Двуллер. Книга о ненависти - Тепляков Сергей Александрович 17 стр.


Лена не могла этого стерпеть – оторвавшись от Котенко, она клубком скатилась по ступенькам и врезалась в строй проституток, как таран. Проститутки, от неожиданности пропустив первый удар, через мгновение оправились и начали ее сноровисто бить со всех сторон руками и ногами. Сутенер только хохотал. Котенко бросился жене на выручку. Но тут амбалы-охранники угостили его пару раз своими кулаками, похожими на кувалды.

В разгар этого форменного безумия к дому подъехал еще автомобиль, из которого выбрался мужик лет сорока в легком кожаном плаще. Сторонясь драки, он прошел во двор, поднялся на крыльцо, вошел в дом, взял за плечо Руслана и потащил.

– Нет, нет, я не пойду… – пьяно забормотал Руслан.

"Сейчас из-за этого алкаша все сорвется!" – подумал Бесчетнов, понимая, что все решают секунды. Он тут же схватил лежавший на столе пакет, кинул туда какие-то бутылки и какую-то еду и показал его Руслану.

– Пошли? – спросил Бесчетнов.

Руслан кивнул.

Они пошли на выход. Давыдов стоял в дверях, глядя на них. Бесчетнов встретился с ним глазами и сказал:

– Можно, я заберу мальчика? Он ведь вам уже все равно не нужен?

Давыдов дернул руку за спину, туда, где был засунут под ремень пистолет. Но Бесчетнов вытащил из кармана плаща "Вальтер", направил Давыдову прямо в лоб и взвел курок.

– Осторожнее с желаниями, Вова, – негромко, но отчетливо, сказал гость. – В сторону. И не дергайся.

Давыдов посмотрел гостю прямо в глаза и понял, что этот человек сейчас убьет его как клопа. Давыдов посторонился. Бесчетнов вышел, таща Руслана под руку, посадил его в машину, сел сам, машина с трудом развернулась на узкой улице, и умчалась.

Глава 10

Бесчетнов привез Руслана к себе домой. Наташа была уже здесь – ночевать нынче у себя Бесчетнов ей отсоветовал. Увидев брата, Наташа бросилась ему на шею, но он не реагировал на это никак – он даже и не понял, что жизнь его висела на волоске. Бесчетнов отвел Руслана на кухню, налил ему полстакана из одной из конфискованных бутылок, тот выпил и почти сразу срубился. Бесчетнов отнес его в дальнюю комнату спать.

Бесчетнов и Наташа сидели вдвоем на кухне и смотрели друг на друга. Бесчетнов достал из шкафа бутылку коньяку, налил себе, налил Наташе.

– Я не пью… – сказала она.

– Это ты в другой жизни не пьешь… – сказал он. – В этой выпей.

Она выпила. По телу пошло тепло и стало хорошо.

– Как у вас это получилось? – спросила она.

– Ну… Так… – ответил Бесчетнов. – Нашел телефон жены Котенко и телефон подруги Давыдова. И сказал им, что их мужики сейчас в садоводстве "Спутник" со шлюхами. А потом отправил туда же и проституток. Сутенеры "Юланда" тоже любят хорошие шутки. Получилось даже лучше, чем я предполагал. Почти Ледовое побоище. Жаль, что про это нельзя написать…

– А как вы нашли телефоны? – спросила она.

– Ну вот, все тебе скажи… – усмехнулся он. – Когда ты работаешь в газете столько, сколько я, и имеешь столько друзей, сколько их у меня, невозможного нет.

– Почему вы мне помогаете? – спросила она.

– Ну а что же мне, настучать на тебя? – спросил он. – Если закона нет для одних, то рано или поздно его нет ни для кого. Если им можно убивать, значит, и тебе можно убивать. Только если их не убивать, до них это не дойдет. Неотвратимость наказания – вот на чем держится мир.

Они помолчали.

– Котенко и Давыдов не успокоятся… – сказала она. Странно, но эти мысли совсем не пугали ее.

– Ну так придется их успокоить… – раздумчиво сказал Бесчетнов.

– Опять убивать? Я уже не могу. Ты бы знал, через что мне пришлось пройти…

Она заплакала. Ни она, ни он не заметили, что она впервые назвала его на "ты".

