* * *
Вы еще молоды. По всей видимости, относительно хорошо обеспечены. И вы явно человек приметный, более чем приметный. Еще в первый день нашего знакомства вы сами сказали, что недурны собой. Я, конечно, не хочу лезть не в свое дело, но признаюсь, меня снедает любопытство. Вы-то ведь про меня уже многое узнали. Итак, почему вы до сих пор не женаты?
- Ответа на этот вопрос я не знаю.
- Разве вы не любите женщин?
- Что?
- Разве вы не любите женщин?
- Вы имеете в виду, не гомик ли я?
- Кажется, нынче говорят "голубой". Это ли я имел в виду? Пожалуй, да. Как вы понимаете, для нашего с вами сотрудничества это не имеет ни малейшего значения.
- Нет, я не гомик.
- Тогда почему же вы один как перст? Уж простите меня, Джон, но вы живете в моем доме, а я почти ничего не знаю о том, какое существование вы вели до приезда сюда; хоть я и увечное страшилище, но другие представители моего вида интересуют меня ничуть не меньше, чем любого нормального человека.
- Можно просто сказать: я всегда был довольно нелюдимым.
- Бросьте, Джон, вы же не отвечаете на вопрос, а только вынуждаете меня поставить его несколько иначе. Почему вы всегда были довольно нелюдимым? Расскажите-ка про себя.
- Если не возражаете, Пол, я предпочел бы не отвечать.
- Вон как!
- В конце концов, нелюдим потому, в частности, и нелюдим, что не любит говорить про свою жизнь, правда? Ну сами подумайте. Если бы меня действительно тянуло откровенничать, я не был бы таким нелюдимым. Улавливаете мою мысль?
- Я улавливаю другое: я вижу тут искусную, по всем законам софистики выстроенную попытку вообще избежать ответа на вопрос. Ну, будь по-вашему. Вы, значит, предпочитаете о себе не рассказывать; что ж, это ваше право, я готов отнестись к нему с уважением. Но если вам когда-нибудь захочется, как вы выразились, пооткровенничать, имейте, пожалуйста, в виду, что у вас здесь есть друг, который с готовностью выслушает все, что вы скажете.
- Очень любезно с вашей стороны, Пол.
- Да, Джон, ужин и впрямь восхитительный. Или я уже это говорил? Фазан приготовлен именно так, как надо. Нежный, не слишком волокнистый. А картошка - картошка просто тает во рту.
- Как вам соус?
- Соус? Да, тоже на редкость хорош. Есть в нем особый тонкий привкус. Не могу точно определить, какой именно. Необычный, но очень, очень приятный.
* * *
- Ктоо-о-о
Подсказал: она моя?
Ктоо-о-о
Дал мне счастье бытия?
Вот абсолютное блаженство!
Вот абсолютное блаженство!
Ктоо-о-о
Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лам?
Ктоо-о-о
Пам-пам-па-рам-па-рам-па-рам Ооо-о-о!
Да, угадала ты, любовь моя!
Не кто иной, как ты.
Ктоо-о-о…
Кто там?
Есть там кто-нибудь?
Джон, это вы?
Скажите ради бога хоть слово!
Джон! Джон! Джон!
- Я здесь! В чем дело? Что-то случилось?
- Зайдите скорее сюда!
- Вы хотите сказать, в…
- Да, да! Заходите внутрь! Какое это имеет значение?
* * *
- Что произошло?
- Ответьте мне честно, Джон. Вы стояли минуту назад… стояли в ванной комнате?
- Что?! Конечно же нет.
- Послушайте, причина ведь меня не волнует: по ошибке вы зашли или вам что-то привиделось… Не имеет значения. Просто мне необходимо знать, стояли вы там или нет. У двери.
- Да нет же, Пол, не стоял, уверяю вас.
- А где вы были?
- Когда вы меня позвали? Сидел за столом, занимался картинкой-головоломкой. Я ее почти сложил.
- Полагаю, нет смысла спрашивать вас, не заметили ли вы кого-нибудь? Я имею в виду, в прихожей или…
- Разумеется, не заметил. Во всем доме никого, кроме нас с вами, нет. Я сам запер входную дверь.
- А черный ход?
