувствовал себя в безопасности. Хотя вообще-то это был не домик, а скорее, выражаясь словами шерифа Столларда, крепость. К тому же Уолли приказал вырубить весь лес на полмили вокруг – тетя Джоан смертельно боялась медведей и не собиралась разгуливать там, где нельзя своими глазами убедиться в их отсутствии. Она же настояла на возведении по границам расчищенного пространства сверхпрочной ограды из колючей проволоки, ибо хотела быть уверена "на все сто пятьдесят", что медведи не начнут шататься возле дома и не полезут в окна – которые выходили на террасу, бассейн (купаться в озере тетя Джоан не желала из-за мокасиновых змей и щитомордников), площадку для барбекю и прочее. Это самое "прочее" поразило четверняшек до глубины души, как неизменно поражало самого Уолли – почему, собственно, он и потратил столько сил и средств на то, чтобы все это собрать.
– Вон там – танк "Шерман". Прошел всю Вторую мировую, – гордо рассказывал дядя Уолли девочкам. – С самого дня высадки союзных войск в Европе, от Омаха-Бич, с генералом Паттоном – говорят, он въехал на поле боя на этом самом танке – и прямиком до Берлина. Ну, не до самого Берлина – чертов Монтгомери обделался, испугался брать город – но довольно-таки близко. Лучше боевого танка не было… А это вертолет "Хьюи", видите, на дверце Пуфф, Волшебный Дракон. Долбал гов… недомерков в Наме как нечего делать. А вот эта пушка запросто выкатывает по тысяче шаров в секунду. А тут гаубица, которая воевала в Корее с генералом Макартуром. Когда эта крошка палила, желтопузые сразу кумекали: дядя Сэм шутки шутить не будет. И этот вот красавец тоже. – Дядя Уолли показал на огнемет. – Воевал в Окинаве, жарил япунделей как…
– Что жарил? – не поняла Эммелина.
– Япошек, – с гордостью пояснил Уолли. – Вот отсюда, из сопла, шибает огнем, и парень сразу хлоп! – живьем зажарился. Ни дать ни взять, бегающая жареная индейка. Косили коротышек пачками. А вот напалмовая бомба. Ну, напалм вы знаете. Потрясная штука. Такое студенистое кипящее масло. Хотите поджарить всю деревню, бросили одну штуку, и готово – полна сковородочка. А эту ракету я вывез из Германии, после того, как мы победили в Хрлодной войне. Наденьте ядерную боеголовку, и от города размером в пять Уилм точки на карте не останется. Русские иваны это прекрасно понимали – вот так мы и спасли мир от коммуняк. Испугались, гады, ядерного уничтожения.
Двор был полон страшных сувениров всевозможных войн, но особую гордость коллекции представлял В-52. Он стоял с другой стороны дома, и его даже ночью было видно в свете прожекторов – чудовищный черный бомбардировщик с эмблемами на боку, символизирующими пятьдесят восемь вылетов над Вьетнамом и Ираком. По словам дяди Уолли, этот самолет мог пролететь двенадцать тысяч миль и сбросить такую водородную бомбу, которая одна способна стереть с лица земли самый большой город.
– А что значит "стереть с лица земли", дядя Уолли? – якобы невинно поинтересовалась Джозефина. Но Уолли Иммельман, всецело захваченный идеей спасения мира посредством его разрушения, подвоха не заметил.
– Сначала взрывная волна, потом огненный шар, радиация и человеческие потери миллионов пятнадцать-шестнадцать. Вот что это значит, детка. Раньше эти самолеты были в воздухе круглые сутки – на случай, если Президент Соединенных Штатов Америки решит нажать на кнопку. Сейчас-то у нас есть вооружение и получше, но в свое время этот красавец просто царил в небе. И в мире. Теперь ничего такого огромного не нужно, есть баллистические и самонаводящиеся ракеты, "стелсы", нейтронные бомбы и другие штучки, про которые никто не знает, но которые перелетают Атлантику меньше чем за час. А лучше всего – лазеры в космосе. Могут со скоростью света проткнуть земной шарик в каком угодно месте.
В дом дядя Уолли вернулся в чрезвычайно благодушном настроении.
– Твои девчонки такие умные, прямо чудеса, – объявил он Еве, которая все это время тревожно наблюдала за ними издалека. – Я провел с ними небольшой урок истории, рассказал, почему мы выигрываем все войны и отчего в смысле технологий за нами никому не угнаться. Верно, девчонки?
– Да, дядя Уолли, – в унисон пропели они. Ева посмотрела на дочерей с подозрением. Ох уж этот унисон! Недоброе предзнаменование.
