- Принесли мясо? Сейчас я кончу, входите.
Жюльен оказался в тесном помещении, узком, как чулан. Слева тянулась выложенная из камня длинная раковина для мытья кухонной посуды, к ней примыкала деревянная сушилка. Рядом стоял небольшой стол, обитый цинком, в дальнем углу на газовой плите кипела в тазу вода. Пар наполнял все помещение и подымался к открытой квадратной форточке, проделанной почти под самым потолком. Он медленно выплывал наружу, освещенный лампочкой над раковиной. На стенах было несколько полок, уставленных коробками, стеклянными банками и глиняными горшками. Над плитой, на крюках, вбитых в доску, висели алюминиевые кастрюли. Стены, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, лоснились от грязи и были в светлых потеках.
Жюльен замер у двери.
- Проходите, - сказала Клодина. - Здесь тесно, но вдвоем как-нибудь поместимся.
Она ополоснула блюдо и поставила его сушиться рядом с тарелками. Взяла кастрюлю, принесенную Жюльеном, наполнила ее на три четверти водой из таза. Остаток горячей воды она вылила в раковину. Поднялось большое облако пара, которое тут же и рассеялось.
- Теперь можно закрыть, - сказала девушка.
Она захлопнула форточку. Жюльен улыбнулся. Она подошла к нему и объяснила:
- Предпочитаю держать ее закрытой, когда хочу поболтать. Незачем всем знать, о чем мы здесь говорим. А когда открыто, то во дворе слышно каждое слово.
Прислонившись к стене, она пристально посмотрела на Жюльена.
- Сколько вам лет? - спросила она.
- Скоро пятнадцать.
- Можно дать гораздо больше.
Раскрыв пакет, Клодина выложила мясо на блюдо, а мозги бросила на цинковый стол.
- Сейчас покажу, как чистить мозги. Это долго, но не очень противно.
Немного помолчав и взглянув с улыбкой на Жюльена, девушка прошептала:
- Эту работу обычно делают вдвоем, и здесь спокойно, никто сюда не лезет.
Жюльен опустил глаза, почувствовав, что краснеет.
- Станьте ближе, - сказала она. - Стол не длинный, но двоим места хватит.
Она взяла его за плечо и привлекла поближе к себе, у Жюльена перехватило дыхание. Сердце заколотилось, что-то сильно сдавило грудь. Она протянула ему небольшой, заостренный на конце нож, он взял его дрожащей рукой.
- Вот увидите, это очень просто. Когда привыкнете, дело само пойдет.
Клодина принялась за работу, склонившись над столом, и Жюльен смотрел на ее сильные руки с круглыми и гладкими, чуть красноватыми пальцами. На ней была блузка с короткими рукавами. Мускулы напряглись от работы. Жюльен посмотрел на ее лицо. В профиль нос действительно казался чуть вздернутым, нижняя губа слегка выпяченной. Волосы она зачесывала назад, и из пучка выбивалась на шею непокорная прядь.
Жюльен немного придвинулся. Он громко дышал.
- Вот смотрите, надо снять эту тонкую пленку, - говорила она. - Для этого требуется только терпение.
Жюльен попробовал.
- Так, хорошо, - сказала она, - только не отрывайте вместе с мясом, хозяин будет ругаться. Хорошо, что вы его разбудили по дороге сюда.
- Почему?
- Он тогда сразу же уходит к себе. А то бывает, что он целый час торчит здесь, прежде чем подняться в спальню. А я не люблю, когда он тут, рядом. Слышали, что он сказал? Можно подумать, будто он в первый раз идет прилечь. А делает это каждый день и спускается не раньше трех или четырех. Хоть на это время он оставляет нас в покое.
Она вдруг замолчала, вытерла руки о посудное полотенце, потом выпрямилась, посмотрела на Жюльена и спросила с какой-то тревогой в голосе:
- Вы любите Тино Росси?
- Конечно, - сказал Жюльен.
Лицо девушки преобразилось, словно она не видела больше Жюльена, а мечтательно созерцала что-то прекрасное. Она улыбалась. Грудь ее поднялась от вздоха, туго натянув кофточку.
