- С чего ты это взял? В Нортумбрии, где я одно время был королем, мы, бывало, глотали книги. Уж я-то знаю, я сам их проглотил немало, ррррр. Но не об этом речь.
- Вы хотите сказать, - спросил Эдгар, уже злясь, - что ту бутылочку мне нужно было съесть, а не выпить? Но это смешно!
- Я буду решать, что смешно, а что не смешно, потому что я - король Эдвин. Делай, что говорят, ррррр-гав!
- Съесть бутылку?! - воскликнул Эдгар.
- Нет, нет, рррррр-гав! Читай!
Эдгар пожал плечами: пес явно был не в себе. Он хотел было сказать, что на этикетке читать нечего, если, конечно, не считать чернобородого личика, но сообразил, что бессмысленно спорить с безумным псом, который считает себя королем Эдвином Нортумбрским. Эдгар взглянул на этикетку и - не так уж на самом деле и удивившись - обнаружил стихи, написанные четко, красиво и очень разборчиво. Он стал читать их вслух, и пес мурлыкающе заурчал, словно у него в предках были кошки, - он, очевидно, любил, когда ему читали:
Изобретатель Эдисон
Был знаменитый человек.
Узнайте все, что сделал он
И как прославился навек.
Еще до Белла Эдисон
О телефонах видел сон.
Всего лишь в двадцать девять лет
Фонограф свету он явил;
Одни смеялись: "Это бред!",
Других он сильно удивил.
Электролампу изобрел
Он очень скоро: в тридцать два,
Чем славу громкую обрел,
Весьма заслуженно. Едва
Был создан фотоаппарат,
Его улучшил во сто крат
Изобретатель Эдисон:
Кино, шутя, придумал он.
- Знаменитый человек, - сказал король Эдвин, - рррррмуррррр. А живи он у нас в Нортумбрии, и не такие чудеса бы совершил. Ну, парень, можешь продолжать свой путь в мой великий город Эдембург.
- Ваш? - удивленно спросил Эдгар.
- Да, рррр, да, его назвали в мою честь. На самом деле он называется Эдвин-ррррр, но они ошиблись, когда записывали. Я не стал их поправлять: день был очень холодный, все подходили ко мне и говорили: "Эдвин, бррррр", так что я их понимаю.
Пес опять громко захрапел, а Эдгар с новыми силами продолжал свое путешествие. Ему еще предстояло преодолеть несколько миль (или километров - конечно, километров больше, чем миль). Через некоторое время он подошел к большой качавшейся над дорогой вывеске, подвешенной на двух столбах, которые блаженно долбили дятлы. Вывеска гласила:
НЕСКОЛЬКО МИЛЬ ДО ЭДЕМБУРГА. НЕСКОЛЬКО 1,609 КИЛОМЕТРОВ ДО НЕГО ЖЕ. НО ОН ТОГО СТОИТ!
Эдгару улыбнулась удача: прямо перед ним остановился в облаке пыли, музыкально гудя во все свои рожки, какой-то фургон. Когда пыль рассеялась, Эдгар увидел, что по фургону тянется надпись: ЭДЕМБУРГСКОЕ РЕВЮ. Эдгар подбежал - дверь у водителя уже была открыта - и с изъявлениями искренней благодарности забрался внутрь; там оказалось полно человечков, которые радостно приветствовали его. Когда Эдгар отыскал себе место - а ему пришлось для этого передвинуть деревянный ящик с надписью "Лучшая тресковая копченка" и охранявшего этот ящик тяжелого полосатого кота, - эти человечки с большой охотой стали объяснять ему, что такое Эдембургское Ревю. Эдембургским Ревю, сказали они, были они сами. Они плясали, разыгрывали смешные сценки и скетчи, а один из них, представившийся Томми Карлейлем , специализировался на перевоплощениях. Это был маленький печальный человечек, который сильно картавил и постоянно приговаривал: "О-о да, так-то вот".
- Что это за перевоплощения? - поинтересовался Эдгар.
- О-о да. Вот коголь Эдуагд I Английский. - (Эдгар подумал: "О нет, только не эти ужасные англосаксонские короли", но тут вспомнил, что Эдуард I не был англосаксом.) Томми Карлейль придал своему лицу выражение высокомерной величественности. Затем он продолжал: - А тепегь - Эдуагд П. - Выражение лица не изменилось. - А тепегь - Эдуагд III. - Все то же высокомерно-величественное лицо.
Эдгар спросил:
- Эдуарды Английские - это все, чем вы занимаетесь?
- О-о-о, - сказал Томми Карлейль, - их так много! Девять, по моим подсчетам.
- Нет, конечно же восемь, - сказал Эдгар. - Эдуард VIII был последним. Он правил меньше года. С тех пор Эдуардов точно не было.
- О ты, жалкая звегушка, - сказал Томми Карлейль, - ничего-то ты не знаешь. Эдуагд IX - о да, был такой монарх, хоть и пгезгенный сакс.
И он придал своему лицу выражение высокомерной величественности. Вся труппа бурно зааплодировала, так что и Эдгар невольно присоединился, а Томми Карлейль печально раскланялся.
- Нигде, кроме как у Томми, - сказал человечек с тяжелой сумкой на коленях, который представился мистером Гладстоном. - Его всегда горячо принимают в Эдембурге.
- А вы что делаете, сэр? - спросил Эдгар.
- Играю на черных клавишах, - моргнул мистер Гладстон. - А старина Том Маколей - он сидит вон там - играет на белых.
Человечек, к которому относились эти слова, курил большую трубку, вонявшую жженой бумагой. Он закивал, подтверждая, что так оно и есть.
- Одновременно? - спросил Эдгар.
- Ну да, - ответил мистер Гладстон. - Конечно, иногда мы немного путаемся. Но раз есть и черные, и белые, нужно играть на всех, зачем за них иначе платить? Так, Том?
- Так, так, Билл, - кивнул мистер Маколей. У него из трубки выпал кусочек горящей бумаги и опустился на кота, который даже не успел этого заметить - он тут же сгорел (кусочек, а не кот).
- Но это, должно быть, звучит - как бы сказать - довольно ужасно, - предположил Эдгар.
Мистер Гладстон улыбнулся.
- Так они и говорят, - сказал он. - Что показывает их невежество в этом вопросе. Необразованные, вот в чем их беда. Так, Том?
- Так, так, Билл.
- К этой музыке следует приучать с детства, - сказал мистер Гладстон. Он достал из кармана газету и хмуро принялся за первую страницу. Газета была по меньшей мере столетней давности. Старичок примерно такого же возраста, сгорбленный, с негнущимися руками и ногами, но сказавший, что он танцовщик (и что зовут его сэр Дж. Стефенс), присоединился к разговору:
- Еще не прочитал, Билл? Ты находишься на этой странице, по моим скромным подсчетам, в течение последних пятидесяти пяти - вру, - последних пятидесяти шести целых пяти в периоде лет.
Мистер Гладстон строго ответил:
- Многое лежит между строк, вот почему нужно читать очень внимательно. Так, Том?
- Так, так, Билл.
- Например, они тут пишут: ПРЕСТУПНИКИ ПОЛУЧИЛИ 15 ТЫСЯЧ ФУНТОВ. Так вот, я думал об этом в течение примерно…
- Пятидесяти шести целых пяти в периоде лет, - перебил сэр Дж. Стефенс.
- Именно так. И я думаю, что на самом деле они получили пятнадцать месяцев - то есть их посадили в тюрьму на год и три месяца.
- Вы хотите сказать, - спросил Эдгар, - что под тысячами фунтов подразумеваются месяцы?
- В этом нет ничего невероятного, - веско заметил мистер Гладстон. - Нужно смотреть в корень. Говорят же, что время - деньги. Так, Том?
- Так, так, Билл.
- Получается, - заметил Эдгар, мгновенно посчитав в уме, - по пятьсот фунтов в день в июне, сентябре, апреле, ноябре.
МЕСЯЦЫ
В июне, сентябре,
Апреле, ноябре
Всегда по тридцать дней,
В других на день полней.
Февраль же всех бедней:
В нем двадцать восемь дней,
Но в високосный год
Февраль на день растет.
- О том и речь, - сказал мистер Гладстон с триумфом. - А при двадцати пяти часах в сутках - а это именно то, чего я собираюсь добиться и непременно добьюсь в следующем парламенте, - получилось бы - посчитай ты, мальчик.
- Двадцать фунтов в час, - немедленно ответил Эдгар.
- Неплохие деньги, - заговорил человечек в костюме клоуна по имени Арт Стэнли. - Это больше, чем получаем мы. - Он строго обратил раскрашенное лицо к окну, и Эдгар стал смотреть вместе с ним. За окном виднелись горы и большое красивое сверкающее на солнце озеро, на берегу которого танцевали какие-то люди.
- А, вот и они, - сказал Арт Стэнли. - Нам лучше выйти к ним.
Остальные завздыхали и закивали. Мистер Гладстон сказал водителю:
- Нам нужно будет выйти, Мэтью, и показать им, где раки зимуют.
