Макс взгляд опустил – сердце защемило, и так захотелось Тома снова удавить, что впервые подумал – зря лично грех на душу не взял.
Отошел, чтобы успокоилась, сделал вид, что палату осматривает. Немного и сказал:
– Мне не надо ничего от тебя, но убеждать в этом не стану. Было у меня в жизни такое, что не каждому врагу пожелаю. И никого рядом не было, никому не нужен вышел. Сдох бы – не заметил никто. И у тебя беда случилось, и ты тоже одна. Я знаю, каково это карабкаться, когда ни сил, ни желания. Поэтому я рядом буду. Поэтому, Варя. Хочешь верь, хочешь – нет.
Стер с телевизора пыль, на пальцы уставился – вот тебе и лечебное заведение.
Покосился на девушку – лежит, смотрит, а в глазах апатия, сквозь которую и горечь и неверие прорывается, сарказм на грани фола.
Руки сполоснул.
– Выздоравливай. До завтра, ― бросил и вышел. Варя не пошевелилась – ей хотелось того же что сутки назад и месяц, и полгода назад – умереть.
Смелков закурил, прислонившись к машине, смотрел на усыпанные снегом ветви, через которые вдалеке виднелся купол храма, и подумал: если ты есть – дай сил и терпения.
На следующий день он опять заявился. У Вари рука с ай-фоном опустилась, уставилась устало, уже и посылать его сил нет. А Макс опять баночки с питанием и соком на тумбу молча выложил и, видя, что вчерашнее не трогала, укоризненно на нее посмотрел:
– Так не пойдет, Варя.
Взял мясное пюре, вскрыл, ложку из салфетки развернул, сел на край постели. Девушка лежала бледная, тихая, только взгляд все пытал – какого ты здесь, и просил – отстань, а?
– Плохо? ― нахмурился. ― Это потому что ничего не ешь. Ты, вообще, какую кухню предпочитаешь?
Пюре почерпнул и к губам поднес. Варя не на ложку – на него смотрела: ох и достал!
– Африканскую, ― выдала глухо, видя, что не отвяжется. Макс ей паштет сунул. Скривилась, но проглотила.
– Экзотику, значит? ― улыбнулся. ― Сказочница. А если серьезно? Суши, роллы, пиццу, борщ с пампушками? ― вторую ложку поднес. Варя уже не противилась, съела. Он, болтая ей всю банку скормил и сок выпить заставил, приподнимая голову. Руки у него сильные и нежные, но тревожили все равно.
– Роллы. С фруктами, ― протянула, все пытаясь понять, что он к ней прицепился и отчего такой заботливый. Вроде не брат, не сват, не отец.
– Не вопрос, ― и сидит рядом, смотрит.
Оратор из Макса никакой, было время вовсе несколько месяцев молчал. Но жизнь заставила даже на практикум по риторике заглянуть, и что-то умел. Но с девушкой буксовал, говорить совсем не хотелось. Вот и сидел, смотрел и она, и вроде разговаривают.
Странное было ощущение, словно сродство какое-то или память глубинная. Казалось ему, что знает ее сколько себя. Что в детстве с ней по яблоням лазили, в юности в одной компании тусовались и даже был немного влюблен. Что даже когда его не было, когда ухнул в пропасть, она все равно рядом была.
Тени уже по палате поползли, темнело быстро, а они все молчали.
– Странный ты, ― прошептала Варя.
– Тебе плохо? Слабость?
– Капельницу скоро будут ставить, станет лучше.
И все – о чем говорили?
Медсестра пришла со стойкой, свет включила и словно разорвала нечто уму неподвластное, вспугнул необъяснимое таинство.
– Я завтра приду, ― бросил уходя, видел, Варя взглядом провожает и нет в нем ни страха, ни сарказма – легкое непонимание.
В дверях с невысоким седым мужчиной столкнулся.
– Здравствуйте, ― выдал опешившему автоматом.
И уже на крыльце сообразил, кто он.
Варю утомили посещения. Нет – больше – они ее угнетали.
Она лежала в темноте, сжимала телефон в руке и смотрела в ночь слепыми глазами. И ненавидела и ее, и себя, и всех, кто не дал ей умереть.
