Сэр Энтони Джонс!
Опять захотелось вспомнить о старом. Итак – 1994 год! Президент Борис Первый-"Непьющий!" дружит с Блин Клинтоном, улыбчивым заокеанским президентом, при встрече радостно лупит по барабанам так, как это делают вожди-президенты полинезийских людоедских племён-государств. Средства массовой информации наполнены любовью к Америке, только артист М. Задорнов, в пику остальному обществу, отчаянно её не любит и публично вымарывает американскую визу в заграничном паспорте прямо во время концерта. "Пропиарился" на пятёрку с плюсом! Учитесь, неудачники! Отдельная часть народа оценила! Потом, правда, он "Пропиарился" в обратном направлении, другая отдельная опять оценила. Одновременно с этим страну захлестнула лавина всевозможных товарно-денежных пирамид, от МММ до Гербалайфа. Те же средства массовой информации словами Лёни Голубкова: "Мы тут сидим, а денежки идут!" – внедряли в массы психологию рантье-бездельника. В результате, проспекты и улицы российских городов, вагоны загородных поездов и городской подземки, автобусы, троллейбусы и трамваи заполнили разнокалиберные дистрибьюторы. Дистрибьютор – слово для простого россиянина необычное, труднопроизносимое. Иногда его так коверкали, что без смеха и не расскажешь. Например, заходит в вагон метро девушка с котомкой, в котомке товары народного потребления, скажем, из Канады. