Смелков не понимал, что происходит, но по спине пробегали мурашки от этой непонятной, на грани сюрреализма и реальности, мизансцены. Оно смотрело на него, буквально выжигая взглядом и, явно готовилось к битве.
– Ты больная?
Он хотел остановить, вразумить ненормальную, и понять что происходит, но ту словно бес в ягодицы пнул – ринулась на мужчину.
Макс просто выставил руки и, придерживая ее за плечи, смотрел, как она, еле стоя все-таки пытается ударить его, и чуть не плачет от бесцельного махания руками.
– Ты хочешь, чтоб тебя убили? ― зажал ей руки, и уставился в лицо, хмурясь от непонимания. И вздрогнул, похолодев от ответа, что увидел в ее глазах: черных от отчаянья и решимости. Она словно кричала – да, да!! Я хочу умереть, помоги мне, убей!!
Максу стало тошно и душно.
Он вдруг понял, что происходит и почему. И как зовут ненормальную.
Варя…
Глава 15
Макс прижал девушку к себе, спеленав руками как ребенка, и смотрел в стену перед собой, не видя ничего.
Варя постепенно перестала рваться, притихла, и он начал чувствовать ее прерывистое дыхание и… боль. Она словно стала частью его, и разливалась по телу и душе волнами ярости на весь мир. Слов не было, их просто не придумали, а вот чувства рвались и решали за него.
– Тебе больно. Нужны обезболивающие. Я дам. Ты сейчас успокоишься и ляжешь. Я принесу таблетки. Выпьешь, заснешь. Проснешься, пойдешь домой, ― заговорил монотонно, не слыша себя, но зная, что будет делать. Смотрел перед собой в прострации и чувствовал только ее, и не мог объяснить как. Только точно знал, что Варя испугана, и это страх напополам с дикой болью в душе и теле, зовет ее в одну сторону – за грань.
– Ляг и я принесу лекарство, ― повторил как робот.
Девушку качнуло. Она осела на диван, рухнула и прошептала, сдаваясь:
– Неси.
Ей стало совсем плохо и, Макс позеленел, понимая, что играет с огнем. Срочно нужен был врач. Но нарываться на прямую атаку в знак сопротивления, устраивать девушке новые испытания, он не хотел, не был уверен, что она выдержит. Оставалось одно.
Мужчина прошел на кухню, нашел в аптечке потрепанную фольготку фенозепама и кетанова, выдавил в ладонь ровно по две таблетки. Налил в стакан воды и отнес девушке. Придержал за голову, помогая выпить.
– А теперь расслабься и поспи, ― посоветовал.
Варя смотрела на него настороженно, не понимая причины его обхождений и заботы, не веря и ожидая, что угодно. И больше всего ее беспокоил его взгляд – потерянный, словно виноватый. А с чего так смотреть, если плохого не задумал?
Уйти бы… сил нет. Плывет все перед глазами от боли.
– Родители есть? ― услышала, но не поняла, кто вопрос задал.
– Нет, ― отрезала и как в пропасть упала – заснула.
Максим минут пять рассматривал девушку и вот прошел на кухню, нашел телефон, что и не прятался, а мирно лежал на столе, между пепельницей и чашкой с недопитым утренним кофе. Пролистал телефонную книгу и, немного подумав над номером, нажал на связь.
Костя Чилигин к разряду друзей не относился. Впрочем, после истории с "друзьями", Максим в принципе таковых не заводил, держа всех на расстоянии и в списке знакомых: распределяя их на дальних и близких. Чилигин относился к дальним, но нужным. Пару раз, оказав ему услуги, Смелков был уверен, что Константин не откажет ему в ответ. Но, все же слушая гудки в трубке, сомневался и обдумывал запасной вариант.
– Оо! Какие люди! Какими судьбами? Как дела? ― начал балагурить Чилигин, как обычно, но Смелкову было не до его шуток-прибауток:
– Мне нужна твоя помощь, как специалиста. Конфиденциально, ― отрезал.
В трубке обескуражено молчали.
– Произошла драка. Человека неслабо помяли.
– Это рискованно, Макс. В больничку надо.
– А без больницы?
– Могут быть повреждения внутренних органов, переломы. Я не рентгент установка и не аппарат УЗИ, сложно будет диагностировать.
– Костя, я тебя о чем-нибудь, когда-нибудь просил?
Чилигин опять завис, переваривая аргумент, и вздохнул:
– Ладно, к четырем…
– Сейчас.
– Сейчас?!.. Слушай, давай ты подъедешь ко мне и мы в станционере, в лучшем виде…
– Домой, Костя. Ко мне. Сейчас, ― процедил Максим.
Чилигин вновь притих и, видимо сообразив, что спорить бесполезно, сухо и чуть обиженно спросил:
– Адрес.
Макс продиктовал и отключил связь. Осел на табурет, закурил и уставился в окно.
Перед глазами был сложенный по дневнику образ наивной, доверчивой и открытой всему миру девочки, которую сломали словно спичку, превратив в озлобленного мальчишку самоубийцу – того, с кем познакомился только сейчас.
Можно ли помочь Варе? Пусть не повернуть время вспять, но хоть что-то изменить?
Смелков не знал, но помочь ей стало почти потребностью. Он гнал чувство вины, но оно путалось с сопричастностью и мешало не столько реально воспринимать события, сколько принимать их как нелепое стечение обстоятельств. Отсюда и возникало острое чувство сожаления и желание загладить, изменить, если не вернуть прошлое, ту девочку, способную верить и любить, то хотя бы себя – человека способного не только мстить, но и помогать.
Разум говорил: лучше не лезь, оставь все как есть, не твоего ума это дело, совершенно тебя не касается, нагребешь ведь по самую макушку. И он готов был согласиться, но совесть гнула голову до столешницы, травила душу прошлым малодушием и винила, вопреки голосу рассудка.
Макс затушил сигарету и вернулся в комнату. Постоял над спящей девушкой и прошел в спальню. Расправил диван, постелил чистое белье и замер: какого черта он делает? Чилигин прав, девушку нужно отвезти в больницу.
А дальше? Начнется копание в грязном белье и Варе опять достанется. Начнутся выяснения кто же она, почему мальчик будучи девочкой, кто избил, почему. Косые взгляды и предположения – а, да ты, голубка, цветная? Сама нарвалась…
Не будет помощи от полиции, а вот дерьма девчонка их молитвами наглотается.
Он был уверен, что с ориентацией у Варвары все нормально, а образ оторвы-тинейджера, всего лишь защитная реакция, способ выжить, в принципе как-то жить. Этот "гот енд рокер" всего лишь панцирь черепахи, в который можно спрятаться. Вытряхни ее оттуда – что будет? Еще одна травма?
Мужчина потер шею – маяло, и вернулся в комнату. Навис над спящей, прикидывая как лучше ее поднять, не тревожа, чтобы отнести в постель. А если Чилигин прав – ей что-нибудь повредили, сломали?
Смелков осторожно поднял Варю на руки и отнес в спальню. Стянул футболку, сомневаясь и немного смущаясь, расшнуровал корсет. Взгляд задержался на груди – такую красоту прятать и калечить?
Макс расстегнул брюки, стянул их и печально улыбнулся, увидев, что на девушке женские трусики с кружевами. Значит нормальная, значит не все потеряно и он прав – роль пацана всего лишь защитная реакция, "панцирь".
Укрыл девушку и, чтобы не смущать Чилигина и давать ему повода задать лишние вопросы, снял шипастый ошейник. Под ним оказалась тонкая лиловая полоса шрама.
Пыталась повеситься?
Макс покрутил нелепый аксессуар и откинул в кресло, стянул краги и разжал клепки браслетов на запястьях. И тяжело уставился на череду рубцов, тянувшихся от кисти к локтевому сгибу.
Что она делала с собой? Резала вены, пытаясь уйти из жизни?
Мужчина накрыл девушку одеялом до подбородка и сел на край, спиной к ней, только чтобы не видеть.
Стыдно. Больно.
Меньше всего ему хотелось вспоминать о Томе, но вспоминалось само собой до самых нюансов – привычек усмехаться над всем, двигать челюстью, не спуская тяжелого взгляда с собеседника, от которого тем, кто послабей, становилось не по себе. Макс всегда знал, что Том способен на любую крайность, но все же не предполагал, даже не мог предположить что тот может обойтись с левой, ничего ему не сделавшей девочкой, как животное.
Если бы он сделал заказ раньше, всего лишь на день раньше.
Если б всего лишь на сутки быстрей узнал, каким бизнесом занимается Кон. Если бы не плавал как кусок дерьма между жаждой мести и привычкой законопослушного гражданина полагаться на органы правосудия в надежде что Том оступится сам и получит, в конце концов, по заслугам. Если бы не тянул, как обычный интеллигент, выбирая между правильно и неправильно. Если бы как Раскольников сделал, а потом философствовал и рассуждал. Если б сразу согласился на сделку, взаимовыгодную изначально.
Если бы, это гребанное "если бы".
Макс потер лицо, словно стряхивая навалившиеся воспоминания и сожаления о не содеянном время и содеянном в принципе. Сходил за льдом, завернул его и приложил к лицу Вари. Возможно поздно, но может быть еще поможет остановить оттек, наливающуюся синеву под глазом и по щеке.
Девушка чуть застонала и только. Фенозепам подарил ей крепкий сон и забвение. Но что будет, когда проснется? Почему она сказала, что родителей нет? Куда делись ее мать и отец или отчим? Кто за ней присматривает? Кто помогает?
Мужчина качнул головой и ушел на кухню, успел выкурить пару сигарет, горечью табака разбавляя горечь в душе, как раздался звонок.
Чилигин сдержал обещание. Явился с увесистыми сумками, прошел в коридор молча, лишь хмуро глянув на Смелкова.
"Немец" настороженно поднялся, но с места не сдвинулся и даже не оскалился, чувствуя, что от новичка в доме угрозы не исходит и к хозяину тот лоялен.
– Ну и кого избили? ― спросил гость, уже снимая обувь.
– Девушку.
– Не понял, ― выпрямился, ногой отодвинув ботинки к входным дверям. ― Шутишь?
– Не до шуток, Костя.
– Макс, ты вроде нормальный мужик, с мозгами дружишь, но такое несешь. Любая драка – в больницу! Это ясно любому… ммм… человеку!
– Больница это и полиция, ― парировал мужчина, подталкивая его в сторону спальни. ― Протоколы, дознания, а значит дополнительные травмы и продолжение неприятностей. Как наша полиция нас бережет – не мне тебе рассказывать. Так что девиз "спасение утопающих – дело рук самих утопающих" актуален как никогда.
Доктор фыркнул, то ли соглашаясь, то ли наоборот, и застыл над спящей с поджатыми губами:
– Без сознания?
– Снотворное дал. Не понимала что творит, кидалась, ― сухо поведал Смелков.
– Молодец, ― прошипел Чилигин, глянув на него с неприкрытой неприязнью. ― Ты меня во что втравливаешь? Труп навесть хочешь? Тут на лице крупными буквами – сотрясение мозга. А это уже проблема! Остальные я как выявлять буду? Пальпацией? С таким же эффектом можно погадать на кофейной гуще. Мне контакт с пациенткой нужен, анамнез! Нужно сделать рентген, УЗИ…
– Обойдешься, ― бухнул ему в ноги сумки Максим и Костя надулся. Рывком от злости расстегнул замки, вынул тонометр и фонендоскоп. Послушал спящую, смерил давление и начал осматривать и ощупывать.
– Сколько снотворного и какого дал? ― спросил сухо, деловито.
– Две фенозепама, две кетанова.
– Чего не пачку?.. Ну, ребра вроде целы, крепитации нет, шумов не слышно. Давление чуть понижено… А рука-то – может перелом быть, ― указал на отек на локтевом сгибе правой руки.
– Она махалась будь здоров. Прекрасно рукой двигала.
– Когда? В шоковом состоянии? ― тяжело глянул на мужчину врач. ― Это нормально. И то, что после в морг уезжают – тоже.
– Не понял? ― чуть побледнел Макс.
