Рыдания женщин, скорбные лица мужчин. Печальное зрелище подействовало на Байюми угнетающе. Только по дороге на кладбище ему стало немного легче, и он снова принялся следить за своей жертвой. Абд ас-Самад все вытирал глаза платком. Почему же они так хотят его убить?
Вот если бы это Абд ас-Самад умер, и не нужно было бы никого убивать! Да, но тогда пропадут его сорок гиней, и задаток тоже, пожалуй, потребуют с него!..
Едва вдали показались ворота кладбища, Байюми остановился; ему не хотелось присутствовать при погребении. Странные мысли теснились в его голове, пока он поджидал Абд ас-Самада. Вот хорошо бы работать могильщиком. Это, наверно, прибыльная профессия. Здесь его никто не станет расспрашивать о прошлом. А заработок можно было бы легко увеличить, приторговывая гашишем. Торговля бойко пошла бы среди могил… Байюми предпочитал думать о чем угодно, только не о том, что ему предстояло совершить.
Появился хаджи Абд ас-Самад. Теперь он направлялся в свою контору в Мабъяде. Когда он скрылся за дверью, Байюми сел в маленьком кафе напротив, попросил чаю, съел несколько кусочков мяса и закурил кальян, наблюдая за конторой. Вот дверь отворилась, из нее кто-то вышел. Байюми не поверил своим глазам - это был господин Махмуд, тот самый, за деньги которого будет убит Абд ас-Самад. А вот и сам хаджи провожает своего гостя до двери, и они оба смеются. Махмуд садится в свою коляску и уезжает. Значит, он по-прежнему делает вид, что он друг Абд ас-Самада. Какой бездушный и подлый лицемер! Да, в его жестокости можно не сомневаться. А ведь он сейчас думает, наверное, о нем, о бедняге Байюми, и желает ему удачи!.. За какое опасное дело ты взялся, Байюми! И сегодня все должно свершиться. А что будет завтра? Если его постигнет неудача, он окажется мишенью злобы и мести, и земля станет тесной для него. Да, отступать нельзя, это ясно, он убьет человека, которого не знает и к которому не испытывает никакой вражды, убьет, потому что этого требуют другие.
В четыре часа, как всегда перед концом работы, в конторе стало оживленнее. Во двор вкатили ручные тележки, стали расходиться служащие, окна закрылись и из дверей вышли хаджи Абд ас-Самад и еще четыре человека. Байюми приготовился встать. Но тут увидел, что вся группа направляется в его сторону. Они вошли в кафе и сели недалеко от него.
- Это мысль. Я отдохну здесь немного, перед тем как снова идти к семье покойного, - сказал хаджи.
Принесли поднос. Все стали пить чай и кофе.
- Да помилует тебя Аллах, господин Абду, - вздохнул хаджи Абд ас-Самад, - Кто бы мог подумать, что мы будем хоронить тебя сегодня!
- Вчера еще он сидел здесь с нами, - добавил один из присутствующих.
- Да, мы сюда каждый день заходили.
Байюми сочувственно посмотрел на него и увидел, что тот искренне опечален. Ну, ничего, у него крепкое здоровье. С такой толстой шеей и таким большим животом он способен перенести любые печали… И убить его будет нетрудно. Все должно кончиться сегодня вечером, когда он станет возвращаться домой…
- Я должен ехать завтра в Верхний Египет? - спросил один из служащих.
- Да, - ответил хаджи, - это золотая сделка, мы не могли и мечтать о такой удаче.
- Сколько я могу заплатить?
- Вообще-то как условились, но ты можешь увеличить до ста. Соглашение ведь с гарантией.
При этом он улыбнулся такой светлой улыбкой, что, казалось, забыл всю свою грусть.
- Я должен идти, чтобы не пропустить вечернюю молитву.
- До свидания, - ответили ему, - не забудьте о нашей встрече завтра в пять часов!
- В пять часов, да. Если опоздаю, не беспокойтесь, я обязательно приду.
