Из миссис Терпин точно вынули все внутренности, казалось, только сердце скачет посреди огромного, пустого барабана, в который превратилось ее тело.
- Вызовите кто-нибудь "скорую помощь", - кинул доктор тем отрывистым тоном, каким говорят молодые врачи во время чрезвычайных происшествий.
Миссис Терпин не могла шевельнуть пальцем. Сидевший возле нее старик проворно протрусил к телефону и стал звонить, потому что секретарша, видно, еще не вернулась.
- Клод! - позвала миссис Терпин.
На стуле, где он раньше сидел, его не было. Нужно сейчас же найти его, она это понимала, но чувствовала себя как во сне, когда догоняешь поезд: чем быстрей ты стараешься бежать, тем медленней движешься.
- Я здесь, - услышала она сдавленный, чужой голос.
Он сидел, согнувшись пополам, в углу, белый как бумага, и прижимал к себе ногу. Она хотела встать, подойти к нему, но не могла двинуться с места. А вот взгляд медленно опустился вниз, к дергающемуся лицу на полу, которое виднелось из-за плеча доктора.
Глаза девушки перестали метаться и остановились на ней. Они сейчас были гораздо голубее, чем раньше, словно запертая где-то в глубине их дверь распахнулась ж в нее хлынули воздух и свет.
В голове у миссис Терпин прояснилось, и она почувствовала, что снова может двигаться. Наклонившись вперед, она заглянула прямо в яркие, бешеные глаза. Теперь она была твердо уверена, что девушка знает ее, знает тайным, беспощадным знанием, над которым не властны ни время, ни пространство, ни случай.
- Что вы хотите сказать мне? - хрипло спросила она и замерла, точно ждала откровения.
Девушка приподняла голову. Глаза ее были прикованы к глазам миссис Терпин.
- Старая рогатая свинья, исчадье ада, убирайся откуда пришла, - прошептала она тихо, но очень отчетливо. Глаза ее на мгновенье вспыхнули, будто она обрадовалась, что удар попал в цель.
Миссис Терпин привалилась к спинке стула.
Глаза девушки закрылись, голова бессильно упала.
Доктор встал и отдал сестре пустой шприц. Потом нагнулся к дрожащей, как в ознобе, матери и положил руки ей на плечи. Она сидела на полу, губы ее были плотно сжаты, руки держали лежащую у нее на коленях руку Мэри Грейс, а та, как ребенок, уцепилась за ее большой палец.
- Поезжайте в больницу, - сказал доктор. - Я позвоню и договорюсь. А теперь посмотрим вашу шею, - бодро обратился он к миссис Терпин и начал ощупывать ей шею.
Под подбородком у нее алели две полосы, изогнутые в виде полумесяца, над левым глазом вспухала зловещая красная шишка. Пальцы доктора прошлись и по ней.
- Не надо, - сказала она, отталкивая его руку. Ей было трудно говорить. - Посмотрите лучше Клода. Она ударила его ногой.
- Сейчас я займусь им, - сказал доктор и стал считать ее пульс. Был он тощий, седой и, видать, не без юмора. - Возвращайтесь домой и забудьте на сегодня обо всех своих делах, - сказал он и похлопал ее по плечу.
"Нечего тебе меня хлопать", - мысленно огрызнулась миссис Терпин.
- И приложите ко лбу лед, - сказал доктор. Подошел к Клоду, опустился на колени и стал смотреть его ногу. Потом помог Клоду подняться, и тот, хромая, пошел за ним в кабинет.
Никто в приемной не проронил ни звука, только слышались жалобные стоны матери, которая так и осталась сидеть на полу. Неряха не отрывала глаз от девушки. Миссис Терпин глядела в одну точку остановившимся взглядом. Наконец подъехала "скорая помощь" - длинная темная тень на занавеске. Вошли санитары, опустили носилки возле девушки, ловко уложили ее и унесли. Сестра помогла матери собрать вещи. Тень "скорой помощи" бесшумно отъехала, и сестра вернулась в комнату за перегородкой.
- Эта девушка что, сумасшедшая? - крикнула неряха сестре, но та не подошла к окошку и ничего не ответила.