Чилигин закончил осмотр, укрыл пациентку и, привычным жестом повесив "трубку" на шею, выдал:
– Вам обоим лечиться нужно. Тебе у "психов", а ей в травме. Вызывай "скорую" и не парь мне мозги.
Смелков сунул руки в карманы брюк, прямо глядя в глаза доктора:
– Я тебя когда – нибудь о чем – нибудь просил?
– Тьфу! ― выдал в сердцах Чилигин. ― Да пойми ты: нужно снять побои, определиться с травмами и их лечением. Нужно делать капельницы, наложить гипс на руку, сначала поняв, что за перелом…
– Наложи.
– А если винтовой, а если оскольчатый?!
– Все равно…
– Не все равно! Это уже операция, а потом гипс, а то и скобы! А внутренние органы я как проверю? У нее ноль реакции, иди, определи все цело или нет! Ты меня за кого держишь? Я не бог и не ясновидящий – я врач!
– Не ори, ― поморщился Макс, отводя взгляд. ― Не могу я ее в больницу, ― сказал тихо.
– Из – за ментов? ― притих и Костя. ― Но дома держать на авось – опасно. Ты пойми, старик, травмы могут оказаться серьезными. А есть они – нет, определить на глаз невозможно.
Макс молчал, понимая справедливость его замечаний, но не знал, как поступить.
– Помоги, ― попросил только.
Костя помялся, подумал и бросил, подхватывая сумки.
– Я на машине. Сгребай свою одалиску и двинули в отделение. Обследую, полежит до вечера, а там заберешь, если все нормально. Сестру тебе найду, инъекции на дому делать будет.
– Полиция, ― напомнил Максим.
– У нас частная клиника, карту заводить не буду, с кем надо – договорюсь. Так что давай, время против играет, двигайся.
И попер в коридор.
Смелков сомневался, но выбора не видел. Судя по тому, как Варю пинали те четверо, она действительно могла получить серьезные травмы. Нужно было что-то делать.
Макс завернул ее в одеяло и решительно поднял на руки.
– Куртку возьми, телефон и ключи, ― бросил Чилигину. Тот сгреб все нужное вместе со своими вещами и пропустил хозяина квартиры с ношей вперед себя.
― Сотряс, и скажи спасибо, что нет отека. Пока! ― выставил палец Чилигин, хмурый и злющий. ― Перелома руки нет, но два ребра в хлам. С внутренними органами картинка неопределенная, похоже, селезенка все-таки повреждена. Сейчас решают. В общем, уехала твоя Амазонка прямиком в реанимацию. Шеф счастлив! Подвалило добро!
Выпалил и рванул прочь, но Макс перехватил:
– Подожди.
– Ну, чего еще? Спасибо скажи, что я на госпитализации настоял, а то б сейчас полиции объяснял происхождение трупа в квартире, ― прошипел, нависнув над мужчиной.
– Все понял – должен.
– Да – ой, ― скривился, но уже не так зло и недовольно.
– Костя, ты меня знаешь – я человек благодарный. Увидеть ее, когда можно будет?
– Она тебе вообще кто? ― чуть помялся, изображая смесь возмущения профессионала и заботу друга, но уже сдулся – не наезжал.
– Какая разница?
– Большая, старичок, большая.
Макс оглядел больничный дворик в окно, соображая, что сказать и выдал:
– Долг.
Костя постучал кулаком по косяку, раздумывая над сказанным, и притих:
– Ладно. С шефом, как-нибудь улажу. Но…
– Отдельную палату организуй…
– Да понял уже – все сделаю. Дня три даже не рыпайся, а там позвони – сообразим. Паскудная история, старик, и не на один месяц, так что – соображай. А вообще, заверни вон, в церквушку, свечку благодарственную поставь за себя и "долг" свой. Для себя – что обошлось, для нее – чтоб обошлось. Кто хоть отпинал?
– Малолетки какие-то. Толпой.
– А она их знает?
– Вот об этом, как-то не недосуг было пытать, ― глянул на врача – сам соображаешь, что спрашиваешь.
– Ну, да, ― поморщился и махнул рукой, то ли выражая свое отношение к произошедшему, то ли прощаясь, то ли все вместе. И поплыл по коридору прочь, как белый лайнер.
