- О, ха, это правая сторона Бэйсуотер-роуд.
- Нет, она слева.
- Нет, нет, - я неловко фыркнул. - Я хотел сказать: правильная сторона. Верная сторона.
- Что?
Бросить трубку?
Нет. Не суетись.
- Э-э, послушай, не стоит об этом. Скажи, ты будешь там завтра? Отлично, тогда почему бы мне не подойти туда, когда вы закончите, то есть когда? В полпятого?… В четыре? Встретимся и, может, сходим куда-нибудь выпить чаю? - Последовала пауза. Под мышками у меня защипало. - Что ты на это скажешь?
В обычном случае я бы придумал какую-нибудь оговорку, чтобы облегчить ей отказ, что-нибудь вроде "если ты, конечно, не работаешь". Или назначил бы встречу на более удаленный день, чтобы она могла дать уклончивый ответ, сославшись на неопределенность планов. Но сейчас я хотел бить наверняка, ведь я столько над этим работал. И тогда она заговорила.
- Хорошо… Почему бы нет.
Почему бы нет. Она, наверное, захочет, чтобы я заплатил за ее чай.
- Понятия не имею, почему нет. Так ты будешь там в четыре?
- Да, и…
- Хорошо. Тогда до встречи. - Я швырнул трубку и остался стоять на месте, так и застыв в скрюченном положении. Интересно, как ей понравилась моя резкость? Если применить Закон Нормана, что бы я сам почувствовал после этого? Скорее всего, поставил бы неотесанного придурка на место.
Вторник, полдень. Я неподвижно лежу в ванне, как старый грязный аллигатор, - не моюсь, лишь отмокаю и строю планы.
Что я надену? Черные ботинки? Голубой в полоску костюм или черный вельветовый с такими трогательными кожаными заплатками на локтях? Какой образ я выберу? За те два раза, что я с ней виделся, я подверг себя нескольким глобальным личностным преобразованиям, оказавшись, наконец, где-то между немногословным и непроницаемым страдальцем и хитрым, словоохотливым, демоническим, насмешливо-циничным и ищущим смерти нигилистом. Остановиться на этом или попытаться создать новый образ?
Почему Рейчел не даст понять, что она сама за человек? Я теряюсь в догадках. Если б она была хиппи, я бы говорил с ней о наркотическом опыте, знаках зодиака, картах таро. Если бы она придерживалась левых взглядов, я бы делал несчастный вид, ненавидел Грецию и ел консервированную фасоль прямо из банки. Если б она была спортсменкой, я бы играл с ней… в шахматы и в нарды. Только не говорите, что она именно та девушка, которая должна показать мне, какая эгоистичная глупость - делить людей таким вот образом; не говорите мне, что она намерена, приняв вызов, разложить меня по полочкам, распознать мою сущность и выставить ее в комическом свете. Я этого не переживу.
Я начал мыться, вычищая свои отверстия; если не содержать их в порядке, все пойдет вразнос. Куча работы - от выскабливания ноздрей до намыливания пупка. Конечно, жизнерадостно думал я, мне точно известно, что моя обеспокоенность тем, что это тело может сыграть в ящик, - просто внутренние страхи (об этом, кстати, стоит поразмыслить), но знание того, что это лишь страхи, совсем эти страхи не облегчает.
Используя расческу и пальцы, я причесал лобковые волосы. Это было правильно - привести себя в полный порядок перед встречей в Рейчел, ведь никогда не знаешь, какие сюрпризы тебе может преподнести жизнь. Однажды вечером в прошлом июле: в 10.05 на станции метро "Белсайз- парк" девушка велела мне убираться, пока она не позвала полицию; в 10.17 я лежал на полу - между нетронутыми чашками еще горячего чая, - помогая ей стащить свои грязные трусы. Надо признать, что девушка была весьма уродлива, а раздевшись, пахла гнойными язвами и разрытыми могилами, но все равно - надо быть готовым ко всему. У Джеффри была теория, что симпатичные девчонки любят секс больше, чем страшные. Возьмите хотя бы Глорию, с которой я виделся только вчера. Да, я отлично проводил время в Лондоне! Казалось, Оксфорд остался далеко-далеко, где-то в детстве.