- Ах! Тино… это прелесть!
Клодина скрестила руки на груди, как бы что-то прижимая к себе, и, вздохнув еще раз, повторила:
- Прелесть! "Маринелла"… Вы знаете "Маринеллу"?
Она принялась фальшиво напевать. Внезапно оборвав песню, спросила:
- А вы умеете петь?
- Нет, не сказал бы.
- Попробуйте.
- Нет, я не знаю никакой песни.
- Даже припева?
Она снова взялась за работу, вздыхая:
- Вы обязательно должны научиться.
Некоторое время они работали молча. Было очень жарко. Жюльен чувствовал, как по лбу и по спине у него течет пот.
- Я рада, что Дени ушел, - сказала Клодина.
- Почему?
- Грязный тип. Грубый, не любит Тино. Всегда называет его гомосексуалистом. А что это такое? Он так и не удосужился мне толком объяснить. Говорил только, будто Тино не мужчина. Дурак, правда? Несчастный дурак!
Она рассердилась. Ее черные брови сдвинулись, нос казался еще более вздернутым. На какое-то время она даже замерла от гнева. Потом лицо ее прояснилось, и она снова посмотрела на Жюльена.
- Вы его видели в кино? - спросила она.
- Нет.
- Обязательно посмотрите, особенно когда он поет: "Я к твоему плечу приник, твоей руки касаясь…" - запела девушка.
Взгляд ее стал мечтательным, устремился куда-то вдаль. Перестав петь, она сказала, на этот раз без гнева:
- Какой все-таки Дени дурак!
Как только они кончили чистить мозги, Клодина взяла из-под раковины доску, положила ее на цинковый стол, наточила большой нож и принялась резать мясо. Затем откупорила бутылку красного вина, чтобы приготовить маринад.
- Хотите выпить? - спросила она.
- Нет, спасибо.
- Зря. Морис, тот всегда выпивал стакан.
- А вы?
Она сделала гримасу.
- Я - нет, я пью только в обед и всегда разбавляю водой. - Она засмеялась. - Не здесь, конечно. Тут только по воскресеньям, да еще изредка, вроде как сегодня, дают полстакана белого вина с куском пирога.
Помедлив немного, Клодина запустила руки в мелко нарубленное мясо и стала месить его, как тесто. Потом сказала:
- Приправу кладут по вкусу. Смотрите, как я это делаю… Мой отец пил, поэтому я терпеть не могу пьяниц… Не бойтесь, месите посильнее, чтобы приправа пропитала все мясо… Он пил не каждый день, мать не давала ему денег, но в субботу, случалось, он крепко напивался. Когда он возвращался пьяным домой, ему обязательно нужно было кого-нибудь поколотить. Я была самая старшая, и мне часто доставалось. Раз он мне рассадил бедро своим кованым башмаком. Он каменщик. И, должно быть, на его обуви был цемент. Рана загноилась, и я провалялась почти месяц. Не очень-то весело лежать в постели, особенно когда тебе двенадцать лет. Девушка прервала работу, вымыла руки, поспешно вытерла их и, выставив ногу, приподняла край юбки.
- Смотрите, - сказала она, - вот шрам.
Чуть выше левого колена она показала небольшую розовую отметину на белой коже. Жюльен покачал головой.
- Не очень заметно, - сказал он.
- Он мог сломать мне ногу, и я бы осталась хромой на всю жизнь. А ваш отец часто вас бил?
Жюльен немного подумал.
- Один раз, - сказал он. - Я подобрал собаку и привел ее домой, пока никого не было. Отец вернулся и с палкой набросился на собаку, чтобы выгнать ее, но я загородил ему дорогу, и удар пришелся по мне.
- А еще он вас бил когда-нибудь?
Жюльен вздохнул и, как бы извиняясь, сказал:
- Больше, кажется, ни разу.
Клодина покачала головой.
- Ну, друг мой, вам повезло. А чем ваш отец занимается?
- Раньше у моих родителей была булочная, но они ее продали. Теперь они живут в доме с большим садом. Торгуют фруктами, разводят кроликов. Выращивают овощи, а главным образом - цветы.
