Над пупком, по центру живота, он насчитал семь ран, своим расположением напоминавших расходящиеся во все стороны лучи солнца.
Тимофей показал Данилову и Вере орудие убийства - большой кухонный нож с фигурной деревянной ручкой, уже упакованный в прозрачный пакет. И лезвие, и ручка были испачканы кровью.
- Соседка вызвала, - сказал старлей. - И нас, и вас.
- Муж? - спросил Данилов.
- Муж, - подтвердил Тимофей. - Соседка говорит - ревновал он ее сильно.
- Любил, значит, - вздохнула Вера.
- Лучше бы уж ненавидел, - зло сказал Данилов. - Глядишь, и успели бы…
Оставив Тимофею номер наряда, Данилов пошел к выходу.
- А его-то задержали? - спросила любопытная Вера.
- Сбежал, - ответил Тимофей и добавил: - Никуда он не денется - протрезвеет и сам явится. С повинной.
- Что только люди не творят! - сказала Вера, догнав Данилова на лестнице. - Ужас… Только подумаешь, что еще вчера у детей были папа и мама…
- А теперь у них никого нет! - ответил ей Данилов. - И хватит пустой болтовни!
- Вы сегодня какой-то странный… - обиделась Вера. - Уж и слова сказать нельзя.
- Можно, только зачем? - Данилов изо всей силы пнул ногой дверь и вышел на улицу.
Открыл дверцу салона, зашвырнул внутрь носилки и, обернувшись к Вере, сказал:
- Самое ужасное в том, что когда-то они любили друг друга. Или, хотя бы, испытывали приязнь…
Та промолчала - явно продолжала сердиться. Данилов знал, что надолго ее не хватит - Вера была отходчива.
- Мне только что начальник колонны звонил, - сказал Петрович, когда Данилов сел на переднее сиденье, и достал наладонник.
- Что такое? - по выражению лица водителя Данилов понял, что повод для звонка был важным.
- Ольшевского задержали с наркотой, вот что!
- Это кто такой? - не сразу врубился Данилов.
- Метастаз!
- Да ну?
- В сто шестьдесят восьмой. Пока бригада больного сдавала, Метастаз продал наркому пять ампул морфия и две упаковки трамала. Нарком оказался опером из наркоконтроля.
- И когда это случилось? - спросила Вера.
- Да еще с первого вызова, должно быть. Если уж и до Сорокина дошло…
Сорокин был начальником колонны. Его боялись даже самые "отмороженные" водители. Он умел внушать подчиненным трепет.
- А наши-то хороши - хоть бы словечко сказали! - возмутилась Вера.
- Как ты себе это представляешь? - спросил Данилов. - Сиротина забивает на работу начинает обзванивать все бригады и взахлеб живописать подробности ареста Метастаза? Или рассылает сообщения: "Метастаза повязали. Готовьте передачи"?
- Да ну вас! - рассмеялась Вера, поняв, что сказала глупость.
- Коперника восемь, четвертый подъезд, - Данилов огласил следующий адрес. - Мужчина тридцать восемь, ампутация руки. Редкий повод для квартиры, можно даже сказать - уникальный…
Травматические ампутации конечностей, преимущественно рук, случались на деревообрабатывающем комбинате, были нередки они в кулинарных отделах магазинов, где электрическими ножами разделывались продукты, и изредка происходили на железной дороге. Но на дому такого повода Данилов не припоминал.
- Как разобрало их сегодня, - заметил Петрович. - То ножевое, то ампутация. Вот ты скажи мне - как, сидя дома, можно ампутировать себе руку? Теще в пасть сунуть?
- Ну, зачем же сразу теще?! - подала голос Вера. - Можно и свекрови…
- А если серьезно? - Петрович резво вывел машину из лабиринта дворов и включил "светомузыку", чтобы с чистой совестью развернуться в неположенном месте.
- Можно рубить грудинку на суп и по рассеянности заехать топором по руке, - предположил Данилов. - Хотя - какой силы должен быть удар, чтобы сразу так взять, да и ампутировать руку?
