Алексей Синиярв
Блошка банюшку топила, вошка парилася
В первый понедельник месяца, в санитарный день, назначалось общее собрание.
После вопросов по снабжению, про поломки и ремонт, нововведений для клиентов и церберских новшеств в трудовом распорядке, начинался "разбор полетов".
- В чью смену клиенты дрались? - спросил Наиль.
- А у нас что ни день - бои без правил.
- На кочергах, - уточнил Наиль.
- Погнули, - угрюмо сказал Кондрат.
- О бошки что ли? - радостно спросил Стёпа.
- Что там было? - устало спросил Наиль.
- Да трусы не поделили. Один: "снимай!" кричит. Другой в ответ: "Мои!" Ну и пошла… Карусель. Орали - в поселке, наверно, было слышно. Ничего, живые оба. Пели еще потом.
- Что? Не понял?
- Пели, Наиль Газимыч. "Не сыпь мне соль на рану".
- Так. Кочерги убрать в сарай, - распорядился Наиль.
- А как же печь топить?
- Принесёте, покочегарите, унесёте. Но чтобы при клиентах их не было. Нечего искушать.
- Тогда и ножи надо убрать, - сострил Стёпа.
- И ножи! С острым концом убрать. Столовые, с закругленным, пока оставим. Вообще, только пластиковые будут. Я закуплю.
- А как же они без ножей? - недоуменно спросил Стёпа. - Просить же будут. Мясо пластиковыми - ну не по уму. Шашлыки постоянно палят...
- Пусть из дома везут! И сами себя своими ножами режут. С этим всё! Шура!
- Здесь.
- Я вижу, что здесь. Ты почему убиралась, когда в бане был клиент? Ты знаешь, что выставила нас на двести баксов?
- Наиль Газимович, а я спросила у него: "Можно убрать?". Он говорит: "Давай. Не мешаешь". Да и одетый был, ушел наверх. Ну, я столы протерла, стала раковину мыть. Тут он с такими глазами: "Где!!?" "Что "где"?" - говорю. "То, что на столе было". "Деньги - вот, я сюда положила". Да денег-то там, Наиль Газимович… Десятки в трубочки скатанные. Как ребенок, ей богу. "Порошок где?" "Сода?" - я спрашиваю. "Какая сода!! Убью сейчас! - заорал. - Где пистолет?" Да и всё матом, матом через слово. Я и убежала, Наиль Газимович. Дураков-то - целое стадо.
- Так, Шура. Запрещаю входить в баню, когда там клиенты. Поняла!? За нарушение - штраф. Теперь, - Наиль повернулся в Трофимычу. - Александр Трофимович, на вас жалуются. Грубите. Пожалуйста, Александр Трофимович, внимательней к клиентам. И помните - незаменимых нет.
- Моя задача - получить с клиента деньги,- сказал Трофимыч. - Перегулял в бане - плати, не кочевряжься.
- Но делать это надо вежливо. Всё же. В рамках, - сказал Наиль. - Корректно, Александр Трофимович. Наш клиент, сами знаете, бывает весьма и весьма. Деньги, конечно, получить надо. Но если встает в позу - звонить мне: что, как, сколько, кто. Решим вопрос. Не проблема.
- Фонарик-то снесли по-пьяни, - сказал Степа. - А на другой день приехали-прикатили. Как шелковые. Денежки, мол, нате. Вежливо так всё. Ну, чуть не кланялись. Прям японцы.
- Во вторник вызывали "скорую". Как я понял, проблем-то особых и не было. Нельзя было обойтись? Степан.
- А что Степан? Один стал подкидывать. Другой в парилку зашел в это время. Из каменки и пахнуло тому прямо в рожу. Паром-то. Ошпарило. Ясно дело. Он того взял, который его ошпарил, и рожей хотел по каменке повозить. Тому не понравилось. Ну, это они рассказывали, конечно, потом. Подрались. Там же, в парилке вошкались. Здорово видно обожглись, орали. Я и вызвал. Они сами мне сказали - вызови. А что мне было делать? Сразу - Степан. Они пьют-гуляют, а я - Степан. Здрасте. Они убьют завтра, а я - Степан. Знаю. Уже.
