Макс посидел, надеясь в себя прийти, а не получалось – крутило от "сюрприза". Одно на плаву удерживало – теперь никаких прогулов, пока в больнице – каждый день ходить будет и лично за ней присматривать. И вообще, начхать, что там покалеченная девочка ему говорит – пока на ноги не поставит – не отойдет.
Вытащил из кармана коробку с ай-фоном, толкнул по столу Чилигину – знал, что этому стервецу прикорм нужен, иначе будет бурную деятельность изображать, на деле задницу от стула не отодрав.
Тот отодвинулся, разглядывая дорогую игрушку, и улыбнулся, не скрывая довольства:
– Ну, спасибо.
– Не за что, ― бросил сухо и в упор уставился. ― Психолог есть? Хороший.
– Тебе?
– Санитарке тете Клаве, ― отрезал – вопросы тупые при себе оставь.
Жесткий взгляд был – Чилигина проняло. Помялся, соображая. В ящик стола залез, копаться принялся. Минут пять бумаги перекладывал и нашел – протянул визитку мужчине.
– Даричева Лариса Дмитриевна, ― прочел Смелков.
– Скажешь: от меня. Баба хорошая и цены не ломит. Своим так и задаром помогает.
– А вот на это мне ровно, ― поднялся и, не прощаясь, вышел.
Ему действительно стало плевать на траты. Одно стояло, как гвоздем в мозг вбили – Варю на ноги поставить. Во всех отношениях. И цена значения не имела.
Не хотел он больше уродом себя чувствовать, не хотел даже близко представлять, что может быть, что сегодня пережил, вновь переживать. Откупался? Нет – покупал. Спокойный сон и чистую совесть. Себе. А это всего дороже – точно знал.
Закурил на крыльце, покрутил визитку и достал телефон. Откладывать не будет.
– Слушаю, ― раздался приятный женский голос. Макс даже растерялся на пару секунд. Он ожидал услышать нечто с нотками недовольства – выходной ведь, или строгий, учительский тон, а тут как колокольчик, и будто не психологу звонит, а в салон "брачных услуг".
– Ээ… Здравствуйте. Я от Константина Чилигина, мне нужна ваша консультация.
– Да, да, слушаю, ― появился уже неподдельный интерес в голосе.
– Мы могли бы встретиться?
Пауза была небольшой, но знаковой – видно не к месту Даричевой в субботу лишние посетители.
– Да, конечно, ― ответила меж тем тактично, ничуть не давая понять неуместность просьбы.
– Я понимаю, что возможно не вовремя звоню, но у меня срочное и серьезное дело. Недолгое. Наверное. Я мог бы заехать за вами, мы бы посидели в каком-нибудь приличном ресторане, поговорили. Выходной день, я все понимаю.
– Не нужно оправдываться – надо, значит, надо. Вас как зовут, простите?
– Макс. Максим.
– А по отчеству?
– Думаю, не стоит Лариса Дмитриевна.
– Ну, хорошо, тогда и вам меня не стоит величать. Когда вы хотите встретиться?
– Эээ… Да вообще-то – сейчас.
Пауза на этот раз была значительной. Смелкову пришлось нажать:
– Мне очень нужно, и уверяю, ваше время не будет потрачено зря.
– Ну – у, не знаю даже… Я живу на Ветеранов…
Макс глянул на часы:
– Прекрасно. Я буду у вас через сорок – пятьдесят минут, ― прикинул время на дорогу. По КАДу он легко обойдет пробки и будет на месте в срок. ― Говорите адрес.
– Ну – у… Хорошо. Если вы друг Константина…
– Я друг Константина. Можете позвонить ему, он подтвердит, что друг, и что лично дал мне вашу визитку и рекомендовал.
Женщина подавила вздох и продиктовала адрес. Его Макс запоминал уже садясь в машину.
Даричева оказалась утонченной, более похожей на балерину, чем на педагога-психолога, женщиной. Даже черты лица были тонкими, как у фарфоровой статуэтки. Такие Максу не нравились – казались ненастоящими, ассоциировались с игрушками. Но главное было сейчас, чтобы она оказалась хорошим специалистом, а что там у нее с мордой лица, дело третье.
