- Завтра после обеда - я не работаю.
- У меня в эти часы дежурство, но как-нибудь устроюсь. Ритер меня заменит.
Девушка засмеялась:
- Так и вижу вашего коротышку-поэта с огромным ружьем в руках. А что, он и на дежурство надевает лакированные туфли?
- Мы дежурим не с ружьем, а с биноклем. А Ритер, кстати, славный малый.
- Он, верно, очень забавен, когда напяливает каску на свою гриву.
Жюльен хотел было ее поцеловать.
- Только не здесь, - запротестовала она.
- Значит, до завтра. Где мы встретимся?
- В два часа дня я буду на дороге в Фурш. А оттуда отправимся в поля. Там нас никто не увидит.
Ему хотелось подольше удержать в своей руке ее хрупкую руку, которая была так нежна, что он боялся крепким пожатием причинить ей боль.
Девушка сошла с тротуара, уселась на велосипед и покатила к мосту. Жюльен провожал взглядом ее фигурку в шерстяном жакете, вскоре превратившуюся в белое пятно. Проехав мост, она не оборачиваясь подняла руку. Она уже не могла его видеть, но он помахал в ответ и чуть слышно произнес:
- Сильвия! Я люблю тебя, Сильвия.
9
Возвратившись на пост, Жюльен увидел, что сержант Верпийа и Каранто уже готовят ужин.
- Иди сюда, скорей! - крикнул Каранто. - Только взгляни! Обхохочешься!
Жюльен вошел в кухню. В каменной раковине стояли два бидона, салатница и три котелка. Они были доверху набиты чем-то похожим на стружки или тонкие щепки.
- Это еще что такое?
Солдаты расхохотались.
- Картошка, - ответил Верпийа. - Ее прислали на прошлой неделе. Обезвоженный картофель. Полагается четыре часа размачивать и только потом варить. Вот мы и размачиваем.
Они продолжали смеяться.
- Да вы просто спятили! - крикнул Жюльен. - Тут ведь еды на целую роту.
- Мы взяли всего полбидона, но картофель чертовски разбухает, и приходится все время перекладывать его в другую посуду. Если так дальше пойдет, пустим в ход каски.
- А ведь мы не размачиваем его еще и четырех часов.
- Слушай, ты ведь в этом деле мастак, - сказал Верпийа. - Как, по-твоему, надо готовить такой картофель?
Жюльен взял в руки ломтик, влажный и клейкий. Над котелками поднимался приторный запах.
- Как ни готовь, - пробормотал он, - варево, по-моему, получится отвратительное.
Они решили приготовить картофельное пюре, но в тот вечер ни один из солдат к нему не прикоснулся. Пюре было какое-то сероватое, а вкусом напоминало одновременно заплесневелый хлеб и свеклу.
- Если начальство станет присылать нам такую провизию, - объявил Лорансен, - придется самим что-то придумывать.
- Вся надежда только на крестьян, - сказал Тиссеран. - Придется, стерва, раз в две недели каждому откладывать по пачке табаку и относить на обмен.
- Мне и без того табака не хватает, - запротестовал Ритер, - я ведь курю трубку.
- А что ты жрать будешь?
Страсти разгорелись, и сержант счел нужным вмешаться. Он не мог понять, почему люди, добровольно пошедшие на военную службу, не перестают возмущаться армейскими порядками. По мнению сержанта, уже если человек сам пошел служить, он должен мириться с трудностями. Лорансен, паренек с севера Франции, объяснил, что он записался в армию потому, что надеялся рассчитаться с немцами.
- Ну, а я просил направить меня в Пор-Вандр, - заявил Каранто. - Сюда я ехать не собирался.
- Тебе что, плохо с нами? - спросил сержант.
Наступило молчание. Все смотрели на Каранто, и Жюльен заметил, что тот слегка покраснел. Некоторое время солдаты ели в молчании, потом Верпийа совсем просто и спокойно сказал:
- На прошлой неделе четверо солдат дезертировали из полка, расквартированного в Монпелье, они хотели перейти в Испанию, но их поймали.