- Так его сегодня и не отпирали. Что случилось? Когда вы лежали в ванне, вам показалось, что кто-то над вами стоит, да?
- Не знаю, я уже вообще ничего не знаю. Но свет-то горит?
- Горит, горит. Пол, в доме, кроме нас, ни души. Можете мне поверить.
- Да. Да, вы, разумеется, правы. Но я так струхнул - вы представить себе не можете. Сердце до сих пор колотится. Я в самом деле готов был поклясться…
- Слушайте, мне известно, что слепые становятся особенно чуткими к… Ну, что у них остальные органы чувств гипертрофируются… Правильно я употребил это слово?
- Да.
- В таком случае не исключено, что у вас развилась повышенная чуткость, правда? Быть может, теперь вы стали слышать звуки - всякое там поскрипывание и прочее, - которые издает старый, обветшавший дом, не более того, а вы раздуваете из этого бог знает что. Разве не может такого быть?
- Да, я… Я уверен, что так оно и есть. Пожалуй, тут вы верно подметили. О господи, я просто сам не свой. И себя, и вас поставил в неловкое положение. Но говорю вам, Джон, я готов был поклясться, понимаете, поклясться, что в ванной кто-то есть.
- Хотите, чтобы я остался с вами?
- Нет, нет, вы очень добры, но я… Мне все равно пора вылезать. Вода уже чуть теплая. Большое спасибо, Джон. И простите, что вам приходится терпеть мои дурацкие закидоны. Удовольствие, надо полагать, маленькое. И в круг ваших обязанностей, боюсь, совсем не входит.
- Не думайте об этом. Сейчас вам нужно хорошенько выспаться.
* * *
Неужели мне все это мерещится? Неужели? Может быть, я, как подсказывает Джон, стал чрезмерно чуток? Никогда не слыхал, чтобы подобное происходило со слепцами, но смысл в этом есть, и немалый. Услышав легкое поскрипывание пола в ванной, я сразу непроизвольно заключаю, что скрип "вызван" чем-то - вернее, кем-то. А ведь на самом деле существуютследствия без причин. Вещи в доме скрипят сами по себе. Шевелятся сами по себе. Когда что-то происходит, часто невозможно указать причину, по которой данное явление происходит в какой-то конкретный момент. А не в другой - минутой раньше или тридцатью секундами позже. Жизнь ведь не роман, она не обязана оправдывать каждое составляющее ее микрособытие. Быть может, все дело в том, что после стольких лет полного одиночества присутствие в доме другого человека само по себе сделало меня гипертрофически восприимчивым к тем звукам и ощущениям, на которые люди, всю жизнь живущие бок о бок с другими, не обращают внимания и в конце концов вообще перестают замечать? В этом ведь тоже есть смысл. Возможно, я просто забыл, какие звуки связаны с присутствием "посторонних". Или я схожу с ума. Ведь в сумасшествии тоже можно усмотреть свой смысл.
* * *
- Это вы, Джон?
- Нет, сэр Пол, это я, миссис Килбрайд.
- Миссис Килбрайд? Какого черта вы здесь делаете? Вы же на неделю в отпуске.
- Знаю, знаю, как не знать. Да только я на кухне шитье свое позабыла… и журнал "Пиплз френд"… А еще хотела хоть одним глазком поглядеть, как оно все тут, гладко или нет. Дай-ка, думаю, забегу раненько, пока вы, ребятки, еще не встали.
- Ребятки!
- Ну, вы ж меня знаете. Я же страсть люблю подразниться.
- Да, но уж избавьте меня. А который вообще-то час?
- Только-только семь пробило. Неужто не слыхали церковных часов?
- Да разве я стал бы вас спрашивать, если бы слышал?
- Ууу-у, кто-то сегодня встал не с той ноги. А чего это вы вообще вскочили в такую рань? На моей памяти, вы всегда любили поваляться в постели подольше.
- Опять плохо спал ночь.
- Опять плохо спали? Не спится, что ли?
- Да, не спится. Кофе уже есть?
- Так я только еще чайник поставила. Бедняжечка вы мой, вид-то у вас совсем квелый, это уж точно. Витамины вам нужны, вот что.
- Ради бога, миссис Килбрайд, я сегодня не в том настроении.