- Конечно, сумасшедшая, - сказала неряха, обращаясь к сидящим в приемной.
- Бедненькая, - прошептала старуха. Мальчик по-прежнему лежал у нее на коленях и вяло глядел перед собой. Он даже не поднял головы, когда началась суматоха, только подтянул под себя ногу.
- Слава богу, что я не сумасшедшая, - с жаром сказала неряха.
Вышел, прихрамывая, Клод, и они с миссис Терпин уехали домой.
Когда их пикап свернул на проселочную дорогу и стал одолевать подъем, миссис Терпин схватилась за край опущенного стекла и в тревоге выглянула наружу. По ровному пологому склону раскинулось усеянное лиловыми сорняками поле, а у подножья следующего холма, между двух огромных орешин, стоял на привычном месте, среди яркого, как узорный фартук, цветника, их чистенький, выкрашенный желтой краской домик. Она не удивилась бы, увидев вместо него выжженную яму между двух почерневших труб.
Есть ни Клоду, ни ей не хотелось, поэтому они переоделись, опустили в спальне шторы и легли - Клод устроил ногу на подушке, а она приложила ко лбу мокрое полотенце. Но только она закрыла глаза, как прямо в лицо ей прыгнула мерзкая, рогатая свинья с острым торчащим хребтом и усеянным бородавками рылом. Миссис Терпин слабо, горестно застонала.
- Неправда, - сказала она со слезами. - Я не свинья. И не исчадье ада. - Но отрицать было бесполезно. Девушка ей не верила, ее глаза, даже голос, которым она произнесла те слова, тихие, но отчетливые, предназначенные для нее одной, были неумолимы. Она выбрала из всех сидящих в комнате миссис Терпин и бросила свое обвинение ей, хотя вокруг были всякие людишки, которые наверняка заслужили его больше. И тут только миссис Терпин поняла весь смысл того, что с ней сегодня случилось. Рядом сидела женщина, которая презрела свои материнские обязанности, но ее не тронули. А ей, Руби Терпин, всеми уважаемой, трудолюбивой женщине, примерной христианке, бросили в лицо такое обвинение. Слезы ее высохли, в глазах загорелся гнев.
Она приподнялась на локте, и полотенце соскользнуло ей на руку. Клод храпел, лежа на спине. Ей и хотелось рассказать ему, что сказала девушка, и было страшно, что он представит ее себе в виде рогатой свиньи - исчадия ада.
- Клод, ты спишь? - тихонько позвала она и тронула его за плечо.
Клод открыл один глаз - младенчески голубого цвета.
Она с опаской заглянула в него. Нет, он ни о чем не задумывается. Живет себе и живет.
- А что? - сказал он, и глаз его снова закрылся.
- Ничего, - сказала она. - Болит нога?
- Болит как черт, - сказал Клод.
- Скоро пройдет, - сказала она и снова легла. Клод тут же захрапел.
Они пролежали так почти до вечера. Клод спал. Она глядела в потолок, сдвинув брови. Но время от времени сжимала кулак и с силой взмахивала перед грудью, будто доказывая свою невиновность неким невидимым пришельцам, которые, подобно утешителям Иова, рассуждали как будто и правильно, но на самом деле были неправы.
В начале шестого Клод проснулся.
- За неграми пора ехать, - вздохнул он, не двигаясь с места.
Она не отрываясь смотрела на потолок, будто там были написаны какие-то слова и она силилась разобрать их. Желвак у нее над глазом потемнел и стал зеленовато-синим.
- Послушай, - сказала она.
- Да?
- Поцелуй меня.
Клод потянулся к ней и громко чмокнул в губы. Потом ущипнул за бок, и руки их переплелись. Но выражение яростной сосредоточенности не исчезало с ее лица. Клод с кряхтеньем и оханьем слез с кровати и, хромая, пошел прочь. Она продолжала рассматривать потолок.
