- Это? - Николай смущенно покряхтел, достал папиросы, закурил, поймал недовольный взгляд жены, потушил папиросу. - Это, бабка говорила, родственники, наши какие то, дальние, только они купеческого сословия, давно из наших краев уехали. Бабка говорила, что мальчонка младший у них все, болел, вот они к морю и подались, в Бердянск, городок такой есть. Бабка все отцу говорила, храни фотографию, может, кто и объявится, кровь то она не водица. Только не объявился никто, видать в революцию все сгинули.
- А фамилия у них, какая была? Может в архивах поискать?
- Фамилия? Дай Бог памяти. Фамилия у них как у писателя, что про туманность книжку написал, я ее в армии читал, а вспомнил, Ефимовы.
- А ты Коля не дашь нам фотографию, эту, а мы через архивы запрос сделаем, может, и найдем, родственников твоих.
- Берите, делайте если не трудно, чем черт не шутит, может, и найдете кого, бабка то права кровь она не водица, она голубушка все к родне тянется.
* * *
Бердянск, южный городок у Черного моря, городской архив, днем они искали документы, вечером ходили купаться на море.
- Вы понимаете, все документы, связанные, поступлением, учебой, Ефимова Антона Ивановича, в учебном заведении хранились в гимназии, и в городской архив не передавались, - оправдывалась перед ними пожилая женщина - архивариус, в архиве было душно, вентилятор не работал, - где они сейчас можно только гадать. Скорее всего, они в неразберихе гражданской войны пропали. Если Ефимовы приехали в наш город в 1915 г., то следа в документах они не оставили, домовладельцем Ефимов Иван Харитонович, не был, если здесь и жил, то снимал квартиру, или дом, а такие данные в то время не отмечались.
- Значит документальных следов пребывания этой семьи, найти невозможно? - Торшин чихнул, на пыль времен у него была аллергия, а небольшая комната, где они беседовали с архивариусом, была заставлена полками с архивными папками, которые впитали в себя неимоверное количество въедливой архивной пыли.
- Увы, нет, - женщина, протянула Торшину стакан с жидким чаем, посоветовала, - промойте носоглотку чаем, - и пожаловалась, - у нас все сотрудники аллергики.
- А если поискать людей, которые в то же время учились в гимназии, и в настоящее время, проживают, в городе, - предложил Ивлев.
- Да вы хоть, представляете какой объем работы надо выполнить, и сколько время это займет? - возмутилась архивариус, - тут даже требование обкома партии ничем не поможет.
- А вы все-таки попробуйте, - настойчиво потребовал Ивлев.
Вышли из архива, с наслаждением, вдохнули, напоенный запахом моря, воздух. Вечер, жара чуть спала, легкий ветерок, освежал, хотелось купаться, флиртовать с южными красавицами, слушать музыку в ресторане, пить легкое сухое вино, просто жить не думая, об архивах, шпионах, и начальстве, что ждало их отчета.
- Товарищ Ивлев? - спросил молодой, но очень суровый мужчина, который поджидал их у гостиницы.
- Расслабьтесь коллега, - посоветовал суровому товарищу Ивлев, - а то от вас за версту, государственной безопасностью прет.
- Вам срочное сообщение из Москвы, - суровый мужчина, не желал расслабляться, - вас требуют в управление, машина ждет, - суровый чекист показал на черную "Волгу".
- Кто требует? - разозлился Ивлев, на сурового "идиота", на черную машину, на праздную публику, на швейцара, что стоял у гостиницы, и точно знал, откуда эта машина, и где служит суровый "идиот".
- Начальник управления, полковник Горов, - с придыханием доложил идиот от государственной безопасности.
- Я вашему полковнику не подчиняюсь, - тихо со злобой прошипел Ивлев, - поэтому он меня может, не вызывать, а только приглашать, это раз, - Ивлев достал паспорт и отдал его идиоту, - полистайте мой паспорт, так чтобы это выглядело как проверка документов, и валите от сюда, а если еще раз в таком виде, да еще с машиной, ко мне подойдете, я на вас рапорт подам, где укажу, что вы болван, дешифровали, сотрудника столичного управления, и тем самым сорвали выполнение оперативного задания.
