Текут рекой разговоры, то разольются по отдельным ручьям, то вновь сольются, да все о том же, о работе, о хлебе насущном, о детях, о любви, ну и сплетни конечно, куда же без них. За всю известную и изложенную в письменных источниках историю человечества, меняются только имена, да события, а темы все те же. А может и хорошо это, может пора сказать и, слава Богу, что не меняются, значит и род человеческий в страстях своих стал не хуже, но и не лучше.
Ефимов, за которым наблюдал Торшин, переходил от одной группы гостей к другой, к месту рассказывал забавные истории, гости посмеивались, наводящих вопросов не задавал, нужды не было, военные и государственные тайны, перемешанные сплетнями, анекдотами, рассказами о рыбалке и охоте, так и валялись как самородки на золотоносном участке.
- Прошу к столу! - позвала хозяйка, - чай пить.
Гости вернулись за стол, чайный сервиз из китайского фарфора, "Память о пребывании в Китае, - вздохнула хозяйка, - его мужу в период нерушимой дружбы с Мао, подарили в Пекине, тогда он там, в университете лекции читал", старинный серебряный полуведерный самовар, "Толин трофей, из Германии после войны привез, вернул историческую ценность на Родину, на нем и клеймо Тульского завода есть, а год выпуска 1864" - похвалилась хозяйка реликвией, торты, пироги, варенье, конфетная разносортица, сладкий стол, одним словом, но стол столом, чай чаем, но коньяк, чтя национальные традиции, убирать, не стали, что же это за чаепитие без бутылки.
Чай и коньяк, при интеллигентном застолье, не отделимы от разговоров о культуре вообще, а учитывая наличие за столом всамделишного писателя, от литературы.
В России стыдно не знать литературу. Как никак и писатели есть, и всеобщая грамотность у народа имеется, а самое главное обеспечил социализм для рабочих, колхозников и всяких там прослоек, досуг для чтения. Можно было на работе, и почитать и поговорить о прочитанном. Правда, читали на работе в основном представители этих самых прослоек, у рабочих и крестьян были занятия и поинтереснее, но и среди них были исключения, а у многих это исключение стало правилом.
В светской, культурной беседе гости, наших писателей фантастов, хвали, ихних мастеров слова тоже, но с оговорками. Ругали через, чур, уж "идейных" производственно - конвейерных творцов художественного слова, за написанную "херню" в жанре социалистического реализма. "Социалистический реализм - дал определение жанру один из вольнодумцев ученых, предпочитавших чаю коньяк, - это социальная утопия помноженная на марксизм, все знают, что этого нет, и быть не может, но хотят, чтобы думали, что это будет в обозримом будущем, в полном соответствии с марксисткой теорией". Ефимов хмыкнул, ответственный товарищ из ЦК поморщился, юбиляр захохотал.
- А что молодое поколение о литературных жанрах думает? - соизволил заметить Торшина, Ефимов, - Вы юноша читаете книги?
- Ваши очень внимательно, - Торшин не принимавший участие в литературоведческом разговоре, отставил чашку с чаем и, посмотрел на писателя, - что до жанров, то я не оригинален, по моему мнению есть только два, хорошие книги и плохие.
- Браво молодой человек! - улыбнулся Ефимов, - А где вы работаете, что так хорошо в литературе научились разбираться?
- Я офицер КГБ, - спокойно ответил Торшин.
- Караул! - в притворном ужасе взялся за голову ученый вольнодумец, - нас сейчас всех арестуют!
- Не паясничай Петр, - одернул его юбиляр, - прекрасно знаешь, что никто тебя трогать не будет.
- Ну что ж кому-то надо и там работать, - продемонстрировал понимание и великодушие Ефимов, - так сказать государственные секреты защищать, - и поинтересовался - много шпионов поймали? Или вы все больше по антисоветчикам специализируетесь?
- Это служебная тайна, - мягко ушел от прямого ответа Торшин, - а разве по вашему мнению, Антон Иванович, шпионы только в плохих детективах бывают?
- Наверно нет, - Ефимов рассматривал Торшина спокойно, внимательно, доброжелательно, - вероятно в жизни тоже встречаются, но я человек довольно далекий от этой области и с полной уверенностью судить не могу.