Она неполноценная, и в ее жизни и смерти ничего не изменится. Нет, станет лучше – отцу. Он, практически ушел из семьи ради нее. И сейчас счастлив, потому что пока Варя в больнице, смог вернуться к своей жене. А до – разрывался. Ладно, его дорогая Тася все понимает, но уже наверняка, пилит и готова выгнать насовсем. Кто потерпит, что мужик живет на два дома?
А он не оставляет ее, все присматривает и боится. Боится оставить, боится остаться. Не может уйти от жены, не может бросить дочь.
Гребанная жизнь…
Гребанный киллер…
Гребанный Макс…
Кто просил их спасать ее?
Потому что она никто и ничего, недостойна пули, недостойна, чтобы ее услышали. И чтобы убили. А сама не может. Жизнь как назло, издеваясь над ней, возвращает в свое лоно вновь и вновь.
Зачем?
Надо заканчивать.
Варя нажала кнопку связи и приложила сотовый к уху. Художник ответил не сразу, и по голосу стало ясно – пьян, по фону – в клубе зажигает.
– Привет, Художник. Влад – узнал?
– О! Куда пропал? На твое место уже пацанчика взяли.
– Хреново, ― прохрипела через паузу. ― Я в больничку залетел. Ты там скажи – выйду – отпашу. Пусть место за мной оставят.
– Я-то скажу, а толку, ребенок? Ты вообще, с чем залег?
– Да мал-мал с четырьмя шалыми поскубались, ― прохрипела. ― Наваляли друг другу нехило. Зелень нужна будет, на мель сел, сам понимаешь.
– Может надо чего?
– Не. Скажи там, пусть подождут меня.
– Поговорю, ― посерьезнел. ― Ты держись там, малой. Голос у тебя как у утопленника. Нехило хапнул?
– Так. Пригрели, блина. Ладно, веселись там и за меня. Светику, своему, семицветику привет.
– Передам. Выйдешь, вместе оторвемся. Пока, малой. Не кисни.
– Ага, ― отключила связь и опять уставилась в окно – с работой, похоже, облом. Значит, нала не будет, и отец опять начнет совать свои тугрики. И опять замкнется круг.
Стоп, не киснуть, работу она найдет и отца в семью отправит. Но надо с технарем разрулить.
Перебрала телефоны и нажала на связь.
– Привет, Маня.
– Какая я тебе!.. ― выдала недовольное и стихла.
– Не узнала, провинциалочка? ― хмыкнула. Голос скрипел и хрипел, как несмазанная телега.
В трубке царила тишина и вот взорвалась тихим, полным страха шепотом:
– Влад? Господи, что с твоим голосом? Ты… ты где?
– В больничке, Маня, в больничке. Ты это, подруга дней моих суровых, стукни там, что я не прогуливаю, посерьезу залег. Через неделю, две нарисуюсь.
– Я… я скажу. Влад, что с тобой? Где ты? Я приеду! Влад! ― девушка скатывалась в истерику, не на шутку испугавшись.
– Не мельтеши, провинциалочка. Грызи гранит науки, потом мне конспекты задаришь. На Новый год, ― хрюкнула. ― Пока.
Рука с телефоном свесилась с постели – Варя уставилась на тени, что гуляли по потолку. И пропела хрипло, тихо, с отчаяньем, безбожно фальшивя:
― "Курить… Значит буду дольше жить: значит будем корабли в моей гавани жечь.
…И поджег меня – ариведерчи. Не учили в глазок посмотреть и едва ли успеют…
Я разобью турникет и побегу по своим. Обратный ченч на билет.
Я буду ждать – ты звони. Мои обычные – шесть. Я стала старше на жизнь.
Наверно надо учесть…
Корабли в моей гавани – не взлетим, так поплаваем.
Стрелки ровно на два часа назад"… [1]
Интересно, а если сейчас напиться и обкуриться – организм скажет: хватит? Жаль, не доползти пока не то, что за бухлом – в курилку.
Глава 19
Варя встретила Макса тяжелым давящим взглядом с порога, и тем сразу насторожила.
– Не ходи больше, ― кинула в ноги ай-фон. Мужчина глянул на игрушку, замешкавшись на минуту, и прошел к тумбочке, выложил передачку, словно не гнали, словно ничего не услышал.
– Опять не кушала. Голодовку объявила?