- Хорошо, что знаешь! И сбавь тон!! А почему я об этом узнаю не от вас? Или не надо об этом докладывать? Или у нас здесь лавочка: что хочу, то ворочу?! Штраф, Степан. Вот это, - Гунда выложил из дипломата на стол два тюбика, - мазь от ожогов. Всем ознакомиться с инструкцией. И прежде чем вызывать "скорую" - звонить мне! Нет, ну, зла на вас не хватает. Ей-богу. Следующий вопрос. Все вы знаете, что в кассе, в прошлом месяце нашли это, - Наиль показал 1000-рублевую купюру с надписью "образец". - Все делают удивленные глаза. Я - не я, деньга не моя. Меня тоже мало интересует. Деньги принимаете у клиента вы. Значит кто крайний? У каждого из зарплаты - пропорционально по 250 рублей. Впредь смотрите не только у клиента - что вам дают, но и у друг-друга, принимая кассу. А если с вами завтра монгольскими тугриками расплатятся?
- Валюта, - пробурчал Славка.
- Я всех предупреждал насчет кассы. Прятать! Куда? Ваша забота. Вы за кассу - головой. Мазуриков, лиходеев хватает. Придет, наедет какая шваль - "вот мелочь в коробочке на сдачу, кассу сняли, директор только что уехал". Вячеслав!
- Да?
- В среду касса у вас лежала в ящике стола. Вот и денежки - пожалуйста! Приходи - бери. Было? Было. Штраф, Вячеслав. Так. Что еще? Шура?
- Да. Слушаю, Наиль Газимович.
- Следить, чтобы были бумажные полотенца и туалетная бумага. Клиент пожаловался.
- Да они сами воруют, Наиль Газимович.
- Нашему клиенту туалетная бумага не нужна. Он пустые бутылки не сдает. Дальше. Зарплата. По одному подходим. В ведомости расписываемся.
Если пересменка приходилась на вечер, Трофимыч со Славкой по очереди покупали чекушку.
"Малёк", как говорил Славка.
Разговор с текущего, банного, с обидными словами в адрес Гунды, неизменно сползал к "бизнесу".
- Вот, Вячеслав Михайлович, такая есть темка, - прищурясь, начинал Трофимыч.- У меня один еврейчик знакомый. Там. Не в Европе. Дальше. Ну, неважно. Майки вот эти вот,- он показал, - молодежные.
- Футболки, - подсказал Славка.
-Ти-шотки, блин, - проявил Трофимыч знание "темки". - Там они по 30 центов. Американских, естественно. А здесь? Ты посмотри. Сколько они в магазинах?! А можно еще дешевле брать. Он, - Трофимыч показал большим пальцем вверх, потом, смеясь, ткнул им в пол, - мне говорил, что после компаний разных, ну знаешь - юбилей фирмы, праздник муниципальный, дни лука-огорода, гонки динозавров… Нашлепали там своё.
- Логотипы.
- И не продали! Чуешь?! А с рекламой если… Майтимаусы, томыджери, то-сё, кока-кола, короче. Эти вообще - копейки! Борт к борту. На абортаж.
- И в чем вопрос?
- Контейнер. Не меньше. Партия такая. А смысл-то меньше брать?
- И деньги, - сказал Славка.
- И деньги, - подтвердил Трофимыч.
- А еврей твой?
- Еврей на месте всё-всё организует.
- Да-да. Конечно. Он там уже наварит. И с тебя еще возьмет. "Свою долю". Ой-да, лампенздруся. Шахель-махель-ду. А здесь, учти, только на реализацию, Александр свет Трофимыч. А через месяцок вернут. Грязную, захватанную. "Не берут". И - в попе. К тому ж - за морем телушка полушка. А паровоз? Кто за дым заплатит?
- Умеем мы, Вячеслав Михайлович, это,- сказал Трофимыч, разливая остатки. - "Не получится". Знаем как "не получится". Сто доводов против. И ни одного - "за".