Байюми чувствовал волнение всякий раз, когда хаджи уверенным тоном говорил о будущем или назначал свидание. И зачем нужно убивать этого человека? Он же его совсем не знает. Он только сейчас рассмотрел его. У него в сердце нет к нему ни ненависти, ни обиды. Хаджи не причинил ему никакого вреда. Зачем же убивать? Но если он этого не сделает, то его самого убьют… а может, жизнь еще улыбнется ему… Да и он уже обещал… Лучше не задумываться… Надо верить, что все обойдется хорошо. Кто станет его подозревать! Разве у него есть какие-нибудь причины убивать этого человека? Действительно, они умно сделали, что выбрали именно его для своего черного дела…
- В будущий рамадан, - продолжал хаджи Абд ас-Самад, - нам, возможно, еще больше повезет. Ну да пошлет вам Аллах удачу…
В будущий рамадан! Как мучительно слышать голос этого человека! Кажется, этот голос никогда не перестанет звучать в ушах Байюми!
- Извините, мне пора идти, - сказал хаджи, вставая, - до свидания.
Байюми вышел вслед за ним. Он спрятался в темном углу, подальше от фонарей, и стал жевать кусочки мяса и пить маленькими глотками коньяк. И стоило ему отпить, как сердце его готово было выскочить из груди, а кровь закипала. До него донесся голос чтеца Корана. Байюми был уверен, что Абд ас-Самад выйдет одним из последних, и продолжал есть и пить, погружаясь в водоворот безумия. Медленно, степенной походкой шел полицейский. Байюми задрожал: полицейский сразу все поймет, если увидит или услышит или даже только почувствует его запах, тот особый запах, который напоминает о тюремной камере, ведрах, подстилках, побоях и проклятиях… Полицейский прошел мимо, снова вернулся, постоял, опершись на ружье, потом взял его под мышку и удалился.
С семьей покойного осталось лишь несколько человек. Байюми вышел из засады. Все вокруг казалось ему красным.
Ощупывая нож под рубашкой, он направился к дому Абд ас-Самада. Вокруг было пусто и тихо: лавки закрыты, прохожие не встречались. Вот и знакомый дом в конце длинной, узкой и темной улицы. Байюми остановился. Отсюда хорошо видно всех, а его самого прячет темнота. Он еще раз потрогал нож на груди. Время шло томительно медленно.
Когда старые часы пробили час ночи, вдали показался Абд ас-Самад. Но он был не один. Сердце Байюми забилось. Если ему не удастся прикончить хаджи сейчас, то он больше никогда не решится на это, и смерть на каждом шагу будет подстерегать его самого. Абд ас-Самад и его спутник уже дошли до середины улицы. Горло Байюми сдавило отчаяние. Он уже готов был признать поражение и выйти из своего убежища, но вдруг они остановились, пожали друг другу руки, и тот, другой, свернул в боковой переулок. Дальше Абд ас-Самад пошел один. Мускулы Байюми вновь напряглись, взгляд неотступно следил за приближавшимся человеком. Хаджи шел медленно, держа в одной руке трость, а другой играя цепочкой часов. Его лицо выражало усталость и покой.
Вот он вошел в темный проулок перед домом, очертания фигуры исчезли, и он превратился в неясную тень, движущуюся во мраке. Теперь их разделяло несколько шагов. Байюми вытащил нож, крепко сжал его в руке и, бросившись на свою жертву, нанес смертельный удар. Человек негромко вскрикнул, его грузное тело качнулось, и он упал. Дрожа от ужаса, забыв свой нож в груди убитого, Байюми бросился бежать прочь. Он не замечал, что весь перепачкан кровью…
Миг радости
Пер. О. Фроловой
В тот день дядюшка Ибрахим пришел в управление, как обычно, рано утром. Привычными движениями он открыл одно за другим все окна и принялся подметать пол просторной комнаты. Голова его, на которой не было ни единого волоска, размеренно покачивалась, подбородок и щеки, покрытые седой щетиной, двигались, будто он что-то жевал. Дядюшка Ибрахим смахнул пыль со столов, аккуратно сложил папки. Затем окинул взглядом комнату, мысленно представил себе владельцев столов, и на лице его отразились все переживаемые им в этот момент чувства - радость, негодование, жалость, досада. Пробормотав: "Теперь надо бы принести завтрак", - он удалился. Рабочий день начался.
