Время шло, а я не сделал еще ни одного серьезного усилия, чтобы осуществить свои деловые планы. Как-то мне пришло в голову совершить разведывательную поездку по некоторым веселым местам. Я навестил старую сводню в Шатиби. Она привела мне вполне приемлемую девицу. Пообедал я у другой сводни, возле спортклуба. Она предложила мне армянку. А сводня из Сиди Габера преподнесла превосходную девушку - полусирийку-полуитальянку. Я заставил ее сесть в машину. Она отказывалась от прогулки, ссылаясь на то, что небо покрыто тучами и может начаться дождь. Я сказал, что мечтаю о ливне. И, как мне хотелось, по дороге в Абу Кир нас захватил проливной дождь. Я закрыл окна в машине и стал смотреть на струи воды, на пляшущие под ветром деревья, на бескрайнюю пустоту. Моя красавица перепугалась и все повторяла: "Это безумие. Это безумие". Я сказал ей: "Представь себе: двое созданий, вроде нас, абсолютно голые целуются в машине при блеске молний и раскатах грома". Она сказала, что это абсурд. "Неужели ты не хочешь показать язык стихии, находясь в центре этого космического разгула?" Но она твердила: "Абсурд… Абсурд…" Я заявил, что все равно это будет через несколько секунд, и выпил виски из горлышка бутылки. Каждый раз, когда гремел гром, я призывал его греметь еще сильнее и умолял небо открыть все резервуары. Красавица забеспокоилась, что наша машина может испортиться. Я сказал ей: "Аминь… аминь". Она тревожилась, что нас застигнет ночная мгла. Я ответил: "Пусть она продлится вечно". Она воскликнула: "Ты сумасшедший!" Я громко закричал: "Фрикико… не упрекай меня…"
* * *
За завтраком мы узнали удивительную новость: Зухра решила учиться. По этому поводу высказывались различные суждения. И хотя все они были противоречивы, большинству из них был присущ дух поощрения. Это известие ранило мою душу и разбередило старую рану. Я рос без надлежащего надзора и только и делал, что развлекался. Я не жалел ни о чем. И слишком поздно понял, что время - не друг, как мы воображаем, а враг. Вот она, крестьянка, решила учиться. Мадам рассказала мне о том, как Зухра попала в Александрию. Мне стало ясно, что она действительно только служанка мадам и, возможно, еще девушка, если только Сархан из тех, кто не любит девственниц. Но я все же задал мадам коварный вопрос.
- Я уж было решил, что Зухра… - и сделал многозначительный жест.
- Нет… нет.
- Может, мы все-таки подумаем о совместном деле? - вернулся я к недавнему разговору.
- Ну что ты, откуда у меня деньги? - возразила она с хитростью бандерши.
- А что, если я захочу пригласить сюда подругу? - я понизил голос до шепота.
Она покачала головой:
- Пансионат заполнен жильцами. Если я разрешу одному, как отказать другому? Но у меня есть адресок, если хочешь…
Встретив в зале Зухру, я поздравил ее с принятием такого важного решения и добавил шутливо:
- Старайся! Когда я начну свое дело, мне понадобится секретарша.
Она радостно улыбнулась, став еще более привлекательной. Я почувствовал, что мое влечение к ней не ослабело.
* * *
Машина мчалась по улицам и переулкам. Воздух был чист и спокоен. Желая насладиться быстрой ездой без всяких препятствий, я направился по дороге через пустыню. Здесь я выжал из своего "форда" все, что можно было. Вернувшись в город, пообедал в кафе "Бам-бам". Подцепил девицу, выходившую из парикмахерской. В пансионат приехал уже к вечеру. В холле сидела Зухра с какой-то девушкой, и я сразу догадался, что это учительница. Мадам познакомила нас. Как обычно, она представила меня полностью, со всеми ста федданами и проектами дела. Я сел рядом с мадам и исподтишка разглядывал учительницу. Она ничего. Слегка сутуловата, но это почти незаметно. Немного приплюснутый нос нисколько не портил ее лица, напротив, делал его даже более привлекательным. К сожалению, девушки, подобные ей, не идут на случайные связи. Им нужны прочные, продолжительные отношения. Но даже и это не удовлетворяет их - они смотрят дальше, имея в перспективе замужество.
И все же после этого вечера я стал совершать прогулки в районе Мухаррам-бека, где находилась ее школа. Вскоре мои попытки встретить учительницу увенчались успехом: как-то после полудня я увидел ее на автобусной остановке. Я вышел из машины и пригласил ее сесть. Она немного поколебалась, но, посмотрев на небо, затянутое мрачными тучами, все же решилась воспользоваться моим предложением. Я довез ее до дому, жалуясь по дороге на свое одиночество в Александрии и рассказывая о своем проекте.
