- Мама!.. - И, помедлив, спросил: - Мама, вы помните хижину в чаще леса, откуда ушел я в носильщики к богатому купцу Цину?.. А ты, Ми, неужели не узнаешь своего брата? А я вот даже помню тот день, когда тайком водил тебя на ярмарку. А Кхай… Где Кхай? Его небось убил Вьетминь!
Диверсант - Зианг Шуа по-прежнему видела лишь мерзкую вражью личину - повел речь о братстве, о кровном родстве. Все, что было с ними когда-то, все мытарства и печали помнил он. Да и говорил он точь-в-точь как ее сын. И Зианг Шуа снова заплакала навзрыд. Ей пришла вдруг на память старая примета: ежели, повстречав человека, заплачешь, прежде чем расспросить его, как положено, - быть беде. Но она не могла удержать слез.
- Эй ты, - обратился к диверсанту председатель Тоа, - а ну-ка говори все без утайки: где был и что делал, после того как ушел из Финша с караваном Цина?
Тхао Ниа заговорил:
- Вот моя мать и моя сестра. Это - чистая правда. Угнали меня силой с караваном богатого купца Цина. Когда мы спустились к подножию, на караван напали разбойники: хозяева лошадей Тонг и Део сводили старые счеты. Сам-то Цин на этом ничего не потерял. Ему шепнули заранее, что Тонг нападет на караван, чтоб перерезать Део глотку. Но я не мог уже вернуться домой. И пришлось мне тащить товар богатого купца дальше, в Лаос, а потом в Бирму. Круглый год я только и делал, что погонял лошадей. Цин торговал повсюду, где жили мео, - и в Лаосе, и в Бирме. Однажды он совсем уж надумал было вернуться в Финша, но услыхал, что там вроде бунт, и раздумал. А я… меня занесло в такую даль, откуда самому мне не отыскать было дорогу домой. Вот и шел я волей-неволей за купцом Цином. А через год - случилось это в Бирме, в горах, куда Цин поднялся за опием, - на караван напали бандиты. На этот раз они разграбили все дочиста и застрелили хозяина Цина.
* * *
Ниа не солгал, купец Цин действительно был убит бандой, промышлявшей одновременно и грабежом, и торговлей - везде богачи из-за денег готовы были перегрызть друг другу глотки.
Тхао Ниа стал погонщиком у нового господина. Только со сменой хозяев у него появилась новая "обязанность": он теперь не просто погонял вьючных лошадей, но при случае занимался и разбоем. Хозяин его, человек бездушный и злой, торговал, а заодно грабил и убивал. За несколько лет они обошли леса и горы Бирмы и перебрались на север Сиама. В Сиаме их шайка была разбита и разогнана другой бандой.
Но Тхао Ниа уцелел. Он только снова сменил хозяина. Новый владелец тоже промышлял опием и грабил на большой дороге, но вдобавок он еще торговал людьми - поставлял рабочую силу на плантации, а также землевладельцам, поднимавшим целину. И Тхао Ниа стал кули на каучуковой плантации.
Вскоре он вместе с хозяином плантации, выходцем из Англии, переехал в Корат. Американцы строили там большой аэродром. Люди из разных мест потянулись за легким заработком.
Англичанин, владелец плантации, открыл в Корате гостиницу. И Тхао Ниа стал работать у него в ресторане, крутил машину, сбивавшую мороженое.
* * *
- Я все время тосковал по дому, - продолжал Тхао Ниа, - и, куда б ни занесла меня судьба, всюду искал дорогу на родину. Случалось не раз мне в Лаосе слышать от людей, будто где-то поблизости, в горах, есть место под названием Финша. Но, добравшись туда, я видел, что, хоть там и в самом деле живут мео, все это чужие места.
Зианг Шуа слушала его и думала: правду ли говорит Ниа? Горькая судьба! Его застрелили вместе с купцом Цином, и мертвое тело прибило течением в Намнгу. Он тосковал по дому и верил, будто ищет дорогу в Финша, на самом же деле тело его носилось в речке Намнгу.
- В прошлом году, - сказал Ниа, - я повстречал уездного начальника Муа Шонг Ко.
Зианг Шуа изумилась: "Ну и дела! Он по-прежнему нарекает злодея начальником!"
Люди зашумели:
- Смердящий козел он, а не начальник!
- Смердящий козел!..
* * *
В действительности Тхао Ниа кое-что опустил в своей истории. После Кората он пережил еще немало диковинных и страшных приключений.
