Не услышав ни слова в ответ, Самир снова заговорил сам:
- Ты меня слушаешь?
- Слушаю. У меня есть пьесы. Прости, мне надо позвонить.
Он повторил вопрос о ее состоянии, получил прежний ответ и, положив трубку, пробормотал: "О Аллах!"
Самир предложил:
- Давай встретимся на радио, в воскресенье вечером.
- Если у меня к тому времени все обойдется.
- Да не трусь ты так. Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Того клерка, которого ты так блестяще сыграл. Превзошел самого себя!
Сакар вернулся в кафе "Солнышко" и увидел, что приятели уже собрались по своему обыкновению, как они делали это каждый день. Он решил никому больше не докучать своими жалобами и пытался поддерживать общую беседу, не особенно вникая в ее смысл. Временами он даже присоединялся к их хохоту, буквально сотрясавшему кафе в это время дня. Около часа они встали, чтобы пойти пообедать в ресторане "Аль-Мукаттам". Они звали его с собой, но он, извинившись, отказался. Все ушли. Остался только Хайдар ад-Драмляли, его старый друг и коллега по театру. Раньше он был суфлером, а теперь работает директором фильмов в одной кинокомпании. Он не знал, почему Хайдар не пошел вместе с остальными, а тот, не дав ему времени на размышление, заговорил сам:
- Есть результаты анализа крови. Они плохие.
И тут Сакар вспомнил, что не так давно на студии Хайдар жаловался ему на болезнь, первые симптомы которой появились у него дней двадцать назад. Сакар сказал, извиняясь:
- Ах да! Я забыл спросить тебя, как ты себя чувствуешь? Наши дорогие друзья так шумели и орали. Я сожалею, Хайдар, но у меня у самого большое горе.
Хайдар был вынужден отложить на некоторое время подробности сообщения об анализе крови:
- Случилось что, не дай бог?
Сакар рассказал ему о состоянии жены, на что Хайдар ответил:
- Молись богу, чтобы все обошлось. Может быть, еще и не нужна будет операция. Но скажи мне, что ты знаешь о лейкоцитах? Что бывает, если они намного превышают норму?
- Я не знаю, но, во всяком случае, сейчас медицина очень продвинулась. И намного больше, чем ты думаешь. Но знаешь, это я во всем виноват.
- Ты?!
- Да, мне надо было предпринять меры предосторожности, чтобы она ни в коем случае не забеременела.
Хайдар возмущенно покачал головой. Он сделал вид, что внимательно слушает Сакара, однако не промолвил в ответ ни слова.
- Когда это случилось, - продолжал Сакар, - мне надо было любой ценой вызвать выкидыш. А теперь вот они - результаты легкомыслия.
Хайдар забормотал что-то, озираясь по сторонам оторопелым, блуждающим взглядом:
- О мир! Так значит, я миллионер, если мой капитал измерять количеством лейкоцитов!
- Скажи, ты представляешь, что значит кесарево сечение? Это когда разрезают живот!
- Аллах милостив к рабам своим. А ты представляешь, что о моей болезни врачи ровным счетом ничего не знают. Она, по-моему, приводит их в состояние полной растерянности.
- Не будь пессимистом. Аллах милостив к рабам своим, как ты сам говоришь. Впрочем, разве не подвергается этим пыткам каждая мать, даря миру новорожденного.
Разговор, как видно, утомил обоих, и они замолчали. Каждый смаковал свою печаль в одиночку. Сакар посмотрел на часы, заказал кофе - четвертую чашку с тех пор, как покинул больницу, - и закурил десятую сигарету. Он спрашивал себя о том, что же ждет его сегодня. Ему не хотелось разговаривать со своим другом, тому - тоже. Между ними встала стена. Обращаясь к себе самому, Сакар сказал:
- Не представляю сейчас, как я буду дальше смешить людей.
Хайдар холодно бросил:
- Но тебе так щедро за это платят!