- Мне думается, нам нужно встретиться еще раз, - сказал я, прощаясь с ней.
- Пожалуйста! Можете навестить нас, - приветливо ответила она.
Действительно, Фрикико, мой возраст и богатство делают меня достойным кандидатом в мужья. Поэтому мне надо быть осторожным, когда я завязываю дружбу с учительницей, врачом, дикторшей или с кем-нибудь в этом роде. Если я хочу расширить свое жизненное пространство, я должен обманывать алчущие взоры женщин обручальным кольцом.
Чтобы как-нибудь заполнить остаток дня, я отправился к бандерше-мальтийке из района Клеопатры и потребовал собрать как можно больше девиц. Мы устроили такую разгульную вечеринку, какой не знала история со времен нашего халифа Гаруна ар-Рашида.
* * *
- Он никогда не видел своей матери, а отец бросил его, когда ему было шесть лет… поэтому надо быть к нему снисходительным.
Он говорил тихо и спокойно, а мой брат кипел от злости.
* * *
Никак не привыкну к этому клоуну от журналистики. Один вид его меня раздражает, а он еще без конца лезет ко мне со своими дурацкими советами.
Талаба Марзук поинтересовался, как продвигаются мои дела. Я потянул носом воздух - в холле чем-то очень сильно пахло.
Талаба-бек рассмеялся:
- Это все мадам. Посмотри - вон она ходит по комнатам с кадильницей.
- Значит, вы любите Умм Кальсум и неравнодушны к фимиаму, - заметил я ей, когда она вернулась в холл.
На губах ее расцвела улыбка, но она не ответила мне, прислушиваясь к греческой песенке, передававшейся по радио.
- Мне нужно найти какого-нибудь иностранца, который уезжает и хочет продать свое заведение, - обратился я к Талаба-беку.
- Хорошая мысль, что ты скажешь, Марианна?
- Да подожди, мне кажется, хозяин "Мирамара" подумывает об этом… - проговорила она, не отрываясь от радиоприемника.
- О чем эта песня? - спросил я.
- Про девушку на выданье, - мадам кокетливо посмотрела на меня. - Она отвечает на расспросы матери и перечисляет качества, которыми должен обладать ее жених!
Мадам бросила взгляд на портреты, висящие в холле, и вздохнула:
- А ведь я до сих пор могла бы оставаться госпожой…
- Бы и сейчас настоящая госпожа.
- Я имею в виду - госпожой во дворце Ибрагимия! - возразила она.
Клоун от журналистики повернулся ко мне:
- Не трать время попусту.
Я обругал его про себя. Вечер был тихий и холодный. У меня было назначено свидание с итало-сирийкой в доме сводни из Сиди Габера. Фрикико… не упрекай меня!
* * *
За завтраком я узнал о визите сестры Зухры с мужем.
- Она твердо решила остаться с нами, - с удовлетворением сообщила мадам.
- Нужно благодарить аллаха, - заметил я, - что встреча закончилась миром. Я хочу сказать - без покушения на убийство!
Затем, обращаясь к Сархану аль-Бухейри, насмешливо произнес:
- Кажется, Бухейра сдала.
- Сдала?!
- Говорят, ее близость к Александрии значительно ослабила кровожадность сельских традиций.
- Это значит, - отпарировал он звенящим горделивым голосом, - что она гораздо более культурна, чем остальные сельские районы!
* * *
Я посадил Талаба-бека в машину, чтобы довезти до отеля "Виндзор", где он должен был встретиться со своим старым другом. Талаба-бек - единственный человек, к которому я испытываю чувства дружбы и уважения. Он представляется мне памятником монархического строя: проходят времена, сменяются правительства, но он сохраняет свою самобытность.
- А не лучше ли было бы феллашке уехать со своими родными? - спросил я его со скрытым коварством.
Он усмехнулся:
- Для нее прежде всего было бы лучше не убегать из деревни.
- Наверно, существует немало причин, которые мешают ей вернуться, даже если б она очень этого хотела!
- Ты имеешь в виду этого парня, Бухейри?
- Не совсем, но и он - одна из причин, во всяком случае!