Женщина куталась в норковую шубку, смешно переставляя ножки на высоченных шпильках. Макс помог, подхватив под локоть.
– Скользко.
– Да, ― улыбнулась смущенно.
Мужчина помог ей сесть в авто и захлопнул дверцу, сел сам.
– Максим, ― кивнул, изобразив самую добрую из своих улыбок.
– Я поняла. У меня просьба – мы посидим, где-нибудь здесь.
Найти нормальный ресторан на проспекте Ветеранов – задача не из легких, учитывая, что этот район Смелков вообще плохо знал.
– Тогда руководите.
– Я не знаю, ― пожала плечами. ― Мне просто добираться потом сложно будет.
– Понял, ― завел мотор. ― Я доставлю вас к подъезду. Извините, подумал, что это само собой разумеющееся, поэтому не обговорил заранее, ― и вырулил на проспект, влился в поток, устремляясь к известным местам.
Минут через двадцать Смелков уже помогал Даричевой снять шубку.
Проводил к столику и выказал пачку сигарет: ничего, если буду курить. Нормально – чуть улыбнулась.
Заказ она сделала скромный, вновь подивив мужчину. Он сидел, и соображал с чего начать, одновременно рассматривая женщину. Одета со вкусом, но не броско. Скромный кулончик на витой цепочке, кофта под горло, обтянула широкие плечи, как у пловчихи, и маленькую грудь. Сама стройная, но уж больно высокая.
– Не нравлюсь? ― спросила в лоб, и вроде с улыбкой, а вроде всерьез. Макс немного смутился, но смог улыбнуться в ответ.
– Думаю, с чего начать.
– А вы не мучайтесь – начните с главного. У вас внутренний конфликт?
– У меня? ― удивился и закурил, соображая – действительно.
– Вы волнуетесь, но для вас это непривычно. Вы флегматик, я права?
– В общем.
– Так что у вас стряслось, Максим?
– Не у меня, ― сложил руки на столе. ― У одной знакомой. Молодая девушка.
И молчит, силясь подобрать слова, а по челу все мысли и переживания. Лицо стало жестким и в то же время расстроенным, а он и не заметил.
– Что-то серьезное? Простите, это и так понятно. Хотя ко мне и по мелочам обращаются.
– Это не мелочь.
Смелков потер подбородок. Получил кофе и хлебнул, опять потер уже щеку и губы. Закурил, и начал крутить пачку с сигаретами.
– Я нашел дневник одной девушки. Случайно. Дернуло залезть. А там… Сначала восторги о первой любви, а потом как… обухом по голове.
Помолчал и отодвинул пачку, уставился в упор на женщину: смысл слова подбирать?
– Ее изнасиловали. Предали и бросили.
Даричева нахмурилась, перестала жевать салат, и было чувство, что он ей в горле встал. Сглотнула и пригубила сока.
– Вы обращались в полицию?
– Нет, ― отмахнулся: не то. ― Дело давнее, да и не в этом суть. Как помочь?
– Нуу, ― Лариса растерялась, уставилась в сторону. ― Вы хотите найти ту, которой принадлежит дневник?
– Нет. Я уже нашел ее. Она его и выкинула. Правда, я был уверен, что это парень. Оказалась девушкой.
Даричева хлопнула ресницами, и окончательно потеряв интерес к салату, оперлась локтями о стол, сложила пальцы замком.
– Не понимаю.
– Ее зовут Варя, но живет она под именем Владислава.
– А вы не думали, что… ― начала осторожно, намекая на понятное. Смелков чуть поморщился:
– Нет. Однозначно. Никаких отклонений. Она стопроцентная девушка. Женщина. Парень – антураж. Она ведет себя как мужчина, верней, как ей кажется, что так ведут себя мужчины. Но боится как девочка. А еще она ищет смерти. Истории больше года, а она никак не выходит из нее.
Даричева грустно посмотрела на него и принялась крутить по столу нож.
– Год вообще не срок в таких делах. Но чтобы сменить пол, даже номинально, должна быть очень, очень серьезная причина. Изнасилование – серьезная психологическая травма, не говоря о физической. Но в моей практике не встречались пациентки с подобными последствиями, в плане, смены пола. Вы что-то недоговариваете?
Смелков вновь потянулся за сигаретами, закурил, подвигав челюстью, и бросил:
– Она была девочкой. Ее взяли, в общем, силой. Она продала себя, чтобы достать деньги для любимого. Нужна была операция. На деле – развели. Тот, ради которого она пошла на это, ее бросил, после того, как получил нужную сумму. А тот, кто взял ее – отдал своим друзьям и охране.
Даричева во все глаза исподлобья смотрела на мужчину. Он ронял слова, как камни и было ясно, что эта история касается его более глубоко, чем он хочет показать.
Лариса не знала, что сказать. Пара фраз, а ввели ее в ступор на минуту, не меньше. Ей представился ужас, что испытывала девушка и мурашки по спине прошли. И удивляло, как она еще жива, и рождало уважение внимание мужчины, его забота.
– Кто она вам? ― спросила тихо.
– Никто, ― повел плечами, и Даричева поняла, что он сам еще не знает, что она уже кто-то для него.
– Тогда почему вам так важно ей помочь?
– Потому что я человек, во всяком случае, хочу себя таковым считать, ― посмотрел ей прямо в глаза.
– А что хотите от нее в итоге? Вернее – ей?
Смелков затянулся, не спуская взгляда с женщины, и думал.
– Хочу, чтобы вернула себе себя и была счастлива. Чтобы поняла, что мир не черный, и не все мужчины подонки. Чтобы научилась жить, не прячась за чужую маску. Чтобы…
Дрогнул, отводя взгляд. Помолчал и закончил:
– Чтобы ее любили, и она узнала, что это такое, и больше не путала страсть, похоть с искренним чувством. Поняла, что на свете есть ради чего жить. Перестала смерть искать.
А у самого перед глазами ее глаза, и страх в зрачке, паника. И… ее фигурка, ладная, красивая… запаянная в корсет, закрытая мешком скейтборки и штанами с массой карманов, грейдерами и широкоплечей, клепаной курткой. И волосы дыбом, и ошейник с шипами…
Кощунство.
– Она очень красивая. А превратила себя в чучело, и ведет так же.
– Проявляет брутальность?
Смелков очнулся, сообразив, что не один.
– Да, крайнюю,― кивнул, глянув, и заметил, что сигаретка истлела – затушил.
Зато Даричева все заметила и поняла. Склонила голову, покрутила стакан с соком, изучая цвет напитка, собираясь с мыслями.
Ей понравился мужчина. Сама не ожидала. Таких красавцем не называют – в них есть нечто большее, именно мужское. Лицо открытое и глаза без тумана. И было в нем, чего сильно не хватало ей – основательность. И подумала – почему нет?
А сейчас поняла – это не твоя мечта, Лариса. Кому-то уже повезло, но не тебе.
Женщина вздохнула и подперла подбородок ладонью:
– Я помогу. Но возможно это будет сложно и долго. И многое будет зависеть от вас.
– О расходах не беспокойтесь…
– Нет, ― выставила ладонь и опять покрутила нож на столе. ― Не о том, вы. Я о других затратах, Максим, более тяжелых – о вашей отдаче, ― уставилась уже в упор. ― Вы готовы терпеть и ждать, прощать и опять терпеть?
Она испытывала. Смотрела, замерев, и почти хотела, чтобы он сказал "нет", ведь это бы значило, что у нее есть шанс.
Макс не смог ответить сразу – думал с минуту и уже прекрасно понимал, о чем говорит Даричева.
– Да, ― сказал, как отрезал.
Женщина вздохнула: ну что ж… В конце концов, девочке, что пережила столь ужасную историю, этот мужчина важнее.
И не спрашивая, взяла его сигареты, закурила:
– Ее зовут Варя? Вам придется приучать ее к себе постепенно, осторожно и настойчиво. И ни в коем случае не приближаться в сексуальном плане, даже намеком не задевать эту плоскость. Пока. Она должна поверить вам, расположиться, как к другу. Вы понимаете, что это значит, Максим? Понимаете, что если у вас получиться восстановить Варю, адаптировать, вернуть ей себя – женщину, вам придется до конца жизни нести этот крест. Или, во всяком случае, очень долго играть роль громоотвода. Если вы ее бросите, ухните в еще большую яму, чем та, в которой она сейчас. Понимаете это?