- Да я просто с вами разговариваю, не молчать же мне.
- Вот это мне как раз и не нравится. И почему люди думают, что нужно постоянно болтать языком? Рты у нас ведь предназначены еще и для еды, однако мы не едим беспрерывно, правда?
- Легко вам говорить. Видели бы вы моего Джо, вы бы иначе запели. Какая там еда! Можно подумать…
- Как там Джо, кстати?
- Ох, сэр Пол, до чего ж я беспокоюсь! Сроду не видала его таким хворым, в чем только душа держится.
- Ну-ну, миссис Килбрайд, выше нос.
- Да, сэр Пол, если б вы его хоть одним глазком увидали, вы бы поняли…
- Ну-ну. Уверен, что вы волнуетесь совершенно понапрасну. У него просто тяжелый грипп, вот и все. Гм, кофе готов?
- Погодите. Вода еще не вскипела.
- "Нет… Нет, вода кипит…"
- Чего говорите?
Да нет, сэр Пол, она совсем даже не кипит. О чем вы толкуете? Вы ж ее видеть-то не можете.
- Извините, миссис Килбрайд, я был мыслями далеко отсюда.
- Оно и видать. Хотите чего-нибудь горяченького на завтрак? Яичницу-болтунью?
- Нет, спасибо. Просто поджаренный хлеб.
Нет, миссис Килбрайд, я вспомнил маленького мальчика, которого знал когда-то. Давным-давно. Мы вместе купались. На побережье в графстве Суффолк. Вернее сказать, купался он. Я еще стоял на берегу и осторожно пробовал воду ногой, а он уже бултыхнулся в море. И когда я его спросил, не ледяная ли вода, он воскликнул: "Нет, вода прямо кипит! Кипит!" Прелесть, правда? Я ему тогда крикнул: "Если вода кипит, почему нет пузырьков?" Но он к тому времени был уже далеко и не слышал.
- Вы купались? Даже не представляю.
- Не всегда же я был таким страшилищем, как теперь.
- Вам хлеб маслицем помазать?
- Да, пожалуйста.
- А джемом?
- Второй кусок, а первый не надо. Если, конечно, вы поджариваете два куска.
- Два, два. Джон еще не вставал?
- Нет. Джон тоже из тех, кто любит поваляться подольше.
- Просто я сунула нос в соседнюю комнату, а там на столе головоломка лежит, уже вся сложенная.
- Закончена, значит? Замечательно; стало быть, сегодня мы ею и займемся.
- Так она вам нужна для вашей книжки, что ли?
- Естественно. Я специально попросил Джона привезти ее из Лондона. Из Национальной галереи. Неужели кофе все еще не готов?
- Готов, как не готов. Нате-ка. А вот и ваш жареный хлеб. Который слева, тот намазан маслом.
- Спасибо.
- И чего ж это на ней такое?
- Где?
- Да на головоломке вашей.
- И вы задаете мне этот вопрос?! У вас же есть глаза, не так ли?
- Ну, есть, да только я не про то. Та чудная штуковина между ними зачем?
- Чудная штуковина между вашими глазами? Рискну выдвинуть смелое предположение, что это ваш нос.
- Ой, ну да, ха-ха-ха, но я ж не про то. Я про то, что в головоломке. Какая-то чудная штуковина.
- Что еще за чудная штуковина?
- На полу валяется. Лежит между теми двумя. Уж я и так и сяк глядела - все одно не пойму, что это такое.
- А я никак не пойму, о чем это вы толкуете. Оторвите-ка мне кусок бумажного полотенца, руки вытереть.
- Нате. Штуковина эта… в том-то и дело, не знаю я, чего это, и все тут. Чего-то там словно бы торчит между двумя мужчинами.
- Господи боже, какими двумя мужчинами?!
- Да теми же, что на головоломке.
- Что вы сказали?!
- Батюшки, вы только гляньте, он аж хлеб уронил! И, ясное дело, по закону подлости - джемом вниз. Давайте я возьму…
- Ах, да забудьте вы про этот проклятый хлеб! Что вы сейчас сказали?!
- Вот чего, сэр Пол, не надо на меня кричать. Знаю, спали вы плохо, не выспались, но ко мне, все одно, какое-никакое, а уважение имейте.