Я обмотался полотенцем, на носках добежал до своей комнаты и, весь дрожа, скорчился у огня (все то, чего доктор Миллер советовал мне избегать). Рядом с моей комнатой тоже была уборная, на данный момент слишком грязная, чтобы ею пользоваться. Я мог бы вылизать ее, думаю, на следующей неделе, что будет, кстати, неплохим способом отблагодарить Джен и Норма.
Я вытерся, обсыпал себя с ног до головы тальком и влез в свои самые нескромные трусы. Опустив глаза, я оглядел впалую грудь, небольшой аккуратный животик, выступающие бедра, абсолютно безволосые ноги - совсем неплохо, хочу вам сказать. Одеваясь, я думал о том, какие доработки необходимо произвести в комнате. Я не мог быть столь же небрежен, как в случае с Глорией. Сто к одному; что мне не удастся заманить ее хотя бы в дом, не говоря уже о спальне, но по-любому все должно быть… как надо. Я собрал разбросанные блокноты и папки, почесал подбородок.
Не зная ее музыкальных вкусов, я решил не рисковать; все пластинки я сложил в две стопки; наверх первой положил "2001: Космическая Одиссея" (беспроигрышно); наверх другой (после недолгого раздумья) - подборку стихов Дилана Томаса в исполнении автора. Влажные салфетки - подальше от кровати: оставить их на стуле у кровати все равно что повесить плакат: "Я дрочу столько, сколько вам и не снилось". На кофейном столике были представлены пара текстов Шекспира и журнал "Тайм-аут"- интригующая дихотомия, возможно, но боюсь, что… нет, это не пойдет. Тексты были замусоленными и покоробленными после целого года таскания их с собой в школу. Я заменил их книгой Блейка издательства "Темз энд Хадсон" (опять же, беспроигрышно) и "Поэзией медитации", которая на самом деле была научным трудом по метафизике, хотя, если судить по обложке, могла бы оказаться и сборником стихов битников: пусть Рейчел интерпретирует это, как ей больше нравится. К сожалению, на обложке "Тайм-аута" красовалась стройная девушка с черными сосками. Тогда что вместо? Хватит ли у меня времени, чтобы выскочить и купить "Нью стейтсмен"? Пожалуй, нет. Я оглядел комнату. Что-нибудь неуместное, цепляющее взгляд? По истечении четверти часа я решил положить рядом с подушкой книгу Джейн Остин - сдержанное "Убеждение", - лицом вниз, открытую ближе к концу. "Так легкое касание / Изменит мироздание".
В три тридцать я стоял перед зеркалом одетый. Прищурив глаза, я исследовал лицо на предмет прыщей. Все чисто. Обычно меня не столько достают обыкновенные прыщи, сколько появляющиеся время от времени подкожные "громилы", те самые, которым нужно два дня, чтобы вырасти, и две недели - чтобы исчезнуть. Моим любимцем было Яйцо Циклопа, которое регулярно возникало у меня между бровей, придавая мне вид серийного убийцы. Но сегодня "громилы" отдыхали.
Я надел, затем снял, затем снова надел красный шарф в белую крапинку. В конце концов я все же убрал его на место: это было бы уже чересчур. Теперь, мечтательно глядя на себя в зеркало… Рейчел должна быть не в своем уме, чтобы упустить такой шанс: средней длины шелковистые, густые темные волосы, открытый взгляд карих глаз, тонкий рот, и эта линия подбородка - ее плавность и прямоугольность, ее мужественная китсианская симметрия. Я стиснул зубы, чтобы она яснее обрисовалась… Приветик. У меня все отлично, любовничек, а как у тебя?
Я отправился наверх выпить чаю, но тут зазвонил телефон. Это был Джеффри.
- Привет, - сказал я обрадовано, - я собирался звонить тебе вечером.
- Э-э-э… - последовала пятисекундная пауза. - Меня может не быть.
- Ты в порядке?
Опять пауза.
- Я хочу зайти. Я удолбался. Мне не дойти до дома.
Обхавался наркоты и взывает о помощи?