- Вполне вероятно, - засмеялся Талаба-бек. - Конечно, может, он и ни при чем и совсем другой был виновен в том, что ей пришлось бежать из деревни, но…
Мое подозрение возросло, когда спустя несколько дней я узнал об отказе Зухры выйти замуж за Махмуда Абуль Аббаса - продавца газет. Махмуд, прежде чем пойти к мадам просить руки девушки, советовался по этому поводу со мной, как со своим старым клиентом. На следующий день после неудачного сватовства я остановился перед лавочкой Махмуда в полной уверенности, что предстоит дискуссия по этому вопросу, и приготовился к ней. Махмуд казался возмущенным и расстроенным. Мы обменялись с ним понимающими взглядами.
- Вот тебе пример нынешних девиц, - сказал я сочувственно.
- Пусть поищет других дураков.
- Аллах наградит тебя более достойной, и если хочешь знать правду, то пансионат - не самое подходящее место для выбора невесты.
- Я думал, она порядочная девушка…
- Я не говорил, что она не порядочная, но…
- Но что? - встрепенулся он.
- Да сейчас тебе это уж совсем ни к чему.
- Нет, скажи, чтоб сердце успокоилось.
- А оно успокоится, если я скажу, что Зухра любит Сархана аль-Бухейри?
- Сумасшедшая! Разве господин Сархан женится на ней?
- Я говорил о любви, а не о женитьбе! - заметил я, прощаясь.
Сархана я не выносил с первого дня. Правда, моя антипатия к нему снизилась до нуля, когда он открыл мне свое сердце, но это продолжалось недолго. И вовсе не Зухра была тому причиной. Может быть, его никому не нужная откровенность, а может быть, настойчивое прославление революции к месту и не к месту. И я вынужден был либо поддакивать ему, либо молчать. Однажды чаша терпения моего переполнилась и я сказал:
- Мы приветствуем революцию, мы верны ей, однако ведь и до нее не было пустоты.
- Была пустота, - решительно возразил Сархан.
- До революции была и набережная и Александрийский университет!
- Ни набережная, ни университет не принадлежали народу, - отрезал он. Затем спросил насмешливо: - А скажи мне, почему ты один владеешь ста федданами земли, в то время как вся моя семья владеет только десятью?
- А почему она владеет десятью, - огрызнулся я, - в то время как миллионы феллахов не имеют ни карата?
Во всяком случае, вскоре я узнал приятное известие о драке между Махмудом Абуль Аббасом и Сарханом аль-Бухейри. Я не заговаривал с Сарханом об этом, и он молчал. Как-то, встретившись с ним в холле, я рассказал ему о своем проекте, и вдруг он, с большим вниманием выслушав меня, сказал:
- Брось думать о кафе и тому подобном, ты человек из народа и должен выбирать соответствующее дело…
- Какое, например?
- Я скажу тебе. Например, разведение скота. Это приносит большой доход… - Затем, немного подумав, добавил: - Можно также арендовать участок земли в разрешенном районе. Я мог бы посодействовать тебе, использовать свой опыт и связи, а может быть, даже войти с тобой в компанию, если позволят обстоятельства.
* * *
Мне наскучила та Александрия, которую я видел из окон машины. Я проносился по ней как ветер. День сменялся ночью с тупым упрямством, но ничего, абсолютно ничего не происходило. Только погода вела себя словно клоун - невозможно было предсказать, что выкинет в следующий момент, да женщины меняли цвета и фасоны нарядов. Кроме этого, ничего не происходило.
Я вспомнил про казино "Жанфуаз". Расположенное на набережной, оно противостояло морю и непогоде. Вход в него находился в узеньком переулке. В казино была эстрада, а в центре зала - площадка для танцев. Зал напоминал логовище духов: потолок и стены бледно-красного цвета, светильники - из красного стекла. Правда, при взгляде на посетителей, особенно на женщин, охватывало сомнение - не публичный ли это дом.
В казино я увидел девушку Сархана аль-Бухейри. Она исполняла вульгарный народный танец. Я пригласил ее к своему столику. Вначале она не узнала меня, потом стала извиняться за свое поведение в день знакомства. Мы разговорились, и она призналась мне, что уже давно ждала моего прихода. Я сослался на недостаток времени и занятость. Она сказала, что ее зовут Сафия Баракат, но, я думаю, лишь аллах знает ее настоящее имя. Она красивее учительницы, портит ее лишь склонность к полноте да профессиональное выражение лица.
Я много выпил, чуть не до потери сознания. Потом пригласил Сафию в машину и повез домой - на улицу Лидо. Я уже собирался зайти к ней, но вдруг передумал, извинился и вернулся в пансионат - пьяный и в паршивом настроении.