- Прошу вас, умоляю, миссис Килбрайд, это очень для меня важно. Что именно вы сказали про головоломку?
- Да никак я не могла взять в толк, что за штуковина лежит на полу - только всего и сказала-то.
- "Между двумя мужчинами" - вы так сказали, верно?
- Ну да, меж них она и лежит.
- Но что же там за мужчины? На картине-то всего один.
- На какой такой картине?
- Которая на головоломке! Из кусочков составляется знаменитая картина!
- Ну, не знаю. Одно могу сказать: мужчин там двое, и точка. Да еще эта штуковина.
- Пойдемте со мной в гостиную.
- Что? Прямо сейчас?
- Да, сейчас. Это очень, очень важно.
- Ой, боже ж ты мой, да что я такого сказала-то? Ох, ну, так и быть. Погодите-ка.
- Скорее, пожалуйста.
- Иду, иду.
- Так, хорошо. Скажите мне, коробка здесь?
- Коробка? Какая коробка?
- Коробка с головоломкой. Я имею в виду коробку, в которой головоломку привезли.
- Нет… Нет, ничего такого не видать. И на столе нету.
- Ладно. Пускай. Посмотрите… Просто посмотрите на саму головоломку и опишите то, что видите.
- Да ради бога, лишь бы вы не блажили. Ну, там, стало быть, двое мужчин.
- Как они одеты?
- По-старинному. Один смахивает на Генриха Восьмого, только разве похудее будет. А второй вроде как священник. Католик небось.
- А про какую это штуку вы все толкуете? На полу которая.
- Ну, в том-то и дело. Говорю вам, не знаю. Вообще ни на что не похожа. Прямо никак не разберешь. Чего-то такое расплющенное, вроде лепешки, что ли…
- Расплющенное, вроде лепешки?..
А скажите, миссис Килбрайд, не череп ли это?
- Череп? Ну нет, ни в коем разе!
- Вы уверены? Слушайте, возьмите-ка меня за палец!
- За палец?
- Да! Вот за этот палец!
- Ладно, пожалуйста. И чего вы хотите, чтобы я с вашим пальцем сделала?
- Хочу, чтобы вы подвели его к этой, как вы выражаетесь, штуковине.
- Ну вот, уже в нее тычете.
- А теперь взгляните-ка сбоку. Не на палец, конечно, а на штуку эту. Взгляните на нее вот отсюда.
- Ладно, ладно, только не пихайте меня.
- Извините. Просто следите за движением моего пальца. Вы следите?
- Слежу, слежу.
- Что теперь скажете? Не может ли это быть изображением черепа?
- Что ж… вроде как и может. Может, и правда череп, если уж на то пошло. Но тогда скажу, что нарисован он, по-моему, не шибко здорово.
- Это не важно. Так, а прямо над этой штукой стол есть?
- Есть.
- А на столе лютня?
- Чего?
- Нечто вроде мандолины. На гитару похоже.
- Верно, верно.
- И глобус?
- Ага.
- Хорошо. Теперь последний вопрос. Если не ошибаюсь, эти двое мужчин стоят перед занавесью. Правильно?
- Да.
- Какого цвета занавесь?
- Зеленая.
- Верно, зеленая. Конечно же зеленая. Большое спасибо, миссис Килбрайд, очень вам благодарен. Больше я вас не задерживаю. Картина мне ясна. Ха, вот именно, картина мне ясна.
* * *
- Доброе утро, Пол.
- А, Джон, это вы. Доброе, доброе утречко вам. Хорошо спали?
- Неплохо. А вы?
- Я? О, прекрасно. Просто прекрасно.
- Впервые вижу, чтобы вы спустились сюда раньше меня.
- Впервые, значит?
- Да. Вы давно встали?
- С час назад. Утро было чудесное, и мне расхотелось валяться в постели.
- Утро было чудесное? Сейчас вообще-то небо затянуто тучами.
- Ну, а мне оно показалось чудесным. Слепому-то какая разница? Я уже встал. И, как говорится, рву постромки. По-стром-ки.
- Пойду поставлю чайник. Вам, наверное, до смерти хочется кофе.
Вот те на!