Они не стали обсуждать эту тему, хотя Сакару казалось, что здесь есть о чем поговорить. Он посмотрел на часы и снова спросил себя о том, что ждет его сегодня. Закрыв глаза, он почувствовал, что успокаивается. Только шум и крики, доносившиеся с дороги, мешали ему, раздражали его, чего никогда с ним не было прежде. Теперь он мечтал лишь об одном - ничего не слышать, чтобы все погрузилось в безмолвие…
Накануне отъезда
Пер. К. Юнусова
До отъезда осталось два дня, и, как это бывает при расставании, Александрия казалась особенно красивой. Баракат не знал, когда вновь увидит этот город. Отпуск он обычно проводил в кругу семьи в деревне. Поэтому все то, что раньше наводило уныние и скуку, превратилось в глазах уезжающего в источник грусти и сожаления. Даже его место в кафе "Сиди Габер", к которому он привык за четыре года, в этот вечер было особенно уютным, воскрешая в памяти дни юности. Закурив наргиле, он подумал: "Где еще найдешь такой чудесный табак! В Александрии сам воздух делает его душистым".
Официант принес кофе и с огорчением сказал:
- Мы будем очень скучать без вас.
Баракат благодарно улыбнулся ему. В этот момент в кафе вошла женщина. Она появлялась здесь время от времени, и он прозвал ее "незнакомкой из "Сиди Габер"". Все четыре года он не обращал на нее особого внимания, а с начала лета она вообще не показывалась. Сейчас ее лицо обрамлял розовый платок, а на плечи она накинула шаль, усеянную блестками. Костюм гармонировал с наступающей осенью, с белыми облаками, которые заслонили солнечный диск, рассеивая спокойный, мягкий свет над опустевшими улицами.
Женщина села рядом с греком - хозяином кафе, и они обменялись, как обычно, несколькими фразами. Оба были серьезны, как двое мужчин, разговаривающих о своих делах. Такими их отношения казались всегда. Однажды официант шепнул Баракату на ухо.
- Красивая! Не правда, ли?
Баракат окинул ее взглядом и увидел большие дерзкие глаза, полное лицо. Она держалась уверенно, даже вызывающе. В тот раз он ответил без колебания:
- Такой сорт женщин мне не нравится!
Сегодня же, накануне отъезда, она показалась ему привлекательной, как и всё в городе.
- Я прожил в Александрии четыре года и ни разу не побывал ни в зоологическом саду, ни на греческих и римских развалинах, ни у этой женщины, - сказал он официанту.
- А уж в Асьюте и вовсе ничего такого не найдете, - улыбнулся тот.
В кафе почти никого не было. Лишь двое мужчин играли в нарды. Баракат посмотрел на женщину, и она ответила ему внимательным взглядом.
- Ну-ка покажи свою ловкость! - попросил он официанта.
Через минуту женщина уже пересаживалась за его столик. За ней следовал официант с бутылкой пива. Баракат пустился уверять, что очень рад их знакомству.
- Вы как манговое дерево, - заметила она кокетливо и в то же время как-то равнодушно.
Баракат удивленно поднял брови.
- Оно тоже нуждается в длительной, терпеливой обработке.
Чтобы избежать лишних объяснений, он поднял бокал и негромко произнес:
- Ваше здоровье!
Закусывая зелеными маслинами, они молча глядели друг на друга.
- До моего дома несколько минут, - предложил Баракат.
- Две гинеи! - без запинки объявила она. - И, пожалуйста, сразу, сейчас.
Покидая кафе, она сунула деньги в сумочку. Вскоре они были дома. Женщина похвалила его маленькую опрятную квартиру, он же, в свою очередь, помянул добром привратника, которому принадлежала в этом главная заслуга. Потом принес тарелку с фруктами и поставил ее на столик рядом с постелью. Немного спустя, не произнося ни слова, они уже обнимали друг друга…
В комнате потемнело. Створки окон захлопали от неожиданно налетевших порывов ветра, как это часто случается осенью, и дождь запел свою песню. Баракат затуманенными глазами взглянул на ближайшее окно и утомленно пробормотал:
- Неустойчивая погода, все время меняется.
