- Белый гриб? - воспрянула духом Светлана. - Моя мама очень любит суп из белых грибов.
- А ты?
- Я равнодушна. Но мама любит… Вот и чудесно: насушу мешок грибов и повезу маме.
Она решительно зашагала по лесу, больше не оглядываясь на Глеба.
Здесь, в лесу, порядок времени иной. Часы идут медленнее. Потому что каждая минута наполнена вниманием, обогащена впечатлениями. Но все-таки часы идут.
И на смену утренней, дождевой и росной свежести пришли духота, жара. Солнечные лучи уже отвесно пронизывали кроны деревьев. Земля испещрена золотистой рябыо. И на сосновых стволах опять сделались прозрачными, потекли длинные слезы живицы…
Идти и дышать было уже не так легко и не так свободно. Вымокшие в росе туфли теперь ссохлись, покоробились и давили ноги. Накалилась и жгла тело прорезиненная ткань плаща. Резала плечо тяжелая сумка с хлебом, сыром и - всякой иной снедью, захваченной из дому.
Светлана сняла плащ, плотно завернула в него сумку (чтобы не наползли букашки) и сложила все это у подножия высокого кедра. Приметила место: рядом с кедром, сильно наклонившись набок, почти падая, росла береза, и ее ствол резкой белой линией перечеркнул темную чащу.
Теперь идти было веселей, дышать легче. А веселому человеку всегда улыбается счастье.
И Светлане улыбнулось счастье.
На шелковистой полянке, огороженной четко по кругу колоннадой берез, она едва не наступила на замшевую шляпку гриба, спрятавшегося в траве. А когда Светлана наклонилась сорвать его, она увидела рядом еще одну шляпку и еще одну. Отсюда же - руку протянуть - маячили еще три аккуратные шляпки. За ними обнаружилось целое семейство грибов. А потом - сплошная россыпь. И все как на подбор: коренастые, плотные, молодцеватые… Это была не лужайка, а золотое дно!
Светлана уже не нагибалась и не вставала, а ползала па коленях, переставляя корзину, которая делалась все тяжелей и тяжелей.
Когда выяснилось, что лесная полянка обобрана начисто, Светлана отправилась дальше - искать другую полянку. И вскоре нашла неподалеку. Там тоже - оказалась пропасть грибов. Отличных белых грибов. Там тоже трава была так шелковиста и густа, что не хотелось подниматься с колен, а наоборот - тянуло опрокинуться навзничь, раскинуть руки и, позабыв обо всем на свете, жмуриться на солнце.
Но уже корзина была полна. И охотничий азарт иссяк. К тому же Светлана вдруг почувствовала, что очень голодна: ведь не успела даже позавтракать.
Она не торопясь пошла обратно. Прямиком - туда, где оставила плащ и сумку у подножия старого кедра. По дороге ей то и дело попадались теперь грибы, будто выскакивали прямо из земли, лезли в руки, но Светлана уже не обращала на них внимания и равнодушно проходила мимо. Хватит.
Она шла очень долго. Вероятно, не меньше получаса шла она по лесу, а накренившаяся береза, по которой она приметила место, почему-то не появлялась. Наконец она увидела эту березу - белый косой росчерк на темном фоне. Но, подойдя, Светлана обнаружила, что береза эта совсем не та - другая береза, тоже падающая. Рядом с ней не было кедра, не было ее вещей.
Значит, она шла не в ту сторону. Заблудилась… Какая досада.
Нет, Светлану не особенно напугало то, что она заблудилась. Не так уж глухи леса окрест Унь-Яги. С минуты на минуту она обязательно выйдет к какой-нибудь буровой и там сразу сориентируется. Но так можно слишком далеко забраться в лес, а потом - идти домой до самого вечера.
Кроме того, не очень это умно - потерять в лесу новый плащ и сумку. А в сумке - хлеб, сыр, бутылка с кофе. Как хочется есть!
- Гле-еб! - закричала погромче Светлана.
"Хле-еб…" передразнило эхо.
Эхо прокатилось по лесу - дальше, дальше и рассыпалось, затерялось.
"Известная история… - усмехнулась Светлана. - Заблудившийся человек и безжалостное эхо. Вот уж будет для Глеба повод поиздеваться…"
- Гле-еб! - снова крикнула она, сложив ладони рупором. - Э-э-э!
