- Слушай, посмотри мне одного больного. Что-то у меня не работают шарики. Все вроде и правильно, все укладывается, а что-то ничего не складывается. Вроде бы и оперировать надо, а вроде бы и нет. То ли неохота просто? Привезли его, черти, утром на мою голову. Взгляни своим беспристрастным, еще не привыкшим глазом.
А с больным-то все ясно - конечно, операция нужна. Да и операция-то что, ерунда.
- Делать так делать. Иду. А ты подожди меня в кабинете.
Этому больному только начали делать, а он возьми и умри. И что только они там ни старались сделать - ничего! Взял и умер.
Мы сидим у нее в кабинете. Она положила руки на стол, а голову на руки и смотрит в стенку. Не успокаивать же ее. Глупо это. Вот ведь не хотелось ей оперировать почему-то.
- Не везет мне, знаешь. Помнишь, при тебе я больных тогда смотрела. Я в тот раз одному рекомендовала палец отрезать. Не поверил. Пошел по врачам. Нашел кого-то, лечить стал. А потом привезли к нам. Тоже умер. Вчера. Вот ведь не верят. А я ему ясно сказала - ам-пу-ти-ро-вать! Ведь им что надо - найти такого врача, чтоб его слова их мыслям соответствовали. Доискался.
Покурили. Помолчали.
- Пойдем с тобой пообедаем, а?
1968 г.
ДИСКУССИИ
Больная лежала уже почти выздоровевшая, но почему-то снова заболевшая. Вот ведь нелепость какая. Все хорошо. Операция - хорошо. После операции - хорошо. Первый раз поела - хорошо. Первый раз пошла - хорошо.
И вдруг на́ тебе - болит нога. Нога стала толстая, температура. Ходить не может. Есть не хочет. На нас в обиде.
И мы тоже. Вроде бы мы-то при чем?!. И действительно не виноваты. А чувствуешь себя виноватым. Ее ведет молодой ординатор. Он несколько лет проработал где-то на периферии, а у нас - около двух месяцев.
У него опыт. Он верит в него и ценит его. Он любит больных. Он хорошо мыслит. Он всегда хочет, чтоб как можно лучше было больным. Он правду-матку в глаза режет. Он из "неудобных" людей. Хороший человек. Правда, очень уж уважает "собственную хорошесть". Мысли свои любит.
Но любит и больных. Я его люблю за это.
- Что ты назначил?
- Постельный режим. Все средства, принятые на вооружение при этом. Ну и жду.
Режим! Какое противное слово. Не для больницы слово это. Режим. Изолятор. Казенная одежда. Свидания. Передачи. Родственников не пускают. Нам в больницах побольше б свободы. Лечиться было бы приятнее. Да и спокойнее. Впрочем, какая ж свобода, если больной?
- А больше ничего не назначил?
- Повязку положил.
- Так давай по нашему методу лечить. Введем в артерию.
- А зачем? Давайте обычными методами сначала. Они же помогают всегда. Не поможет, тогда введем.
"Обычными..." "Всегда..." Ненавижу это: "Помогает всегда".
- Так ведь почти все болезни всегда проходят. Даже которых лечить не умеем. Вот ведь грипп проходит. А если мы в силах ускорить выздоровление - надо ускорить.
- Пожалуйста. Прикажите. Сделаю.
- Да не хочу я приказывать. Ты ведь врач. Должен думать сам, что лучше.
- Ну а если думать, предпочитаю, чтоб на моих больных не экспериментировали.
- Это, милый мой, эксперимент лишь для тебя. А мы этим методом уже сотни больных вылечили.
- Я ж и говорю: прикажите - сделаю.
- Ну чего ты упорствуешь? Да ты пойми, негативист, экспериментировали мы раньше. На себе. Мы тут все себе вначале в артерии вводили. Так что, пожалуйста, не строй из себя героя-противленца. Приказать я еще успею.