- Да что там гадать - домашний деревообрабатывающий станок! - Вера просунула в передний отсек голову, "облагородив" атмосферу своими пряными, приторно-сладкими (по собственной тайной классификации Данилова - "душными") духами.
Одевалась Вера со вкусом, но вот с косметикой и парфюмерией вечно перебарщивала.
- Надо мной живет дед, мы его папой Карло прозвали, так у него целый день такой станок работает - не всегда удается уснуть после смены, - пожаловалась она.
- Молодец дед! - одобрил Петрович. - Трудится! Краснодеревщик небось?
- Красноносик! - рассмеялась Вера. - Такой же алкаш, как и все!
- Почему - как и все? - Петрович еще не умотался: дальних поездок не было с самого утра, и оттого был разговорчив. - Взять вот нас с доктором…
- Меня не бери, - сказал Данилов. - У меня выговор по этой части.
- Сказал бы я про твой выговор… - Петрович опасливо покосился на Данилова.
- Ты лучше на дорогу смотри, - посоветовал тот. - Поворот к восьмому дому проехал…
- Мы лучше со следующего, - снисходительно пояснил Петрович. - Здесь вечно мусорный контейнер поперек дороги стоит.
Все было так, как предсказали Петрович и Вера. И большой контейнер с целым Эверестом из мусора стоял посреди дороги, и пациент лишился большого пальца правой руки, работая на домашнем деревообрабатывающем станке.
- Я полочку хотел сделать, да рукав у халата забыл подвернуть… - оправдывался он, прижимая к груди перебинтованную пострадавшую конечность с наложенным на предплечье жгутом.
Пациенту повезло, что в момент происшествия дома оказалась жена - медсестра из Института хирургии, недавно вернувшаяся с суточного дежурства. Вместо того чтобы хлопнуться в обморок при виде залитого кровью мужа, вопящего благим матом и его окровавленного пальца, валяющегося на полу, она начала действовать.
Перво-наперво сдернула с мужа пояс от махрового халата и туго перетянула им его правое предплечье, остановив кровотечение. Затем обработала рану перекисью водорода и наложила повязку. Палец положила в один целлофановый пакет, а в другой высыпала несколько кубиков льда из холодильника, завязала оба пакета узлом и положила их рядышком в пластиковый контейнер, закрыв его крышкой. В качестве противошокового средства поднесла благоверному стакан водки, после чего снабдила наложенный на предплечье жгут запиской, в которой указала время наложения, и даже заблаговременно одела его в спортивные штаны и сандалии и собралась сама.
Бригаде осталось только сделать пациенту обезболивающий укол и запросить место на госпитализацию, хотя и так было ясно, что мужика придется вести на северо-запад Москвы в сто шестьдесят седьмую больницу, расположенную на улице Авессалома Адылова.
По пути жена пациента обсуждала с Верой сравнительные достоинства и недостатки работы на "скорой" и в хирургическом отделении, а сам пациент спокойно дремал на носилках. Лишь при выгрузке из машины он заволновался и тихим голосом потребовал:
- Ира, пообещай, что не выбросишь станок, пока меня не будет дома.
- Со станком ты уже простился, Самоделкин! - По тону любящей супруги сразу стало ясно, кто в семье привык командовать, а кто - подчиняться. - Теперь полочки станем в "Икее" покупать, так спокойнее!
- Мне же скучно будет…
- Куплю тебе аккордеон!
Ира тряхнула гривой черных волос и, неся в руках контейнер с частицей своего мужа, последовала за каталкой.
"С одной стороны, вроде бы как повезло мужику с женой, - подумал Данилов. - С другой - поживешь немного с таким домашним генералиссимусом и не руку, а голову в станок с горя сунешь…"
Доложив о том, что бригада освободилась, Данилов совершенно неожиданно, без запроса, получил полчаса на обед.
- Ну и хорошо, - обрадовался Петрович. - Сейчас затаримся в ближайшей лавочке и пообедаем. А то пока в район вернемся - сто раз новый вызов дадут!