Она улыбнулась.
- Как, должно быть, приятно жить в доме, когда кругом цветы.
- Не очень.
- Почему?
- Все запрещено: мяч, друзья. Все! Просто двинуться нельзя! Мало того, не позволяют ходить на улицу с другими ребятами.
- Что же вы тогда делали?
- Построил себе шалаш под большим деревом, спрячусь там за изгородью и стреляю в прохожих.
- Как?
- Ну, в общем, играл, будто стреляю, но без шума.
Клодина посмотрела на него слегка удивленно, потом спросила:
- А мать вас била?
- Пробовала, но я залезал под стол и сворачивался клубком. Она не могла до меня дотянуться и брызгала мне водой в лицо.
Клодина засмеялась и спросила:
- А есть у вас братья и сестры?
- Нет, - ответил Жюльен.
- Ну, ясно, вас баловали.
- Вообще-то у меня есть брат. Сводный, от первого брака отца, - помолчав немного, сказал Жюльен.
- Ваш отец был разведен?
- Нет, его первая жена умерла. Я никогда не жил с братом. Ему тридцать три года. Когда я родился, он уже был женат.
- А что он сейчас делает?
- У него оптовая бакалейная торговля.
Она даже замерла и покачала головой.
- Скажите! Верно, много зарабатывает?
- Конечно, - сказал Жюльен, - у него несколько грузовиков и легковая машина.
- Понимаю, - заметила она, - детство у вас было счастливое.
Жюльен вздохнул. Он мысленно представил себе большой сад и маленький дом. Вспомнил о садовой решетке, за ней на Школьной улице играли дети и поглядывали на него, как на зверя в клетке.
- Знаете, - вздохнул он, - не так уж весело сидеть одному с кроликами и тюльпанами.
Клодина расхохоталась, но вдруг, оборвав смех, посмотрела в сторону столовой: кто-то вошел туда из магазина. Дверь хлопнула, и кто-то, удаляясь, зашагал по плитам.
- Это продавщица, - сказала Клодина. - Колетта. Вот она действительно несчастна.
- Почему?
- Я, например, к счастью, не живу больше с родителями. Даже вижусь с ними не каждое воскресенье. А она возвращается вечерами домой. Живет она в самом конце Коммардской улицы. Вы знаете, где это находится?
- Да, моя тетка живет около Фаллетана, и туда можно ехать по Коммардской улице.
- Бедняжке Колетте приходится утром и вечером проделывать три километра, и к тому же пешком. Отец у нее тоже пьяница. Он забирает все ее деньги, да еще и колотит ее.
- А мать?
- Наполовину парализована… В доме хоть шаром покати. Но сама Колетта - просто прелесть. Подумать только, ей шестнадцать лет, а на вид не дашь и двенадцати.
Клодина затихла, прислушалась. Потом, придвинувшись к Жюльену, добавила:
- Хозяева пользуются ее положением и жестоко с ней обращаются. А платят они ей гроши.
Чтобы подойти к двери, Клодина протиснулась позади Жюльена, и он почувствовал, как ее тело прижалось к его спине. Она выглянула в столовую.
- Ой, как мы заболтались, - сказала она. - Уже три часа. Отнесите это на холод и идите в цех.
Жюльен схватил большой глиняный горшок, в котором мариновалось мясо. Блюдо с мозгами Клодина поставила сверху, на крышку. Она забежала вперед, открыла дверь, выходящую во двор, и шепнула Жюльену:
- Если вам попадется в газетах фото Тино, сохраните для меня, ладно?
9
В цехе был только один Виктор, Он стоял у разделочного стола, мазал кремом маленькие круглые бисквиты и накладывал их один на другой.
- Ну, разделался со своей тухлятиной? - спросил он.
- Недурна девчонка, а? Болтала с тобой о Тино?
- Конечно.
- Просто помешанная!.. На, лопай! - Он протянул Жюльену бисквит с кремом.
Жюльен поблагодарил и съел.
- Очень вкусно, - сказал он.
Помощник положил нож на миску с кремом и спросил:
- Она одна на кухне?
- Была одна.
- Тогда пойдем посмеемся.