- Где ты сейчас, Джеффри?
- Э-э, погоди, щас посмотрю… да, метро "Южный Кен". Только пока я не хочу приходить. У меня… глюки, я хочу… собраться, но меня… ваще… глючит…
- Что за хрень ты городишь? Смотри, ты можешь прийти сейчас и подождать здесь, пока я вернусь. Или, если хочешь, подваливай позже. Скажем, около семи?
- Лучше, - сказал он, все еще настороженно.
- Или еще позже. Около восьми. Или в девять?
- Лучше.
- Послушай, почему бы тебе не подвалить когда захочешь?
Молчание, затем невнятное "да", снова молчание, щелчок.
Он позвонил через пять минут, чтобы сообщить, что с ним еще пара девчонок.
Я на секунду задумался.
- Отлично. Тащи их сюда, и я попробую выебать ту, которая не твоя. У тебя с собой какая-нибудь немыслимая наркота?
- Есть кое-что.
- Тащи ее тоже. Мне надо бежать. Я, наверное, буду после семи, или кто-нибудь еще здесь будет. Только послушай: если дверь в мою спальню заперта, не пытайся ломиться, ладно?
- Сунь-вынь?
- Может быть.
У меня оставалось только восемь минут, чтобы успеть добежать. Придерживая прическу руками, я выскочил из дома и понесся по улице. Джеффри приведет девчонок. То, как пройдет свидание, уже не казалось особенно важным.
Рейчел была одна на кухне и вытряхивала пепельницы в помойное ведро цвета детских какашек. Я сказал механическим голосом:
- Ради бога, мне очень жаль, что я не знал, что это твоя вечеринка, и может быть, ты позволишь мне загладить вину, и может, ты сходишь со мной в кино в следующую среду? Черт, мне, правда, очень жаль, честное слово.
- Не беспокойся на этот счет.
Я ждал, но она больше ничего не говорила.
- Можно мне хотя бы позвонить? Или… нет?
Рейчел улыбнулась.
- В любом случае одно из двух. Ладно. 773- 44–17. Сможешь запомнить?
- Давай я тебе помогу, - полилось из меня, - тут довольно много…
- Нет, правда, я справлюсь.
Рейчел подошла к столу, на котором я полусидел, и принялась укладывать неиспользованные фужеры в картонную коробку. И тут у меня появилось это знакомое ощущение - ощущение, что либо пан, либо пропал, ощущение, что не столько я должен делать ставку, сколько ставка должна быть сделана, ощущение, что не столько я должен действовать, сколько действие само взывает ко мне, - или невероятный клубок из всего этого, - что заставило меня встать и, словно в трансе, потянуться к ней.
- Та-ак, ну-ка прекрати, - сказала она.
Пятясь, я вышел в коридор.
- 373-14-17! Классная вечеринка! До встречи!
Четверть часа поисков по справочным службам, и я позвонил ей в следующий вторник. Рядом со мной были: отпечатанный сценарий, пустая четвертинка джина и Джеффри. Джеффри, наглотавшись каких-то колес, на протяжении всей моей беседы непрерывно кивал.
Два дня спустя мы смотрели фильм о радостях и невзгодах исландских фермеров. Конечно же, накануне я посетил кинотеатр и придумал и отрепетировал прикольные комментарии, которые смог бы шептать Рейчел в темноте. Но обстановка не располагала, так что я весь фильм сидел тихо.
Я обналичил свой предпоследний дорожный чек и не скупился на такси, а в кино взял лучшие места. Проводив Рейчел до дома, я даже не пытался поцеловать ее на прощание и почти рассмеялся, когда она предложила зайти к ней выпить кофе. "В другой раз", - сказал я с усмешкой. (Тем более что дома были ее родители.) Вечер обошелся в шесть фунтов. В любом случае, к концу недели я был уже в Оксфорде.
Подготовительная школа Рейчел располагалась в одном из унылых зданий в стиле ампир, распространенных в этой части Лондона. Повернувшись спиной к двум колоннам из папье-маше, стоящим по бокам от входной двери, я отрабатывал улыбки и приветствия. Я не чувствовал себя особо взволнованным - следовало, наверное, перед выходом сунуть в штаны бутылку из-под молока. Хоть последних полторы сотни метров я и плелся, словно был специалистом по мостовым и как раз изучал одну из них, но все равно пришел на три минуты раньше срока.