Все опять посмотрели на Каранто. Он поднял голову. Взгляд у него был суровый. Он встретился глазами с Жюльеном, и тому показалось, что Франсис ждет от него помощи. Однако Жюльен не произнес ни слова, и Каранто спросил:
- А что с ними сделали?
- Упрятали в тюрьму, - сказал Верпийа.
- Если б я только мог, то не раздумывая перешел бы границу, - вскинулся Лорансен.
- Не болтай чепухи, - отрезал сержант.
Вспыхнул ожесточенный спор, и сержанту пришлось повысить голос, чтобы утихомирить солдат. Когда наконец наступило молчание, он обвел всех взглядом и пояснил:
- Я тоже сперва вынашивал такую мысль. Но затем передумал. Надо рассуждать логично. Предположим, что все, кто мечтает расквитаться с немцами, кинутся в бега: представляете, что будет твориться на испанской границе? Вы уж мне поверьте, у нас и тут дело найдется.
- Ты и в самом деле думаешь, что армия перемирия…
Слова эти произнес Жюльен. Ему хотелось узнать, будет ли сержант разговаривать тем же языком, как офицер 151-го полка, который беседовал в Лоне с ним и с Бертье. На губах Верпийа появилась понимающая улыбка, словно он хотел сказать: "Ты ведь тоже просился в Пор-Вандр". Потом лицо его вновь стало серьезным. Немного помолчав, он спросил:
- Скажи, Дюбуа, что ты думаешь о вермахте?
Вопрос этот застал Жюльена врасплох. Остальные, казалось, тоже были озадачены. Сержант продолжал:
- Я не прошу вас кричать "хайль Гитлер!", но скажите, вы согласны с тем, что армия у них сильная? Ведь может спортсмен отдать должное своему противнику?
- Никто не спорит, они сильны, - сказал Лорансен. - Но ведь это все фанатики.
- Эсэсовцы и впрямь фанатики, но есть там и другие. Я отлично понимаю, что для нас все фрицы на одну колодку и мы мечтаем лишь об одном - побыстрее от них избавиться. Но я не то хотел сказать. Немецкая армия, разбившая нас, рождена Версальским договором. Между перемирием тысяча девятьсот восемнадцатого года и нынешним немало схожего. Гитлер разрешил Франции иметь армию в сто тысяч человек: ровно столько, сколько мы разрешили Германии после ее разгрома. И вот сами видите - эта небольшая армия превратилась в вермахт.
Они еще долго спорили о Гитлере, о фанатизме, о духе реванша. И сержант произносил те же слова, какие Жульен слышал в свое время из уст офицера 151-го полка. Военные катастрофы приводят впоследствии к великим событиям; из поражения рождается победа; надо оставаться на французской территории, чтоб быть готовыми к действию, когда настанет срок; якобы существуют секретные соглашения между Петеном и де Голлем. Жюльену чудилось, будто Бертье, как и тогда, шепчет ему на ухо: "Держись твердо. Он заговаривает нам зубы и думает таким способом купить. Пусть направляет нас в Пор-Вандр или мы вообще не запишемся в армию…" Вокруг солдаты все еще спорили. На миг перед его мысленным взором предстал военный лагерь возле Пор-Вандра и вечера, которые они проводили у моря, не сводя глаз с его безбрежной глади или с темных громад горного хребта Альберес.
После ужина Ритер встал из-за стола и направился в сад. Жюльен еще немного поговорил с товарищами, а затем тоже вышел. Вечер был свежий. Он зашагал по аллее, и вскоре запах табачного дыма привел его к бассейну. В темноте, точно пылающий уголек, вспыхивала трубка Ритера. Жюльен опустился рядом с приятелем на цементную закраину.
- Осточертели мне их разговоры о войне, - проворчал Ритер. - При одной мысли, что придется отдавать табак крестьянам у меня желчь разливается.
- И все же война тут, рядом. Сам знаешь, она не окончена. Не станем мы плясать под дудку Гитлера.
- Меня это не касается. За все в ответе правители европейских стран: они либо хотели этой войны, либо не сумели ее избежать, пусть теперь сами и расхлебывают кашу! Ведь это они позволили Гитлеру раздуться, точно чудовищному спруту. Я тебе уже говорил, я записался в эту армию не потому, что думал, будто она станет сражаться, я сделал это, напротив, потому, что уверен, никогда она драться не станет. Для меня служба в армии только способ обеспечить себе жратву и покой.