Наконец послышался шум пикапа, который возвращался с неграми, и тогда она поднялась, сунула ноги в туфли и, не завязывая шнурков, побрела на заднее крыльцо. Взяла там красное пластмассовое ведро, высыпала в него лед из холодильника, налила воды и вышла во двор. Каждый вечер, когда Клод привозил негров с поля, кто-нибудь из них помогал ему задать коровам сена, а остальные ждали в машине, и потом Клод вез их домой. Сейчас пикап стоял в тени под орешиной.
- Ну, как дела? - мрачно спросила миссис Терпин, подходя к машине с ведром и кружкой. В машине сидели три женщины и паренек.
- Хорошо, - ответила старшая из женщин. - А у вас? - И взгляд ее сразу обнаружил шишку у миссис Терпин на лбу. - Ай-ай-ай, вы, видать, упали? - сочувственно спросила она.
Старуха была черная, как сажа, и почти без зубов, в сдвинутой на затылок старой фетровой шляпе Клода. Две другие женщины были помоложе и посветлее, и шляпы у них были новые - ярко-зеленые, соломенные. У одной шляпа была на голове, другая свою сняла, и из-под ее полей скалился парнишка-негр.
Миссис Терпин поставила ведро в машину, сказала: "Пейте", - и оглянулась, желая убедиться, что Клода поблизости нет.
- Не упала я, - сказала она, складывая на груди руки. - Со мной случилась очень нехорошая вещь.
- Нехорошая вещь? С вами? Не может быть! - сказала старуха. Она сказала это так, будто всем им было хорошо известно, что миссис Терпин находится под особым покровительством божественного провидения. - Вы просто упали и немножко ушиблись.
- Мы поехали сегодня в город к доктору - мистера Терпина корова лягнула, - сказала миссис Терпин строго, чтобы они оставили свои глупости, - и там была девушка. Толстая, все лицо в прыщах. Я почему-то сразу почувствовала, что с ней что-то неладно. И вот сидим мы с ее мамой, разговариваем, все хорошо, и вдруг - бац! - она швыряет в меня толстую книгу, которую читала, и…
- Не может быть! - вскричала старуха.
- Бросается ко мне через столик и начинает душить.
- Не может быть! - закричали негры. - Не может быть!
- Зачем же она это сделала? - спросила старуха. - Может, она больная?
Миссис Терпин глядела в одну точку горящим взглядом.
- Наверное, она больная, - сказала старуха.
- Ее увезли в больницу, - продолжала миссис Терпин, - но сначала она каталась по полу и не давалась сделать укол, а потом что-то мне сказала. - Она умолкла. - Знаете, что она мне сказала?
- Что она вам сказала? - спросили негры.
- Она сказала… - начала миссис Терпин, но осеклась и лицо ее потемнело. Белые лучи солнца обесцветили небо над головой, и листья орешины казались от этого черными. Нет, она не могла произнести то, что сказала ей девушка. - Злые, обидные слова, - наконец прошептала она.
- Да как она смела говорить вам злые, обидные слова, - сказала старуха. - Такой прекрасной, доброй леди. Добрей я и не встречала.
- Такой красивой, - сказала женщина, у которой шляпа была на голове.
- Такой дородной, полной, - сказала та, что была без шляпы. - Самой доброй белой леди на свете.
- Правда, - сказала старуха, - истинная правда. Самой доброй и самой красивой.
Миссис Терпин в точности знала цену негритянской лести и лишь пуще от нее распалилась.
- Она сказала… - снова начала она и на этот раз докончила гневной скороговоркой: - что я старая рогатая свинья, исчадье ада.
Потрясенные негры молчали.
- Где она? - пронзительно крикнула наконец самая молодая из женщин.
- Дайте ее сюда! Я убью ее!
- Нет, это я убью ее! - закричала другая.
- Ее надо посадить в сумасшедший дом, - горячо сказала старуха. - Разве найдешь другую такую добрую белую леди?
- И такую красивую, - подхватила другая. - Такую дородную и такую добрую. И угодную господу.
- Истинно так, - подтвердила старуха.
"Вот дуры", - выругалась про себя миссис Терпин. Что с неграми разговаривать, разве от них умное слово услышишь?