В ближайшей лавочке - одном из сетевых супермаркетов - Петрович купил себе две булки, лоточек с нарезанной колбасой и бутылку газированной минеральной воды. Вера, вечно заботящаяся о своей фигуре, ограничилась йогуртом и двумя зелеными яблоками.
- Бери красные - они вкуснее, - посоветовал ей Петрович.
- В них сахара больше, - ответила Вера.
Данилов взял ржаную лепешку, три плавленых сырка и пол-литровый пакет томатного сока.
Пробивая ему покупки, пожилая кассирша горестно покачала головой и не сдержалась:
- Врач, а чем питаетесь - смотреть страшно!
- А есть совсем не страшно, - заверил ее Данилов. - Даже вкусно.
Место для обеда Петрович выбрал грамотно - вдали от людского потока, в каком-то богом забытом тупичке, чтобы никто не портил аппетит просьбами "смерять давление" или проконсультировать по поводу геморроя. Сам обед, вместе с закупкой провизии, занял не более двадцати минут. Оставшиеся десять минут Петрович курил у машины, а Вера рассказывала Данилову о своей новой, молочно-фруктовой диете. Данилов слушал и про себя поражался смелости и фантазии, с которыми неизвестный ему диетолог придумывал совершенно неожиданные сочетания продуктов. Впрочем, он подозревал, что большинство модных диет придумывали журналисты…
Известие об аресте водителя Ольшевского и последовавший за этим визит двух сотрудников Госнаркоконтроля Елена Сергеевна восприняла совершенно спокойно. И водители ей не подчинялись, и с учетом - хранением наркосодержащих средств на подстанции все было в порядке. Впрочем, в учет визитеры вникать и не подумали. Коротко переговорили с заведующей, поинтересовавшись ее мнением о враче Пыжненко и фельдшере Тарасевиче, работавших сегодня вместе с Метастазом, выгребли все содержимое из шкафчика арестованного и отбыли восвояси.
- Ну, Метастаз! Ну, козел старый! - удивлялась в курилке Казначеева. - Кто бы мог подумать! А я-то все удивлялась, что он в своем рюкзаке таскает - сберкнижку или бутылку?
Со своим грязно-желтым, вылинявшим от времени рюкзачком Ольшевский не расставался никогда - даже таскал его за собой в туалет. Народ на подстанции, зная, что у Ольшевского "не все дома", этому не удивлялся.
Елену Сергеевну волновало другое - за прошедшую неделю на имя главного врача Станции поступило семь письменных жалоб на врачей и фельдшеров шестьдесят второй подстанции. Жалобы были не из тех, от которых можно спокойно отмахнуться. Доктор Федулаев и фельдшер Язов вымогали у больной с почечной коликой деньги за госпитализацию. Не добившись своего, оставили пожилую женщину дома и даже не передали актив в поликлинику.
Фельдшер Федорченко произвел осмотр больного, не вымыв рук, и теми же грязными руками произвел внутримышечную инъекцию. На справедливое замечание ответил нецензурной бранью и обещанием "отдуплить на хрен одной инъекцией". И это неизменно вежливый Саша Федорченко!
Доктор Саркисян вместе с фельдшером Строковой госпитализировали больного с подозрением на нарушение мозгового кровообращения пешком.
Доктор Могила обозвал отставного полковника с воспалением седалищного нерва "трехзвездочным холуем" и уехал, не оказав ветерану Вооруженных Сил медицинской помощи.
Машина тринадцатой бригады, опознанная на Центре по номерному знаку, предложила гражданину, ждущему маршрутку, подвезти его до Рязанского проспекта за сто рублей. Гражданин возмутился и накатал жалобу. На машине в тот день работала фельдшер Кутяева и водитель Селиванов. Ну от этой "сладкой парочки" всего можно ожидать…
Доктор Чугункин, осматривая двадцатилетнюю пациентку с подозрением на аппендицит, долго щупал ее за груди, а потом, сняв диагноз, предложил счастливой девушке заняться с ним оральным сексом. Ладно - Жгутиков, но Чугункин! Ужас!