Никто не отвечал. Но ведь не могла же она уйти так далеко, что ее даже не слышно! И со стороны Глеба это просто свинство - забыть о ней… Все-таки пошли за грибами вместе, вместе нужно и возвращаться домой.
- Гле-еб!..
Что ж, делать нечего. Светлана пошла по лесу. Прямо - куда глаза глядят. Теперь уж ей сделалось по-настоящему досадно и грустно. Заблудилась. Потеряла вещи: ну, вещи - бог с ними. Потеряла Глеба. И оказалась в лесу одна. Вот так ей и придется брести по лесу, может быть, дотемна. И так вот по-дурацки складывается вся ее жизнь: всегда оставаться одной.
Ветер-верховик пронесся плотной волной по-над лесом, качнув деревья. Светлана вдруг решила, что нужно крикнуть по ветру - тогда ее голос долетит дальше.
- Гле-е-еб! - изо всей мочи закричала она.
- Что?
Она порывисто обернулась.
Глеб подходил к ней - неторопливым, усталым, но уверенным шагом. В одной руке он нес ведро с грибами, а под мышкой - ее плащ, туго спеленатую сумку.
- Глеб! - вырвалось уже тихо и благодарно.
Светлана бросилась к нему навстречу: Глеб, уронив на землю ведро и сверток, подхватил ее и крепко прижал к груди, обнял за плечи.
- Заблудилась?
- Да… Чуть не заблудилась.
И Светлана рассмеялась, не отводя его рук, не отстраняясь от него.
Глеб тоже весело смеялся и, перемежая смех, целовал ее. Целовал, наклоняясь к ее губам. И опять смеялся…
Смеялась и Светлана. И она слишком поздно заметила, что Глеб уже не смеется, а тяжело и прерывисто дышит. Что губы его становятся шершавы, а руки жестоки.
- Глеб… - пожаловалась она ему на эти руки. На эти губы пожаловалась ему: - Глеб…
И, когда Светлана очнулась, возле самого ее лица, возле самой щеки, влажной от слез, у самых ее глаз, наполненных маревом, курчавились тонкие стебли, покрытые округлыми листками с кожаным глянцем. А меж листьев, на еще более тонких стеблях клонились к земле бусинки ягод. Рдела брусника.
15
- Ну, пожалуйста, Светлана Ивановна! Очень вас просим… Шурочка будет так рада.
Впервые бухгалтер Бородай явился в кабинет заведующего промыслом без сатиновых нарукавников. Наверное, специально снял их. Чтобы подчеркнуть таким образом неофициальность своего визита. А именно - он явился приглашать Светлану в гости. У его жены сегодня день рождения. Она сегодня именинница - Шурочка.
- Будут только свои. Люди очень приличные, - все настаивал, убеждал Бородай. Улыбался искательно и чуть фамильярно. А потом в его голосе послышалась даже угроза. - Вы нас очень обидите отказом, Светлана Ивановна. Кровно обидите…
Бородай наседал, не давая и слова ответить. Зачем? Ведь она не возражает, не отказывается.
- Спасибо. Я приду, - сказала Светлана.
- Придете? Вот замечательно. Шурочка будет так рада. Сейчас я объясню, как нас найти. Ведь вы у нас еще ни разу не были!
"Но ведь вы меня раньше и не приглашали…" - промолчала Светлана.
Однако она и на самом деле не видела причин отказываться от этого приглашения. Оно даже польстило ей, как всегда льстит одинокому человеку внимание семейных людей.
После работы Светлана отправилась в поселковый магазин "Смешторг" ("смешная торговля" - в расшифровке унь-ягинских остряков).
Ничего смешного в этом магазине, конечно, не было. Наоборот, здесь отлично знали, что имеют дело с покупателем солидным и денежным. Вот почему в этой торговой точке витрины слева были заставлены шампанским и ананасами (консервированными), а витрины справа завалены черно-бурыми лисицами, коврами ручной выделки и палехскими шкатулками.
Все это с течением времени раскупалось. И тогда в "Смешторг" опять привозили горжетки из чернобурок, ковры ручной выделки и федоскинские шкатулки.