Первым пришел господин Ахмед, секретарь-архивариус, плечи которого согнулись под бременем пятидесяти лет, а на озабоченном лице застыла неизбывная тревога. Вслед за ним вошел господин Мустафа, секретарь, работавший на пишущей машинке; он постоянно улыбался и, казалось, пытался скрыть за улыбкой свои повседневные заботы. Затем прибыли Самир - темная личность, как о нем говорили в управлении, - и Гунди, чья откровенная беспечность свидетельствовала о его юном возрасте. Он кичился своим модным костюмом, золотым перстнем, золотыми часами и золотой булавкой в галстуке. За ним появился Хамам - худенький, изящный, затем - всегда подтянутый Лютфи. Последним пожаловал его превосходительство господин директор управления - устаз Камиль с четками в руках.
Комната наполнилась гомоном и шелестом бумаг, но к работе еще никто не приступал. Директор, восседая за своим столом, был поглощен телефонным разговором. Газетные листы взвивались в воздух, как знамена.
- Этот год будет концом света, - объявил Лютфи, пробежав глазами последние известия.
- Что, исчезнет луна? - кинул реплику директор, продолжая любезничать по телефону.
- Мы еще жалуемся на своих жен и детей, - произнес Самир, - а вот что сегодня пишут газеты: сын убивает отца на глазах у матери!
- Какой смысл рассуждать о рецептах, - хрипло проговорил Ахмед, - лекарства-то все равно никакого не достанешь.
Гунди, услышав эти слова, тотчас же бросил взгляд на окно приемной врача в доме напротив - там должна была вот-вот появиться хорошенькая медсестра.
- Поверьте мне, - снова заговорил Лютфи, - конец света ближе, чем вы это себе представляете!
- Приготовьте папку три-один дробь сто тридцать, - сказал директор Хамаму, прикрыв рукой телефонную трубку, и возобновил прерванный разговор.
- Черт бы тебя побрал! - тихонько процедил сквозь зубы Хамам, не отрываясь от газеты.
Вернулся дядюшка Ибрахим с полным подносом еды - бутербродами с бобами, таамией, сыром и тахинной халвой. Все занялись едой, уткнувшись в свои газеты
Дядюшка Ибрахим стоял в дверях управления и как-то странно на всех глядел. Ахмед, не переставая жевать, крикнул ему:
- Принесите платежную ведомость, дядюшка Ибрахим!
И дядюшка Ибрахим ушел.
Прошел час. Уже появился галантерейщик, который всегда посещал управление в день зарплаты. Он прошелся между столиками, предлагая свои товары. Затем торговец скрылся, чтобы вернуться, как только служащие получат жалованье. Еще через час в комнату заглянул торговец маслом, желая получить свое с должников. Но Мустафа сказал ему многозначительно:
- Подождите возвращения дядюшки Ибрахима!
Торговец остановился в дверях, беспрерывно шевеля губами. Пишущая машинка застучала быстрее. Гунди украдкой продолжал следить за окном напротив. Самир подошел к столу директора и стал показывать ему какие-то бумаги. Директор спросил, где дядюшка Ибрахим, и Мустафа напомнил, что дядюшка Ибрахим еще не вернулся из кассы. Тогда Ахмед поднял от папок голову:
- Он задерживается? А что случилось?
Торговец маслом ушел; он решил обойти пока другие учреждения, а к ним зайти попозже. Ахмед выбежал из комнаты, посмотрел направо и налево. Коридор был пуст.
- Никого не видно, - сказал он, вернувшись в комнату. - Где он задержался? Старик совсем рехнулся!
Прошло более трех часов - дядюшка Ибрахим не появлялся. Всех охватило неясное беспокойство. Ахмед вновь встал и громко заявил, что пойдет в кассу поискать Ибрахима. Возвратился он с перекошенным от злости лицом.