Он взял плоскую кастрюлю с длинной ручкой. Жюльен последовал за ним. Клодина снова открыла форточку своего закутка. Виктор бесшумно подкрался к форточке, встал на край крышки погреба и, держа кастрюлю, словно гитару, запел:
Ты в шестнадцать лет мила,
Всех мужчин с ума свела…
Он пел слабым и глухим голосом, довольно хорошо подражая голосу модного певца. Жюльен, стоявший в дверях цеха, подошел ближе. Виктор даже внешне старался подделаться под корсиканца, пригладил волосы и широко раскрыл глаза, смотря невидящим, пустым взглядом. Он продолжал, сильно утрируя:
О Катрина, звук гитар лови,
Слушай, слушай зов любви!..
Какая-то тень мелькнула за занавесками столовой. Виктор замолчал и отступил в глубь двора. Дверь из столовой внезапно раскрылась, и оттуда выскочила взбешенная Клодина с тазом в руках. Жюльен отпрянул назад. Виктор стремительно бросился за ним и захлопнул дверь как раз в тот миг, когда по ней полоснул поток воды. Они услышали, как с двери стекает вода.
- Дурак! Дурак и есть! - крикнула Клодина.
Виктор приоткрыл дверь и успел быстро крикнуть:
Твой убивает сладкий взгляд,
В груди своей таишь ты яд…
Но Клодина уже вернулась в свой закуток. Жюльен смеялся. Виктор снова взялся за нож и с самым серьезным видом возобновил работу.
- А мне что делать? - спросил Жюльен.
- Они сейчас вернутся из погреба, а ты пока помоги мне. Аккуратно отдели присохшие бисквиты и подровняй их вот этим инструментом, он называется "выемка". Смотри, это очень просто.
Жюльен принялся отклеивать бисквиты, лежавшие на больших листах бумаги. Она потемнела и стала ломкой оттого, что постояла в печи. Вооружившись круглой выемкой, отверстие которой было чуть меньше бисквита, он стал подравнивать печенья, округляя их осыпавшиеся края. Виктор сменил миску.
- Теперь будем делать крем с киршем, - объяснил он.
Он снял с полки бутылку, откупорил ее и, зажимая горлышко большим пальцем, вылил несколько капель в крем. Затем поднес бутылку к губам и сделал изрядный глоток. Обтерев края горлышка, он протянул бутылку Жюльену.
- На, выпей.
- Нет, - сказал Жюльен. - Спасибо.
- Ты этого не любишь?
- Не очень.
- Как хочешь.
Виктор отпил еще глоток. Закупорил бутылку и, убедившись, что она плотно закрыта, потряс ею еще раз над кремом, как будто для того, чтобы пропитать его посильнее запахом кирша.
- Вот, - сказал он, смеясь, - покупатель получит сполна за свои деньги, но зато не повредит своего здоровья.
Когда вернулись мастер и Морис, Жюльену велели почистить моечный бак. Он вычерпывал воду ведрами и выносил ее во двор. Бак был кубической формы, и, чтобы вычерпать воду со дна, мальчику пришлось взять консервную банку, а под конец большую губку.
Вода была чуть теплая. Жир застывал, оседая на металлических стенках. Губка стала липкой. Жюльен обвязался фартуком из мешковины, но, несмотря на это, скоро почувствовал, что его брюки намокли. Всякий раз, прежде чем нагнуться и руками достать до дна бака, он глубоко вдыхал воздух и старался не дышать все время, пока стоял склонившись. Но отвратительный запах пригоревшего сала и разлагающихся остатков пищи шел не только из бака, он заполнял все помещение. В цехе не было вентиляции.
Остальные работали молча: мастер возле окна, его помощник - рядом с дверью, а Морис за разделочным столом, стоящим у печи.
Жюльен не чувствовал усталости ни в руках, ни в теле, но его мутило и несколько раз чуть не вырвало.
Опорожнив, наконец, бак, мальчик промыл его водой, которую Морис подогрел в большом тазу. Потом начал выливать и выжимать губкой эту воду, чуть более теплую и менее жирную, чем первая. Вылив из бака два ведра, он наносил в него чистую воду со двора.