- Ну не реально, Саша! Ептыть, сам посуди. Сколько времени их продавать будешь? Не Москва у нас, не Питер. Мыши сто раз съедят. Да и продашь... По копейке разлетятся. Отдал мешок - получил кулёк.
- Ну это так, - примирительно сказал Трофимыч. - Майки - это… Подождут. Предлагает мне один хлопчик область прибалтийскими шпротами завалить. Всё на месте обеспечивают. Говорит - привези только. И весь регион будет твой.
- Бандюган?
- Спортсмены. Серьезные ребята.
- Ну, бандюки. Понятно. А почему прибалтийскими? Астрахань, Ростов-на-Дону. Тоже консервы. Мурманск. Владивосток. Зачем с таможней сложности?
- У меня там подвязки. Приятель армейский. На рыбе и сидит. К тому же народ привык: чай - индийский, сахар - украинский, шпроты - из Прибалтики.
- А деньги?
- Деньги наши. Но, - Трофимыч сделал паузу. - "Реф". Не меньше.
- А реализация?
- Тоже самим надо. Но монополия! Монополия - большое дело, Вячеслав Михайлович. На этом можно далеко выехать. Это - перспектива, я скажу.
- У нас больше ничего нет?
- Выпить?
- Да. Чего-то так, захорошело, Саш.
- Давай пивком лакирни, - предложил Трофимыч. - Мне-то нельзя. Завтра я куплю в городе, доложу на склад. Вот еще штука. Смотри. Но только досказать дай, ты уж больно встревать торопишься.
Трофимыч каждый раз выдавал новую "темку", которую Славка подвергал тотальному разгрому. Идеи Трофимыча по большей части были масштабными: "фура", "морской" контейнер, вагон. Причем денег даже на поддон памперсов не было ни у того, ни у другого.
Но разговоры-то…. Сами разговоры…
* * *
В лучшие годы Трофимыча назвали Генералом.
Небольшого роста, плотный, со сплющенным носом и золотыми передними зубами, немногословный с незнакомыми - он скорее смотрелся авторитетом с зоны, чем деловым упертым мужиком, - кем и был тогда на самом деле.
Воздух перемен Трофимыч почуял чутко, по-звериному. И даже радостно. Уволился с завода и уговорил двоих приятелей начать другую жизнь.
В будке путевого обходчика, рядом с железнодорожным полотном, без вентиляции, в чаду свинцовых паров, на "левом" электричестве ночами шла работа. Отливали пломбы для вагонов, клеммы для аккумуляторных проводов. Работу не делили: собирали по свалкам разбитые аккумуляторы и бесхозные свинцовые чушки, тут же плавили, удаляя окислы, разливали в формы, на общественном транспорте, сгибаясь в три погибели, свозили на "базу", где шел почти непрерывный процесс.
"Голод" на их продукцию был большой. Дело стало приносить прибыль.
На Трофимыча помимо основной работы ложилась и вся бумажно-волокитная. Договоры, отчеты, переговоры, банк, исполком, бухгалтер, проверяющие… Пока дело не встало на ноги, он спал по три-четыре часа.
Потом было швейное ателье. Потом мастерская по ремонту холодильников. В планах было производство аккумуляторов. Нашлись специалисты, помещение. Трофимыч тонул в технической документации, мотался по командировкам...
Закончилось судом.
Молоденький следователь сшил дело о краже свинца со свалки. Свалка была государственная. А то, что гнило на свалке - считалось государственным добром. Статья была не шуточная.
Трофимыч три месяца провел в СИЗО, но получил условный срок. Кооперативное движение набирало обороты, Горбачев ездил по стране, трескучие фразы о перестройке ослабили хватку и Трофимыч проскочил сквозь зубцы судебной машины.
"Закон - паутина, - сказал ему адвокат. - Муха увязнет, а шмель проскочит".
Бывшие партеры к этому времени вывели Трофимыча из состава правления, перерегистрировали кооператив, заменили дверные замки, поставили охрану.
Не помогла ни унылая драка, ни жалоба в горисполком. Трофимыч сходил к адвокату, но в суд обращаться не стал.
Заначки хватило, чтобы привезти из Углича два чемодана часов.