Кроме того, здесь можно было купить колонковую шубу пятьдесят шестого размера, алюминиевую складную байдарку и полный оркестр духовых инструментов. Но эти товары пользовались меньшим спросом.
Светлана долго раздумывала, что бы ей выбрать в подарок Бородаевой жене. И после долгих колебаний купила китайский термос с цветами и птицами.
- Какая прелесть! - сказала Шурочка, когда гостья, еще в передней, вручила ей этот термос. - Спасибо, большое спасибо…
Шурочка была тоща и задумчива, стрижена под девочку - с челкой. Глазастая такая. Голос у нее низкий, грудной, со вздохом. Она расцеловала Светлану в обе щеки.
- Какая прелесть!.. - нарадоваться не могла на Светланин подарок Шурочка. И унесла китайский термос в спальню, где уже стояли три таких дареных термоса - с цветами, птицами и запасными колбами.
- Милости прошу к нашему шалашу! - расшаркивался Бородай.
- Знакомьтесь, пожалуйста… Вы знакомы? - снова появилась Шурочка.
Да, кое с кем Светлана уже была знакома. Например, с Глебом Гореловым, который сидел в углу и смотрел семейный альбом: голую Шурочку в шестимесячном возрасте и самого товарища Бородая в кругу однокашников по бухгалтерским курсам (третий ряд, четверый слева). Так уж принято, чтобы гость, явившийся в дом впервые, смотрел семейные фотокарточки.
Еще здесь были завмаг "Смешторга", завгар, жена Кузьминского, находящегося на излечении после операции, и какие-то незнакомые Светлане люди, которым Шурочка "тыкала" - родственники, должно быть.
Все они встретили Светлану хорошо. Улыбаясь. Улыбнулся ей и Глеб - исподлобья.
Комната, в которой собрались гости, была розовая. Розовые обои. Мягкая тахта с розовыми подушками. Картинка: розы на фоне моря. Именинница Шурочка - в розовом.
Так хорошо, и тепло, и покойно сделалось на душе Светланы, когда она вошла в эту комнату. И она пожалела даже, что не бывала здесь раньше.
- К столу, к столу! - бросил клич Бородай.
Светлана уже собралась было, как и все остальные, последовать этому призыву и уже за спинку стула взялась, но тут к ней подошла Шурочка, мягко обвила талию и повела во главу стола, к тому почетному месту, где обычно сажают новобрачных и юбиляров.
А с другой стороны Бородай, решительно обхватив за плечи Глеба Горелова, вел его к тому же почетному месту.
"Зачем это? - смутилась Светлана. - Зачем?"
Но спорить было неудобно. И она, очутившись рядом с Глебом, сказала - будто ему в отместку, будто он виноват:
- Тем лучше. Пить не позволю.
- А есть позволишь? - съязвил Глеб.
- Да. Только не жадничай.
Но как тут было не жадничать? Именинный стол Шурочки Бородай ошеломил всех. Даже смешторговского завмага. Ну, ладно, ветчину, сардины, копченого окуня и дефицитную столичную водку он вчера собственноручно вынес Бородаю с заднего крыльца магазина. Но откуда взялась кетовая икра? Каким чудом оказались на столе крабы? Как могли появиться в Унь-Яге в середине августа спелые помидоры?
Даже завмаг этого не знал. Зато знал завгар. Это он помог Шурочке Бородай подстеречь на дальнем полустанке московский поезд. А когда на следующем полустанке Шурочка, с корзинами и свертками, выпрыгнула из вагона-ресторана - там уже ее ждала другая машина.
- За новорожденную!.. За Шурочку!.. За именинницу!
Все подняли рюмки. Один только Глеб Горелов не поднял: он смотрел на свою рюмку растерянно и скучно.
- Глеб Владимирович, что же вы?.. - всполошились за столом. - За здоровье хозяйки!
- Одну, - разрешила Светлана.
Все дружно выпили.
И тогда с места встал Бородай. Он сказал:
- Дорогие друзья! Я предлагаю тост за здоровье Светланы Ивановны Панышко. За ее успехи в работе и личное счастье…
Тут все перестали закусывать, зашумели, захлопали в ладоши.