- Пейте, что же вы? - сухо сказала она. - Ведро потом оставьте в машине. Я тут с вами болтаю, а у меня дел по горло. - И она повернулась и ушла в дом.
С минуту она постояла посреди кухни. Синяк над ее глазом был как черная грозовая туча, которая выползла из-за горизонта и скоро закроет все небо. Нижняя губа угрожающе выпятилась. Она расправила свои широкие плечи и двинулась в комнаты, вышла через боковую дверь и направилась по дорожке к свинарнику. Вид у нее был такой, будто она одна, безоружная, идет сражаться против целой армии.
Солнце стало желтое, как луна в полнолуние, и быстро катилось над верхушками деревьев к западу, точно хотело поспеть к свиньям раньше, чем она. Дорожка была неухоженная, и по пути она отшвырнула ногой несколько довольно крупных камней. Загон стоял на бугорке, неподалеку от коровника, и соединялся с ним дорожкой. Он был небольшой, с комнату, вымощен цементом и обнесен дощатой оградой фута четыре высотой. Пол шел с легким уклоном, чтобы смывать навоз в канаву, откуда его потом развозили на поле. Клод стоял на цементной кромке снаружи и, держась за верхнюю перекладину, поливал пол из шланга. Шланг тянулся от крана, устроенного рядом с загоном.
Миссис Терпин встала возле Клода, с ненавистью глядя на свиней. Их было семь пятнистых длиннорылых поросят и старая, недавно опоросившаяся матка. Она лежала на боку и похрюкивала. Поросята шныряли по полу, как слабоумные дети, встряхивались, выискивали своими крошечными свиными глазками, не осталось ли чего на полу. Миссис Терпин где-то читала, что свиньи - самые умные из всех животных. Неужели? Сомнительно. Говорят, они умнее собак. Была даже свинья-космонавт. Она в точности выполнила свое задание, а потом умерла от разрыва сердца, потому что во время осмотра с нее не сняли скафандр и посадили на стул, тогда как свинье положено стоять на четырех ногах.
Хрюкают, визжат да все разрывают.
- Дай сюда, - сказала она, вырывая шланг из рук Клода. - Отвези негров и ложись, хватит прыгать на больной ноге.
- Какая муха тебя укусила? - сказал Клод, однако сошел с кромки и зашагал, прихрамывая, прочь. Он не обращал внимания на ее вспышки.
Пока слышались его шаги, она не опускала шланга, и всякий раз, как ей казалось, что кто-то из поросят хочет лечь, она направляла струю воды на его задние ноги. Решив, что Клод за пригорком, она слегка повернула голову и метнула горящий ненавистью взгляд на дорожку. Клода не было видно. Тогда она снова повернулась к загону и глубоко вздохнула, как бы собираясь с силами.
- Зачем ты бросил мне такое обвинение? - спросила она тихо, почти шепотом, но шепот этот казался криком, столько в нем было негодования. - Как же так, я - человек и одновременно свинья? Примерная христианка и исчадье ада? - Левая рука ее судорожно сжалась в кулак, правая крепко вцепилась в шланг, и струя воды забила прямо в глаза лежащей свинье, но миссис Терпин этого не заметила и не услышала ее истошного визга.
За свинарником лежал луг, на нем их стадо из двадцати коров собралось вокруг принесенного Клодом и негром-парнишкой сена. Только что скошенный луг спускался к шоссе. По ту сторону шоссе было их хлопковое поле, а за ним роща, тоже принадлежащая им. Солнце, теперь ярко-красное, стояло над частоколом темных, покрытых пылью деревьев, точно фермер, заглядывающий к своим свиньям в загон.
- Почему из всех ты выбрал меня? - роптала она. - Я помогаю бедным, и черным и белым без разбору. Я тружусь не покладая рук от зари до зари. Я хожу в церковь.
Кому, как не ей, повелевать расстилавшимся у ее ног краем?
- Почему ты сказал, что я свинья? Чем я похожа на них? - Она ткнула струей воды в поросят. - Там было столько всякой голытьбы. Их и обвинял бы.