– Как-нибудь потом расскажешь… – сказал он.

На кухне была тишина. Даже холодильник не гудел.

– И что будем делать? – спросила она, наконец.

– Идти в милицию не с чем… – сказал Бесчетнов. – Ты не докажешь их вину. Точно так же они не докажут твою. Но, перефразируя Лермонтова, вам втроем на земле нет места. Так что ты должна остаться на земле одна.

– Как-то ты это говоришь… – начала она, хотев сказать "страшно", но не сказав.

– Мы, ветераны большого количества войн… – начал было он, но умолк.

Она смотрела на него и думала – как же раньше она его не видела? Теперь ей нравился даже исходивший от его одежды запах табака. Нравились его желтые от табака пальцы.

– Ладно, пошли спать… – сказал он. Он отвел ее в комнату, постелил ей на диване, а себе бросил матрац на полу. Когда она вернулась из ванны, он уже лежал под одеялом, и сигарета тлела у него между пальцами. Она села на край его матраца и полотенце соскользнуло с ее груди. Он посмотрел.

– Я парень без предрассудков, и в любой другой день расклад был бы другой… – сказал он. – Но сегодня не могу воспользоваться твоим беспомощным состоянием.

Она посмотрела на него и улыбнулась. Потом наклонилась к нему и прошептала в самое ухо:

– А вот я воспользуюсь твоим беспомощным состоянием…

С этим словами она легла рядом, запустив руку под одеяло и поняв, что он под одеялом совсем голый. Она полезла рукой дальше, дальше, пока не наткнулась на что-то твердое.

– Ого! Не такое уж оно и беспомощное! – сказала она и оба засмеялись.

Глава 11

А вот у Котенко и Давыдова этот вечер не задался. Кое-как разняв своих женщин, кое-как утрясся скандал с сутенером, уже порывавшимся поставить их на счетчик за ложный вызов и порчу товара (Лена поцарапала двоим девчонкам лица), кое-как отправив своих женщин по домам, сами они поехали в "Нат Пинкертон" – надо было кое-что обсудить, да и понимали оба, что дома каждого ждет продолжение скандала.

В "Нате Пинкертоне" было пусто и темно. Только охранник сидел с стеклянной будке, да из спортзала слышалась музыка – там по вечерам занимались сотрудники и разные друзья.

И Котенко, и Давыдов были на взводе и угрюмо молчали всю обратную дорогу, ненавидя друг друга все больше. В агентстве они прошли по темному коридору в кабинет Котенко. Котенко включил свет, сел за свой стол и уставился на Давыдова недобрым взглядом.

– Надо ехать к ней и там ее мочить! – не выдержал Давыдов.

– А ты думаешь, она там? – спросил Котенко. – Она замочила шесть человек, а теперь как последняя дура сидит и нас ждет? Ее братан был нашим шансом, а ты все просрал.

Давыдов потрясенно уставился на босса:

– Я? Это с какой стати? И, кстати, Константин Павлович, как это вы меня называете? Чмо недоношенное?

– А кто ты? – прорвало Котенко. – Кто?! Я тебя тащу как мешок. То папа мне твой звонил – возьмите моего балбеса, Константин Павлович. То мама. Ты свою жизнь просрал, но мне-то на хрена эти проблемы? Ты понимаешь, в какую херню ты меня втравил? У меня весь бизнес на жене записан, она меня без штанов оставит!

Котенко вдруг вспомнил, как жена кричала ему, уезжая: "Домой можешь не приходить – катись к своим блядям!", и скривился – так было тошно!

Давыдов вдруг ухмыльнулся:

– Ну так настоящий мужик, Константин Палыч, и должен уходить от жены с одним чемоданчиком, в котором трусы и носки.

Котенко уставил на него недобрый взгляд и смотрел так до тех пор, пока Давыдов не начал думать, что сейчас, пожалуй, он перегнул палку.

– Шутишь? – спросил Котенко. – Шуткуешь? Это тебе на тренировках голову пробили и ты совсем без мозгов? Ты понимаешь, что нам теперь надо оглядываться? И не когда-нибудь, а прямо с этой минуты. Потому что эта девчонка – она не одна. Кто-то ведь послал к нам этих проституток, кто-то позвонил нашим бабам и дал им след. Мы в жопе. А ты шуткуешь.