- В чем дело, Джон?
- Да тут полный кофейник кофе!
Это вы, Пол, его сварили?
- Я? Конечно нет. Вы же знаете, я совершенно беспомощен. Нет, если вам хочется кого-нибудь поблагодарить, благодарите миссис Килбрайд.
- Миссис Килбрайд?
- Да, кофе сварила миссис Килбрайд. Наливайте себе.
- Значит, миссис Килбрайд приходила сюда?
- Угу. Она что-то здесь забыла. Ах да, припоминаю, корзинку с шитьем. На самом деле, подозреваю, ей хотелось сунуть нос на кухню, а также в гостиную - посмотреть украдкой, что тут и как. Собственно, она сама в этом почти призналась.
- И что-нибудь ей пришлось не по вкусу?
- Трудно сказать. Мы просто поболтали о том о сем. А вы что же, кофе не пьете?
- Пью, конечно. Просто…
- Да?
- Пол, меня тяготит одна вещь; висит на душе как камень.
- Камень на душе, говорите?
- Да, я все хотел… хотел…
- Если на душе камень, то лучше, мой милый, его и не трогать: не ровён час сорвется, а нам это ни к чему.
- Я теперь уже очень хорошо изучил вас, Пол. Житье бок о бок с вами странным образом привело к тому, что и у меня… и у меня развилась невероятная чуткость, восприимчивость. Прямо как у слепого. Как у вас, собственно. Я начинаю улавливать… Выскочило… слово. Нюансы? Я начинаю улавливать нюансы лучше и быстрее, чем когда-либо прежде. Взять, к примеру, ваш тон. Теперь я подмечаю малейшие оттенки в вашем голосе. Знаете, ваша язвительность нередко весьма тяжеловесна, но бывает и очень тонкой. Тем не менее я воспринимаю ее тотчас же и, как правило, могу заранее сказать, что будет дальше. Ощущение такое, будто у меня выросли антенны, и теперь я слышу то, чего прежде не слышал. Не знаю, ясно ли я выражаюсь?
- Вы говорите вполне разумные вещи. Продолжайте.
- Вот хоть сегодня. Резкая нотка в вашем голосе дает мне ясно понять: что-то не так.
- А. И это означает?..
- Это, мне кажется, означает, что вам известно кое-что, чего я не знаю.
- Мне известна уйма вещей, которых вы не знаете.
- Тут не нужно быть семи пядей во лбу, Пол. Этот ваш тон плюс тот факт, что сюда приходила Миссис Килбрайд, - а мы ведь оба знаем, какая она трепушка… Может быть, я сам подставляю себя под удар, но готов держать пари - вам уже известно про головоломку.
- Известно.
- Я сам собирался вам рассказать. Правда.
- Неужели? Что же вы собирались мне рассказать, Джон? Как намеревались оправдать свой обман слепого человека?
- Вы должны мне поверить, если я скажу…
- А с чего это мне вам верить? С чего мне верить хоть единому вашему слову? Вы мне отвратительны, Джон, да-да, совершенно отвратительны. Не стану делать вид, будто я скорее оскорблен, чем зол, это не так. Я страшно зол.
- Вы имеете на это полное право.
- Обманывать слепца? Уму непостижимо! Это гнусно, Джон, гнусно. Неужели вы самому себе не противны?
- Я все понимаю.
- Ох, да вы с вашей поганой душонкой вполне друг друга стоите!
- Позвольте мне все же объяснить…
- Объяснить? А что тут вообще объяснять? Чего, интересно знать, вы надеетесь добиться своей жалкой софистикой?
- Ну дайте же мне сказать. Когда я был в Национальной галерее, когда покупал головоломку…
- Это ведь "Послы" Гольбейна, не так ли?
- Миссис Килбрайд вам сказала?
- Миссис Килбрайд?! Да ей что "Послы" Гольбейна, что черепашье дерьмо - все едино.
- Тогда как же вы узнали?
- С помощью моих чутких пальчиков! Головоломки ведь выпуклые, что твой "брайль".
- На ощупь?! Ну, знаете, это…
- Да не валяйте дурака! Вычислил сам. Больше вам и знать нечего.
Итак, Джон, на чем вы остановились?