– Ты меня слышал? ― отчеканила.
– А ты меня?
Он терялся. Несмотря на наставления Даричевой, несмотря на свое желание помочь Варе, он каждый раз сталкиваясь с ее негативизмом, словно шел в бой, и терялся от напора, непонятных выпадов.
– Пошел на, сказала! ― прошипела.
Смелков глянул на нее, потом на дверь и опять уставился на девушку. Уйти – самое простое.
– Что-то случилось?
– Не твое дело, гоблин.
Начинаем все сначала, ― понял. И вспомнил предупреждение Ларисы, что так и будет. Ну, в конце концов, он знал, на что идет.
Макс сел прямо на постель к девушке, сложил руки на коленях и уставился на нее. Варя притихла, испугавшись его близости.
– У меня есть опыт выхаживания больных, и я знаю, насколько они бывают капризны. Мимо. Вторая серия есть или первым блоком обойдемся?
– Я тебя ненавижу, ― прошипела, но голос был неуверенный.
– Аа, ― выгнул бровь Макс, кивнул. ― Только меня?
Варя молчала. Мужчина ставил ее в тупик. Она никак не могла понять, что ему надо, а в те "отмазы", что он выдавал – не верила. Мужчина не может дружить с женщиной – эту аксиому она зарубила не то, что на своем носу – на своей душе. Чем старше мужчина, тем больнее и изощреннее будет от него подлянка – это тоже стало для Вари аксиомой, а не теоремой. У этого был еще один минус – Макс был ровесником Тома.
– Тебе нечего здесь делать, незачем ходить, и лапшу о добреньком да сердобольненьком, развешивай на другие ушки.
– Лихой местный таракан ночью покусал? ― улыбнулся.
То, что он много старше ее, серьезно подавляло. Был бы ровесник или немногим отличался по возрасту от нее – нашла бы что сказать и как отправить, чтобы больше прописное не разжевывать.
– Тебе незачем сюда ходить, ― отчеканила волнуясь. Макс молчал, не спускал с нее пространного взгляда, и было непонятно, услышал ли что сказала.
– Что молчишь?
– Что должен сказать?
– Что не придешь больше, оставишь меня в покое!
– Нет. Причину уже озвучивал.
– Ложь твоя причина!
Макс отвернулся, набираясь терпения:
– Я сказал правду. Именно чтобы не попадать в такие ситуации, я предпочитаю доделывать дела, доводить до конца. Не люблю возвращаться, переделывать, объяснять двадцать раз с паузой в недели. А в твоем случае… Я так сильно тебя беспокою? Чем?
– Мужчины просто так ничего не делают.
– Ага? Опыт? Права. С одним уточнением – люди. Женщины тоже просто так ничего не делают. Но люди разные и у каждого свой мотив.
– Выгода и секс – других мотивов нет.
Макс чуть искоса смотрел на нее и понимал, что ее душевная травма много глубже, чем он подозревал.
Грянувший рок, что девушка поставила на звонок, взорвал тишину. В других обстоятельствах Варя бы проигнорировала, но тут схватилась, как утопающий за соломинку.
– Привет, Маня.
– Я – Маша! Влад, хватит издеваться!
– Не шипи, старушка, ― хмыкнула, не спуская взгляда с Макса. ― Соскучилась?
– Я… я хотела узнать, что с тобой, где ты? Может быть тебе, что-нибудь нужно? Влад, я ночь не спала, все думала, что с тобой. Это какой-то кошмар…
– Маня, хорош истерить. Со мной все ок. Скоро выйду и порадую мою девочку.
Волнение Маши сменилось недоумением, зато губы Смелкова невольно изогнуло в улыбке. Уловки Вари были как на ладони, но она, видно, об этом не подозревала. Мурлыкала какую-то чушь, а глаза были настороженными, взгляд холодным.
– Скифарин, ты там колес наглотался, что ли?
– Почему? Люблю. Тебя, мое провинциальное счастье. Ба-ай.
И отключила сотовый.
– Я – лесбиянка, ― брякнула, сама не сообразив что. Мужчина ухом не повел – примерно это он и ожидал услышать. Иначе, зачем разыгрывать столь нежную сценку с неизвестной Машей.
Макс не поверил Варе, но понял, чего она боится больше всего. И не удивился. Смотрел молча и соображал. И вот ладонь выставил:
– Давай дружить?