- Лучше всех про шпионов мой дедушка знает, - начал вводить в дело бердянского старичка Торшин, - он во время войны в военной контрразведке "СМЕРШ" служил.
- Да неужели? - удивился Ефимов, - а на вид такой мирный, скромный, тихий пенсионер, - и обратился к дедушке, - может, расскажите, если можно про свою работу, а я на вашем материале попробую книгу, про чекистов написать.
- Мирный, скромный, тихий пенсионер, - смущенно повторил слова Ефимова, полковник контрразведки, и с легкой иронией начал говорить, - так маскироваться не только шпионы умеют, контрразведчикам тоже иной раз приходится. Что до вашего вопроса, то да, доводилось мне и шпионов ловить и, диверсантов, да и предателей разоблачал, всяко бывало. А рассказать могу, что ж не рассказать то писателю, может и вправду книжку напишет. Только я вам Антон Иванович, давно встретиться предлагал, письмо даже написал, ведь мы земляки, оба из Бердянска, даже в одной гимназии учились, вот только вы совсем на того Антошку гимназиста не похожи. Прозвище то, у вас какое было? Помните?
Есть! Пошел контакт, и как искра сверкнула, что-то такое мелькнуло в глазах у Ефимова.
- Да, лет много прошло, мы все изменились, вот я вас тоже не узнаю, - даже на секунду не замявшись, ответил Ефимов, - А прозвище? Нет, не припомню.
Спокойно отвечает, модуляция голоса не изменилась, мимика лица ничего кроме легкого удивления не отражает, вот только атмосфера застолья как бы сгустилась, это все почувствовали не только Торшин. И два немолодых человека такие разные смотрят друг на друга, меряются взглядами, у кого сил души больше. Растет напряжение, растет, вот-вот замкнет, а там как, полыхнет.
- Как интересно! - хозяйка пытается замять неловкость, возникшую в разговоре, снять непонятное ей, но такое почти зримое напряжение, - через столько лет встретились и, не узнаете, друг друга, а я вот всех своих одноклассников до сих пор помню.
- У вас голубушка просто память феноменальная, - с улыбкой поворачивается к ней Ефимов, а полковника приглашает, - Вы приходите ко мне, поговорим, выпьем, былое вспомним.
- Да есть что вспомнить, - принимает приглашение полковник, - у людей Антон Иванович, долгая память, очень долгая.
Народ за столом притих, диалог слушает, люди были с большим жизненным опытом. Знали, что бывают такие сильные движения души, такая выделяется энергия, что даже посторонний ее накал чует.
- Я это знаю, - Ефимов взялся за бокал с коньяком, задумчиво повторил, - знаю, - подумал, поставил бокал, - нет, я обязательно о разведчиках напишу, если успею.
- Успеете, время еще есть, - успокаивает его бердянский старичок и, уточняет, - пока есть, только вот немного его осталось.
- Вы что имеете ввиду, - с недоуменной гримасой поднял брови юбиляр.
- Только старость, - объяснился старичок, - немного нам коптить на земле осталось.
- У всех по разному, - включился в диалог вольнодумец, - вы любезнейший, - это он бердянскому старичку, - может, и коптите, а мы ученые светим.
- Досветились, так освятили всю землю, что от ядерной вспышки, вся планета засветится, может, - вздохнул юбиляр.
- Именно поэтому наша партия и ведет неуклонную борьбу за мир и ядерное разоружение, - товарищ их ЦК внес свою идейную лепту в разговор.
- Вот это, верно, борется, - подержал товарища из ЦК, вольнодумец, - вот только, средства на новые исследования в области ядерного синтеза не жалеет.
- Хватит о грустном! - решила прервать разговор хозяйка, - предлагаю потанцевать. - Дамы, которым разговор начинающий приобретать совершенно ненужную на юбилее остроту, тоже не нравился, поддержали ее одобрительными кивками. - Кавалеры приглашают, дам! - объявила хозяйка, подошла к магнитофону включила музыку.
Нежно полилась мелодия, запел женский голос о надежде на любовь, на встречу с единственным.