Трофимыч стоял у забора на рынке, разложив часы на перевернутом тарном ящике, - и думал.
Был продана старенькая, но еще бойкая "копейка". Он привез из соседней области носки и колготки. Потом трикотажные перчатки и тельняшки…
Через пару месяцев на Трофимыча уже работало пять человек. Бизнес рос на стихийных дрожжах дикого рынка, и снова не оставлял времени для сна и отдыха.
* * *
Славка обошел баню и осторожно заглянул через небольшое оконце над кухонной стойкой.
То, что происходило в бане, по-другому, как оргией, трудно было называть. Несколько пар совокуплялись стоя, сидя, лежа. На столе, под столом, на полу, на лавках, у окна.
Именно эти, расположившиеся на широком подоконнике, как бы специально для него, принимали различные позы, демонстрируя свою наглую свободу. Жалюзи на окнах были закрыты и из администраторской силуэты в освещенном окне, казались танцорами в откровенном балете.
По чьему-то сигналу партнеры одновременно менялись. Девицы оставались там же где и были, принимая вымученно-похотливые позы, а парни переходили от одной к другой, передвигаясь по кругу.
Не сразу Славка заметил в углу штатив с видеокамерой. Облысевший, в годах, оператор руководил съемкой. Сбоку от него виднелась женская нога в высоком, до колена сапоге.
Оператор похлопал в ладоши и что-то скомандовал. Пары разъединились и, вяло переговариваясь, пошли в сторону душевой. Женщина, сидевшая сзади оператора, встала перед камерой. Кроме сапог на ней были только красные ажурные чулки. Послышалась музыка. Со стороны комнаты отдыха вышел здоровенный голый мужчина, перетянутый ремнями, в маске палача, с плеткой в руке.
Славка сплюнул, матюгнулся и направился к сараю.
Надо было подготовить на утро дрова для растопки.
"Ладно, может и было что-то не то. Ладно, может мы где-то и перегнули, не доглядели. Но ведь сейчас "не то" в разы! - подумал он. - Была предпринята историческая по масштабам попытка создания общества социального равенства!"
Он представил себя на трибуне, в зале с портьерами из красного бархата.
Славка уже "принял" сегодня. С утра, гуляя с собакой, он зашел в бар и принял "соточку". До работы, еще на автостанции, взял "на грудь" пару пива. А потом, уже на пересменке, Кондрат предложил грамм двести кагору. Бутылку пива Славка позже позаимствовал на складе. На старые "дрожжи" легло хорошо.
"А сейчас? Феодальный капитализм! Прикрытый демократической риторикой. Наглость безразличия, беспримерного цинизма к собственному, разграбленному народу такова, что выговорить невозможно. Миллиарды долларов инвестиций в страну - и в итоге? Где наука и образование? Тупик. Где промышленность? Разруха. Станки проданы на металллолом. Кругом развал, нищета, по окраинам война. Где культура? Где современные Шукшин и Тарковский? На них денег нет. Зато откровенные гомосексуалисты на корпоративных вечеринках поют и пляшут для буржуев...
Товарищи, вы сами знаете, как тяжело страна поднималась поле войны. Как трудно и не всегда сыто мы жили. Но мы знали ради чего. И когда полетел Гагарин, мы плакали. Да, я не стесняюсь этого. Мы плакали от счастья, от того что мы победили. Мы - первые. Всё не зря! Всё было не зря! Голод и холод, слезы и бараки, телогрейки и кирзовые сапоги. Гагарин – это были мы! Мы были Гагарин!! Каждый из нас был Гагарин!
Что мы наблюдаем сейчас, уважаемые товарищи? Где бесплатное жилье и школы? Где миллиарды нефтедолларов? Нувориши на них купили яхты и дворцы, футбольные клубы и казино. А власть на это закрыла глаза. Бесправный народ стал окончательно нищим, а циничная сволочь кидает пачки денег охамевшим голозадым звездулькам. Где бесплатная и хорошая медицина? Вместо нее золотые бассейны и банкеты чиновников за миллион долларов. А ведь больница и школа, жилье и одежда, обеспеченная старость, доступность продуктов - должны быть у людей по праву рожденного в обществе.