– Ты не слышал?
– Слышал. Но мне ровно на твои пристрастия в постели. Так уж сложилось, что любовница у меня есть, а вот друзей – нет. "Немца" считать не будем, ― улыбнулся слегка и натянуто.
– Как друг я тебе невыгодна.
– Наоборот. Разница в возрасте – иной взгляд на мир. Плюс, у нас разные компании, нет точек соприкосновения, значит, мы можем оказаться очень полезны друг другу.
Варя насторожилась, и Макс понял, что получил шанс, что выбрал верную тропку.
– Поясню. Иногда бывают ситуации, когда нужен совет или просто слушатель, но беспристрастный, тот, что не сольет услышанное знакомым со мной, тот, кто не заинтересован, а значит, непредубежден. В этом плане мы можем стать хорошим тандемом. У тебя проблемы и с высоты своих лет или возможностей ты не можешь их решить – я могу помочь. У меня что-то не ладится, овчарка в качестве слушателя не тот вариант – я бы пообщался с тобой. Ты неординарна, имеешь свой взгляд на мир, и достаточно умна, чтобы дать дельный совет или увидеть, чего, возможно, не увидел я. Все просто, и действительно, взаимовыгодно.
Варя смотрела на его ладонь, то и дело, поглядывая в лицо мужчины. Она словно сверяла одно с другим, решая для себя. Он не торопил, ждал терпеливо, но мысленно давил, чтобы она приняла нужное для него и для себя решение.
Девушке вспомнилась ситуация, когда совсем не было денег, когда проблемы с Машей случились, и подумалось – после больницы надо будет искать работу, и вообще, случаются… в общем, друзей много не бывает. И несмело вложила свою ладонь в его, пожала, как и он.
– Отлично, ― улыбнулся.
А у самого внутри дрогнуло от этой махонькой ладони, от ее тепла.
Варя отняла руку и вовсе отодвинулась.
– И что дальше?
– Ничего, ― пожал плечами. ― Но если ты хочешь увидеться со своей Машей, тебе нужно…
– Свалить отсюда!
– Верно, ― кивнул – губы сами в улыбке изгибались. Смотрел он на нее и не мог сдержать глупой улыбки: эта девочка совсем еще ребенок. И все так же наивна и доверчива, как была. А то, что рядится в ежика и постоянно выставляет колючки – ерунда, нормальная реакция. Главное, что внутри она все та же Варенька.
Это радовало его и даже, где-то, умиляло.
А ведь умница – девочка, неординарна. Кому бы в голову пришло устроить такую форму защиты, как ей?
– Надо вставать. Ходить. Давай помогу, ― подсадил.
– Я… встаю, ― перевела дух. ― Тяжело пока.
– Вот и потренируемся.
Халат подал, помог застегнуть и приобнял за талию, когда девушка встала на ноги.
– Я у тебя в сумке баллоны с краской нашел – стены расписываешь?
– Машины, ― буркнула.
– Серьезно? ― удивился деланно. Сам уже понял, что натура у Вари творческая. Такие особо ранимы.
Они двинулись в коридор и девушка принялась путано рассказывать об аэрографии. Макс слушал в пол уха и все смотрел на нее, странно ощущая себя. Он словно вновь выхаживал маму и этот ее шаг, первый, тяжелый, но все же шаг, был как подтверждение надежды – все будет хорошо. И сейчас, придерживая Варю, слабенькую, исхудавшую за эти полторы недели, он чувствовал нечто сходное теми ощущениями – радость и надежду, почти уверенность, что все будет отлично.
– Распишешь мне машину?
Девушка смолкла, покосилась и отрезала:
– Нет. Выкинули меня из салона.
– Найдем другой – не проблема.
– Серьезно? ― глянула недоверчиво и качнулась – так далеко и долго она еще не ходила, и устала, словно пять километров в бодром темпе пробежала. Макс усадил ее на кушетку в коридоре.
– Поищу, ― заверил. ― Друзей у меня нет, но знакомых более, чем достаточно.
– Если найдешь – с меня работа бесплатно.
– Нарисуешь мне дракона.
Варя заулыбалась и стала похожа на светящегося эльфа – нежного, ранимого и доброго, доброго. Улыбка шла ей настолько, что Смелков забылся, глядя на девушку.