- Не понимаю, почему чуть что - надо тыкать в артерию. Почему нельзя использовать старые методы? Вы здесь сотни больных этим методом излечили, а мы по-старому - тысячи, наверное. Подождать пару дней, если будет плохо - тогда давайте.
Я смотрю через открытую дверь палаты на больную. Вот ведь была уже почти дома, и... раз - на три недели.
Можно ее и пожалеть, конечно. Не колоть в артерию. Так ведь в три раза дольше.
- Ведь мы же дни теряем, - я опять начинаю втолковывать, но уже злюсь. Нельзя злиться: я же педагог. - Пока болезнь свежа - действие лучше...
- Но ведь в артерию вводим, не в вену.
Противник отступил на заранее подготовленные позиции. Надо развивать успех. Бить по отступающему. Зайти с флангов. Окружить, смять и в плен взять. Вот лишь бы не истребить.
- А артерии бояться не надо. В вены мы тычем когда надо и не надо. А вена более ранима. В ней скорость кровотока меньше. В ней чаще воспаления, чаще тромбы. Но этого ты не боишься - привык.
- Может быть, все же лучше по старому римскому закону: Festina lente - "Спеши медленно"?
- Да пойми же! Болит у нее. Да к тому же она видела себя уже дома! Боли-то пройдут сразу. Больной легче станет - с р а з у!
- Ну что ж. Прикажите. Сделаю.
Я разозлился. И пошел.
Сестре:
- Подавайте в перевязочную.
Пока больную привезли в перевязочную, я развел препарат. Набрал его в шприц.
Больная лежит. Смотрит испуганно. Конечно, я напрасно разводил дискуссию. Она видела издали, что мы спорим. Хоть и не слышала о чем. Да ведь больным слышать и не надо. Они всегда что-то чувствуют! Ну не всегда. Или, в крайнем случае, что-нибудь додумают. Придумают. Еще хуже.
Так. Вот бедро переходит в живот. Вот паховая складка. А вот и пульсирует.
- Видишь? Здесь пульсирует.
- А я знаю где.
- Фиксирую артерию двумя пальцами.
- Я знаю, босс.
- Не язви, а смотри... Сейчас я вас уколю. Не бойтесь. Обычный укол.
- А я и не боюсь, - храбрится больная, а сама, конечно, боится. Я ж вижу. Напрасно мы с ним сейчас разговаривали там.
Иголку воткнул. Пульсирует иголка. Значит, на артерии. Так. Рраз!
Из иголки пульсирующим фонтанчиком бьет струйка крови.
- Шприц, пожалуйста. Сейчас в ноге вы почувствуете жар. Но он быстро пройдет.
- Ой! Ой! Горячо очень!
- Сейчас пройдет. До десяти сосчитайте...
Он смотрит на меня торжествующе.
- Прошло уже. Не горячо.
- А нога болит?
- Не пойму. Вроде меньше. Нет, вроде не болит.
Теперь я смотрю на него торжествующе.
- Пощупай ногу,- я ему доктринерски.
Щупает.
- Больно?
- Нет.
- Здесь?
- Нет.
- А так?
- Нет.
Я:
- Заклейте и отвезите больную.
Сейчас надо молча уйти.
Уходя:
- Большой повязки не надо. Можно увозить больную.
* * *
Через год.
Он выходит из перевязочной. За ним больная.
- Ты что делал?
- В артерию вводил.
- Кому?
- А вот ей.
- Так что же она пешком идет?!
- А ничего не бывает. Я уж сколько делал - и ничего. Идут пешком.
- Да ты что?! Так уж мы много делаем! Нельзя после этого пускать пешком. Надо же осторожность соблюдать.
- Да говорю ж, ничего. Чего зря-то осторожничать? Я себе когда ввел - сразу же пошел на операцию. Даже побежал. И стоял на операции долго. И ничего.
Или я его тогда "истребил"?
Или у него опять появился опыт?
1964 г.