И, посмотрите, как нагло все оправдывается оплаченными пройдохами. И все эти сраные герои капитализма нагло лыбятся в телевизоре. У них все хорошо, товарищи. И власть они не отдают и не отдадут. Но, товарищи, как учил Владимир Ильич, неправедный строй рано или поздно рухнет. Это исторический закон".
Славка под аплодисменты зала сошел с трибуны и подошел к сараю. Но разбуженная мысль не давала успокоиться.
"Любой деревенский мальчик, окончивший школу, мог поступить в институт, учиться бесплатно, получать стипендию. Потом получить работу по специальности. Со временем - благоустроенную квартиру. Я подчеркну - бесплатно. А коммунальные услуги? Копейки!Соцобеспечение? На пенсии не работай - хватит. Тунеядцев - на работу, пьяниц - в ЛТП. Отпуск? - путевку от профсоюза на Черное море за треть стоимости. А то и бесплатно! Уборщица могла ездить! И ездили! За несовершеннолетними пригляд милицейский. Беспризорность - быть не могло. Не могло быть беспризорности, хуевы вы дети! Что натворили вы?! Что натворили вы, суки паскудные!!"
- Стоп, - сказал себе Славка. - Успокойся. Сердце заболит.
"Дети в нашей стране - беспризорные. Скажи кому… Да Феликс Эдмундович вас бы тут же... Через колено. Заразы вы. Чтобы где-то выстрелили? В КГБ и МВД спать никому не дадут, пока не выловят. Не будут они спать, сукины дети. Никто им не даст спать, пока ствол где-то гуляет. Ну, плоховато было в магазинах. Не спорю. Плоховато. Да. Неважнец. Но хлеб, молоко, картошка - были. И стоили копейки. Не было у нас голодных. Ну не было в нашей стране голодных, кто бы чего не пытался. Какая бы писучая сволочь не пытались написать свое вранье поганое, заказное. В три смены заводы работали: давай-давай-давай. По выходным люди работали. И не хватало! Какой нахер "застой"! Если до сих пор на этом "застое" летаем, ездим, плаваем. И по тюрьмам столько не сидело, как сейчас. И правду можно было найти. И люди друг-друга не боялись. И по чуркестанам разным ездили мы переездили. Везде народ жил. И тихо-мирно-спокойно жил. Радостно жил. Вот что главное. Воровать, да. Не давали. Спекулировать не давали. Сажали за это. И правильно делали. А вы еще Сталина, говны поганые, за всё вините!! У него миллиардов за границей не было. Он себе дворцы не строил. Он о стране думал".
- Нет, не буду себя травить, - сказал Славка вслух. - Не буду.
В дровотне был припрятан НЗ - полбутылки водки. И об этом было думать приятно, хорошо было думать.
- Другая сейчас жизнь, Вячеслав Михайлович, - сказал он себе. - Успокойся. Другая, седая твоя голова. Диалектика. А причем здесь диалектика? А вот притом, диалектика, что в бане непотребство, а Шурке завтра убирать. А она женщина!
Так, разговаривая сам с собой, Славка открыл сарай и выбрал сухое полено.
Он решил сначала наколоть лучину, приготовить дрова, почистить дорожки, а уже потом спокойно расположиться и выпить. Славка уже вынес полено из сарая и приладился было топориком. Но тут услышал странные звуки. Большой рыжий кот поджимал поочередно лапки, замерзшие на снегу, и жалобно мяукал, глядя на Славку.
- Ты откуда, зёма? Замерз? Ну, иди. Иди сюда. Эх, бедолага. Не пойдешь? Ну, не бойся. Пойдем со мной. Пойдем-пойдем.
В администраторской кот вжался в угол и настороженно сидел, не сводя со Славки круглых зеленых глаз.
- Сейчас, сейчас, - засуетился Славка. - Сейчас.
Он нашел остатки жирной свинины, отрезал ломоть колбасы, разломил пополам беляш, разложил всё на газету.
Кот ел торопливо, одновременно урча и подвывая.