Идиот онемел, тупо уставился на общегражданский паспорт, почему-то открыл и посмотрел графу "Семейное положение", вернул документ Ивлеву, и пошел к машине.
- Зачем ты так, - с недоумением спросил Торшин, - теперь будут говорить, что все москвичи "козлы", помогать не будут если, что.
- Не переживай и так говорят, а если я прикажу, будут не помогать, а летать. Видал субчик какой? Нравится ему, что перед ним, аж за версту стелятся, как же КГБ. Тут даже диссидентов нет, про разведчиков и говорить не чего, вот они оперативную хватку и потеряли. Вся работа, это ходить выпендриваться, сплетни собирать и выдавать их за информацию, полученную оперативным путем. Ладно, пошли пешком до управы прогуляемся, и узнаем, чем это нас Москва обрадовать хочет.
Шифрограмма.
Капитану Ивлеву.
По представленной вами фотографии эксперты не могут в полном объеме осуществить идентификацию известного вам лица. Предлагаю вам, изыскать возможность получить более поздние снимки.
Полковник Всеволодов.
Шифрограмма.
Начальнику управления КГБ по городу Бердянск
полковнику Горову.
Приказываю Вам оказать содействие командированной в город Бердянск группе капитана Ивлева.
Начальник Второго управления
Генерал-лейтенант ***
- Значит так товарищ полковник, - Ивлев барской непринужденностью столичной штучки, и хама, развалился на стуле в кабинете начальника управления, - вы немедленно свяжитесь с начальником городского управления МВД, и потребуете от него, что бы вам доставили листы паспортного учета, на лиц от 1900 до 1909 годов рождения. Выделите группу сотрудников, которые проверят все учетные данные, и выберут из представленных документов уроженцев города, и тех, кто приехал сюда на жительство за период 1900–1917 гг. Из указанных лиц оперативным путем установите тех, кто учился в мужской гимназии в период 1914–1917 гг. Самостоятельно опрашивать указанных лиц, вашим сотрудникам запрещается. Я надеюсь, - Ивлев строгим тоном подчеркнул последние слова, - вы представите мне возможность, указать в своем рапорте, о помощи которую получила моя группа от вашего управления. И еще старшего лейтенанта Чупрынникова, что приезжал ко мне с вашим поручением, к этой работе не допускайте. Срок исполнения трое суток.
- Сделаем, - немолодой полковник, с трудом подавил свое раздражение, он не привык, что бы какой то капитанишка, так с ним разговаривал. "Козел столичный, приехал к нам и строит тут из себя гения контрразведки" - подумал полковник, вслух сказал: - Зря вы так капитан, о старшем лейтенанте Чупрынникове, отзываетесь. Он сын первого секретаря горкома партии, а тот имеет большие связи. Как бы вам боком не вышло, ваше отношение к его сыну. Папа может о вашем поведении в административный отдел ЦК доложить, сейчас КГБ подчиняется партии, а не наоборот, могут и за шиворот зарвавшегося работника взять.
- Он не только сынок, но и ваш зятек, не так ли, - Ивлев встал, - пугать меня не надо, я не из пугливых. Кстати в административном отделе мой бывший сослуживец работает. Смотрите, как бы чего не вышло. А то и возраст у вас пенсионный, и желающих на ваше место достаточно. До свиданья, товарищ полковник, - Ивлев повернулся и пошел на выход. Торшин который в кабинете помалкивал, вышел вместе с ним.
- Теперь тебе понятно, почему лучше в командировки ездить и всю информацию самим собирать? - спросил Ивлев, Торшина.
- Понятно. Только, почему ты себя по хамски вел?