Вот как все обстояло на самом деле:
Однажды хозяин-англичанин вызвал его и сказал:
- Ты больше не будешь взбивать мороженое для гостиницы. Я отпускаю тебя. - И добавил: - Я отдаю тебя этому господину.
Незнакомый господин, стоявший перед Тхао Ниа, был в длинном черном одеянии, белокожий, с голубыми глазами и густой бородой - точь-в-точь как у хозяина-англичанина или как у француза, коменданта крепости в Финша.
Он спросил Тхао Ниа на чистейшем языке мео:
- Ты родился в Лайтяу?
- Я из Финша.
- Вот-вот, из Финша.
Как господин в черном проведал, откуда он родом? Ниа подумал: "Может, он из тех французов, что стояли у нас в крепости, поэтому знает про Лайтяу и говорит по-нашему? А что, если меня сейчас схватят - ведь я одержим бесом?" Он очень испугался.
Новый хозяин доставил его в Удон, что возле границы с Лаосом. С этого дня Ниа больше не погонял лошадей и не крутил машину, взбивавшую мороженое. Он поступил в Духовную школу миссионеров. Там он узнал, что хозяин его священник.
Тхао Ниа случалось сопровождать святого отца, носившего американский военный мундир, за реку в гости к владетельному феодалу Бун У в Шамбатсак. Они курили там опий иногда чуть не по целому месяцу.
Тхао Ниа разгадал тайну, связавшую священника и Бун У: оба они торговали опием. Купец Цин был перед ним сущий младенец! Опий, полученный от Бун У, святой отец прятал в чемоданы и отправлял куда-то на самолете.
Не раз Тхао Ниа вместе со священником поднимался в горы, в Сиенгкхоанг. Там они встречались с полковником Ванг Пао, который тоже был из мео, полковник находился на службе у Соединенных Штатов, а в Сиенгкхоанг приезжал, чтобы сбыть святому отцу опий.
Здесь-то, в Сиенгкхоанге, в доме у полковника Ванг Пао, и встретился Ниа с бывшим уездным начальником Муа Шонг Ко.
Но обо всем этом Ниа предпочел умолчать!
* * *
- Американцы, - продолжал Тхао Ниа, - сделали нашего уездного начальника там, в Лаосе, чуть ли не королем. Он каждый день ест мясо, и во всех комнатах у него горит электричество, живет он в роскошном доме, где комнаты поставлены одна на другую, и ездит в автомобиле.
Люди снова зашумели, с улицы тоже донеслись крики:
- Было время, и здесь, у нас, феодалы вместе с тэй жрали мясо да обкуривались опием!..
- И мучили народ!..
- Ты, видать, все позабыл, подлец!..
- Смердящий козел и тут набивал брюхо! А мы пухли с голоду!..
- Уездный начальник, - продолжал Тхао Ниа, - сулил, если буду служить ему верой и правдой, у меня только и будет дела, что есть да пить вволю. Он велел мне вернуться в Финша и подбивать людей перейти в Лаос, там, мол, все заживут в довольстве и счастье.
Какая-то старуха спросила с ехидцей:
- А вы-то сами как жили с матерью под прежним начальством? Тоже небось в довольстве и счастье?..
- Я уж попробовал;, уходил однажды в Лаос с подонком Шонг Ко! - крикнул председатель Тоа. - Да только бросил его и вернулся назад. Меня он теперь туда не заманит! А тебя, видать, провести вокруг пальца - плевое дело!
Тхао Ниа покосился на председателя, хотел было возразить. Но только и смог пробормотать:
- Я… мне…
Тут председатель Тоа крикнул еще громче:
- А ну, рассказывай дальше о своих преступлениях!
- Американский летчик, - продолжал Тхао Ниа, - привез меня сюда на самолете.
* * *
Но дело обстояло далеко не так просто. Тхао Ниа намеренно умолчал о многом…
Вечером они прибыли на американский аэродром поблизости от Вьентьяна. Взлетная полоса только недавно была вымощена бетоном. Восемь секретных агентов ожидали вылета на особое задание. Все они переоделись на складе в маскировочные комбинезоны парашютистов. Некоторые под комбинезон надели платье мео. Кое-кто даже нацепил на шею толстые серебряные обручи.
Священник из У дона, последний хозяин Ниа, тоже был здесь. Он окликнул каждого из восьмерых по имени, потом спросил:
- Нет ли у вас какой-нибудь просьбы, дети мои?
Никто не промолвил ни слова.