- Наверное, голытьба тебе больше по душе, - ну и нянчился бы с ней, - полыхала она. - И меня сотворил бы такой же. Если ты так любишь белую голытьбу, почему не сотворил меня такой? - Она взмахнула кулаком, в котором был зажат шланг, и в воздух плеснула водяная змея. - Пожалуйста, я перестану трудиться, буду бездельничать, зарасту грязью, - клокотала она. - Буду целыми днями слоняться по городу, пить лимонад. Буду жевать табак, размазывать его по лицу и плевать в каждую лужу. Буду злая…
- Или сотворил бы меня негритянкой. Наверно, переделывать меня сейчас в негритянку поздновато, - ядовито продолжала она, - но ничего, я могу вести себя как негры. Улягусь посреди дороги и остановлю движение. Буду кататься по земле.
Все краски в предзакатном свете таинственно сгустились. Зелень луга горела, шоссе казалось фиолетовым, Миссис Терпин приготовилась к решающему броску.
- Называй, называй меня свиньей! - крикнула она, и крик ее полетел над лугом. - Называй сколько хочешь! Старой рогатой свиньей, исчадьем ада. Переставь эту нижнюю планку вверх. Все равно верх и низ останутся!
Вдалеке отозвалось невнятное эхо.
Последний всплеск ярости вылился в крик:
- Да кто ты есть-то?!
На миг все вокруг - и поля, и малиновое небо - зажглось ярким, чистым огнем. Слова ее покатились над лугом, над шоссе и полем, и звонкое, отчетливое эхо принесло их из-за рощи обратно, ответом на ее вопрос.
Она открыла рот, но не издала ни звука.
На шоссе показалась крошечная машина - пикап Клода, он быстро удалялся. До нее донеслось негромкое подвывание мотора. Издали машина казалась игрушечной. В любую минуту какой-нибудь грузовик мог врезаться в нее, швырнуть и Клода, и негров головой об асфальт.
Миссис Терпин замерла, напряженно всматриваясь туда, где исчезла машина. Минут через пять она увидела, что пикап возвращается. Вот он свернул с шоссе на грунтовую дорогу к их ферме, и тогда миссис Терпин медленно, словно ожившая статуя, опустила голову и посмотрела на животных так, будто наконец-то проникла в самое сердце тайны. Поросята лежали в углу возле нежно похрюкивающей свиньи. Теплый красный свет заливал их. От них исходило дыхание неведомой жизни.
Солнце скрылось за деревьями, а миссис Терпин все стояла, не в силах оторвать от свиней взгляда, точно впитывая в себя изначальное, животворящее знание. Наконец она подняла голову. В небе осталась одна только рдеющая полоса, она перерезала малиновое поле заката и убегала как бы продолжением шоссе в сгущающиеся сумерки. Миссис Терпин подняла лежащие на ограде руки и воздела их жестом, вдохновенным и древним. В глазах ее вспыхнул пророческий свет. Пролегшая по небу полоса представилась ей огромным мостом, перекинутым с земли над огненной пучиной. По нему теснились к небу бессчетные сонмы душ. Среди них была белая голытьба, впервые за всю жизнь отмытая, и толпы негров в белых одеждах, и тьмы тем калек и бесноватых, они били в ладоши, верещали и прыгали, как лягушки. А позади, особо ото всех, шел народ, к которому, она сразу догадалась, принадлежали они с Клодом, те, кому господь дал всего понемногу и вразумил, как с пользой всем распорядиться. Она потянулась вперед, чтобы получше разглядеть их. Они выступали важно, с большим достоинством, в их рядах, как всегда, царили благопристойность, добропорядочность, здравомыслие. Из всех только они держались с достоинством. Но по их изменившимся, растерянным лицам она увидела, что даже их добродетели поражены тленом. Руки ее опустились и сжали перекладину, сузившиеся глаза, не мигая, глядели на то, что виделось впереди. Через минуту видение погасло, но она все стояла в оцепенении.
Наконец она спустилась с кромки на землю, завернула кран и медленно пошла в темноте к дому. В роще гремел невидимый хор цикад, но она слышала только голоса душ, поднимающихся к небесным пастбищам с возгласами: "Аллилуйя!"