Ритер умолк и стал раскуривать трубку. Жюльен смотрел на его худое лицо, обрамленное длинными волосами. Зажигалка погасла. И на миг показалось, будто тьма еще больше сгустилась. Слова Ритера возмутили Жюльена, но он решил ничего не отвечать. Молчание затянулось. Ветер шелестел в кустах самшита, сосна во дворе раскачивалась, трещала и стонала.
- Хочу просить тебя об одной услуге, - сказал Жюльен.
- Подежурить вместо тебя завтра после обеда?
- Но…
- Раз уж ты так поздно вернулся, нетрудно догадаться, что дело идет на лад. И столь же легко догадаться, что девушка по субботам не работает.
- Согласен?
- Я ведь твой друг. И потом, сам знаешь - кафе открыты в любой день.
- Ты только об одном и думаешь.
- И ты к этому придешь. Не навязывай, пожалуйста, мне своих привычек спортсмена. Кстати, эта девчушка тоже занимается спортом?
- Не знаю.
- Понимаю. Вы, разумеется, вели салонные разговоры. Но все же, когда ты ее лапал, ты ведь мог разобрать, мускулистое у нее тело или…
- Заткнись!
В голосе Жюльена прозвучала угроза. Ритер засвистел.
- Я вижу, дело серьезное. Скажи по крайней мере, что она собой представляет. Судя по тому, что она читала Верлена, это барышня образованная.
- Да, она любит поэзию.
- Ну, знаешь, это высокий класс.
- И она, безусловно, очень умна.
- Это не самое главное.
Жюльен с минуту поколебался:
- Мне бы очень хотелось завтра ей что-нибудь подарить.
- Советую купить крупный бриллиант, обрамленный мелкими, в массивной золотой оправе…
- Помолчи. Говоришь, что ты мне друг, а все время издеваешься.
- Знаешь, на долю таких сморчков, как я, нечасто выпадает столь редкостное и изысканное удовольствие: наблюдать, как верзила вроде тебя теряет голову из-за какой-то девчонки.
Жюльен встал. Он уже собрался уйти, но приятель удержал его за рукав.
- Садись, - сказал Ритер. - В сущности, может, ты и прав. Видно, я уже утратил вкус к простым радостям. И разучился смотреть на жизнь, как другие. Слишком много думаю о Рембо. Постоянное и систематическое взвинчивание чувств даром не проходит. - Он помолчал, потом прибавил: - Я одолжу тебе все наличные деньги.
- Я знал, что ты окажешься на высоте, но я не о том хотел просить. Ты ведь хорошо знаешь Верлена; скажи, в каком томике помещено стихотворение, которое Трене положил на музыку?
- Сборник этот называется "Сатурновские стихотворения".
- А его можно достать?
- Думаю, в книжной лавке он найдется. - Ритер расхохотался. - Ты выведешь красивым почерком посвящение: "Обожаемой моей крошке…" Кстати, как ее зовут?
- Сильвия.
- Сильвия? Сильвия, говоришь? Помнишь, старик, "Девы огня"? Помнишь большие багряные наперстянки в лесах Валуа?
- Что ты там несешь?
- Как, ты не знаешь Нерваля?
- Знаю. Только очень плохо.
- Стыд и позор! Завтра же утром отправимся в книжную лавку на улице Генриха Четвертого, Уверен, что у них есть "Девы огня". Ты прочтешь новеллу "Сильвия". Необходимо, чтобы ты прочел ее. Потом пойдешь и выпьешь вместе со мной. А в одну прекрасную ночь ты повесишься на решетке сточной канавы. Дюбуа, ты чудо природы! Господи, да ведь "Девы огня" - сущий шедевр… Подлинный шедевр.
Ритер зашагал к дому. Жюльен уже не раз спрашивал себя, в самом ли деле его приятель не совсем нормален или же просто ломает комедию. Но в тот вечер он был слишком поглощен мыслями о Сильвии, светлые надежды боролись в его душе с опасениями, и потому он не мог всерьез думать о Ритере.