АППЕНДИЦИТ
Если болит живот, я ставлю грелку. Так меня с детства приучили. Но в этот раз грелка не помогла. Боли почему-то стали больше. Я решил было еще потерпеть, однако становилось все хуже и хуже.
Врач, который меня осмотрел, сказал, чтобы я не беспокоился, что у меня пустяки - простой аппендицит.
Ему, может быть, и пустяки. Аппендицит - это же операция! Удивительно не вовремя - у меня как раз сейчас столько дел. Я так и сказал врачу. А он сказал, что болезни, особенно операции, никогда вовремя не бывают. Может быть, он и прав.
Раз аппендицит, раз операция - надо быстрее. Машину вызвали, а ее нет и нет.
А может, это и не аппендицит вовсе? Но живот болит. И болит все сильнее. Температура тридцать семь и два. Не знаю, зачем я ее мерил, но делать что-то надо. Ведь аппендицит - операция. Грелку ставить категорически нельзя. Лекарства принимать тоже не разрешили.
Прошло еще десять минут. А машины все нет и нет. Как же так! Нужна операция. Уже прошло двадцать минут - и никакой машины.
Машина приехала через час. Дома у нас стали их упрекать, мол, очень медленно и прочее. Фельдшера, одетые почему-то в черные шинели, ответили, что аппендицит - дело не такое уже срочное. (Дело! Им дело, а мне операция.) Что час-другой никакой роли не играет.
Конечно, им говорить легко. Да, собственно, и я мог ждать. Но каково ждать, когда тебе сказали, что нужна срочная операция! Почему я должен знать, что есть операции срочные, сверхсрочные, полусрочные?
- Это не внематочная беременность, - говорят фельдшера. - Можно и подождать.
Может быть, может быть.
Привезли меня в больницу.
Здесь тоже не торопятся. Фельдшера "Скорой помощи" разговаривают с сестрой приемного покоя. Рассказывают про меня, наверное.
Я сижу на скамеечке.
В ожидании оформления я и не заметил, как у меня пропала фамилия - все называют меня только "больным". Сестра говорит - "больной". Санитарка говорит - "больной". А может быть, это ошибка - может, я не больной? Ведь доктор меня еще не смотрел.
А чуть скажи сестре или няне: "Я ж больной", - отвечают: "Еще неизвестно. Может, доктор посмотрит, и мы вас отпустим домой".
А доктора все нет и нет. Я уже десять минут в больнице. Я спросил, где же доктор, а мне сказали, что доктор занят, что ничего срочного у меня нет.
- Зачем же тогда говорят, что аппендицит - это так срочно?
Минут через тридцать пришел доктор.
Доктор посмотрел мои бумаги и обратился ко мне по имени и отчеству. Он, наверное, не хочет считать меня больным. Но все равно пришлось: говорит, что будут делать операцию.
- Когда?
- Сегодня - как операционная освободится и подготовятся там.
А потом меня стали мыть. Повели в душ.
* * *
- Быстро вы его привезли. Там еще и аппендицит-то, наверное, не бог весть какой. Конечно, он болен всего-то три часа. А уже недоволен: говорит, машина долго не приезжала.
Ух и разбаловались! Все от жиру. Я ему говорю: "Больной". А он недоволен. А почему ж нет? Раз у него живот болит, значит, больной. А если считает, что он не больной, почему недоволен, что машина долго не ехала? Вот и пойми их! Да ведь вон их как много! Машина за машиной. Я в этих бумажках запуталась. По диагнозам-то мне легче их разобрать. По диагнозам и возрасту. А в именах я запутаюсь совсем. Больной - так легче и надежнее. Раз уж ты попал сюда, - значит, больной. Просто, может быть, болезнь не бог весть какая - может, можно и отпустить.
Они-то думают, раз это аппендицит, значит, все ужасно, значит, операция. А может, аппендицита еще и нет? Да и подумаешь, операция какая! У нас их вон как щелкают - один за другим.
Отправила его мыть. А оттуда в отделение.