- На таких типов такое поведение лучше всего действует, они рассуждают так, раз хамит, значит, право такое имеет. У таких как он, главный интерес не служить, как положено, а в игрища аппаратные играть. Он теперь не за совесть, а за страх стараться будет, а страх у него посильнее совести будет. - Ивлев остановился в коридоре, - Леша ты оставайся, здесь, работай с архивом, обработай данные, которые нам аборигены предоставят, а я поеду в Херсонес, там поработаю. Если верить анкете Ефимова, то после Бердянска, он туда переехал.
* * *
Запросы, требования, проверки, уточнения. Начальник городского МВД крыл матом славную госбезопасность. Самое горячее время, лето, полно работы, на летний сезон, слетаются мошенники, карманники, развеселые девицы. Что не вечер, драки, поножовщина, тонут, пропадают без вести отдыхающие, и грабят их и обворовывают, отделы работают с максимальной нагрузкой, разгребая накипь приморского городка, а тут изволь, списки стариков и старух составляй. Эти из ЧК совсем от безделья одурели, и себе работу выдумывают, и другим спокойно жить не дают.
Крыли матом свое начальство, оставленные на сверхурочную работу служащие в отделах паспортного контроля, перебирая учетные карточки. Приспичило им видишь ли внеочередную проверку паспортного режима, осуществлять. И главное кого? И смех, и грех стариков проверяют. Осуществляя проверку достоверности, учетных данных по улицам и домам ходят и без того замотанные милицейской рутиной участковые, эти уже привыкли к начальственной дури, и ничему не удивлялись.
Список подготовили через двое суток. Еще сутки его сортировали, местные чекисты, выбрали более ста фамилий.
Начальник местного управления КГБ, со скрытым злорадством, протянул листы бумаги, Торшину. На тебе "хрен" столичный, что просил, то и получай. Дальше сам собранные данные реализуй, да по жаре прогуляйся, да со стариками и старухами, поболтай, жалобы их послушай.
* * *
- Осип Макарович, я из республиканского музея, - Торшин, уже который, раз встречаясь с людьми из списка, рассказывал им свою легенду, - у нас готовится выставка посвященная народному образованию, за период 1900–1941 гг., для экспозиции мы собираем документы, письма фотографии.
- Так, так, - старичок посторонился, - проходите, молодой человек, в дом, только не обессудьте беспорядок у нас.
"Беспорядок, если это беспорядок, то, что - же порядок" - подумал Торшин, оглядывая квартиру. Небольшая комната, новые обои, недавно выбеленный потолок, старинная, но отлично отреставрированная мебель, вот только на кровати грудой лежит не глаженое белье.
- Хозяйка в больнице, давление у нее, - оправдывался старичок, - а я один не успеваю, порядок навести. Дети отдельно живут им к старикам заглядывать недосуг. Не желаете ли чаю?
- Нет, спасибо.
- Была бы честь предложена, - процедил старичок, - Так что вас интересует?
- Документы, письма, фотографии, свидетельства, похвальные листы, все, что связано с образованием, - Торшин присел, стул заскрипел, старичок оживился.
- Вы из ЧК? Говорите, прямо, что вам надо, - старичок, прищурился, - плохо работаете молодой человек!
- С чего вы взяли, - непритворно удивился Торшин, - я старший научный сотрудник республиканского музея, вот мои документы.
- Документы?! - с легким презрением сказал старичок, и даже не посмотрел на протянутое удостоверение, - Документы! - насмешливо повторил он, - такою липу сделать, плевое дело, у них же специальной защиты никакой. Вы вчера к Криушину заходили? Про музей рассказывали? Документики смотрели. Так?
- Да.