Не успел он наполнить бак, как хозяйка крикнула с порога столовой:
- В город! Есть поручение.
Морис спросил:
- Мне ехать, мадам?
- Поезжайте оба. Нужно, чтобы Жюльен научился.
Они вымыли руки, торопливо переоделись наверху и вывели велосипеды.
- Отвезете пряники в Шалонское предместье. К госпоже Жено, но не входите вдвоем.
- Очень хорошо, - сказал Морис, - пряники ведь не хрупкие. Подходящий случай научить его возить корзину.
- Я тоже так думаю, - сказала госпожа Петьо.
Мальчики вышли на улицу через крытый проход, в котором сейчас было совсем темно.
- Легче всего, - сказал Морис, - везти на голове. Можно также на вытянутой руке, но этому научишься позже.
Подождав, когда Жюльен сядет на велосипед, Морис показал, как надо ставить корзину на голову и придерживать ее рукой.
- Теперь по-настоящему оценишь ножной тормоз, - сказал он.
Дверь магазина открылась, и вышла госпожа Петьо. На ее лице сияла улыбка, в которой, однако, чувствовалось беспокойство. Ее сестра встала рядом с ней на пороге и тоже улыбалась, тараща сквозь очки свои большие глаза. Чуть поодаль с пустым блюдом в руках стояла Колетта. Она слабо улыбнулась, и, когда Жюльен посмотрел на нее, ему показалось, что ей так же скверно, как и ему. Но девушка тут же исчезла.
Поначалу Жюльен решил, что он сейчас упадет или выпустит руль из рук. Он стал медленно спускаться под гору, стараясь тормозить не очень резко. Съехав вниз, он подумал, что теперь не так уж страшно. Морис катил рядом и подбадривал его:
- Хорошо, хорошо. Только не бойся. И не обращай внимания на гогочущих болванов. Хотел бы я посмотреть, что бы они делали на твоем месте.
Когда мальчики поднимались на улицу Арен, Морис помогал Жюльену, слегка подталкивая его ладонью в спину. Наверху Морис сказал:
- Хорошенько раскатись, выпусти руль и перемени руку.
Жюльен не решался.
- Давай не трусь! Этому нужно научиться в первый день, иначе никогда не сможешь вести машину правой рукой, а когда будешь весь день в разъезде, просто не выдержишь.
Жюльену удалось ловко переменить руку, и он даже проделал это несколько раз.
- Вот видишь, как просто, - сказал Морис.
- Почему хозяйка не хочет, чтобы мы входили вдвоем? - спросил Жюльен.
- Из-за чаевых. Чтобы не подумали, будто мы требуем вдвое больше.
Они остановились у небольшой виллы, окруженной садом. Жюльену сразу же вспомнился дом его родителей.
- Пойди к двери и позвони, - объяснил Морис. - Скажешь, что привез пряники, и откроешь корзину, вот и все. Ну иди, я обожду здесь.
Когда Жюльен подошел к забору, Морис окликнул его:
- Эй! Не входи с корзиной на голове, неси ее в руках.
Толстая дама лет пятидесяти открыла дверь. Жюльен вошел, развязал корзину, приподнял плетеную крышку, обтянутую белой клеенкой. Женщина взяла пакет.
- Надеюсь, пряники свежие, - сказала она.
- Да, мадам, - ответил мальчик, закрывая корзину.
- Хорошо. Ты новенький?
- Да, мадам.
- Из Доля?
- Нет, мадам. Из Лона.
- Очень хорошо. Вот возьми.
Жюльен взял монету в пятьдесят сантимов и зажал ее в кулаке.
- До свиданья, мадам, - сказал он. - Большое спасибо.
Он прошел через сад. Там цвели красные георгины, а по краям аллеи - крошечные голубые цветочки с сильным сладким ароматом. Жюльен глубоко вздохнул и невольно вспомнил запахи бака, который он недавно чистил.
- Ну, получил ровно пятьдесят сантимов? - спросил Морис.
- Да. Откуда ты знаешь?
- Сюда часто приходится ездить, она всегда дает столько.
Жюльен протянул ему деньги.