- Как вы могли его упустить? Как вы могли уйти? На него была вся моя надежда! А вы его упустили! - Хоббс встал, не выпуская трубку из рук. - Вы дали ему уйти! - Он начал молотить трубкой по стеклу. - Вы упустили его! - К нему кинулся надзиратель. - Вы упустили его!
Под стук трубки о стекло надзиратель обхватил Хоббса за пояс и приподнял. Полетел в сторону стул, откинутый брыкающейся ногой. Один из ударов пришелся по стеклу. Хоббс изо всех сил цеплялся за трубку, пока не порвался провод, и они с надзирателем чуть не повалились на пол. "Он был у вас!" - неслись сквозь стекло крики Хоббса, который напоследок успел швырнуть трубкой в перегородку, когда надзиратель уже выволакивал его за дверь. Крики постепенно удалялись. "Он был у вас! Был! Был! Был!"
12
Когда она успела из любительницы выпить бокал хорошего вина за ужином превратиться в полуночницу, которая жжет свет на кухне в четыре часа утра? Попытки уловить переломный момент ничего не дали. Ее тихую мирную жизнь точит изнутри алкоголь. Кто бы мог подумать? Если у тебя предрасположенность - гены или отсутствие нужного фермента, нужно быть начеку, иначе быстро покатишься по наклонной. Четыре утра, а она копается в сумочке в поисках сигареты. Что происходит? Она не такая. Но нет, именно такая. Банальнейший, избитый сценарий - когда такое творится не с тобой. Когда с тобой, это не клише, не сценарий, а твоя собственная, самая настоящая жизнь, только в обнимку с бутылкой. Алкоголь подкрадывался сзади и бросал ее на колени. Она не ожидала удара, но именно так и происходило - он нападал со спины. Быть пьяницей несложно. Ты оглядываешься на дорожную аварию в зеркало заднего вида и вдруг понимаешь, что помятая машина - твоя собственная. Ты приближаешься к тому самому перекрестку, на котором произошло столкновение. И когда переводишь взгляд с зеркала на дорогу - БАЦ! Ты снова врезалась. И снова оглядываешься на аварию в зеркало заднего вида. Оказывается, тебе всю жизнь нужно было остерегаться алкоголя. Кто же знал?
Никакой случайности здесь нет. Она сама к этому пришла, пусть и неосознанно.
Приковав Тима к кровати, она вызвала Бекку: "Приезжай домой присматривать за отцом. Теперь твоя очередь". Словно он был ей ребенком, а не мужем. Словно это Бекка приносила клятвы у алтаря, а не она. Бекка не поняла. "Что случилось, у тебя какие-то дела?" Нет, дел у нее не было. Уже который месяц. Она не ходила в кино, не встречалась с подругами, не записывалась к стоматологу. Даже к почтовому ящику не вылезала. Почту забрала Бекка, когда приехала. И Бекка чуть ли не за волосы отволокла ее к доктору Багдасаряну. "Когда мы с ней успели поменяться ролями?" - не переставала спрашивать себя Джейн. Бекка велела ей поставить бокал и садиться в машину. Позвонила с занятий и записала ее на прием. Доктору хватило одного взгляда, чтобы определить у Джейн депрессию и выписать рецепт. Но ей не требовались никакие рецепты, ей требовалась жизнь, начать все заново, с чистыми зубами и свежим бельем. Рецепт она, разумеется, взяла. Аптечное средство и смена режима не повредят.
Однако месяц спустя она по-прежнему названивала Бекке. "Приезжай немедленно. Мне нужно прокатиться". - "Прокатиться?" - "Да, прокатиться". - "Куда ты собралась?" Хороший вопрос. Когда ты садишься за руль просто ради самой езды, тебе все равно, куда ехать. Едешь и все. Это она и прокричала в трубку. Когда она вот так взрывалась, звонила среди ночи, плакала, перезванивала по несколько раз подряд, Бекка сменяла ее, и Джейн отправлялась колесить. Откуда, интересно, у всех этих героев газетных и журнальных историй столько внутренних ресурсов? Чтобы встречать жизненные невзгоды лицом к лицу и прочее, и прочее?