Вечером, пока Уолли смотрел бейсбол и пил пятый бурбон со льдом, а Ева с тетей Джоан перемывали косточки английским родственникам, Саманта нашла у дяди Уолли в игровой старый переносной магнитофон – катушечный, с автоматическим отключением, когда заканчивается пленка. В нем стояла четырехчасовая катушка. К тому времени, когда Уолли с супругой, пошатываясь, поднялись к себе в спальню, включенный магнитофон уже стоял под их широченной постелью. Уолли, между тем, возжелал любовных утех.
– Ну давай же, пончик, – уговаривал он. – Моложе мы не становимся и… ик!..
– Говори за себя, – огрызнулась тетя Джоан. У нее было плохое настроение. Ева рассказала, что Мод, сестра тети Джоан, заделалась лесбиянкой и живет с гомосексуалистом, переменившим пол. Такие новости о родных тете Джоан совершенно не понравились. И трахаться с Уолли совершенно не хотелось. Поневоле задумаешься, не стать ли тоже лесбиянкой.
– А я за себя и говорю, – сказал Уолли. – За кого мне еще говорить? У тебя же нет этой хреновой простаты… или есть? Доктор Адстер, к которому я хожу в Атланте, никогда ничего такого не упоминал… Короче, он говорит, надо, чтобы регулярно стояло, а не то…
– Стояло? Да что у тебя может стоять? Ты вообще уверен, что не забыл его в ванной, вместе с шиньоном? От медузы больше толку, чем от тебя!
– Конечно, – буркнул Уолли, с трудом проглотив обидное сравнение. – И не будет, если ты меня немножечко не разогреешь.
– Что? Разогреешь? Это я должна тебя разогревать? Не на такую напал. Это вообще мужчина должен делать. Ну, знаешь, языком и все прочее.
– Едрическая сила! – вскричал дядя Уолли. – И ты, в твоем возрасте, хочешь, чтобы я играл на губной гармошке? Устраивал отсос в обратном смысле? Мать твою! Ну и шутки.
– Тогда нечего требовать, чтобы я бросалась на твой член как последняя шлюха.
– А я что, прошу бросаться? Да когда это с тобой последний раз было? Дай бог памяти, во время Уотергейтских слушаний.
– И удовольствия не больше, чем от них! По крайней мере, на вкус, – заявила тетя Джоан. Потом, после долгих препирательств, она согласилась полежать на спине, представляя, что с ней никакой не Уолли, а Арнольд Шварценеггер, который наглотался барбитуратов – но от этого дело пошло только медленнее.
– Пойди еще ее найди, – ворчал Уолли. – Все равно что лезть в каньон Оук-Крик, ночью, в дождь и без фонарика. Да есть она у тебя вообще или как? Или хирург, что тебе матку удалял, все подчистую отчекрыжил?
В конце концов он нашел, что искал. По крайней мере, так ему показалось. Но тетя Джоан быстро раскрыла ему глаза на истинное положение вещей.
– Скотина! – завизжала она. – Спятил совсем! Анальный секс ему подавай! Не выйдет, Уолли Иммельман! Ах ты, содомит проклятый! Ишь чего захотел! Найди себе гомика, они это любят! А на меня не рассчитывай!
– Содомит? При чем тут содомит? – озлился Уолли.
– Мы с тобой тридцать лет женаты! Тридцать проклятых лет! Я хоть раз пытался?..
– А как же, – горько бросила тетя Джоан. – Мне ли не помнить. Доктор Коэн говорит, это…
– Доктор Коэн? Ты что, рассказывала про такое доктору Коэну? Ушам не верю! Быть не может! – разорался Уолли. – Доктору Коэну… Господи Иисусе.
– Не пришлось и рассказывать. Что у него, глаз нет? Сам увидел. И пришел в полный ужас. Говорит, это против закона. И он прав.
Уолли окончательно расхотелось трахаться. Он сел в постели, прямой как палка.
– Против закона? Что за чушь! Как же тогда геи этим занимаются? Откуда взялась эпидемия СПИДа?
– Да не этого закона! А Божьего. Доктор Коэн говорит, в Библии сказано: "Не возжелай…"
– В Библии? С каких это пор доктор Коэн разбирается в Библии? Шлимазл из Нью-Джерси, видать, считает, что Библию написали евреи? Я вас умоляю! Вот урод.
– Милый, а кто же, по-твоему? – Теперь, когда Уолли скатился с нее прямо в пучину неведения, тетя Джоан посчитала возможным перехватить инициативу. – Кто же ее написал?
– Как "кто"? Бытий, Ездра, Иона. Слыхала про таких? Они и написали.
– Ты забыл Моисея, – уела тетя Джоан. – Знаешь, как мой доктор – Моисей Коэн. В общем, евреи, дорогой Уолли, евреи. Библию написали евреи. А ты и не знал?
– Иисусе, – прошептал мистер Иммельман.