Максим вернулся домой, кинул одеяло на тумбочку, а сам сел на пуф и вытянул ноги, оглядывая погром в коридоре.
Во что он вляпался?
"Немец" тяжело вздохнул, косясь на хозяина, и вот подошел, положил морду на колени, сочувствуя. Макс погладил его и поднялся – сиди не сиди, а убираться надо. Но сначала кофе – прошел на кухню. Включил кофеварку и вытянул сигарету из пачки, с удовольствием затянулся, поглядывая во двор – снег.
Костя позвонил через три дня:
– Палата двенадцать. Если еще интересно, ― буркнул.
– Я же сказал.
– Ну, ну, ― отключил связь.
Глава 16
Первое посещение было самым тяжелым. Он вроде бы должен был прийти, с другой стороны – зачем? Кто он ей, она ему? Что мог – сделал, и вроде, успокойся, но как-то не по – человечьи это, понимал – не увидит, так и будет душа не на месте. Поэтому сгреб в ларьке по дороге, что с южных стран послали – ананас да кило апельсин. Закинул в машину и, с тоской глянув на окна своего кабинета – лучше б авралил – вырулил с парковки.
Думать что она там и как, совсем не хотелось. Тошное было во всей этой истории, тяжелое и бередящее, да и сама Варя неоднозначна.
Привыкнув жить замкнуто и обособленно, по накатанной, Смелкову было трудно менять свой распорядок даже в мелочи. К тому же знал, что увидит, не обольщался, готовя себя заранее к неприятному. Протащился по больничному коридору, шурша пакетом и, благодаря себя хоть за то, что ума хватило веник в цветочном не прихватить, впихнулся в палату под нужным номером.
Палата была одиночная, но далеко не вип-класса. Не заморачивался Чилигин – оценил мужчина, оглядывая закуток три на три метра с холодильником времен Леонида Ильича, тумбочкой да кроватью.
На Варю смотреть не хотел – отекшая, синяя и лиловая лицом, капельница прозрачными трубками к подключичке тянется, вены на локтевом сгибе в красно-синих пятнах – что хорошего?
Передачку на тумбу водрузил и подумал – сока бы надо было прихватить!
Варя глаз приоткрыла, глянула мутно и опять закрыла – вся встреча.
Сок этот покоя и не давал. Ерунда полная, а словно вина давила. Вечером три пакета купил, чтобы совесть свою успокоить, и только в палату входя, сам себе признался, что совсем в другом дело – жалко девчонку, и вина действительно ест.
Выставил соки на тумбочку и покосился на больную. Та смотрит одним глазом неприязненно.
– Привет, ― бросил, и притулился на древнем стуле возле постели.
– Ты кто?
Макс разглядывал ее, соображая, что ответить, вспоминая, знакомились или нет.
– Максим.
– И?
Опять молчит и смотрит. И морщит его от вида оттеков и синевы по лицу.
– Ты финн, что ли?
– Почему?
– Замороженный. Чего таскаешься?
– Сок принес, ― ответил через паузу.
– Спасибо – надо? ― скривилась.
Смелков молчал. Его невольно морщило и от ее вида, и от хамства нарочитого. Но больше всего от понимания, что перемололи девочку – несмышленку за просто так, душу ей вывернули, растоптали и кинули – плыви. Прошлись по телу и душе, как танками, взрослые, циничные дядьки, и наплевали на то, что дальше будет. Один сука конченная, за то и поплатился, а второй, благодетель фигов – милостыню жизнью подал и в ус не дует. А как ей жить? Душу-то спалили ребенку в пепел. И что он хочет?
Отвернулся к окну, не слушая шипения девушки, маты, что сыпала бездумно.
Выходило, что он один за нее в ответе остался – и за парня ее, поддонка, и за Тома – урода редкого. И за Кона, что сам же к этой истории, не ведая того, прикрутил.
Вот оно как судьба крутанула, ― на снег за окном уставился.
– Сок пей. Тебе надо, ― бросил глухо, когда Варя утомилась желчь изливать. И ушел, не прощаясь.