Возвращаясь домой, Джейн выпивала и укладывалась спать. Пила, чтобы заснуть, просыпалась, чтобы выпить. Тим справился бы куда лучше, окажись он на ее месте. Бекка, и та лучше справляется. Кто бы мог предположить, что все так выйдет? Что Бекке придется взрослеть рядом с заточенным в комнате отцом, пока мать пьет и дрыхнет.
В первую свою отлучку Джейн доехала до Стэмфорда, Коннектикут. Меньше часа езды. Там она зарулила в ресторанчик "Бенниганс" - сама не зная зачем. Думала перекусить, а потом двинуться дальше на север. Время как раз было обеденное, поэтому столики оказались заняты, и она устроилась у барной стойки. Просто подзаправиться перед дальнейшей дорогой. А вместо этого напилась. Она просидела у стойки весь день. Уже и бармен сменился, а она все сидела. Наконец она попросила нового бармена вызвать ей такси. Уставшие пьяные ноги отказывались выходить на парковку. Может, удастся уговорить кого-нибудь ее донести? Когда появился водитель, и бармен сообщил, что такси подъехало, Джейн сползла с табурета, подхватила сумочку и прошагала к выходу сама, но, сев в машину, не знала, что сказать. "Может, в гостиницу?" - наконец сообразила она. Водитель отвез ее в "Холидей Инн" и помог зайти внутрь. Потом помог заселиться и проводил до номера.
Джейн проснулась около полудня, не имея ни малейшего представления, где находится. Да, она не спит, да, это гостиница, но в каком городе? Она вышла в соседнюю кафешку, и когда в голове после кофе слегка прояснилось, вспомнила про "Бенниганс". Тогда она вернулась в гостиницу и вызвала такси. Водитель оказался тот же. Только она его не узнала. "Обратно в "Бенниганс"?" - спросил он. Джейн поинтересовалась, бывают ли у него перерывы, и он ответил, что сидит за рулем по двадцать часов в день, зарабатывая на удаление зуба.
Он отвез ее обратно в "Бенниганс". Джейн окинула взглядом стоянку, но своей машины не обнаружила. Водитель позвонил приятелю из муниципалитета - ну да, автомобиль как пить дать эвакуировали, на этой парковке запрещено оставлять машины на ночь. Он предложил помочь, но Джейн поблагодарила, расплатилась и ушла в ресторанчик думать. Время опять близилось к обеду. Она заказала бокал, потом еще. Дневной бармен снова сдал ее с рук на руки ночному, и Джейн второй день подряд напилась в стэмфордском "Бенниганс". Она просидела там еще пять-шесть часов, пока Тодд не вызвал ей такси. Тоддом звали ночного бармена. Снова приехал тот же водитель. Невероятно. Она проторчала тут весь его пересменок. Человек спит по три часа в день, в поте лица зарабатывая на стоматолога. И что, бежит он от своих обязанностей? Едет к ней в город, чтобы надраться? Просто диву даешься, какие у людей внутренние ресурсы… "Обратно в "Холидей Инн"?" - спросил водитель. Она вернулась в гостиницу. Та же администратор за стойкой, тот же номер, что и вчера. Тот же водитель на следующее утро. "Обратно в "Бенниганс"?"
Она попросила его помочь вызволить машину со штрафстоянки и поехала домой. Понедельник на дворе, Бекка и без того уже пропустила утреннюю пару. Так прошла первая отлучка Джейн.