- Он взял ведомость два часа назад! Куда мог деваться этот идиот?
- А свое жалованье он получил? - поинтересовался Лютфи.
- Конечно! - сердито буркнул Ахмед.
- Быть может, он зашел в магазин?
- Как?! Не отдав нам деньги?!
- Почему бы и нет? Он каждый день выкидывает что-нибудь новенькое…
Все негодовали, директор нахмурился.
- А вдруг его обокрали по дороге! - неудачно пошутил Мустафа.
В ответ послышались вялые смешки, более похожие на скрытые вздохи.
- Должно быть, с ним что-нибудь случилось! - произнес Лютфи.
- Вероятно, попал не в ту кассу! - зло заметил Ахмед.
Директор постучал по столу своей паркеровской ручкой, не столько призывая подчиненных к сдержанности, сколько пытаясь скрыть свое волнение.
- А что может случиться с нашими деньгами? - не унимался Гунди.
- Если их уведут?
Никто не рассмеялся.
- При несчастном случае… - уточнил Гунди.
- В давке-то того и гляди украсть могли.
- Чтоб тебе лопнуть, осел!
- Могут оставить в полицейском участке до выяснения истины…
Время тянулось томительно долго. Ахмед вновь отправился на поиски дядюшки Ибрахима, но вскоре вернулся с унылым лицом.
Директор размышлял. Может, и правда что случилось? Нет, нет. Сейчас этот безумный появится в дверях. И на него обрушится поток ругательств, а он будет стоять и бормотать в ответ всякую чепуху. А все же, если… Что тогда делать? У Лютфи - богатая жена, а Самир - известный взяточник, но есть ведь и другие. Ахмед, например. Что будет с ним?
Вернулся торговец маслом. Он и рта не успел раскрыть, как директор набросился на него:
- Подождите! День Страшного суда еще не настал. В конце концов, мы ведь в государственном учреждении, а не на базаре!
Торговец в замешательстве попятился назад. А в комнату, узнав о случившемся, один за другим стали входить служащие из соседнего управления, и, конечно, с расспросами. Кто-то из них пытался пошутить, но шутку встретили угрюмым молчанием. Волнение охватило всех, никто не мог работать.
- Нет, я чувствую, что дело серьезное! Мы пропали… - заохал Ахмед. - Попытаюсь что-нибудь узнать у швейцара из министерства, - и стремительно выбежал из комнаты.
Вернулся он с криком:
- Швейцар уверяет, что видел его в девять утра, - тот выходил из дверей министерства! Да это хуже, чем катастрофа! - продолжал он внезапно осипшим голосом. - Неужели он способен погубить свою жизнь за какие-то там сто пятьдесят или двести фунтов?! Несчастный случай? А как мы протянем этот месяц?! О господи!..
Лютфи казалось, что время от времени взгляды сотрудников обращаются на него.
- Это ужасно, - проговорил он. - Вы, наверное, думаете, что мне не о чем беспокоиться? Уверяю вас, моя супруга не тратит ни копейки из своих денег…
Никто не отозвался.
- О Аллах! Нет бога, кроме Аллаха! - снова заголосил Ахмед. - Верите ли? Я хожу без копейки в кармане - ни выпить чашечку кофе, ни выкурить сигарету. Хожу пешком - нет денег на транспорт. Дети - кто в школе, кто в университете. Весь в долгах, а тут еще нужны лекарства. Что же мне делать? О Аллах!..
Во втором часу дня директор поднялся с места и уныло сказал:
- Надо довести до сведения главного инспектора.
Главный инспектор молча выслушал рассказ директора. Он был недоволен:
- Есть еще надежда дождаться его?
- По правде говоря, я уже не надеюсь, - слишком много прошло времени.
- А известно ли вам, - строго произнес инспектор, - что вы поступаете вопреки указаниям?..
- Да ведь во всех управлениях поступают так же, - помолчав немного, пробормотал директор.