Мелодия дождя звучала не переставая, становясь, однако, все тише и тише, и его охватило приятное ощущение тепла и покоя. Заметив, что в комнате стало совсем темно, он протянул руку к абажуру, включил свет и посмотрел на женщину. Глаза ее были закрыты, как у спящей. Длинные ресницы напоминали лепестки цветка. Переведя взгляд на овальное зеркало на стене, он увидел свое отражение, показавшееся ему довольно жалким.
Дождь совсем прекратился.
- Ты спишь? - прошептал Баракат.
- Я до утра не сплю, - ответила она, не открывая глаз.
Тогда он очистил банан и поднес к ее припухшим губам.
Женщина приподнялась в постели, и они вместе стали лакомиться фруктами.
- Хозяин кафе говорил, что ты послезавтра уезжаешь. Это правда? - поинтересовалась она. - И как тебя зовут?
Пытаясь скрыть улыбку - он вспомнил, что они начали обниматься, не познакомившись, - Баракат назвал свое имя и прибавил, что он чиновник, которого переводят в город Асьют.
Женщина вытерла ладонь кожурой банана и сказала:
- А меня зовут Дунйа.
"Странное и красивое имя, - подумал он. - Впрочем, оно такое же искусственное, как и эта наша близость". Дунйа принялась рассказывать о своем прошлом, а Баракат почувствовал, что им постепенно овладевает тоска. "Старая история, все одно и то же, и ничего нового". Романтическое настроение развеялось, и он даже позавидовал тем, кто остался в кафе.
Женщина спросила о квартире и мебели. Квартиру со всем ее содержимым он продал, и послезавтра в ней поселится другой человек. Послезавтра. Но уже сейчас она словно бы опустела. В ней остался лишь запах бананов и тягостное состояние скуки.
Внезапно Дунйа потянулась за своей сумочкой, вынула из нее две его гинеи и переложила их в выдвижной ящик столика. Улыбнувшись, она посмотрела на Бараката, и ее глаза встретились с его растерянным, непонимающим взглядом.
- Почему? - спросил он.
- Твои деньги вернулись к тебе, - ответила женщина, потупившись.
Тоскливое оцепенение спало с него, но он все равно ничего не понял.
- Ты уже обо всем догадался, только притворяешься глупеньким, - кокетливо произнесла Дунйа.
- Клянусь, не притворяюсь.
- Деньги в этом случае не нужны.
- В каком случае?
Она обняла его своими смуглыми руками так, что он снова задрожал от волнения, и прошептала:
- Удовольствие!.. Я так делаю, когда получаю удовольствие.
Баракат задохнулся от чувства, подобного которому он никогда не испытывал. Его охватило радостное опьянение, стены поплыли перед глазами, но он все же смущенно пробормотал:
- Нет, нет!..
Она заглушила протест долгим поцелуем, и его возражение растаяло от ощущения гордости за самого себя. Ему захотелось, чтобы все вокруг наполнилось праздничным ликованием. Он бросился в гостиную, включил приемник, позвал привратника и велел принести вино и шашлык, намереваясь устроить веселую вечеринку. Потом вернулся в спальню и воскликнул:
- Сколько раз за эти четыре года я видел тебя в кафе! Какой же я дурак!
- И уезжаешь!
Он с сожалением кивнул головой и проговорил:
- Послезавтра. Трудно поверить. Какой же я дурак!
Пристроившись у ее ног, Баракат стал щелкать пальцами в такт танцевальной мелодии, звучащей по радио. Взглянув на Дунйу, он увидел, что на ее лице нет и признака усталости, и ему в голову пришла новая идея.
- А не пойти ли нам погулять по вечернему городу? - предложил он, вскочив на ноги.