Водитель, человечек с ручкой и карандашами за обоими ушами, грустно кивнул и остановил фургон на обочине. Эдгар спросил:
- Кому? За что?
- Поэтам, - сказал мистер Маколей, выдувая из трубки горящие бумажки. - Никогда их не выносил. Учти: подползать к ним нужно медленно.
Эдгар вздохнул и больше вопросов не задавал. Он просто выбрался из фургона вслед за остальными человечками, которые, громко шикая друг на друга, тихо поползли в высокой траве. Томми Карлейль начал чихать.
- Шшшшш. ШШШШШШШШШШ!
- Я не нагошно, честное слово! Это все сенная лихогадка! Ап-ЧХИИИИИ!
У озера приплясывало около дюжины человек; все они были тощие и длинные, кроме одного толстого и пыхтящего. Он вопрошал:
- Для чего суммммъективно или оммммъективно необходимо данное упражнение?
- Слушай же, - ответил тощий человек с безумным взглядом и множеством зубов. - Оно необходимо, чтобы пробудить вдохновение. Вдохновение означает вдыхание, а мы теперь вдыхаем и выдыхаем с большим трудом. - И он стал читать:
Нарцисс - прелестное растенье,
Берет он деньги за цветенье.
Он тратит их на все подряд
И желтый шьет себе наряд.
Самовлюблен, нетерпелив,
Он любит иногда полив
И рад, когда бушуют воды -
Ведь все от щедрости природы.
Томми Карлейль, лежавший в траве и пытавшийся справиться со своим чиханием, издал громкий лающий звук, как собака, которая воет на луну, и прокричал:
- О презренный болтун! О ужас ужасный!
Мистер Гладстон обреченно кивнул и кинул клич:
- Вперед, Летучая бригада!
То, что увидел Эдгар, было не очень педагогично. Артисты Эдембургского Ревю наскакивали на поэтов и старались сбросить их в озеро. Но толстый поэт, говоривший о суммммъективном и оммммъективном, воздел руки к небу и провозгласил:
- Магия. Поэзия - это магия. И суммммъективно, и оммммъективно.
И он принялся декламировать, в то время как тощие поэты падали в воду и вылезали оттуда, чтобы загнать туда, в свою очередь, Эдембургское Ревю:
И взял гитару сей хорек,
И зашвырнул ее на брег,
Где страшен сусликов порок,
Где грозный, грузный, грязный грек.
Хорек луну благословил,
И на звезду наслал туман,
Потом весь воздух отравил
И слег в горящий океан.
Чу! Раздался победный клич:
Хорек грядет! Хорек грядет!
Он облегчает паралич
И к чаю путника ведет.
Даже Эдгара, которому стихотворение показалось бессмысленным, последняя строчка задела за живое, а эффект, произведенный на Томми Карлейля, вообще был поразительный.
- О да, - сказал он, кивая, - люди добгые, это, знаете ли, не так плохо. Да, пгизнаться надо, что-то в нем есть.
Поэты воспользовались этой минутой восхищения, чтобы закинуть Томми в озеро, но он продолжал кивать и в воде, не обращая внимания на рыбок, прыгавших из его просторного воротника, и приговаривая:
- О да, тут уж ничего не скажешь.
Но его собратья из Эдембургского Ревю очень разозлились и начали хватать поэтов за волосы и забрасывать их к Томми Карлейлю. Толстый поэт стал первой жертвой этого нового нападения, полетевшей в воду, где он лежал и восклицал:
- Я понял! Его власы в струе лазури… Мне всегда хотелось понять, что я имел в виду, когда это писал, и теперь я понял!
Эдгар, которому была отвратительна вся эта недостойная сцена, пошел обратно к фургону. Водитель мрачно сидел за рулем; кот мирно спал позади, но с появлением Эдгара стремительно проснулся и прошипел по-кошачьи:
- Если ты пришел сюда, чтобы украсть тресковую копченку, не советую тебе этого делать, мальчик мой. Я оцарапаю тебя и доблестно, и больно, так что берегись.
Он опять заснул, а водитель проговорил:
- Вечно одно и то же. Никакого разнообразия. Я уже давно думаю бросить эту работу и вернуться к старой.
- А кем вы раньше работали? - вежливо спросил Эдгар.
- Понимаешь, - сказал водитель, не отвечая на вопрос, - они уже не упомню с каких пор возят этот ящик с тресковой копченкой. Почему они его не откроют и не съедят - в толк не возьму. По мне, ничего нет лучше трески ворованной, яйцом фаршированной. Я-то про себя думаю - только никому об этом не раззванивай, - они ее тут держат, чтобы кот не скучал. Сторож нашелся! Курам на смех.