10
На другой день утром Ритер и Дюбуа спустились в город. Проходя мимо театра "Одеон", парижанин воскликнул:
- Подумать только, ведь я сам привел тебя в эту мышеловку!
- Ты настоящий друг. И я этого вовек не забуду.
- В таком случае поднеси мне стаканчик.
Они вошли в кафе, расположенное возле почты.
- Два бокала белого, - заказал Ритер.
- Я не буду, - запротестовал Жюльен. - Не могу я пить вино в такое время дня.
- Помолчи, - оборвал его приятель и, повернувшись к буфетчице, повторил: - Два бокала белого.
Она поставила большие бокалы на цинковую стойку и наполнила их.
- За Сильвию! - воскликнул Ритер, поднимая свой бокал.
- Благодарю. За ту, которая отучит тебя пить.
Парижанин закашлялся и поставил на стойку недопитый бокал.
- Типун тебе на язык! - рассердился он. - Я из-за тебя поперхнулся.
Жюльен сделал глоток. Вино было прохладное и чуть подслащенное, но он почувствовал, что больше не может проглотить ни капли. Он попросил приятеля допить его бокал.
- При одном условии.
- Принимаю.
- Когда выйдем из книжной лавки, угощу тебя стаканчиком, и ты выпьешь его до дна.
Жюльен расплатился, и они направились через центр города на улицу Генриха Четвертого, где помещалась книжная лавка. Там никого не было, кроме владельца - старика в серой блузе. Он раскланялся с Ритером.
- Мой друг хотел бы приобрести "Сатурновские стихотворения".
- Ему повезло, - сказал старик. - У меня как раз есть экземпляр среди букинистических книг. И в отличном состоянии. Теперь такой книги нигде не найти. Скоро вообще ничего хорошего не найдешь. Из Парижа к нам больше ничего не поступает.
Ритер спросил еще книгу "Девы огня", но произведений Нерваля в лавке не оказалось. Владелец даже ничего не мог ему обещать. Он только беспомощно развел руками. Приятели еще некоторое время рылись на полке, где стояли букинистические книги. Жюльен отобрал какой-то томик, Ритер взял себе другой.
Выйдя на улицу, они переглянулись, и каждый протянул другому книгу, которую только что купил.
- Это тебе.
- А это тебе
- Ты с ума сошел.
- Не больше, чем ты.
Оба рассмеялись.
- Пошли, подарки надо обмыть, - заявил Ритер.
Они направились в большое кафе на углу площади Жана Жореса и набережной Агу. Заказали белого вина, и Жюльену пришлось осушить свой бокал. Когда парижанин попросил принести еще вина, Дюбуа попробовал отказаться, но Ритер вспылил:
- По твоей просьбе я иду в город, сопровождаю тебя в книжную лавку, помогаю отыскать нужный сборник, а ты теперь не даешь мне даже выпить!
Жюльен уступил. Он даже согласился выпить второй бокал и с удивлением обнаружил, что это вовсе не так уж трудно. Когда они поднялись, чтобы уйти, голова у него слегка кружилась. Ему пришлось сделать усилие, чтобы держаться прямо. Ритер вел себя непринужденно и продолжал разглагольствовать о своих любимых писателях. Он много говорил о Чарлзе Моргане - Жюльен слышал это имя впервые.
Они прошли по мосту Бье, и Ритер направился к тому кафе, куда Каранто и Дюбуа заходили в день приезда.
- Нет, нет, - запротестовал Жюльен. - Я спешу.
Он чувствовал, что больше ему пить не следует.
- Доставь другу удовольствие.
- Я же сказал, что не могу.
- Никогда из тебя не получится ни живописец, ни поэт. Все художники пьют. У меня есть приятель, живописец. Хочу, чтобы он приехал сюда и устроил тут свою выставку. Такого пьяницы я в жизни не встречал, вот увидишь.
Ритер потянул Жюльена за рукав. Тот резко высвободился. На лице парижанина отразилось удивление, и Жюльену даже показалось, что он прочел во взгляде товарища выражение боли.
- Я не могу пойти с тобой, - взмолился Дюбуа. - Прошу тебя как друга.