– Константин Палыч, не мельтешите, давайте успокоимся и придумаем… – примирительно заговорил Давыдов.

– А я уже придумал! – жестко сказал Котенко. – Вот как тебе такой вариант: я сейчас тебя пристрелю, отрежу тебе уши, а еще лучше голову, и с твой головой в зубах поеду к этой девчонке. Думаю, за такой подарок она меня простит.

Он сказал это в сердцах, подумал, что надо бы успокоиться, и полез в стол, где у него был виски. Но Давыдов, до которого медленно, порциями, доходили эти слова, вдруг решил, что Котенко лезет за пистолетом и прямо вот сейчас, тут, в кабинете, кончит его, Давыдова!

Не дожидаясь этого, он выхватил из-за спины пистолет и выстрелил. Котенко отлетел к стене. Давыдов тут же вскочил и бросился к столу. В открытом ящике он увидел виски и стаканчики, и никакого пистолета. "Твою мать!" – мысленно ахнул Давыдов, но теперь раздумывать было уже некогда. Он метнулся было к двери, но тут мысль о том, что в столе должны быть деньги (он вспомнил, из какого ящика доставал Котенко пачку 500-рублевок) остановила его. Он развернулся к столу и остолбенел: Котенко стоял перед ним с пистолетом в руке.

– Долбень ты все же, Антон, – сказал ему Котенко. – На мне бронежилет!

Они одновременно нажали на спуск. Давыдова что-то толкнуло в грудь, но он шагнул вперед, не прекращая стрелять в голову Котенко, которая разлетелась, как арбуз. Подойдя, он посмотрел на то, что осталось от его босса, потом посмотрел на себя – Котенко попал ему в правую сторону груди и в левую руку. "Ни хрена! – подумал Давыдов. – От этого не умирают".

Но он понимал, что времени нет – дежурный наверняка все слышал. Он поднял котенковский пистолет, понимая, что в его пистолете патроны уже на исходе. В оружейке есть автоматы, подумал он, но туда надо еще пробиться. Он вышел в коридор. В спортзале из-за музыки не поняли, что это за странные звуки, но кто-то подошел к двери и выглянул. Так же и дежурный, не поверив, что это и правда стрельба, вышел из своего стеклянного скворечника в коридор и смотрел в сторону котенковского кабинета. Давыдов выстрелил в этот силуэт. Дежурный тут же упал. Давыдов какой-то миг думал, что попал, но тут дежурный начал стрелять. "Живой, сука!" – подумал Давыдов, бросаясь вправо, где была дверь в спортзал.

Он вбежал, весь в крови, в ярко освещенный спортзал, поймал кого-то из спортсменов, прижал к себе и толкал впереди, приставив к голове пистолет. Так он вышел в коридор.

– Клади пистолет! – закричал Давыдов дежурному. – Клади пистолет, а то всех этих спортсменов замочу! И ключ от оружейки брось мне!

Дежурный, уже нажавший кнопку вызова милиции, решил, что надо тянуть время.

– Это что там за петух кукарекает? – закричал дежурный.

– Да ты сам петух! – закричал в ответ Давыдов, из-за своих ран уже плохо соображавший. Тут спортсмен, которого он держал, наклонил голову и одновременно двинул Давыдова локтем в живот. Давыдов выдержал этот удар, рефлекторно ударил спортсмена ногой и бросился бежать по коридору вперед, стреляя на ходу. Дежурный тоже начал стрелять. Ни тот, ни другой не попали друг в друга, но Давыдов все же прорвался к выходу.

Он выскочил из дверей на вечерний морозец и задохнулся от этого воздуха, которого не хватало ему. Его машина с утра стояла здесь, на стоянке возле агентства. Он сбежал по железной лестнице, боясь поскользнуться, потом нашел свою машину. Он слышал, как гремят двери – это выбегали на улицу дежурный и спортсмены. Он понимал, что дежурный мог уже и раздать автоматы из оружейки. Счастье было в том, что стоянка из экономии не освещалась, да еще ее закрывали деревья. Давыдов поехал, не включая фар. Ехать было недалеко – метров семьдесят. Он подкатил к воротам, но выезд перекрывал шлагбаум – металлическая труба. Давыдов нажал на сигнал, но тетка-вахтерша, видать, ушла обедать, ужинать, смотреть телевизор – вариантов, Давыдов знал, могло быть много.