Святой отец обнял их на прощание. Но сердечный жест этот получился наигранным и холодным; казалось, прижимая их к груди, священник обыскивал каждого.
Они молча вышли на поле, где уже ждал их серый самолет "Дакота" без опознавательных знаков. Он стоял в стороне от взлетной дорожки, которой пользовались рейсовые самолеты, и казалось, будто его нарочно откатили к ангарам, на ремонт.
До трапа их проводили три человека: священник, бывший уездный начальник Муа Шонг Ко и еще один американец.
Странный самолет пересек Верхний Лаоси углубился в воздушное пространство Вьетнама. Стояла светлая лунная ночь.
Тхао Ниа вспомнил, как напоследок, когда они уже поднимались в самолет, Муа Шонг Ко напомнил:
- Наверно, подонку Тоа сейчас таль несладко! Скажи ему, я ничего не забыл!
* * *
И надо же, чтобы именно Тоа - председатель Тоа - встретил его одним из первых. Он с суровым видом сидел сейчас прямо напротив него. Не мудрено, что Ниа был растерян.
Кто-то из ополченцев сказал:
- Раз ты прилетел сюда на американском самолете, ты такой же враг, как и янки!
Зианг Шуа снова заплакала.
- Но я ведь не янки, - удивился Тхао Ниа, - правда, они дали мне с собой радио, автомат и костюм мео. И американские офицеры научили меня, как спускаться на парашюте в лес. Они велели мне сразу переодеться в платье мео и идти в деревню, а там, кого бы я ни встретил, уговорить их переметнуться к уездному начальнику. А кто откажется, тому пригрозить. Мол, если не я пристрелю, так уездный начальник все одно потом голову снимет. Когда настанет время возвращаться в Лаос или понадобится сообщить что-нибудь американским начальникам, я должен включить передатчик и говорить вот сюда, офицеры по ту сторону границы услышат каждое мое слово. Ну а если господин уездный начальник сам пожелает мне что-нибудь сказать, я должен воткнуть эти штуки в уши и тогда услышу его голос. Могу даже вызвать двенадцатиглавый самолет.
Ниа встал, вынул из гнезда наушники, надел их и прислушался, будто и в самом деле ловил передачу. Потом, опустив наушники, поднял маленький ящичек - приемник. Он покрутил ручку настройки, и вдруг из ящика рванулся пронзительный воющий звук, словно там внутри выгибалась и скрежетала пила.
Довольный, Ниа засмеялся, видно совсем позабыв, что он в плену.
- Ну, как? Чудеса! Страшно небось?..
Председатель Тоа вскочил со скамьи. Он ни разу не видал такого приемника, но одно знал наверняка: все вещи диверсанта вышли из недобрых, вражеских рук, и этого было довольно, чтобы вызвать его гнев.
- Заткни ее, слышишь! Заткни! - в ярости крикнул он.
Но Тхао Ниа, запутавшись вконец, повел себя вдруг весьма независимо:
- А знаете, Муа Тоа, господину-то нашему, уездному начальнику, кузница там, за границей, теперь ни к чему, и лемехи он давно уж не продает.
- Ты, как тигр, угодил в западню и сам ищешь смерти! - Тоа задыхался от гнева, глаза его едва не вылезали из орбит. - Мое родовое имя - By! Запомни! Не желаю я зваться именем рода Муа - подлой семьи ублюдка Шонг Ко! Я давно отрекся от имени Муа.
- Ваша правда, господин Тоа…
- Ты что, явился сманивать меня? Думаешь, я буду снова ковать лемехи этому гаду?
- Нет-нет… Вы ведь теперь сами большой начальник…
Тоа, скрипнув зубами, схватил винтовку.
- Какой я тебе "начальник"? Я - председатель! Понял? Пред-се-да-тель!.. Если твоя машинка сейчас же не заткнется, прострелю ее к чертям!
Ниа торопливо выключил приемник.
А Тоа, положив винтовку поперек стола, сказал:
- Я запрещаю тебе называть Шонг Ко начальником. Ублюдок Шонг Ко - вот его имя. И давай закончим допрос поскорее. Зачем ублюдок Шонг Ко подослал тебя к нам?
Тхао Ниа уставился на председателя. То ли он оцепепел от страха при виде винтовки, то ли задумался о чем-то своем…
- Ну говори! - крикнул Тоа.
Ниа опомнился: ведь он же в плену! Он бросился на колени, побелев и дрожа от страха, и стал отбивать поклоны.