Не грусти там далеко, далеко, мой единственный! Есть моя любовь, и ждет она тебя, мы встретимся, чтобы не расставаться, а пока, есть, у меня песня - мечта, и вера, что так и будет.
Что за чудо прекрасная мелодия, что за чудо ласковый голос, как прекрасна, надежда на любовь, что ждет тебя там далеко, далеко, а пока грустит она по тебе и ждет.
В медленном танце в объятиях кружат по паркетному столу мужчины и женщины и, забыты тревоги, странный спор, а есть только он и она.
Пропеты последние слова, закончился танец, но осталась вера и надежда на чудо.
- А ну молодежь! Покажите, нам старикам, на что способны! - весело кричит Торшину и Маше, юбиляр, и нажимает клавишу магнитофона.
Ахнули трубы, исступленно забили барабаны, набирает разгон музыка, и вот уже полетела по крови, забурлила, весельем. Затанцевала принцесса, и нет уже нежной печали, вызов и страсть в каждом движении девушки и, отвечая на вызов, вошел в бешеный круг танца Торшин. А она кружит рядом, манит и дарит обещанье. Смелая уверенная в непобедимой своей силе юная женщина. Летит Торшин вокруг нее и хочет поймать свою жар-птицу. Рано, еще пожар не превратился во все пожирающий огонь, задорно кричит танцем девушка.
Горит огонь танца, сгорают в нем танцоры, и так сильная юная страсть, что входят в круг танца и остальные гости, испить из волшебной чаши страсти, ощутить огненный накал, вернуть на мгновенье ушедшую молодость.
Прошла страсть, утихла музыка. Остывают гости. Без зависти к цветущей молодости кричат: "Браво!"
После танцев гости стали расходиться, прощальные пожелания юбиляру сказаны, выпито на "посошок". Юбилей - Рубикон, перейден, до новой даты. Чиновные гости отъезжали на машинах, люди попроще ловили такси, или спешили к станциям метро. Ефимов ушел одним из первых.
Торшин на прощанье целовал Машу. Эх, кружится голова от близости девушки, от выпитого вина, от танцев, все горит, так не хочется уходить.
- Может, я останусь, все-таки жених, а у тебя своя комната, - просит он у принцессы.
- Нет, неудобно, так не хочу, чтоб каждому скрипу прислушиваться, нет, - девушка отрывается от жениховских поцелуев, делает шаг назад, - ты, не думай, я не ломаюсь, но первый раз по другому хочу, чтоб только ты и я. Потерпи милый.
Совсем не деликатно кашляет на лестничной площадке "дедуля", торопит Торшина.
- До свиданья Маша! - прощается Торшин.
- До завтра, - смеется девушка.
Торшин и бердянский "дедуля" пешком прошли, одну остановку, дедуля подтрунивал над женишком, Алексей вяло отбивался, все о Маше думал. Подъехала за ними служебная машина, за рулем Всеволодов, рядом на переднем сиденье Ивлев. Очень уж, не терпится им узнать, был ли толк от оперативного мероприятия.
- Это не он, не Ефимов Антон, - уверенно заявил старичок, - не мог так человек изменится, что бы я его не узнал. И потом пока наш женишок танцами занимался, каблуки отбивал, я Ефимова пытался на разговор вытянуть о детстве, о гимназии, уходил он от детских воспоминаний, на память ссылался. И потом почуял я, чужой он.
- А он? - Всеволодов заглушил мотор автомобиля, повернулся к Торшину и старичку, сидевшим на заднем сиденье.
- Понял он, что флажками его со всех сторон обложили, вот только пойдет ли на выстрел? - сомневался старичок.
- Поживем, увидим, будем ждать результатов экспертиз, ответов из Лондона и Дели, и проверим у кого нервы крепче, теперь будем вести его в наглую, я наружному наблюдению команду дам. Должен он сорваться должен.
- А если нет? - спросил Торшин.
- Реально предъявить ему, нам по прежнему нечего, - Всеволодов, отвернулся, от собеседников, посмотрел сквозь лобовое стекло на ночную улицу, угрюмо повторил, - абсолютно нечего, - после паузы с восхищением добавил, - вот это волчара, матерый волчара, о такого любой волкодав может зубы обломать.