"Ебаная страна!" – взвыл Давыдов и нажал на газ. Машина бросилась вперед. Металлическая труба шлагбаума снесла на ней почти весь верх, но Давыдов в момент удара лег под приборную доску.

"Кабриолет, блин!" – думал Давыдов, катя в машине с разбитыми стеклами и почти снесенной крышей по улице. Он проехал вперед, потом повернул направо и снова направо – тут была стоянка такси. С пистолетом в руках, весь в крови, он выбрался из машины и пошел к таксистам. Один из них сидел за рулем. Давыдов покачал стволом, веля ему выходить – на слова уже не было сил. Сел за руль и поехал, давя на газ и стараясь не упасть от слабости лицом в руль.

Из "Ната Пинкертона" уже позвонили в милицию и известили, что сотрудник Антон Давыдов взбесился – убил директора агентства Константина Котенко, вступил в перестрелку с другими сотрудниками и едет сейчас по городу в красном "Фольксвагене". Если бы Давыдов не был ранен, он бы сообразил, что за ним сейчас откроется охота. Но он был ранен, у него не было сил и ему было уже почти все равно.

Инстинктивно он рулил на выезд из города. Хоть и понимал, что дорога каждая секунда, но остановился в темноте какого-то двора, нашел в машине аптечку и заткнул бинтом рану на груди, чтобы хоть не так быстро выливалась из него кровь. "Неужто и правда подыхать придется? – думал он. – Из-за чего? Из-за чего?". Он вдруг отчетливо, до морщинок, вспомнил лицо этого летчика. "Маваши гери… – пробормотал Давыдов. – Маваши гери"…

Он поехал по ночному городу, еще освещенному фонарями. Ускользающим сознанием он понимал, что на выездах из города его все равно ждут. "А, нет! Есть дорога, есть!" – вдруг вспомнил он. Была дорога, на которой почему-то не стоял КПП. Он нажал на газ и полетел. "Фольксваген" вылетел на окраину, понесся по тряскому шоссе. Давыдов видел впереди большой перекресток и с тоской вдруг разглядел, что на него выезжают два милицейских "бобона" с включенными фарами и мигалками, разбрасывающими в стороны разноцветные лучи. "Бобоны" встали так, что перегородили перекресток почти полностью. Давыдов усмехнулся и нажал на газ.

Засевшие возле "бобонов" милиционеры открыли огонь. Пули били в "Фольксваген". Давыдов пригнулся за рулем, так, чтобы приборная доска скрывала его, и одновременно высунул руку с пистолетом и начал стрелять вперед. "Фольксваген" разогнался как метеор и ударился в стык между "бобонами". Грохнуло и зазвенело. Давыдов уже и не чувствовал почти ничего. Он поднял голову из-за руля и увидел, что не пробился. Слева от себя у самой двери он увидел милиционера, удивленно на него смотревшего. Давыдов выстрелил ему в живот, и пока милиционер оседал, включил заднюю скорость, отъехал на дымящихся шинах, потом переключился и снова бросил машину вперед. Тут он, наконец, пробил себе путь. Теперь оба – и машина, и Давыдов – были еле живы. Уехали они недалеко – тут же на трассе, "Фольксваген", наконец, заглох. Давыдов сидел, опустив голову на руль. Чтобы к нему не подходили, он выстрелил пару раз налево и пару раз направо. "Сейчас… Сейчас… – думал он. – Немного отдохнуть…"

Милицейские машины слетались к этому месту, как воронье. Скоро "Фольксваген" был в кольце.

Тут у Давыдова зазвонил сотовый телефон. Он удивился, но достал его и поднес к уху.

– Слушай, долбоеб, выброси пистолет и выходи из машины с поднятыми руками… – сказал ему злой мужской голос.

– Мои условия – миллион рублей и вертолет! – ответил Давыдов и захохотал.

– Сбрендил?! – поинтересовался голос.

– Миллион долларов и вертолет! – закричал Давыдов, хохоча и захлебываясь кровью.