Они направились к небольшому ресторанчику. Баракат легко превозмог свою бережливость, которой он обычно славился, и щедро сорил деньгами. Они много пили и танцевали, не пропуская ни одного танца. В перерыве Баракат заметил, что какой-то юноша внимательно разглядывает его спутницу, и приготовился дать отпор, если понадобится. А тот подошел к Дунйе, вежливо поклонился и пригласил ее на следующий танец. Баракат расстроился и сердито надулся.
- Обычное дело, - шепнула ему женщина - Ничего плохого тут нет.
- А мне не нравится, - хмуро ответил Баракат. Обернувшись к юноше, он смерил его взглядом и грубо бросил:
- Иди прочь!..
Он не помнил, что тот ответил, но тут же между ними вспыхнула драка. Баракат, не чувствуя сыпавшихся на него ударов, сильно ткнул соперника кулаком в живот. Юноша пошатнулся и упал бы на спину, если бы его не поддержал подоспевший официант. Со всех сторон на них сердито или растерянно смотрели пьяные глаза посетителей. Между столиков протиснулся хозяин. Он успокоил страсти и сделал знак оркестру играть новый танец.
Баракат часто и тяжело дышал. От его пиджака отлетела пуговица, верх рубашки был разорван. Но Дунйа поправила ему галстук, боль от удара в грудь быстро прошла, к нему вернулось хорошее настроение, и уже через несколько минут он как ни в чем не бывало требовал новую порцию вина. Однако окружающие смотрели на него с осуждением, и Дунйа шепнула ему на ухо.
- Пойдем, дорогой!
Они вышли из ресторана, провожаемые неодобрительными взглядами. Но он крепко сжал спутницу за локоть, испытывая радостное и счастливое возбуждение от переполнявшего его чувства гордости.
- Не огорчайся, милая. Это все пустяки. С кем не бывает!..
Вместе с толпой, выплеснувшейся из кинотеатра, они сели в трамвай, шедший в сторону набережной. Баракат обнял Дунйу и растопырил локти, чтобы отгородить ее от теснящихся пассажиров, но какой-то мужчина - то ли умышленно, то ли нечаянно - все же тесно прижался к его спутнице. Баракат метнул на него угрожающий взгляд и, когда тот не обратил на это никакого внимания и не отодвинулся, обругал невежу самыми последними словами. Мужчина ответил тем же, и Баракат, в чьей голове еще не развеялись винные пары, бросился на него с кулаками. Ожесточенная схватка продолжалась до тех пор, пока добрые люди не разняли их и не растащили в разные стороны, чтобы предупредить новую стычку. Баракат ощущал боль на левой щеке, из разбитой нижней губы сочилась кровь. Всю дорогу, пока они ехали, он вытирал ее платком. Но обильная кровь, хлынувшая из опухшего носа противника и окрасившая его усы в бордовый цвет, компенсировала все неприятности. Когда они сошли с трамвая, свежий ветер с запахом дождя оживил его, и настроение у него снова поднялось.
- У меня рана пустяковая, а вот он, я думаю, остался без носа.
- Чуть не убил его! - с готовностью подхватила Дунйа.
Он засмеялся. Потом стал рассказывать, в каких еще драках и потасовках участвовал, пока не получил должность и не остепенился. Он вспоминал о них с явной гордостью.
Когда они вернулись домой, на столе их ожидали вино и шашлык, оставленные привратником.
- Прекрасно! - воскликнул Баракат. - Жаль только, цветов не хватает. Надо было купить букет.
Дунйа промыла ему рану, обтерла щеку. Он в это же время принялся напевать песню о смелых разбойниках, но женщина, смеясь, заметила, что его голос не создан для пения.
- Главное - быть счастливым! - возразил Баракат. - Тогда все вокруг поет.
И он пустился в красноречивые рассуждения о счастье и любви.