"Зачем это? - смутилась Светлана. - Зачем?…"
- Минуточку, я еще не кончил… - стучал по тарелке ножом хозяин. - За минувшие два месяца мы смогли по-новому узнать нашу Светлану Ивановну, оценить ее настойчивость, техническую смелость. На наших глазах, друзья…
"Зачем это… Зачем?" - ежилась Светлана.
Может быть, это просто насмешка? Одна из комедий, которые привык разыгрывать Бородай? Не похоже. Впервые ей кажется, что этот человек говорит искренне, от души и даже взволнованно.
И слова, сказанные Бородаем, ей приятны. Разве он сказал неправду? Разве уж так ничего-ничегошеньки не сделала она для Унь-Яги?.. И потом: как давно никто не пил за ее здоровье, за ее успехи, за ее личное счастье. Пялить на нее глаза - исподтишка, влюбленно или ревниво - это умели многие. А вот проявить внимание, настоящее человеческое внимание, - это никому не приходило в голову. Даже Глебу…
Она благодарно улыбнулась Шурочке Бородай, самому Бородаю, остальные гостям. И кивнула Глебу, когда он протянул рюмку - чокнуться с ней:
"За тебя, Ланочка".
Ей было очень хорошо в этой комнате, за этим столом, среди этих улыбающихся людей. Потеплело в груди. И так легко кружилась голова.
А дотом Бородай включил радиолу, подскочил к Светлане и пригласил ее танцевать. Глеб Горелов пригласил Шурочку. Завмаг - завгарову жену, а завгар - жену Кузьминского. И все стали танцевать фокстрот: резво так носились вокруг стола, толкали друг друга, извинялись, хохотали и толкались опять.
- Очень тесно у нас, - пожаловалась Шурочка Светлане через Глебово плечо. - Извините, но у нас так тесно.
Да, у Бородаев, конечно, не было простора для танцев. В этом Светлана убедилась, когда Шурочка увела ее в другую комнату, в спальню: отдышаться, поправить прически, пошушукаться. Половину спальни занимала громадная кровать, другую половину - громадный шкаф.
- Тесно у нас, - опять пожаловалась Шурочка, глядя на Светлану задумчиво и нежно из-под челочки. - Повернуться негде.
- Да, - согласилась Светлана. - У вас маленькая квартира. Но такая уютная.
- Тесно очень… - плаксиво надула губки Шурочка. Надула губки, обвела их помадой. И тут плаксивое выражение исчезло с ее лица - на лице появилось озабоченное, деловое выражение: - Светлана Ивановна, дорогая… Я хочу с вами серьезно поговорить. Можно сейчас?
- Ну, конечно.
- Светлана Ивановна, милая… Брызгаловы переезжают на Джегор: ему там уже дали квартиру, и он забирает семью.
- Когда?
- Завтра… Остается домик. Вы знаете брызгаловский домик?
Светлана знала этот домик. Он стоял в самом центре поселка: светлого кирпича, крытый огненной черепицей, с застекленной верандой, сплошь увитой плющом, воротца - дугой, домик с водяным отоплением и газом, с телефоном и ванной. Этот домик был выстроен персонально для Брызгалова еще в ту пору, когда Унь-Ягинский промысел давал восемьдесят процентов всей трестовской добычи, а Джегора в помине не было.
- Да, хороший домик, - ответила Светлана. - Значит, Брызгаловы завтра уезжают?
Шурочка придвинулась к ней, зашептала:
- Милая, отдайте нам этот домик. Ну, пожалуйста! Ведь все равно кого-то в нем поселят. Отдайте! Мы сделаем из этого домика конфетку. Лучше, чем здесь. А другие - только загадят. Ну что вам стоит? Вам стоит только сказать: ведь это в вашей власти…
Домик под огненной черепицей. Вьюнок на веранде. Воротца - дугой
- Господи… - облегченно вздохнула Светлана. - Как хорошо, что вы мне об этом сказали. А мы головы ломаем: где найти помещение для детского сада? Оказывается, брызгаловский домик освобождается. Лучше и не придумать!.. Как хорошо… Вы знаете, наши работницы из-за этого вынуждены…
Из-под челочки, как сверла, впились в нее два кошачьих глаза. Зеленые, мерцающие. И, как у кошки, они вдруг погасли. Отворился алый мазок губ, меж губ сверкнули мелкие, острые кошачьи зубки - улыбка.
- Извините, меня зовут, - прошептала Шурочка и выскользнула за дверь.