Стэмфорд как нельзя лучше подходил для втаптывания себя в грязь и бегства от самоуважения. Лишняя роскошь вокруг только мешала бы, напоминая о том, что Джейн вполне по карману избежать ненужных страданий. Ее более чем устраивал "Бенниганс" - безликий сетевой ресторанчик при безликом торговом центре. Будь это настоящий бар, в нем толкались бы настоящие люди - бессменные бармены, бессменные завсегдатаи. "Второй дом", как говорится. А тут за два-три месяца она ни разу больше не застала за барной стойкой Тодда. Вместо него были Ренелл, и Дейрдре, и Ева. Были Джерри и Рон. Они вроде бы знают ее, а на самом деле - нет. Люди приходят и уходят. Анонимность, идеальная обстановка для морального разложения. И "Холидей Инн" идеальна по тем же причинам. Сперва Джейн заселялась в номер, чтобы поставить машину на стоянку, затем звонила Эмметту. Эмметтом звали таксиста. Он заезжал за ней и отвозил в "Бенниганс". Там она пила джин "Танкерей" с клюквенным соком. Потом вызывала Эмметта, и тот доставлял ее обратно в гостиницу. Он работал по двадцать часов в день, потому что деньги требовались без конца. Кроме больных зубов у него была еще язва. И высокое давление. Постоянно приходилось на что-то откладывать или гасить уже взятые кредиты. Страховка ему не полагалась, а оплатить то, что никакая страховка не покроет, не хватало денег. Джейн записала его телефон, и в тех редких случаях, когда она попадала на чью-то чужую смену, Эмметт подвозил ее на собственном "Шевроле Люмине". Он заботился о клиентке, которая сама о себе не позаботиться не могла.
- Зачем вы так с собой? - спросил он как-то раз, провожая ее в номер.
- Муж.
- Что муж?
- Муж дома. Болеет.
- Чем?
- Чем? Чем болеет? Ха-ха-ха-ха-ха! - закатилась Джейн. - ХАХАХАХАХА!
- Думаете, так ему станет легче? - спросил Эмметт, когда хохот наконец стих.
- Мне вот становится.
Она предает мужа. Пусть она ни с кем не спит, ни с кем ему не изменила, но это лишь потому, что пить проще. Вот и все. Выпивка дает силы ухаживать за ним в остальное время. Но что здесь такого уж сложного? Он пристегнут к кровати. Она может уйти, когда пожелает, - и она уходила, раз за разом. Она притерпелась к его крикам. Выпить побольше - и почти не слышно. Она плохо ухаживала за пролежнями. Она засыпала посреди фразы, когда читала ему вслух. Ее не оказывалось рядом, когда ему хотелось поговорить. Она куда чаще общалась с бутылкой, чем с ним. Да, она его не бросила, ага. Она ни с кем не спала - подумаешь, подвиг…
Когда она не ездила в "Бенниганс", то шаталась по дому. Из комнаты в комнату, чувствуя, как давят со всех сторон стены. Зачем они с Тимом покупали такой большой дом? Чтобы растить Бекку, понятно, но до каких размеров, спрашивается, должен был вырасти ребенок? Неужели они не понимали, как быстро пролетят восемнадцать лет? Не догадывались, как одиноко будет в опустевшем огромном доме? Когда Тим спал или Джейн старалась не замечать его, она бродила из комнаты в комнату, считая кровати. Восемь штук в общей сложности - включая больничную, раздвижной диван и односпальный матрас в подвале. Откуда у них столько кроватей? Для кого это все? Непонятно. Джейн знала только, что по крайней мере семь в ее распоряжении. Больше тут никого нет. Были бы живы его или ее родители, были бы у него или у нее братья с сестрами… Но ни у кого никого нет, и все давно на том свете. Можно хоть неделю подряд каждую ночь менять спальные места. А Тиму нужна одна-единственная кровать, и больше он пока нигде спать не может. Джейн в каком-то смысле завидовала. Ей нравился номер в стэмфордской "Холидей Инн". Просторный, зато всего одна кровать. Если придвинуть к ней стул, письменный стол, комод и кресло, то номер сразу уменьшится. Она двигала мебель, нажравшись до синевы, и с нее всегда брали штраф за перестановку, но дело того стоило. После перестановки номер с одной кроватью принимал идеальные для Джейн размеры.
Однажды вечером в "Бенниганс" она посчитала людей у барной стойки. Три парочки, она сама и бармен. Итого восемь. Тут Джейн понесло. Встав на подножку табурета, она громко шлепнула по стойке ладонью. Все обернулись.