- А что с академиком делать? - задал Торшин Всеволодову, мучавший его вопрос, - продолжать разработку или как?
- А он объектом разработки и не являлся, нам надо было, предъявит Ефимову, одноклассника в неожиданном для него месте, мы это сделали, а академик нас больше не интересует. Кстати, - что было совсем не, кстати, и к работе прямого отношения не имело, но Всеволодов, решил предупредить Торшина, - из командировки приехала твоя жена, вернулась к вам в квартиру с вещами. Ты уж Леша быстрей вопрос реши, или домой к жене, или к академику в зятья.
- Ну не знаю я, что делать! - со злобой воскликнул Торшин, - не знаю!
- Что тут знать, раз такая масть выпала иди в зятья, через пять лет нами всеми командовать будешь, у академика рука длинная и волосатая, он и председателя хорошо знает, да и к генеральному секретарю вхож. Давай Леша действуй! - засмеялся Ивлев, - глядишь генералом станешь, и нас сирых не забудешь.
- Да пошел ты…! - выругался Торшин.
- Вот и поговорили, - спокойно подвел итог Всеволодов, - пора по домам а, завтра с утра пораньше, я с Григошиным иду к руководству, докладывать об успехах. Вы меня на конспиративной квартире ждите. Получим мы от начальства кренделей и, будем решать, как дальше действовать.
* * *
В квартиру Торшин, вошел с твердым намерением объяснится, так, мол, и так дорогая, "прошла любовь, завяли помидоры". Пахло в доме свежезаваренным чаем, его любимыми котлетами, по домашнему пахло, уютно и, вымыт дом, вещи все по местам разложены и ждет его законная супруга.
- Здравствуй Леша, - это супруга говорит, а какая она красивая, только печальная, чует что ли.
- Привет, - отвечает Торшин. Не раскисай, решил, так давай объясняйся, ну начинай же, - Вернулась? Что решила гнев на милость сменить?
- Проходи на кухню, поужинаем, да и поговорим, как дальше жить будем, - предлагает она.
- Я уже ужинал, есть не хочу.
- То-то от тебя вином и духами пахнет, - отводит взгляд жена, - тогда в комнату проходи не говорить же в коридоре.
- Чем от меня пахнет, тебя не касается, ты первая ушла, бросила меня одного, а теперь попрекаешь, - настроенный на ссору Торшин, идет за ней в залу. Как они радовались, когда Торшин эту квартиру получил, ремонт вместе делали, смеялись, мечтали, первые дни даже на полу спали, потом теща первую мебель привезла, поздравляла зятя, о внуках мечтала.
- Конечно, я во всем виновата, а ты ангел из ЧК, - ишь ты иронизирует, еще.
- А причем тут моя служба? - злится Торшин, только не очень получается, жалко, какая то она не своя и, слушает и отвечает, а как будто и не здесь она, а в другом мире плывет.
- Твоя служба притом, что ты грань перестал видеть, когда ты по службе врешь, а когда близким, - она уселась на диван, сложила руки на животе, - разве ты таким был Леша? Помнишь, как ухаживал за мной, как замуж звал? Что с тобой случилось?
- Ничего, - отвечает. Он тогда курсантом был, когда познакомился с ней, как пьяный от любви ходил, в самоволку к ней бегал, ребята по курсу смеялись, но прикрывали. Куда же все ушло? Вот и она о том же.
- Куда все ушло? Леша!
- Не знаю.
- Ты мне скажи, ну что тебе другие женщины, дать могут того, что нет у меня?
Странный вопрос, глупый, вот только сказать нечего, сколько женщин его задавали, а вразумительного ответа так и не получили. Да и не получат. Не при нас началось, не при нас закончено будет.
Молчат мужчина и женщина, и тишина рядом с ними нежеланным гостем пристроилась, перестала быть квартира для них домом, а стала жилплощадью. Так квадратные метры можно и разделить, вот только память разделить трудно.
- Я беременна, - спокойно говорит женщина, - а ты решай, будет у ребенка родной отец, или нет. Я могу с чистого листа начать, попрекать не буду не бойся. Решай Леша!