- Он вечером ко мне заходит и, рассказывает об интересе очень любезного молодого человека, работника республиканского музея, к мужской гимназии. Я сегодня с утра, в музей и позвонил, мне отвечают, нет такого, работника, и выставка такая не планируется. Я решил, может уголовник квартирки присматривает, со стариками беспомощными, ан нет, Федька Криушин говорит, что молодой человек с товарищем в гостинице проживает. Я в гостиницу, а мне администратор, дочка, дружка моего, сообщает, что номер заранее забронирован, по линии комитета. Вот так на мелочах, часто и прокалываются. - Старичок довольно рассмеялся, - нет в вас основательности, молодой человек, и легенда ерундовая, ее любой в два счета расколоть может. Сразу видно из столицы вы, в маленьких городках, где все друг друга знают, надо к деталям более внимательно относится. По оперативной маскировке ставлю вам два с минусом.
Торшин покраснел, и с вопросом уставился на дедулю. Какой въедливый старичок. Больше всех ему надо. Признаться или промолчать. Вот влип. Кто бы мог подумать, что на такого нарвешься.
- А надо было думать, - веско, как начальник подчиненному сказал старичок и снова мелко засмеялся, - раз раскрыли тебя юноша, колись. Да ты не бойся, я мысли читать не умею, но моделировать образ мышления собеседника, меня сам Григошин учил, впрочем, вы такого и не знаете, слишком молоды. Вот я иной раз от скуки, дедукцией, и забавляюсь.
- Как? Вы и Григошина, знаете?
- Как же, как же, - покивал головой старичок, - не только, знаю, но и в войну под его началом работал, военная контрразведка "СМЕРШ", слышали, небось. Да и сам я полковник, только давно в отставке, после службы вернулся в родные места, кости старые на солнышке греть. А вы юноша разве про Григошина слышали?
- Учился у него, - признался Торшин.
- Да, - сказал старичок с иронией, - и у хороших учителей бывают плохие ученики. Вы из второго управления - контрразведка, в наше время за такую работу, вас бы в питомник отправили, службу продолжать.
- Был там уже, - хмуро сообщил Торшин, - а в ваше время тоже проколов хватало. Достаточно тридцать седьмой год вспомнить.
- Это юноша, был не прокол, а целенаправленная превентивная акция, по уничтожению всех, кто представлял или мог представлять, опасность, для Сталина. Правда, многие в исполнительный аффект впадали, надо, не надо, всех стреляли, паранойей на почве борьбы с "врагами народа" заболели, но их потом в тридцать девятом, тоже убрали, - старичок ухмыльнулся, - опасное это дело исполнительный аффект. Однако я заболтался, вы заскучали молодой человек, а дело стоит. Так что вам конкретно надо.
- Фотографии учеников мужской гимназии, период 1915–1917 гг. Если это возможно и образцы почерка.
- Зачем позвольте полюбопытствовать?
- Для экспозиции в музее, - улыбнулся Торшин.
- А вы не безнадежны молодой человек, - ухмыльнулся старичок, достал альбом, пролистал страницы, достал фотографию, передал ее Торшину, предупредил, - это единственная с тех времен уцелела.
Пожелтелый лист фотобумаги. Стоят мальчики, одетые в форму гимназистов, смотрят, в объектив, аппарата. Дым вспышки, снято, и они весело разбегутся на каникулы, к ласковому морю, к забавным проделкам, к счастью которое их ждет за дверями фото студии. Только ждет их революция, гражданская война, послевоенный голод, психоз вечного страха, и снова война, немецкая оккупация, слезы счастья при освобождении "Наши вернулись! Наши! Русские!", и снова, голод, страх за себя и за близких. А пока мечтайте мальчики, мечтайте о прекрасном мире, что ждет вас за воротами гимназии. Над фотографией фигурная выполненная фотографом, памятная надпись: "Мужская гимназия. Второй класс. 1916 год".
- Расскажите, кто здесь изображен, - попросил Торшин.
- Вот видите с левого края мальчишку в первом ряду, - старичок показал пальцем, на весело улыбающегося гимназиста, - это я.