А когда Светлана вышла вслед за ней, Шурочка уже вальсировала с Бородаем, торопливо рассказывая ему. О чем? Догадаться нетрудно.
Теперь завгар кружил в вальсе завмаговскую жену, а завмаг - жену Кузьминского. Кружились родственники. Кружилась в радиоле пластинка. Кружился абажур, задетый чьей-то головой…
А за столом один-одинешенек сидел Глеб Горелов и сосредоточенно смотрел в свою рюмку. Волосы его уже взмокли и прилипли ко лбу. Плечи обвисли. Пьян.
Вот к нему подсел Бородай. Дружески возложил руку на обвисшие эти плечи. Налил коньяку. Спросил о чем-то. Глеб с трудом поднял подбородок и обвел комнату осоловелым взглядом. Взгляд его секунду задержался на Светлане. Но подбородок снова качнулся вниз.
Бородай опять спросил. Глеб ответил. Тогда Бородай еще ближе, еще плотнее придвинулся к Глебу. Налил ему еще. И еще спросил… Глеб самодовольно ухмыльнулся, молодецки откинулся к спинке стула и… что такое изобразили его руки?
"О чем они говорят?"
А бул дыдл дадл дыдл дудл…
вдохновенно и неистово рычало теперь чрево радиолы.
А бул дыдл дудл да ди да…
Под эту новую пластинку пошли танцевать завмаг с завгарам: ухватившись друг за друга, они по-медвежачьи топтались на месте, и это им обоим очень нравилось, и они оба тряслись от смеха.
На тахте завмаговская жена шепталась с завгаровской женой, а чуть подальше - Шурочка с женой Кузьминского. Бородай и Глеб пили коньяк.
А Светлана все стояла у стены, прислонясь к стене, и не знала, куда же спрятать ноги, которые норовили ей оттоптать завмаг с завгаром.
Было накурено. Был уже час ночи.
"Может быть, уйти домой?"
Светлана вышла в переднюю. Вышла на крыльцо. Услышала шаги сзади: кто-то догонял ее. Сейчас будут силой тащить обратно, уговаривать, не пускать…
Но сзади только захлопнулась дверь. И лязгнул засов.
16
Ее разбудил стук.
Кто бы это мог быть? К ней никто не стучал но утрам. Обычно Светлана просыпалась ровно за минуту до того, как звонить будильнику. И нажимала кнопку будильника, не давая ему прозвенеть свое.
А сегодня ее разбудили раньше, чем она сама проснулась. И будильник еще не звенел.
Светлана накинула халат, отыскала ногами мохнатые оленьи чувяки. Подошла к двери.
- Кто?
- Я.
Вот так обычно отвечают из-за двери на вопрос "Кто?" "Я", - отвечают. Исчерпывающе.
Но голос женский. Открыла.
На пороге стояла Горелова. Анна Горелова.
Если бы, к примеру, на пороге стоял мужчина, и даже незнакомый мужчина, то, может быть, Светлана растерялась бы меньше. А тут она побледнела, подняла руку к растрепавшимся во сне волосам, потуже запахнула ворот халата. Потом с ужасам заметила, что из-за полы выглядывает белое голое колено. Уронила с ноги чувяк. Беспомощно оглянулась на смятую постель…
- Зайдите, - сказала Светлана.
"Зачем она пришла? Что ей нужно?"
Анна Горелова вошла в комнату, села к столу и молча наблюдала, как Светлана рывком набросила на кровать одеяло, как метнулась к зеркалу и наспех заколола волосы.
"Зачем она пришла?" - волнуясь, соображала Светлана.
- Я вот к вам зачем… - поспешила объяснить Горелова. - Вчера на участке была, на своих буровых. Просто так ходила - посмотреть. Ну, и всякого безобразия там насмотрелась. Скважины парафином забиты - чистить нужно. И другое всякое…
- Да, - подтвердила Светлана. - Операторов там сейчас мало. Едва управляются.
- Еще Антонюк сказал, что на участке со дня на день прибавится добыча. А скважины совсем запущены.
"Не с этим же она пришла? С этим - можно было и в контору".
- Ну, так я могу с сегодняшнего дня на работу выйти, - заключила Горелова. - Отзывайте из отпуска.