- Кланяюсь вам… господин начальник, - бормотал он. - Я… я сдаюсь… Правительству… С тех пор как ушел отсюда, я все блуждал да маялся… теперь вот… вернулся.
"Бедный Ниа!.." - подумала Зианг Шуа.
- Когда американские начальники, - продолжал Тхао Ниа, - послали меня сюда сманивать народ в Лаос, я очень обрадовался. Я сразу решил: не буду никого зазывать и сманивать, ни в кого не стану стрелять и никогда не вернусь к этим подлецам.
Зианг Шуа тяжко вздохнула.
- Янки, - сказал Ниа, - еще глупее смердящего козла: они сами отвезли меня на самолете домой, к моей матери.
Все расхохотались. Одна лишь Зианг Шуа плакала; слезы лились по ее лицу. "Бедный Ниа, - думала она, - он все время помнил о своей матери".
- Самолет сбросил меня прошлой ночью. Я просидел в лесу до рассвета. Я и не подумал надевать одежду мео, как велели американские начальники, прямо в чем был вышел на поле к людям. Но они, увидев меня, разбежались. Наконец дождался я партизан, они стали расспрашивать, кто я да откуда. Тут я и рассказал им, как янки забросили меня сюда и для чего. Я сам повел их туда, где было мое радио и оружие, и сам все им отдал… А потом попросил их отвести меня сюда к вам… Я сдаюсь, господа начальники… Сдаюсь в плен Правительству…
Все снова расхохотались. Смеялись беззлобно: ну, не потеха ли - взрослый детина, башка, как котел, а несет ахинею. В прежние времена его бы небось сочли одержимым.
- Да он еще, видать, не проспался, вот и мелет вздор! - говорили люди.
А Ниа по-прежнему ничего не мог понять.
- Я сам сдался вам, господин начальник, - заявил он. - Когда этот олух, партизан, явился в лес, он ведь меня не заметил, я сам его окликнул. Эй вы! Ну-ка подтвердите мои слова! Это я по своей собственной воле сдался в плен, а вовсе не вы меня поймали. Что, разве не так? Если вру, помереть мне на месте и обернуться тигром…
Сердце Зианг Шуа сжалось от страха.
А председатель Тоа, стараясь не дать воли гневу, с сочувственным видом сказал:
- Нам-то, соседи, ясно: раз человек столько лет служил империалистам, мозги у него набекрень. Где ему разобраться, кого величать господином, кого - мерзавцем. Вы уж с него не взыщите. Он ведь раскаялся и сам сдался в плен. Мы не должны его убивать… А ты, - обратился он к Ниа, - ты для нас пока диверсант! Диверсант, а вовсе не наш земляк Тхао Ниа. И обращаться с тобой будут, как с пленным, как с теми тэй, что наши солдаты взяли при штурме крепости. Ополченцы скоро отведут тебя вниз, в город. Там разберутся, велика ли твоя вина. Ежели невиновен - отпустят.
- Куда меня поведут?! - изумился Ниа. - Разве я не останусь дома?
- Пойдешь в город. Тебя допросят в Окружкоме.
- Но ведь я нарочно сдался вам здесь!
- Как же так? Снова его уводят? - воскликнула Зианг Шуа.
- Не бойтесь, - отозвался кто-то. - Хорошего человека за решетку не упрячут. Правительство во всем разберется; если за ним нет вины - вернется.
- Ты там не мудри, выложи все как есть! - посоветовали Ниа из толпы.
Но сам он молча слушал, как люди в толпе перебрасываются шутками:
- Одолжить бы разок его полосатую шкуру - да на охоту. Тигры небось за своего примут. Подходи к зверю, бери его голыми руками и тащи прямо сюда.
- А голова-то у него в завитушках, словно улитки обсели.
Вскоре привели лошадь, навьючили на нее сумки с передатчиком и приемником, автомат и множество прочего добра - вплоть до удочки с синтетической наживкой и торбы с рисом. Положили и костюм мео, небрежно скомканный и смятый. Палево-синий цвет его отличался от темно-синего, который носили в здешних краях. Сверху груз накрыли белым парашютом.
Ополченцы, конвоировавшие диверсанта, пробирались сквозь толпу под шутки и смех соседей. Всеобщее веселье пришло на смену напряженному молчанию.
Ниа шел спокойно, в сумбуре обуревавших его мыслей виделось ему то лицо состарившейся матери, то картины родного края… Но в невнятном его бормотанье слышалась прежняя путаница заученных слов…
Тхао Ниа спускался в город.