- Даже если это и так, то чужие ошибки не оправдывают вашей. Напишите докладную записку, я представлю ее заместителю министра.
- Но всем очень нужны деньги, - не сдавался директор. - Подобного никогда еще не случалось с дядюшкой Ибрахимом.
- А что вы от меня хотите?
- Мы не получили жалованья и не расписались в платежной ведомости…
- Согласен, но это не снимает с вас ответственности за случившееся…
Снова наступило молчание. Директор выглядел потерянным. Инспектор занялся бумагами. Наконец директор встал и, тяжело ступая, пошел к выходу. Уже в дверях он услышал голос инспектора:
- Сообщите в полицию.
И вот уже почти все служащие управления переместились в полицейский участок. Сквозь толпу женщин они пробили дорогу к приемной дежурного офицера.
Директор изложил дежурному всю историю от начала до конца. Служитель управления, дядюшка Ибрахим, ему пятьдесят пять лет, поступил работать в министерство десятилетним мальчиком. Был рабочим в типографии, потом стал служителем. Оклад шесть фунтов. Секретари утверждают, что он хороший человек, но не без странностей: то слишком уж рассеян, то вмешивается во что-нибудь его вовсе не касающееся. Адрес? Живет в Дарб Хилла, 111. В краже никогда не был замечен, даже и не думали, что такое возможно.
Составив протокол, офицер заявил, что сначала надо убедиться в том, что подозреваемый не явился жертвой несчастного случая, а затем уже вести розыски. А пока служащие должны уйти.
Они покинули участок в полной растерянности. Что же делать? Как сказать об этом дома?
Но в конце концов все разошлись…
Директор управления пошел домой, надеясь забыться за игрой в покер.
Мустафа направился сразу в ломбард в Баб аш-Шаарийе, где давали займы под огромные проценты.
У Лютфи расходы по дому ведет жена. Но как ухитриться получить у нее карманные деньги?
Гунди был холостяком, жил под крылышком у родителей, он-то мог сказать прямо: "Отец, помоги мне в этом месяце так же, как когда я был еще студентом".
Хамаму предстояло выдержать ругань, побои и слезы да еще убедить жену отказаться от покупки нарядов и пустить деньги на домашние расходы.
У Самира все было просто: "Если не взятка, то - на мели".
Ахмед - секретарь-архивариус, - брел, не разбирая дороги. Вздыхая, с потемневшим лицом он вошел в дом, бросился на стул и закрыл глаза. К нему тотчас подбежала жена, обдав его запахом кухни.
- Что с тобой? - спросила она в волнении.
- За этот месяц не получу ни гроша! - ответил он без предисловий.
- Упаси нас господь от напасти! - проговорила она в изумлении. - Дядюшка Ибрахим еще утром принес твое жалованье.
Ахмед открыл глаза и посмотрел на нее, словно утопающий, которого вытащили из воды. Жена тут же принесла пачку денег. Он пересчитал их и чуть с ума не сошел от радости.
- Да благословит тебя Аллах, дядюшка Ибрахим! Да умножит он твои блага, дядюшка Ибрахим! - кричал он.
В переулке Хилла, в подвальной комнатке старого дома, окруженного развалившимся забором, полиция произвела обыск. Нашли изодранный матрац, циновку, очаг, кастрюлю, деревянную плошку. Из одежды дядюшки Ибрахима оказалась только галабея. В ней обнаружили маленький кусочек гашиша. Кривая старуха, которая, как выяснилось, была женой дядюшки Ибрахима, сказала, что муж в министерстве.
Женщину отправили в полицейский участок. Она плакала там и долго рассказывала о своей жизни с Ибрахимом. Когда-то он был хорошим мужем, и у них были дети. Один сын попал под трамвай. Ему было десять лет. Другой уехал работать в зону канала и вот уже несколько лет как не подает о себе вести. Дочь вышла замуж за каменщика и живет где-то в Верхнем Египте.
Старуха призналась, что в последнее время дядюшка Ибрахим очень изменился. До нее дошли слухи о его связи с продавщицей лотерейных билетов из кафе "Фуад".