Смелков покрутил чашку – он понимал, как раз это он отлично понимал. Не понимал себя.
– Я не знаю, что будет завтра, но знаю, что есть сегодня. А еще имею дурную привычку не останавливаться на пол пути. Поэтому, если я вас потревожил в выходной день, значит, уже все взвесил и представляю последствия, для себя, во всяком случае. Но мне действительно важно ей помочь. Я не могу бросить это дело, и ее банально кинуть, тоже не могу. Все понимаю, и не знаю, насколько у меня хватит терпения, такта, возможностей. Зато точно знаю, что уже пошел, значит должен дойти.
Женщина смотрела на него и понимала одно – если на свете еще есть такие мужчины, она просто обязана помочь.
– Я ничего с вас не возьму.
Смелков бровь выгнул, собрался возразить, но Даричева выставила ладонь.
– Не возражайте. Я сама женщина и мне импонирует, что вы решаетесь на такое. Большинство уходят в сторону и жертва остается один на один со своей травмой, ее последствиями. А они, порой, катострафичны. Вы поступаете иначе и я просто обязана помочь. Но работы будет много, вам придется постоянно контактировать со мной. Рассказывать о каждой мелочи, чтобы мы могли корректировать. Если вы будете оплачивать мою работу – останетесь нищим, я не могу этого допустить, ― улыбнулась мягко. И села удобнее. ― А сейчас расскажите все, что знаете. И как она ведет себя сейчас.
Они просидели больше трех часов. Даричева оказалась хорошим специалистом, во всяком случае, пока у Макса складывалось именно такое мнение.
Он проводил ее и встал у машины, закурил, оглядывая высотку: ну, что, Смелков, кажется, ты ввязался во что-то круче деловых разборок. Не слабо?
И усмехнулся сам над собой: посмотрим.
Глава 18
Чилигин позвонил ему лишь утром в среду:
– Переводят твою красавицу. Я ей палату получше приготовил – семнадцатую.
Смелков усмехнулся: кто б сомневался.
– Спасибо, Костя.
И двинулся к себе. Закруглился по острым вопросам, поставил в известность, что сегодня его уже не будет, и двинулся в больницу. Двенадцать дня, ― глянул на часы, притормаживая у магазина. Набрал детского питания, соков и в час дня уже входил в палату.
Чилигин не обманул – эта палата была чище, просторнее, обставлена куда презентабельнее. Здесь даже шторы были, не говоря о телевизоре, хоть и маленьком. Но первое, на что он обратил внимание – на Варю. Девушка спала. Отеки и синева спали с лица, волосы не топорщились, и сонная, она казалась очень красивой и какой-то трогательной, юной и нежной.
Макс осторожно, чтобы не шуметь и не разбудить ее, поставил пакет с провиантом в кресло, а сам сел в другое, напротив постели. Сидел и смотрел, как дурак. Сердце отчего-то сжимало и было горько и одновременно тепло.
По дневнику Макс представлял Варю именно такой, и, увидев, что образ, нарисованный в воображении, сошелся с реальностью, немного растерялся, даже смутился. Лоб морщили мысли, что затеял он, наверное, слишком серьезную игру, а вот стоило ли? Даричева предполагала привязанность, расположение Вари к нему, как первый шаг. Но способен ли он спокойно это воспринимать? Еще час назад у него не было сомнений, а сейчас…
Смелков потер лоб, соображая, что с ним самим происходит. И подумалось – а Варю ли он спасает, и спасает ли? Что он придумал и для кого? Ну, привяжет он эту девочку – а зачем он ей сдался?
И как не странно, вспомнился Том, и как не противно, но Максу стало понятно, что тот потерял от Вари голову. И теперь отчетливо понимал, что тот мстил не ей – себе. Как, наверное и он помогает не столько ей, сколько себе…
Вот это и заставило тревожиться мужчину – не идет ли он по стопам Тома, не мстит ли уже ему, но опять за счет невинной девчонки, которая понятия не имеет о тех играх, в которые влезла случайно.