Подходя к своей комнате, я встретил Зухру, выходившую из ванной в ночной рубашке. Я преградил ей путь, раскрыв объятия. Она остановилась, напряженно глядя на меня. Я подошел к ней ближе.
- Отойди… - решительно сказала она.
Я молча указал пальцем на свою комнату.
- Отойди! Уйди лучше!
Опьяненный желанием и вином, я бросился на нее. Она больно ударила меня в грудь. Я никак этого не ожидал. Обезумев от злости, я кинулся на нее с кулаками - я решил разделаться с ней до конца. Вдруг чья-то рука легла мне на плечо, и задыхающийся голос Сархана произнес:
- Хусни… ты сошел с ума?!
Я попытался оттолкнуть его, но он еще крепче сжал мне плечо:
- Иди в ванную и сунь палец в рот…
Я развернулся и двинул ему что было силы. Он отступил, рыча, и ответил мне тем же. В это время появилась мадам.
- Что случилось? Что случилось? - встревоженной спрашивала она.
Встав между мной и Сарханом, она закричала:
- Это безобразие! Я этого не потерплю!
* * *
По потолку плавали или танцевали ангелы. Дождь выбивал какую-то мелодию на окнах. Рокот волн отдавался в ушах, словно отзвук жаркого сражения. Под атаками головной боли я вновь закрыл глаза, охая и проклиная все на свете. Утром я обнаружил, что спал в костюме, плаще и ботинках. Я вспомнил прошедший вечер и опять проклял все на свете.
Постучавшись, вошла мадам. Остановилась, глядя на меня, а я тяжело, с трудом приподнялся, опершись о спинку кровати.
- Вот она расплата за пьянство. - Мадам опустилась в кресло. Наши глаза встретились, и она улыбнулась: - Ты довольно сильный, но для выпивки слабоват…
Я поднял глаза к потолку, расписанному ангелами.
- Я сожалею, - пробормотал я и, помолчав, добавил: - Нужно извиниться перед Зухрой. Извинитесь за меня, а потом я сам это сделаю.
- Хорошо, но обещай мне вести себя как следует.
Через некоторое время Зухра простила меня.
Но всякая связь между мной и Сарханом прекратилась. Не буду отрицать, это было мне неприятно. Теперь уж и вовсе не с кем было поговорить. Что касается Майсура Бахи, то я его почти не знал. Наше общение ограничивалось лишь несколькими ничего не значащими словами, которыми мы обменивались за завтраком. Я презирал его замкнутость, тщеславие, изнеженность и дешевую внешнюю благопристойность. Как-то я слышал его по радио. Его голос показался мне таким же фальшивым, как он сам. Примечательно, что у него ни с кем, кроме клоуна от журналистики, не установилось дружеских отношений - факт, укрепивший меня в мысли, что старый холостяк - бывший педераст.
* * *
Лучше мне не выходить из комнаты! Однако там что-то происходит. В комнате Бухейри?! Точно. Перебранка… нет, ссора… даже драка… между Ромео Бухейри и Джульеттой Бухейри. Что же это значит? Может, она требует, чтобы он исправил свою ошибку? Или он хотел ускользнуть, как уже проделал это с Сафией? Дело становится интересным, однако все же лучше не выходить. Фрикико, будь внимательным и пользуйся чудесным мгновением.
Послышался звенящий голос:
- Я свободен!.. Женюсь на ком хочу… женюсь на Алие!
- Что? Алия! Учительница! Ты уже успел побывать у них в доме? Переметнулся от ученицы к учительнице?
Слушай, Фрикико. Какой чудесный день для Александрии! За здравствует революция! Да здравствуют июльские декреты! О, еще голоса: мадам… а вот и доблестный диктор - наконец-то он снизошел до суетных дел. Он, без сомнения, найдет решение этой деревенской проблемы. Да здравствуют сражения! Фрикико, надо двигать туда. Как бы не упустить момент.
Второй раз я услышал о происшедшем в изложении мадам.
- Я выгнала его, - сказала она в заключение. - Не следовало ему жить среди нас ни дня!
Я похвалил ее за решительность и спросил про Зухру.
- Заперлась в своей комнате и лежит, - сказала она вздохнув.
Да, старая история, но повторяющаяся, как времена года. Ну что ж, поздравим Бухейри с изгнанием. Получил повышение на пятый этаж. Никто не знает, где он закончит свой путь.
Мадам сказала мне:
- Хозяин "Мирамара" серьезно думает продать его…
- Я готов переговорить с ним, - ответил я и вышел из пансионата с горячим желанием прочесать Александрию вдоль и поперек.
Фрикико… не упрекай меня.