- А кем вы раньше работали? - терпеливо спросил Эдгар.
- Я-то ездил по школам, - вздохнул водитель. - Следил, чтобы детей учили как следует, а дети как следует учились. Но они мои указания пропускали мимо ушей. Вряд ли стоило верить кое-чему из того, что им там говорили.
- Например? - спросил Эдгар.
- Ну, например, что Вильям Щукуспер не писал "Венецианского песца". Или "Столетнюю дочь". А ведь я ее знал - вся была в отца.
- И каков был ее отец? - поинтересовался Эдгар.
Водитель усмехнулся:
- Столетний, разумеется. Столетнее я не встречал.
- Послушайте, - сказал Эдгар. - Я, пожалуй, вылезу и пройдусь. - Он уже начинал уставать от всего этого идиотизма. Он предпочел бы даже зевать в классе под рассказы об ужасных англосаксонских королях.
- Как хочешь, - обиженно сказал водитель. - Эта плескотня уже кончается, сейчас они залезут сюда и будут отряхиваться где не попадя. И поедем. Они еще говорили, что не он написал "О, тело!". Чудесная вещь. Жена вождя одного африканского племени то и дело теряет носовые платки. Разгневанный такой расточительностью, вождь душит супругу, но затем раскаивается и рыдает над телом.
- Этим и кончается? - спросил Эдгар, увлеченный сюжетом, хотя он уже и устал от бреда.
- Да что ты! - засмеялся водитель, будто пораженный тупостью Эдгара. - Там за тысячу страниц. Подробно описаны все рыдания. А раз ты такой же, как остальные, вылезай из моего фургона и иди своей дорогой.
- Правильно, - сказал кот сквозь сон. - Очень нам тут нужны жулики.
Эдгар вылез и увидел, что артисты Эдембургского Ревю как раз выбираются из воды, а поэты отошли и танцуют вдалеке. Артисты были очень мокрые, и Эдгар порадовался, что ему не придется рядом с ними сидеть. И он поспешил вперед, надеясь, что скоро дойдет до Эдембурга. Он хотел успеть домой к чаю.
Глава 4
ОПЯТЬ ДОРОГА В ЭДЕМБУРГ
Бедный Эдгар! Путь в Эдембург так долог! Бедные вы: я уверен, что вам так же не терпится туда попасть, как и ему. Но если бы вы знали (а скоро вы узнаете, слишком скоро), что ожидает Эдгара в Эдембурге, вам бы так же, как и мне, захотелось задержать его в дороге.
Следующим, что увидел Эдгар, был кустик странных на вид голубых цветочков, росший с краю дороги (с левого краю, если угодно). Цветы болтали с огромной скоростью и на очень высоких тонах, и Эдгару пришлось подойти к ним вплотную, чтобы разобрать, о чем они говорят. Кроме того, ему, конечно, хотелось посмотреть, откуда идет звук: ведь у цветов, как ни похожи они иногда бывают на лица, нет ртов. Сами звуки не показались Эдгару особенно осмысленными, и он не мог понять, почему цветы так возбужденно и оживленно обсуждают подобные материи.
- Ему это велел король Нидуд. Он должен был положить яблоко на голову своего бедного сына и пустить в него стрелу. Эгиль - так его звали.
- Это был Вильгельм Телль, глупышка.
- Эгиль, Эгиль. Так его звали. Он был братом кузнеца Виланда. Спроси мистера Ханитандера. Или мистера Груджиуса. Они тебе все растолкуют.
Эдгар подходил все ближе и ближе и вдруг, к своему ужасу, почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Конечно же он не заметил скрытую травой глубокую канаву. В нее он и полетел. В канаве, слава Богу, было сухо, но Эдгар никак не мог оттуда выбраться: на гладких стенах из глины не за что было зацепиться. Оставалось только одно - звать на помощь, чем он и занялся.
- Помогите, помогите! - закричал он. Цветы, по всей видимости, его не слышали.
- Вопрос в том, обладаем ли мы свободой воли или вся наша жизнь предопределена? Советую вам прочитать Джонатана Эдвардса, миссионера у краснокожих.
- Бокс - вот что я люблю, хоть здесь он и редкость. Это есть благородное искусство кулачного боя.
- Да вовсе не Эгиль. Ты о Вильгельме Телле говоришь. Он был швейцарцем.
Эдгара цветы очень раздражали. К счастью, он не поцарапался - только кое-где набил синяки, - а дно канавы было покрыто мхом. Но он не хотел оставаться там навсегда, поэтому продолжал кричать:
- Помогите, помогите!