Сегодня у нас хорошо идет работа: только привезли - и уже наверх.
* * *
- Ишь! И мыться не хочет. "Чистый", - говорит. Все они чистые. Моются, моются, а операционные все равно ругаются - плохо их моем мы, говорят.
Чистые, чистые, а мыться все равно надо. Это им операция, а не так просто. А почему бы и не помыться ему? Душ, все чисто - мойся себе. Одно удовольствие! К тому же и положено мыться, значит, нечего. Вот уж сколько работаю, а до сих пор к порядку приучить не могу. Не хотят мыться, и все. А вот только если прямо с завода или со стройки привезут - те сразу моются.
"Вчера, - говорит, - мылся". А операция-то сегодня. "Живот, - говорит, - болит". Конечно, болит. У всех здесь болит. А ты живот-то осторожненько - не три его. Да и не поймешь их, не угодишь им. "Стоять, - говорит, - под душем трудно". "В ванну, - говорю, - ложись тогда, я помою". Не хочет. "Лучше, - говорит, - под душем". Хорошо, когда тяжелый больной, с прободной язвой, к примеру, или там из-под машины, когда помыть можно. Он на носилочках. Его протрешь мочалкой с мылом, руки, ноги - он и не возражает. Или еще хорошо, когда почечная колика. Это больно, больно! Они ведь все с почечной коликой ну прямо на стенку лезут, крутятся. Им говорят: "В ванну быстрей - сразу легче станет". Эти - без разговору. Только успеешь воды туда налить - сразу! Лишь бы легче стало поскорее. С ними спокойнее. А там, как ему в ванне полегчало, так он от радости слова не скажет - моется.
Ну, подала я его наверх, в отделение.
* * *
Подняли меня на лифте в хирургическое отделение. Я думал, сразу в операционную. Оказывается, сначала кладут на кровать и чего-то ждут. Операционная занята, хирурги заняты и прочие причинки. А больные говорят, что иногда ждут просто, чтобы сразу несколько поднакопилось, тогда они их и оперируют (впрочем, что я - нас) всех подряд. Им, видите ли, легче: операционную не надо разворачивать по нескольку раз. Лишнее белье, говорят, не тратят, лишний материал... А мы лежи, да?!
Я говорю сестре:
- Ну почему же меня не оперируют? (А в глубине души доволен, что оттягивается час этот.)
А она:
- Да вас только что привезли.
- А ведь уже сколько времени прошло, как я заболел!
Говорят, если бы прободная язва, вот тогда бы сразу на операционный стол. А так спешить нечего. Успеется. У меня уж и болит не так: уж очень неохота оперироваться, быстрее бы к какому-нибудь одному концу.
- Я уж скоро шесть часов как животом-то маюсь. - Решил шутить.
Так доктор тоже:
- Вот если ущемленная грыжа, тогда мы уж должны думать о шести часах: после этого срока, - говорит, - кишка может стать зело плохой. - Ему легко ёрничать. - А аппендицит - это не сверхсрочная операция.
Но все-таки сделали мне вскоре укол в руку и повезли в операционную. Тут уж все серьезно. Положили на каталку и торжественно повезли.
* * *
- Сегодня очень неудачное дежурство. Почти всем больным уколы поназначены. И температура уже нормальная, а все равно антибиотики дуют. Ну и пусть, что антибиотики не для сбивания температуры, - все равно можно бы и отменить половине. На двадцать пять моих больных пятнадцати делают уколы, да некоторым еще разные. А пенициллин, например, четыре - шесть раз в день, стрептомицин - два раза в день. Ну, витамины там утром сделаешь, и все. Да еще внутривенные вливания делать надо. Еще капельницы надо ставить. И кормить я должна. И как раз когда полно дел - ему, видите ли, оперировать понадобилось. Нельзя, что ли, отложить немного? Подумаешь, аппендицит! Дело какое! Обождет немного. Нет, поднял крик. Говорит, больной лежит нервничает. Больной-то лежит, ему и болит-то не очень - может и обождать чуть-чуть. А я совсем с ног сбилась. Ведь, если посчитать, я уколов сто должна сделать. Да еще кормить как раз сейчас. Ведь он-то о еде не думает, что время пришло. С этим дурацким двухстепенным обслуживанием нянечка не должна кормить. А ведь больного только-только привезли. Ничего, подождут немного.