Справа от двери был тускло освещенный класс без занавесок; в нем сидели одни парни. Они тоскливо пялились в окна. Я знал этих пидрил, что учатся в подобных заведениях. Отбросы привилегированных школ, выгнанные за то, что они чересчур жирные, ходят с длинными волосами и в грязных ботинках, склоняют новичков к педерастии и слишком часто попадаются с непозволительным количеством хоккейных клюшек в жопе. Как бы они сейчас не выскочили оттуда с криками вроде: "Научим этого пизденыша хорошим манерам!" - и не вломили мне. Я бродил под окнами туда-сюда, словно нищий. Один из парней спал, подложив под голову газету. Вдруг я увидел, что в классе возникло какое-то движение; в поле зрения возник бородатый человек с суровым лицом. Он подошел сзади к своему ученику, навис над ним и вдруг сильно стукнул по затылку чем-то вроде футляра для очков. Это породило цепную реакцию конвульсивного хохота. Юноша очнулся, поднял опухшее лицо и удивленно заморгал.
Я мог слышать громогласные упреки учителя и видеть, как беззвучно оправдывается ученик. Проучи это никчемное дерьмо, за то что он такой богатый и ленивый и за то что он так обожрался за обедом. Проучи этого жирного, безмозглого…
Двери открылись. Высокий рыжеволосый парень в зеленом твидовом костюме стал грациозно спускаться по лестнице. Он посмотрел на меня, как если бы я был бандой скинхедов: не со страхом (ведь с этими ребятами всегда можно договориться), а, скорее, с неодобрением. За ним выскочили две девушки с впалыми щеками, выкрикивая: "Джимми!.. Джимми!" Не теряя достоинства, Джимми обернулся.
- Анжелика, я не иду гулять на набережную. Придется вам поехать с Грегори.
- Но Грегори в Шотландии, - сказала одна из девушек.
- Ничем не могу помочь. - Рыжий парень исчез в старомодной спортивной машине.
Теперь уже студенты выходили из школы сплошным потоком. Каждый считал своим долгом что- нибудь проорать. "Каспер, да, Ормандские Ворота, не могу, супер, Фредди, к пяти, пожалуй, чай? потом, я догоню, сука! у Освальда". Припаркованные в два ряда "альфа-ромео", "морганы" и "MG" газовали, тесня друг друга. Те, у кого не было машин, направлялись пешком в сторону Ноттинг- хилл. Где же Рейчел? Стесняется подходить ко мне на виду у всей этой "золотой" молодежи? Может, я вообще не там стою? Кроме того сонливого парня, которого, к моему удовольствию, задержали после уроков, внутри, похоже, никого не осталось.
Рейчел опять появилась в компании троих с ней были двое парней и одна девушка. Ну, с богом, подумал я, глядя, как они спускаются по ступенькам, болтая наперебой. Один из парней и другая девушка отделились, Рейчел и второй парень подошли ко мне. Я узнал его. Хотя сейчас он был в пиджаке и шерстяных брюках, я понял - это тот самый тип в белом костюме на вечеринке. Рейчел улыбалась. Она сказала:
- Дефорест, это Чарльз… Байвэй? - Она засмеялась. - Извини, я…
- Хайвэй, если можно. - Я тоже засмеялся.
- Хайвэй. Чарльз, это Дефорест Хенигер.
- Рад познакомиться с тобой, Чарльз, - улыбнулся Дефорест. Он был американцем. Это не вызывало сомнений - как и любой американец в возрасте от восьми до двадцати пяти, он походил на спортивного обозревателя средних лет: веснушчатое простоватое лицо, коротко остриженные волосы.
Американец? Несомненно.
- Как поживаешь? - сказал я, тряся ему руку.
- Мы думали пойти выпить чаю в Чайном Центре, - сказала Рейчел.