- Что может сравниться с любовью! - возглашал он, целуя Дунйу. - Я непременно вернусь в Александрию. Мы будем встречаться несмотря на мой отъезд…
Когда наступила тишина, за окном опять стал слышен шум непогоды.
- Ветер в твоем городе изменчив, но он приносит счастье! - смеясь, проговорил Баракат.
Жалюзи на окнах озарялись вспышками молний, следовавших одна за другой. Их свет проникал в комнату, выхватывая из темноты то один, то другой предмет. Рев ветра усилился, и мрак сгустился еще больше. Баракат опять почувствовал прелесть уюта и тепла. Он вдруг вспомнил берег моря, когда все вокруг темнеет и что-то напряженное и едва уловимое витает в воздухе, предвещая приближение бури.
Полил дождь. Баракат еще сильнее проникся ощущением покоя и блаженства, подумав: "Это счастье - находиться в такое время в объятиях любви!.."
Они проснулись поздно утром. Баракат распахнул окно, и в комнату ворвался холодный воздух. Небо, как войлоком, было окутано неподвижными серыми облаками.
Дунйа села в постели. Волосы ее были растрепаны, хмурый взгляд заспанных глаз ничего не выражал, словно это не те глаза, которые так завораживали его вчера своей игрой. Она казалась намного старше, и Баракату сразу пришли на ум мысли о ее возрасте и о непостоянстве всего существующего.
Женщина протяжно, со стоном зевнула и сказала:
- Пора уходить.
- Зачем торопиться? - спросил он.
- Ночь кончилась. У меня работа, свидания.
Вдруг он увидел, как она нагнулась к столику, выдвинула из него ящичек, вынула оттуда две гинеи и, зевнув еще раз, вернула их в свою сумочку. Это было так неожиданно для него…
- Тебе нужны деньги? - спросил он растерянно.
- Нет, я взяла только то, о чем мы договаривались.
- О чем мы договаривались, дорогая?!
Голос Бараката звучал удивленно и грустно.
- Ну мы же договаривались, забыл?
Он как-то глупо засмеялся и сказал:
- Видно, это ты забыла!
Она не соблаговолила ответить, и он с нетерпением продолжал допытываться:
- Забавно… Мне важны не деньги… Но вчера ты сказала… Ты действительно забыла?..
А про себя подумал: "Один из нас сумасшедший. Или я, или она". И хмуро добавил:
- Что с тобой? Что случилось? Скажи мне, пожалуйста!
Холодно улыбаясь, Дунйа проговорила:
- Хочешь брать и не давать!
- Ты же сказала, что не берешь, когда довольна!
Она посмотрела на него как-то странно и ответила:
- Я хотела подарить тебе счастливую ночь… и только.
- Значит, это всего лишь уловка? - спросил он дрожащим голосом.
- Да, но она сделала тебя по-настоящему счастливым.
- Грязный обман! - темнея от гнева, закричал он.
- Не обижайся! Счастье было настоящим, и я заслужила твою благодарность.
Он окинул женщину суровым взглядом, и ее лицо показалось ему отвратительным. В его возмущенной душе поднималось мстительное желание сдавить ей горло, чтобы ее черная кровь брызнула изо рта.
Дунйа настороженно следила за ним.
- Подлая дрянь! - продолжал он кричать. - Твоя хитрость жалка и ничтожна! Понимаешь? Я хочу, чтобы ты заплатила за нее жизнью!
Она не спускала с него глаз, приготовившись защищаться при первом же его движении.
- Дура! Это же бессмысленно! Ты никогда не сможешь никого обмануть во второй раз!
Женщина успокоилась, видя, что волна безумия схлынула и он начал приходить в себя, парализованный разочарованием и тоской.
- Но это была неплохая шутка, не так ли? - усмехнулась она.
- Я же сказал, что ты не сможешь повторить ее дважды! Не сможешь, дура!
В голосе его теперь звучало презрение.
- А с чего ты взял, что мы встретимся снова?! - ответила она.