Старичок водил пальцем по фотографии: "Этот убит в гражданскую, вот этот умер от тифа, а этот маленький такой к белым ушел, что с ним дальше не знаю, вот этот репрессирован, рядом, с ним стоит видите толстенький такой, убит на войне с немцами, а этот…" Поминальным звоном, звучал рассказ. Молитва о мальчиках мечтавших, о прекрасном завтра, молитвой об уходящем времени.
- А вот этот известным писателем стал, - продолжал старичок, - Антон Ефимов слышали о таком?
- Неужели? - Торшин, внимательно посмотрел на изображенного, на фотографии, крупного для своих лет, темноволосого мальчика.
- Да он самый, вот только трое нас и осталось из класса, я, Федька, да Антон.
- А вы с Ефимовым с тех времен, не виделись?
- Да написал я ему письмо, предложил встретиться, вспомнить былые времена, но, - старичок смущенно закряхтел, - ответа не получил. Такое часто бывает. А я не из тех, кто в друзья, знаменитостям набивается. Нет, так нет.
- А если бы вы встретились, вы бы его узнали?
- Наверно, - пожал плечами старичок, - у меня память хорошая, по фотографии, не узнал, а при личной встрече обязательно вспомнил бы.
- А вы фотографию мне на время не отдадите?
- Для экспертизы? - прищурился старичок.
- Для выставки, - уточнил Торшин, - а Петру Васильевичу, я обязательно передам, что вы по прежнему, в здравом уме и твердой памяти.
- А он что еще работает? - удивился старичок.
- Преподает. Консультирует.
- А меня списали, - загрустил старичок, - только и осталось, что воспоминаниям предаваться, да к врачам ходить, на здоровье жаловаться. "Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?" - процитировал Есенина старичок. - Знаете, юноша, я вам открою стариковскую тайну, если мы ворчим и ругаем вас молодых, то это просто мы вам завидуем, и напоминаем, что мы тоже молодыми были, - старичок подмигнул Торшину и добавил, - И вас старость не минует, если конечно вас, Боги не возлюбят.
"Утешил, а то мы сами этого не знаем, нет, точно въедливый старичок. Знать, то знаем, - мысленно одернул себя Торшин, возвращаясь в гостиницу, - а вот почувствовать, еще не пришлось. Знать и чувствовать все-таки разные вещи. И чего это меня на философию потянуло? А все старик виноват, угостил коньяком, раз рюмка, два, три и все, готов философствовать. Что-то многовато я пить стал, а все оперативная необходимость, - весело и беззаботно, улыбнулся своим мыслям Торшин, идущая ему навстречу девушка приняла улыбку на свой счет и, в ответ призывно заулыбалась, - очень интересная эта штука, оперативная необходимость" - решил Торшин, и подошел к девушке, знакомится. "Жена далеко, дело сделано, надо же легенду о научном сотруднике музея в массы распространять" - Торшин себя, и оправдал и мотивировал интерес к прекрасному полу, служебной необходимостью.
- Саша, - представилась девушка, в ответ на его заигрывание, - Я из Ленинграда приехала, в отпуск, у моря отдохнуть, - и выжидающе посмотрела на него.
- Алексей, я историк, здесь в командировке, материалы для выставки собираю, - начал он озвучивать свою легенду, вот именно, не врать доверчивой девушке, а мотивировать свое присутствие в городе.
- Надо же какое совпадение, - изумилась девушка, - я тоже историк-архивист. А вы Леша, какой институт заканчивали?
"О черт! Второй прокол сегодня, - расстроился Торшин, который до призыва в армию подавал документы в институт, и конечно с треском провалился на экзаменах. Исторический, на котором он мечтал учиться, был самый "блатной" факультет в области, и абы кого в эту кузницу, будущих комсомольских кадров, не принимали, а он до службы был именно из категории, абы кто.
- Исторический факультет пединститута в Ярославле, - ответил на вопрос Торшин, и пополнил неисчислимые ряды российских самозванцев, правда, до Отрепьева, Пугачева и Хлестакова, ему было, не дотянутся, но с другими менее известными он вполне мог встать почти вровень.