Командир СОБРа, только что разговаривавший с Давыдовым, повернулся к стоявшему рядом с ним начальнику краевого УВД, генералу с хмурым лицом. Генерал тянулся к трубке – хотел, видать, сказать Давыдову пару слов.

– Думаю, вы вряд ли сможете с ним поговорить… – сказал начальник СОБРа. – У него уже гуси летят.

Но генерал взял у него трубку и сказал:

– Слушай, Давыдов, ты мне одно скажи – на фига? Ты двоих убил. На фига?

– Это не я. Это она… – медленно и хрипло ответил Давыдов.

– Кто? – спросил генерал.

– Журналисточка… – просипел Давыдов.

– Ты убил парней, а у них дети. А ты ублюдком жил, ублюдком и умрешь!

– Не, генерал. Я не умру… – вдруг сказал Давыдов и генерал почувствовал, что Давыдов как-то странно оживился. – Я щас сдамся и вы будете со мной нянькаться. А потом я буду жить в тепле и на государственный счет. Как там… На средства налогоплательщиков. На ваши, генерал. Да и папа, глядишь, выручит. Зря что ли вы с ним на рыбалку ездили? Так что у меня все будет хорошо…

И хоть Давыдову было очень плохо, но он засмеялся.

– Ты думаешь? – как-то странно спросил его генерал. И отключился.

До Давыдова не сразу дошло, что в трубке никого нет. Он нашел последний номер и нажал кнопку вызова. Сначала были гудки, потом его сбросили. Он нажал вызов снова. Опять сбросили. Тут телефон пикнул – пришла смс. Давыдов открыл и прочитал: "Молись, если умеешь. А папе я все объясню. Он будет только рад. Ты его давно заебал". Он еще не успел понять, о чем это, как вдруг со всех сторон почти разом загремели выстрелы, превращая в решето и "Фольксваген", и Давыдова. Давыдов был еще жив, он дернулся открыть дверь, открыл, выпал наружу и стал палить из пистолета наугад, что-то крича. Но тут чья-то пуля попала в бензобак, машина взорвалась, и Давыдова накрыло волной огня. У Давыдова загорелась куртка, брюки на ногах, полыхнула голова. От нечеловеческой боли Давыдов вскочил, и в него, горящего, размахивающего руками, начали стрелять все вокруг. Пули вышибали из его тела струйки тут же лопавшейся от жара крови. Потом Давыдов упал. К нему подбежали и начали тушить. Подошел генерал. Удивительно, но Давыдов был еще жив. У него выгорели глаза. Но генерал, воевавший в Чечне, видел и не такое. Он присел на корточки, наклонился к Давыдову и спросил: "Ну что, хорошо тебе?". Давыдов что-то сипел в ответ.

Генерал поднялся и оглянулся. Вокруг стояли менты, СОБРовцы, ребята из "Ната Пикертона". Все сумрачно глядели на чадившее тело Давыдова.

– Если человек сволочь, то в конце концов жизнь для него заканчивается примерно так… – сказал генерал. – Урок всем понятен? Если не вы будете отвечать по своим грехам, то ваши дети. Вот как мне сегодня идти к его отцу?

Все молчали. Генерал сунул пистолет в кобуру и пошел к машине.

Глава 12

Утром в телефоне Бесчетнова запиликала мелодия. Он встал и пошел в ванную. Наташа, полупроснувшись, начала шарить по его половине руками – пропало тепло, к которому она за ночь привыкла так, будто оно было всегда. Она открыла глаза. Все, что было ночью, вспоминалось ей, как живое. Все, что было вечером, казалось ей вычитанным из книжки. Ночью ей впервые за много-много лет приснился отец. Ничего не говорил, но улыбался так, что Наташа как-то вдруг поняла – все будет хорошо. С этим чувством она и проснулась.

Тут Бесчетнов вошел. Он был голый, разве что вытирал полотенцем лицо.

– Доброе утро, Юрий Геннадьевич… – сказала она. Он усмехнулся.

– Юрочка… Юрочка… – сказал он ей. – Учись выговаривать, привыкай.

Потом, когда они сидели на кухне, он посерьезнел. Решали как быть, но толком не придумали почти ничего.

– Им надо начинать все сначала – искать, где ты, придумывать, как тебя достать… А тем временем и мы им что-нибудь придумаем… – сказал Бесчетнов.

Назад Дальше