А знаете, какой скандал он поднял в операционной, что ему не сразу больного привезли?! Говорит, что уже пятнадцать минут стоит в операционной помытый.
Ведь стоит, ничего не делает. Подумаешь! Трудов-то!
* * *
Меня привезли в операционную, а там такой крик! Я даже не понял, в чем дело. Хирург чем-то был недоволен. Вроде ждал, что ли, нас долго? А чего он-то ждал?! Это я всех торопил. А он ведь ничего не ждал. И на кого он кричал, тоже не понял я. Только очень это неприятно - должен меня оперировать, а уже на взводе.
Все нервничают. Что же дальше будет? Потом уложили меня на стол.
* * *
- До каких же пор будет продолжаться это безобразие! Я уже пятнадцать минут стою помытый, с поднятыми руками, а у нее, видите ли, дела! Пятнадцать минут! За это время можно и иной аппендицит сделать. Как расхищают время! Просто ужас! Я стою. Операционная сестра стоит. Все ждут. Больные внизу поступают. А она занята! Да что же это за дела такие?! До сих пор не поймут, что главное в хирургическом отделении - это операционная. Будто уколы не может сделать позже. Будто покормить позже нельзя. Надо же так издергать перед операцией, а еще какой аппендицит будет - неизвестно. Аппендицит им, видите ли, пустяки. Безобразие!
* * *
- Вот ведь кричит! А если не сделаю вовремя все вливания, опять кричать будет. Ведь это же действительно надо сделать вовремя. Что сама операция, если все не делать как следует после? Больных надо накормить, пока все горячее, пока все не остыло. Если больной пожалуется, что ел холодный суп, он же опять будет ругаться.
Ну постоял немного. Подождал. Подумаешь, беда какая! Ну понервничал немного больной еще - что случится-то от этого? А меня вот издергать перед тем, как к больным идти, ничего не стоит. И ведь придут больные - тоже будут чем-нибудь недовольны. Как этот: "Когда, наконец, будет операция?.. Когда, наконец, будет операция?"
* * *
Что они дергают друг друга? Ведь сейчас они меня будут оперировать. А уже нервничают.
Ну, слава богу. Накрыли простынями. Как это неприятно!.. Они со мной что-то делают, а я ничего - полная пассивность. И добровольно. Как это неприятно, быть вот такой игрушкой в чьих-то руках!
- Доктор, а может, не надо делать? Может быть, нет аппендицита? - Как это вырвалось у меня - и сам не знаю. Но может быть, они действительно ошиблись?
* * *
- Да вы не волнуйтесь. У вас аппендицит, и операция необходима. Вы же сами это отлично понимаете. Зачем же зря говорить все это? Не надо зря нас нервировать.
* * *
Операционная сестра:
- Ну и быстро ж вы его сделали!
* * *
- Не успела я прибежать и начать кормить больных, как уже велели ехать за больным. Здорово он их оперирует! Ну мыслимое ли дело так работать?! А чуть задержишься, опять крик, что заставляю больного после операции лишнее время лежать на столе. А всего-то - аппендицит. Подумаешь, пустяки какие!
* * *
Мне казалось, что операция длилась очень долго. А мне все талдычили про какое-то очень малое количество минут.
* * *
Аппендицит оказался не бог весть каким тяжелым. Но все же ненавижу, когда аппендицит считают пустяком. Живот режем - а тут вдруг "пустяки", говорят.
Просто это, к сожалению, стало привычно. Больно много его, аппендицита.
И все-таки аппендицит лучше делать под общим наркозом.
* * *
Через семь дней я выписался.
1966 г.