– Дракона? ― зрачки девушки расширились от удивления, и прыснула. ― Ты и дракон. Неожиданно.
– Почему?
– Тебе бы пошло, что-нибудь лояльное, из маринистики или пейзажей. Типаж не мальчика, но мужа.
Макс отвернулся, сдерживая эмоции – ему понравилось, как Варя его воспринимает и оценивает, и вспугнуть ее не хотел.
– Ничего не имею против шикарной бригантины. Только бесплатно работу не приму. Давай так – ты превращаешь мою машину в каравеллу, плывущую по…
– Пробкам, ― хмыкнула.
– Бог с ним, по ним, ― кивнул с улыбкой. ― А за работу оставляешь ай-фон себе. Покрасуешься перед друзьями и своей Машей.
Варя задумалась, повела плечами – почему нет? Сделка вполне адекватная.
– Ладно, ― выставила ладонь. Смелков пожал бы ее, погрел в своей, поцеловал, но понял, что пока это невозможно – нивелирует достигнутый результат. И хлопнул, как принято у пацанов. Варя рассмеялась и тем уверила, что все сделано правильно.
– Я тебе свой телефон вбил – видела? Если что – я всегда в зоне доступа. И не подведу, не переживай.
– Видела – Максим Смелков.
– Он, ― улыбнулся.
– А я для всех…
– Владислав Скифарин. Знаю, ― посерьезнел.
– Паспорт пошерстил, ― поняла девушка.
– Дорого встал?
– Отец помог.
Взгляд девушки стал потерянным и озабоченным.
– Не ладишь с отцом?
– Нет. Просто нам пора жить отдельно. Для этого мне нужна работа и диплом. Любой. Чтобы он успокоился.
– А он переживает?
– Да, ― поднялась тяжело и пошла в палату. Макс придержал за талию не столько, потому что нуждалась, сколько потому что хотел обнять.
Уже на крыльце закурил, соображая, что кажется, привязывается. В душе было непонятно что, но одно вырисовывалось четко – он поверил, что у Тома могло снести разум от Вари.
Сел в машину и отзвонился Даричевой:
– Пока все идет по плану, ― пересказал сегодняшнее посещение, реакцию девушки.
– А голос у вас невеселый. Не рады достигнутого результата?
– Его еще нет. Завтра она легко пойдет на попятную.
– Хорошо, что вы это понимаете – значит готовы. Но что вас тревожит, Максим?
– Ничего, ― бросил через паузу. В конце концов, ему психолог не нужен.
– Что ж, ― протянула немного разочарованно. ― Когда будете готовы поговорить – звоните.
– Спасибо, ― попрощался и завел мотор, вырулил на проспект.
Варя ходила. Покрываясь потом и с трудом заставляя себя разгибаться, а не тащить ноги, изображая скрюченный огурец на грядке, шла по стене от одного конца коридора до другого. Получалось откровенно хреново. Живот болел, мышцы, будто сводило все разом в жгут, в довершение кружило голову до звона в ушах и, проклятая слабость наваливалась бетонной плитой на плечи.
Девушка умылась в туалете и уставилась на себя в зеркало: в таком виде ей в технарь точно появляться нельзя. А сидеть в больничке уже тошно. Надо двигаться, надо разрулить с работой и быстро – с сессией. Вылететь отовсюду – паршиво. Тогда отец точно зависнет с ней до ее пенсии, а его нужно срочно спроваживать к его дорогой Тасе.
Варя доползла до своей палаты и пролистала записную: Смелков Максим. Палец завис над кнопкой: а так ли надо тебе ему звонить? Ты, правда, ему поверила?
Девушка отложила телефон и уставилась на него, как на смесь коробки с тортом в банте и клубок гремучих змей.
Макс… не так он прост, как кажется на вид. Черты лица правильные, глаза честные, фигура спортивная. Одевается просто и пальцы не гнет, звезд с неба явно не хватает – середнячек. Но не верилось в эту его безобидность. Впрочем, кому она вообще, верила?
И все же он серьезно беспокоил ее. Он единственный кроме отца знал, что она не парень. Врачи не в счет, им – пациент из больницы – в палатах просторнее. А этот как клещ с какой-то радости вцепился.