Я оживленно закивал, выражая согласие со столь оригинальным планом. Мы выступили в таком порядке: долговязый Дефорест шел посередине, Рейчел по левую руку, а я семенил по обочине, на ходу уклоняясь от деревьев, одной ногой в водосточной канаве.
Другая пара остановилась в нескольких метрах перед нами, дабы совершить ритуал взаимного обласкивания. Парень - у него была косая челка и вытянутое рябое лицо - отобрал у девушки какой-то предмет - книгу или письмо, - который ей не терпелось вернуть. Он стоял к ней лицом, держа то, что там у него было, двумя руками у себя за спиной; она игриво колошматила его по локтям.
- Эй, вы, двое, - сказал Дефорест, - время вечернего чая.
Он сошел на проезжую часть и повернулся лицом ко всей нашей компании, неуверенно сгрудившейся на тротуаре. Затем Дефорест открыл дверцу огромного красного "ягуара" и сел в него.
- О боже, - прошептал я.
Рейчел сделала шаг вперед и оглянулась на меня. Я улыбнулся с видом обалдевшего школьника и, когда она села, захлопнул за ней дверь. Двое других сели сзади, и у меня появилось желание захлопнуть дверь и за ними. Я влез последним, и они потеснились, словно бы я был чемоданом.
- Все на местах? - спросил Дефорест.
Машина тронулась.
Как я позволил себе попасть в такую ситуацию? Рейчел сидела прямо передо мной, ее блестящие волосы источали аромат, невыносимый для моих обостренных чувств.
- Нет, я просто без ума от этих английских машин, - сказал Дефорест, обращаясь к Рейчел. Та кивнула-было ясно, что она тоже от них без ума.
Неужели Рейчел все это спланировала? Наверное, мне следовало в тот раз дать ей договорить. Был ли Дефорест в курсе? Боже. "Дефорест, дорогой, тут один нудный молокосос все время мне названивает, и он, наконец, вынудил меня согласиться выпить с ним чаю. Я подумала, не случится ничего страшного, если мы разок возьмем этого несчастного придурка…"
Чайный Центр являл собой претенциозную забегаловку для рабочих, выполненную в стиле американских тридцатых: круглые столики, окруженные невысокими стульями, похожими на грибки; у стены - несколько кабинок. Мы направились в дальний угол. Я замыкал шествие. Девушки сели первыми, кавалеры последовали за ними. В кабинке было только четыре места. Я огляделся: эти гребаные лилипутские стулья были привинчены к полу, и других стульев в заведении я не видел.
Для меня вообще не было места. Рейчел и Де- форест оживленно болтали, другая парочка сплелась так, словно собиралась исполнить "номер шестьдесят девять". Моя голова была как электроодеяло. Я даже не мог видеть Рейчел, поскольку чертова колючая башка этого долбаного Дефореста мне ее заслоняла. С безразличием в голосе я произнес:
- Выйду позвоню.
Никто не отреагировал. Занятые собой, они просто не услышали.
Выйдя наружу, я пошел в сторону телефонных будок напротив входа в метро. Я остановился у какой-то витрины. Почему я просто не попросил их подвинуться? Это все из-за моей нерешительности. Они все хотели, чтобы я остался. Нет, там не было для меня места, мне оставалось только уйти. Уйти. Я двинулся в сторону дома.
- Чарльз! Постой.
Я обернулся. Рейчел остановилась на островке безопасности в центре дороги. Она ждала, глядя на меня, и поток машин двигался между нами.
Зажегся зеленый. Она помедлила; она шла ко мне, руки в карманах, голова немного наклонена. Она достигла тротуара и остановилась в метре от меня.
- Чарльз, вернись.
- Я не вернусь.
Она сделала два шага вперед и встала, держа ноги вместе.
- Извини. Ты в порядке?
- Все отлично.
- Мне надо возвращаться.
- Не сомневаюсь.
- Тебе холодно? - спросила она.
Она угадала. Я был слишком самонадеянным, чтобы надевать пальто. Я дрожал.
- Немного.
Она закусила губу. Она приблизилась еще и взяла мою руку.
- Ты мне позвонишь?
- Еще бы.
- Тогда пока.
- Пока.