* * *
Почтальон позвонил в дверь, Маша открыла, сонная, счастливая, и сон ей чудесный снился, как плывет она по ромашковому полю, рыцарь рядом идет, за руку ее держит.
- Вам телеграммы срочная, - протягивает почтальон бланк, - вот тут в получении распишитесь.
И поплыли перед глазами телеграфные слова: "Выехал в срочную командировку, за рубеж, отказаться не смог. Прости. Алексей".
Не плачь принцесса, ну, пожалуйста, не плач. Видно судьба такая, не ты первая не ты последняя, не гадай по ромашке из счастливого сна "любит, не любит", жалко тебя принцесса, честное слово, до слез жалко, но будет у тебя и замужество и дети и, любовь к тебе вернется, пусть другая, но обязательно вернется. Ты только верь, если сможешь.
Глава 9
Он почуял их сразу, как говорят охотники, верхним чутьем, вот только был он не добытчиком, а дичью.
День сразу не задался, и встал с чугунной головной болью, и сердце пошаливало, и прогулка солнечным утром по парку не в радость. А тут еще эти. Откуда они вели наблюдение, он не видел, да и знать не хотел. Только покажи что засек слежку, так сразу и определят, что против них профессионал работает. Он шел привычным маршрутом и обошел все контрольные точки. Один раз в неделю он шел этим маршрутом, один раз в неделю сотрудник посольства Ее Величества, сидя на лавочке и, наслаждаясь утренним пока не загазованным воздухом, фиксировал идущего по улице немолодого, крупного человека. Раз идет этим маршрутом значит оснований для тревоги за его безопасность нет. Ефимов последний раз шел этой дорогой, завтра он выберет другой маршрут, пройдет мимо памятника Гоголю, купит в киоске газету и пойдет дальше. А другой дипломат посольства Ее Величества, зафиксирует изменение в маршруте и расшифрует поданный сигнал: "Я под наблюдением. Опасность!"
Дипломат не спеша, вернется в посольство и передаст шифрограмму в Лондон, а он останется один. Как всегда один на "холоде" в этой холодной стране. Он слегка улыбнулся каламбуру, "холод" - враждебное окружение разведчика нелегала, холодная Россия это образ этой страны.
Он опять всем своим существом почувствовал, чужое, направленное на него внимание. Чужой взгляд. Подошел к лавочке в парке, присел, лениво осмотрелся, никого нет. Но взгляд продолжал жечь его нервы. Он достал трубку набил ее табаком, поднес спичку, раскурил трубку, целый ритуал, привычный, успокаивающий нервную систему. Выкурил трубку, аккуратно выбил пепел, встал, пошел прогулочным шагом по аллее парка. Увидел пожилого паркового работника, уныло убирающего мусор и складывающего в объемную грязную сумку пустые бутылки. Подошел к нему, спросил, как лучше пройти к станции метро, тот, не глядя ему в глаза, обстоятельно ответил. Грязный туповатый мужичок с провинциальным выговором, нескладной речью, мучается с похмелья бедолага, смотрит на грязную сумку мысленно пересчитывает пустые бутылки, мечтает о пиве. Вот только почему внутри так все похолодело? Все готово, пошел ток запредельного знания, обостренной интуиции! Все ясьненько, вот вы и объявились, товарищи чекисты, а хорошо работать стали, натурально с фантазией. Мужичонка не дернулся, не поднял глаза, но Ефимов понял, что и он почуял, что обнаружен, что импульс интуитивного знания, отразился от него Ефимова, и попал в агента наружного наблюдения. Ефимов, вежливо поблагодарив мужичка за помощь, пошел дальше. "А может это все паранойя, - успокаивал он себя, - просто я устал, за эти годы, вот и чудится невесть, что" И точно знал, что это не так. Наблюдение было, и его уровень говорил о том, что это не стандартная рутинная проверка, которую по плану в целях профилактики осуществляет ЧК, нет, его зацепили. Вот только где? В чем ошибка? "Узнаю на допросе, - невесело подумал он, - кажется, у нас дома, это называется черный юмор".