– И он тоже. Матфей, Марк, Лука и Иоанн. Все евреи, Уолли – и это святая правда!
Уолли рухнул на кровать.
– Да, да, это я знаю, – простонал он. – Но как ты могла пойти к доктору Коэну и сказать, что я заставляю тебя заниматься анальным сексом? Ты, наверно, из ума выжила. Съехала с катушек. В медицинском смысле.
– Говорю тебе, я ничего не рассказывала. Он сам увидел, когда я пришла на осмотр, и возмутился. Слышал бы ты, что он говорил о мужчинах, которые занимаются такими вещами! Заставил меня сдать анализ крови.
– Молчи! – завопил дядя Уолли, но она, конечно же, заговорила, обстоятельно, со всеми подробностями. Уолли то и дело выкрикивал какие-то угрозы: что подаст на развод, что знает таких ребят, которые от нее камня на камне не оставят.
– Напугал! – крикнула в ответ тетя Джоан. – Думаешь, я дура, не подстраховалась на подобный случай? Доктор Коэн порекомендовал мне одного адвоката, о-о-очень хорошего, я к нему ходила. Учти, Уолли Иммельман: один неверный шаг с твоей стороны, и я о тебе такого понарасскажу, ввек не отмоешься.
Уолли ужаснулся: какая жена способна сдать мужа кретину-врачу вместе с адвокатом? Супруги очень долго орали друг на друга, а потом Уолли, обессилев, рухнул на спину и стал думать, что делать. Ясно одно: врача придется сменить. И ходить к доктору Лески? Вот уж чего бы не хотелось. Он выступает за аборты. Хорош будет дьякон церкви Вечноживого Господа Нашего у этакого Лески! Те, кто чтят Вечноживого, не лечатся у абортмахеров. И вообще – ноги его, Уолли, не будет в клинике для черных и прочего отребья. Там скорее заразишься, чем вылечишься; даже врачи вечно что-то цепляют. Нет, это как если бы "Иммельман Энтерпрайзис" стали бы существовать на пособие по безработице. Уолли лежал в темноте, соображая, как обойти доктора Коэна. Быть дьяконом и слыть содомитом? Нет, в Уилме этого не поймут.
То, что установили в "Старфайтере" работники агентства по борьбе с наркотиками, также не сулило Уолли ничего хорошего.
– В каждой комнате два жучка – тогда, если он при сканировании найдет первый, второй обязательно пропустит. Тот включается по нашему сигналу, поэтому в первый раз сканер его не зафиксирует. Не будет же он дважды сканировать, найдет один и успокоится, – объяснял собранию специалист по электронным устройствам. – Теперь. Как узнать, что пора включать жучок номер два? Через видеокамеры. Они совсем крохотные, по сравнению с ними мушиный глаз кажется огромным. Обнаружить их невозможно. Они показывают, кто где, а аудиоустройства Улавливают каждое слово. Если объект что-то затеет, у нас будут доказательства. Приватные разговоры он сможет вести только на улице, да и то без гарантий. Жучки могут оказаться везде – хоть под пуговицами рубашки. Мы так нашпиговали и дом, и машины, что узнаем про него все: обрезан ли, моет ли за ушами. Единственное, чего я не понимаю – почему мы с ним так возимся. В смысле, такое оборудование – это же мафиозный уровень, а наш клиент так, мелочевка.
– Может, и нет, – возразил Паловски. – По информации из Польши, это зелье – новая суперразработка русской лаборатории экстра-класса. Растить его не надо, а подсаживает в тысячу раз быстрее, чем крэк. Уличная цена измеряется в гигабаксах, а готовится проще пареной репы. И даже еще проще. Что объясняет, почему исчез Сол. Такой образец можно потерять только вместе с жизнью. Видимо, это с ним и случилось. Потом, как говорит шериф Столлард, "Иммельман Энтерпрайзис" лезут в фармацевтику. Ходят такие слухи. Якобы какая-то немецкая фирма захотела в них вложиться, при том, что Россию они тоже инвестируют. Отсюда интерес Вашингтона. По-моему, мы имеем дело с очень хитрым отвлекающим маневром. Конечно, в военном смысле русские вышли из игры, но только, если они внедрят новый наркотик такого калибра, то побеждать станет просто некого.
– Вот параноик, прости господи! Одни русские на уме, – сказал впоследствии специалист по электронике.
Шериф Столлард, узнав от Бакстера, что "Старфайтер" нашпигован системами аудио-и видеонаблюдения, пришел примерно к такому же заключению.
– То есть, когда Уолли Иммельман… когда миссис Иммельман… они будут записывать, как она сидит на толчке? Ушам не верю. Вот уж чего бы я ни за что не хотел видеть!
– Нет, там хуже…