- Я смотрю, нас здесь восемь, - сообщила она совершенно незнакомым людям. - Восемь человек за этой стойкой, а у меня дома восемь кроватей. - Подскочившая барменша попросила ее говорить потише. Джейн запамятовала, как ее зовут. Ева, кажется. - И я приглашаю вас всех к себе ночевать, потому что у меня для каждого найдется спальное место. Поедем ко мне! Здесь минут двадцать… нет, сорок… около часа - не знаю, в общем. - Она говорила и говорила, пока не пришел управляющий и не попытался ее усадить, но Джейн не желала усаживаться. - Не затыкайте мне рот! - Управляющий переглянулся с барменом и начал извиняться перед остальными гостями. - Вы не заткнете мне рот, не надейтесь! - разорялась Джейн. - Я приглашаю всех этих замечательных людей к себе ночевать!
Следующее, что она помнила, - как Эмметт вытаскивал ее из женского туалета, где она заснула на полу. Положив голову на стульчак. Больше ее в "Бенниганс" не пускали. С этих пор Джейн переместилась к барной стойке во "Фрайдис".
13
После ланча в Брайант-парке Тим на работу не пошел. Вместо этого заглянул в магазин мужской одежды за пальто и парой перчаток. Солнце с каждым днем грело все слабее, после полудня уже становилось зябко. Продавщица срезала этикетки с пальто, и Тим отправился дальше прямо в нем. Теперь он шагал увереннее. Он может позволить себе роскошь свернуть с дороги когда пожелает и купить пальто - это ощущение свободы он будет ценить вечно.
Он заскочил в бар на углу. Витрину закрывала тонкая ажурная решетка, больше подходящая клуатру какого-нибудь монастыря. Блаженно, словно опуская натруженные ноги в горячую ванну, Тим взгромоздился на табурет. Жажда пива мучила во время обострения почти так же сильно, как невозможность съесть кебаб. Город превращался в сплошную вереницу баров и ирландских пабов, погребков, пивных террас, закусочных, бильярдных, спорт-баров с мигающими вывесками, винных баров, гостиничных баров с интимным приглушенным светом и декоративным водопадом на перегородке, гавайских баров, ночных клубов, ресторанчиков и прочих питейных заведений, включая обычные супермаркеты, где пивную бутылку упакуют в бумажный пакет… Ни в один из них он не мог зайти. Как он ненавидел всех этих людей за окнами, рассевшихся с едва начатой кружкой в руке!
У другого конца стойки тянул пиво рабочий-поденщик, куря сигарету в нарушение всех городских правил и шушукаясь с наклонившейся к нему барменшей. Наконец девушка оторвалась от беседы и подошла к Тиму. Пока он выбирал, она облокотилась на стойку, а когда наконец определился, оттолкнулась от нее, словно в упражнении на жим, и подставила кружку под кран. Темное, гранатового оттенка, пиво словно светилось изнутри. Крошечные пузырьки вскипали шапкой пены сантиметровой толщины. Тим поднес кружку к губам и отхлебнул.
Совсем другое дело. Это уже похоже на жизнь.
Барменша вернулась узнать, не повторить ли заказ.
- Заметили, сколько вокруг пчел в последнее время? - поинтересовался Тим.
- Пчел?
- Ну да, насекомые такие.
- Не обращала внимания.
- В Брайант-парке их трупиками весь тротуар усыпан. Они всегда так рано по весне появляются, не знаете? И как они вообще зимуют?
- Понятия не имею. Я в пчелах не спец. Стив, ты что-нибудь знаешь о пчелах?
- О пчелах? - отозвался рабочий.
- Насекомые такие.
- Знаю. Они мед дают, - последовал исчерпывающий ответ.
- Ну не зайка, а? - подмигнула Тиму барменша и поплыла на противоположный конец стойки.