- Понимаю, - ответил Ритер.
И все же он не двинулся с места. Он молча переводил взгляд с Жюльена на витрину кафе. Внезапно, вытащив трубку изо рта, он ткнул ею в том направлении, где был расположен их пост.
- Ступай один, - сказал он. - Я задержусь всего на минуту. Честное слово, меня так мучит жажда, что я просто не взберусь на гору.
Жюльен сделал шаг, потом обернулся и спросил:
- Помнишь, что ты мне обещал?
- Помню. Можешь не сомневаться, через несколько минут я буду на месте.
11
Когда Ритер возвратился на пост наблюдения, Жюльен стоял уже на пороге дома. Он сразу увидел, что парижанин пьян: лицо у поэта побагровело, по лбу и шее стекал пот. Воротник белой сорочки вымок. Ритер сделал величественный жест рукой, закинул голову и произнес:
- Верный друг прибыл.
Он с трудом переводил дух.
- Ты невозможный человек! - вспылил Жюльен.
- Как! Я жертвую выпивкой, чтобы оказать тебе услугу, бегу сломя голову, чтобы поспеть вовремя, а ты меня еще и ругаешь!
- Ты заставил меня изрядно поволноваться - ведь уже почти два!
- Напрасно тревожился! Мое слово - закон.
- Как ты будешь дежурить в таком состоянии?
- Не раздражай меня, а то я опять уйду в город.
Парижанин сделал вид, будто собирается повернуть назад, и Жюльен поспешно схватил его за руку. Он хотел что-то сказать товарищу, но замер с открытым ртом: по дороге поднималась Сильвия. Ритер выбросил руку вперед и поманил девушку пальцем.
- Подумай-ка, еще немного, и мы бы с ней встретились, - сказал он Жюльену. - Представь меня.
- Ты слишком пьян.
Сильвия приближалась. Жюльен подтолкнул приятеля по направлению к саду. Ритер ухватился за решетчатую калитку.
- Пьян, но величествен! Представь меня, не то я уйду в город.
Жюльену пришлось покориться. Сильвия остановилась, он подошел к ней, взял за руку и тихо сказал:
- Это Ритер, он согласился подежурить вместо меня. Подойдемте к нему, он тут не задержится. И не обращайте внимания: он немного выпил.
- Вот-вот, ты ей еще доложи, что я пьян! - крикнул Ритер.
Жюльен и Сильвия приблизились к нему. Он смеялся.
- Примите мое благословение, - торжественно провозгласил он.
Потом, помахав в воздухе угасшей трубкой, он пробормотал какую-то латинскую фразу и исчез.
На Жюльене был свитер. Он хотел было пойти переодеться, но Сильвия запротестовала:
- Вы мне так больше нравитесь. Меньше похожи на солдата. А потом в той стороне мы никого не встретим.
Жюльен все же побежал в дом и возвратился с завернутой в бумагу книгой. Когда они немного отошли, он протянул девушке сверток и сказал:
- На память о нашей первой встрече.
Они оглянулись. С того места, где они стояли, был еще виден окруженный деревьями дом, площадка; там беседовали Ритер и Лорансен. Жюльен и Сильвия прошли немного дальше и, оказавшись под прикрытием живой изгороди, поцеловались.
- Люблю тебя, - сказал он.
- Ты просто сумасшедший, да и я не лучше.
Девушка слегка оттолкнула Жюльена, раскрыла сумочку и вынула оттуда толстый блокнот в темной обложке.
- Я тоже думала об этом стихотворении, - пояснила она. - Но не могла выйти из дому. А потом, должна тебе признаться, я не знала, в какой сборник оно входит. Но стихотворение я помню наизусть.
- И ты его переписала для меня в блокнот?
- Да, в этот блокнот я записываю свои мысли, а также стихи и песни, которые мне нравятся. Держи. Теперь ты в него все записывай и при этом думай обо мне.
Они достигли луга, залитого солнцем, и пошли вниз, вдоль изгороди. Потом опустились на траву, Сильвия достала книгу, а Жюльен - блокнот. После каждой прочитанной страницы, после каждой фразы, написанной на разлинованной в клетку бумаге, они целовались.