Сильнее всех отличился доктор Бондарь. Избил в машине больного с сотрясением головного мозга, взятого с улицы. Больной возмутился тем, что доктор ему "тыкает" и немедленно получил несколько оплеух, от которых голова его закружилась пуще прежнего.
Сегодня утром, в пять минут десятого, Елене Сергеевне звонил Сыроежкин, заместитель главного врача "скорой". Сыроежкин, помимо прочих обязанностей, ведал кадрами и назначениями.
- Что у вас там творится?! - раздраженно поинтересовался он. - Я уже начинаю жалеть о том, что поспешил заменить Тюленькова на вас, Елена Сергеевна! Но Борис Ефимович так вас нахваливал, так нахваливал!
- Я разберусь с жалобами, Валерий Иосифович, - пообещала Елена Сергеевна.
Что еще можно было ответить?
- Разбираться с жалобами - это наше дело! - с ударением на слове "наше" рявкнул Сыроежкин. - Ваше дело - организовать работу вверенной вам подстанции таким образом, чтобы жалоб не было. Вы понимаете - не было!
- Я понимаю…
- Семь жалоб! - Голос Сыроежкина сорвался на фальцет. - За одну неделю! Чем вы занимаетесь, Елена Сергеевна?!
- Я работаю…
- Плохо работаете! Мало работаете! Я сегодня же доложу Михаилу Юрьевичу, как вы работаете!
И бросил трубку.
Сыроежкин, конечно, хам, но гнев его справедлив. Семь жалоб за неделю!
- Да что он выдумал?! - фельдшер Кутяева вопила в кабинете заведующей так, что слышно было на всей подстанции. - Предложили подвезти за сто рублей! Мамашу бы свою он подвез за эти деньги на кладбище! Не было такого! Сукин сын!
- Больную с подозрением на аппендицит помню, - спокойно подтвердил доктор Чугункин. - Осмотрел, не нашел ни одного симптома острого аппендицита, дал совет и уехал. Предложений никаких не делал, это ложь.
- У него есть свидетели? - спросил доктор Бондарь. - Нет? Тогда пусть заткнется! Я его не бил!
- Да я и выражения такого не знаю - "трехзведочный холуй"! - возмутился доктор Могила. - Больного Петренко помню. Он, как я и написал в карте вызова, от инъекции анальгетиков отказался, заявив, что не любит уколов и будет лечиться самостоятельно.
- Как это - пешком?! - схватился за голову эмоциональный Саркисян. - Мы же этого кабана с четвертого этажа на носилках с Бутаковым спускали, чуть не надорвались! И в приемное мы его на каталке завезли, как положено!
Фельдшер Строкова и водитель Бутаков подтвердили слова Саркисяна.
- Игорь Герасимович никого пешком не госпитализирует, - добавила Строкова. - У него в самом начале работы на "скорой" пациентка упала, когда шла к машине, и сломала руку… С тех пор он даже вывих пальца на носилках тащит.
- Истинно так, - добавил Бутаков. - С доктором Саркисяном всегда так - не смена, а сплошной марш-бросок.
Фельдшер Федорченко, прочитав предъявленную ему ксерокопию жалобы, пожал плечами и сказал:
- Галлюцинации, не иначе.
Доктор Федулаев за восемнадцать лет работы на "скорой" (на пятом курсе пришел подрабатывать фельдшером, да так и втянулся) привык ко всему. В том числе и к тому, что клиент всегда считается правым.
- Можете дать нам по выговору, мы переживем, - сказал он, глядя прямо в глаза заведующей. - Хотя все это неправда, от начала и до конца. У бабки с распространенным остеохондрозом были боли, мы их купировали и уехали. Какая колика? Какая платная госпитализация? И если ей было так плохо, то почему она не вызвала повторно?
- Пишет, что побоялась, и решила перекантоваться дома.