Варю видимо потревожил его взгляд – глаза открыла, уставилась на посетителя:
– Опять ты? ― а голос вялый, сонный. Слабая еще. Синева и оттеки спали и лицо бледное-бледное, больное.
– Я, ― сел ближе. ― Как дела?
Варя хлопнула ресницами:
– Дебил, что ли?
Макс немного растерялся, не разумея логики.
– Тебе чего надо?
– Детское питание принес. Детям.
– Чего? ― распахнула шире глаза.
– Тебе. Восстанавливаться после операции будем.
– С тобой?
– Чем плох?
Варя хмыкнула:
– Ну, ты и странный… дядя. В детстве нянечкой хотел быть?
Смелков повел плечами:
– Уже был. Когда мама болела.
– Сейчас не болеет? Соскучился по смене памперсов и кормежке с ложечки? ― скривилась.
Макс не сдержался – отошел к окну, чтобы его взгляда не видела:
– Мама умерла. Теперь можешь кидать свои едкие ремарки.
Покосился через плечо минут через пять тишины – девушка взгляд прятала, притихла.
И простилось как-то само – вернулся, спокойно банку с фруктовым пюре достал, вскрыл.
– Яблоки с творогом, ― прочел. ― Есть предложение – начать с них.
Глянул на ее тонкие руки и по вялости понял – сама не сможет ни сесть, ни есть. Подушку выше положил, подсадил. Ощетинилась, но и слова сказать не успела – он ей в руку банку сунул и сел напротив.
– Кушай. Жевать не надо, а витамины получаешь. Гениально и просто.
Варя с минуту рассматривала пюре, потерявшись, за пять минут испытав слишком много – от чувства вины до паники.
– Я творог не люблю, ― прошептала. У нее вдруг слезы навернулись, и как не хотелось, чтобы кто – то их видел, сдержать не смогла. И сама удивлялась им, и себя ненавидела, и понять не могла, что же так проняло.
Смелкову же, как в душу ударили. Смотрел, как по ее щеке слеза течет и не знал, как реагировать – потерялся. Страшно отчего-то стало и больно, и понять не мог, что не так сделал.
Отобрал банку и другую вскрыл, всучил. Быстро все – Варя уставилась удивленно, плакать перестала.
– Я всякого набрал, ― пролепетал, осел обратно в кресло. ― Это вишня с яблоком. Если скажешь, что любишь, что нет, мне проще будет выбирать.
Варя сжимала банку в руке и пялилась на мужчину, пытаясь сообразить, чего ж он такой заботливой, с какой стати вообще ходит.
– Чего надо-то? ― спросила тихо, без обычных наездов. Странно ее голос было слышать, настоящий, без нарочитых грубых интонаций и ломкого баска, специально. Макс уж думал в привычке он у нее – оказалось, нет. И так удивился, что минут на пять завис, забыв вопрос. А Варя вдруг еще больше его добила – улыбнулась.
– Ты не эстонец, случайно? Правда, тормоз какой-то.
Смелков моргнул и плечами неуверенно повел.
– Русский.
С утра был точно. А сейчас сам не знает и кто и где.
– Так ответ-то будет?
– В смысле?
Варя фыркнула:
– Точно тормазнутый. Надо, спрашиваю, что?
– Ничего, ― ответил через паузу.
Девушка пюре хлебнула, поглядывая на мужчину пытливо:
– Так не бывает, ― и не удержала банку. Макс подхватил, на тумбочку поставил. Сел на край постели, настораживая девушку, и сказал. ― Представь, что я на твоем месте, а ты на моем.
– Даже представлять не буду, ― ощетинилась, голос опять грубым стал, ломким.
Тревожил ее мужчина, неоднозначностью своей выводил. Не верила ему ни на грамм. И боялась. Последнее волнами до паники накрывало, как приближался. Одно, когда в мужской личине была и никто не знал, кто она на самом деле, другое, когда знает. И она себя незащищенной чувствовала, и казалось, плохое удумал.
– Варя? Скотов много, но не все люди скоты. Не надо меня бояться, давай просто дружить, ― руку ей выставил, а у девушки горло перехватило – ударила по ладони. По – детски, как-то вышло, но даже не смешно – грустно.