Обсуждая пристрастие Джейн к выпивке, они с Тимом не опускались до взаимных упреков, в которых погрязло бы обсуждение менее важных вещей. И этот нейтралитет только все усложнял. В привычную семейную обстановку вкралась отчужденность. Они лежали в кровати, понимая, что предстоит разговор, но никак не решались начать, словно обсудить предстояло не очевидные шаги к избавлению Джейн от самовольного пьянства, а призрачные шансы борьбы с хождениями Тима. Они проникали в тайну друг друга, и в эти минуты напряженного молчания между ними возникала куда более невозможная тайна - их сплоченность, готовность пережить непонятные перекосы в судьбе другого, привязанность, которая, несмотря на непреодолимую разобщенность, еще жива. Привязанность эта не имела никакого отношения ни к возрасту и привычке, спаявшим их воедино, ни к болезни, выбившей их из колеи. Они смотрели в будущее, а не в прошлое.
- Я не хочу ехать, - сказала наконец Джейн.
- Это ненадолго, ты быстро поправишься.
- А ты что будешь делать?
- Ждать тебя. Навещать.
- Зачем?
Она казнилась за то, что подвела его. Бекка и то справилась бы лучше, сокрушалась Джейн. Тим на ее месте показал бы чудеса самоотверженности. Ну уж нет, перебил он. Если она собралась искать виноватых, то пусть и его посчитает. Да, он не нарочно обрек семью на все это, но отсутствие умысла - не оправдание. Он все равно виноват, даже если его вина лишь в факте рождения на свет и последующей болезни - с таким же успехом можно винить и Джейн, и всех вокруг, потому что такова цена человеческого существования, которую платит каждый.
- А потом мы поедем куда-нибудь в отпуск, - пообещал Тим. - Куда бы ты хотела?
- Ты часто меня будешь навещать?
- Столько, сколько позволят.
Часы посещений длились с шести до девяти, и Тим часто уходил с работы пораньше, чтобы провести время с Джейн, прежде чем ехать домой.
Зазвонивший "блэкберри" вернул Тима обратно на табурет у барной стойки.
Голос Массерли в трубке - этот срывающийся, словно на пороге полового созревания, клоунский фальцет - моментально убил все благие намерения наслаждаться жизнью и пробудил острую тоску по старой работе. Тим даже не заметил, как это произошло. Крапчатая отполированная локтями барная стойка, красное дерево, батарея бутылок, выстроившихся перед мутным зеркалом, словно королевская рать, - все это разом померкло, когда зазвонил телефон.
- Тим, это Кайл Массерли.
- Да?
- Я насчет ходатайства на упрощенное рассмотрение по Киблеру.
- Откуда вам про него известно?
- А что, разве Крониш не звонил?
- Откуда вам известно про ходатайство, Массерли?
- Они поручили его мне.
- Кто - они?
- Они просили меня его подшлифовать. Нет, сами понимаете, дело не в том…
- Что подшлифовать?
Тим напряженно слушал, заткнув второе ухо пальцем, чтобы заглушить музыку в баре, и на какой-то миг ему показалось, будто Массерли нажал кнопку отключения динамика.
- Вы что, звук отключили, Массерли?
Вместе с голосом сопляка в трубке снова послышался офисный шум.
- Да, подчистить слегка. Завтра хотят его подать.
- Судье?
- Но ведь, по правде говоря, там никаких доработок и не требуется.
- Они хотят подать ходатайство судье?
- Завтра. Я только что созванивался с…
Тим замер между стойкой и табуретом, пытаясь разобрать, что говорит Массерли.
- С кем, еще раз? Массерли?
- …одобрили.
- Это ходатайство составлял я, - уточнил Тим.
- Поэтому я и звоню. Лавры должны достаться вам, а не мне.
- Крониш сказал, что упрощенка в данном случае исключена.
- А как вам пришла в голову эта гениальная идея…
Тиму послышался взрыв хохота на фоне, и тут Массерли снова пропал. Опять связь прерывается. А может, и нет. Юристы частенько во время звонка держат палец на кнопке выключения звука, чтобы без помех поливать грязью оппонента.
- Вы снова отключили динамик? У вас там кто-то рядом сидит?
- Отключил? Я спрашивал, как вы догадались ходатайствовать об упрощенке по Киблеру на фоне прецедента с Хорватом. Это же гениально! Похоже, вы знаете дело Хорвата от и до, судя по тому, как тонко вы проводите различие…
На заднем плане снова захохотали, но телефон уже вырубился.