- Это с некупированной-то почечной коликой? Эх, Елена Сергеевна, Елена Сергеевна…
"Если ты дура, то хотя бы меня за дурака не держи", - читалось в его взгляде.
Переговорив с сотрудниками, Елена Сергеевна заперлась в кабинете и обзвонила всех жалобщиков. По указанным в жалобах номерам телефонов удалось переговорить со всеми, кроме мужчины, госпитализированного Саркисяном. Результаты оказались неутешительными - авторы писем стояли на своем насмерть, подобно героическим морякам, оборонявшим Севастополь, говорили в трубку то же самое, что было написано в жалобах, и с искренним негодованием реагировали на сообщение о том, что сотрудники "скорой" отрицают свою вину.
Каждый из жалобщиков старался ради близкого человека - внука, внучки, сына, дочери, брата. Ради обалдуев и раздолбаев, которым в обмен на написанную старшими родственниками ложь, была обещана благосклонность школьной администрации. Доктор Рогачевская не привыкла бросать слов на ветер. Кроме бранных, до которых она была большая охотница.
Замотавшись с делами, заведующая вспомнила о том, что у нее есть ребенок, только после звонка сына.
- Мне ужинать и ложиться спать без тебя?
В голосе пятиклассника Никиты обида сплеталась с горечью одиночества.
Часы, висевшие над дверью кабинета, показывали четверть восьмого.
- Подожди меня! Я скоро!
Елена Сергеевна быстро сняла халат, схватила сумку и, позабыв запереть на ключ дверь своего кабинета, поспешила домой.
Чуть ли не бегом домчалась до машины, резво тронулась с места, удачно проехала на "зеленой волне" четыре светофора подряд и выехала на МКАД, моля про себя все высшие силы, управляющие дорожной ситуацией о том, чтобы до съезда на Носовихинское шоссе не было пробок.
Ей повезло - уже через четверть часа зеленая "нексия" встала на свое, "законное", место в одном из дворов южного Реутова, который местные старожилы продолжают упорно называть не "южным", а "новым".
Стоящий на балконе сын приветствовал выходящую из машины мать радостным воплем, которому позавидовал бы любой мастер кун-фу из Шаолиня. Елена Сергеевна шутливо погрозила буйному отроку пальцем и вошла в подъезд.
Как и ожидалось, пока лифт вез ее на шестой этаж, Никита уже открыл дверь и радостно подпрыгивал на пороге.
- Сколько раз повторять тебе, что нельзя открывать дверь, пока не увидишь меня в глазок? - привычно спросила она, утыкаясь носом в родную лохматую голову.
- Но я же видел тебя в окно, - беспечно ответил сын.
Покончив с объятиями, он схватил мать за руку и потянул на кухню. - Пойдем скорее, пока омлет не остыл!
В квартире пахло пригорелым молоком.
- Ах ты мой хозяин! - восхитилась Елена Сергеевна. - Дай только разуться и вымыть руки.
"У Вовки дома тоже часто пахло так же, - совсем некстати вспомнила она. - Его мать ставила кастрюлю с молоком на плиту и, чтобы не терять время зря, садилась на кухне проверять тетради. Погружалась в работу и упускала молоко".
- Это было давно и уже стало легендой! - сказала Елена Сергеевна своему отражению в зеркале. - И Вовки больше нет. Снежная королева заколдовала его и превратила в доктора Данилова - мрачного хама с манерами плохого актера. Вовку, конечно, жаль, но что поделать?
- Мама! - закричал из кухни Никита. - Ты что там - заснула?! Я уже накрыл на стол!
- Иду, иду! - отозвалась Елена Сергеевна, подмигивая своему отражению.
Есть сын, есть работа, есть квартира, машина… Есть уверенность в себе и в завтрашнем дне. Это здорово! Это чертовски здорово! А Снежная королева вместе с доктором Даниловым может катиться к чертям!
Неизвестно, что делала в этот момент Снежная королева, а вот доктор Данилов действительно ехал к черту на рога - в поселок Некрасовку, чтобы избавить женщину семидесяти шести лет от болей в сердце.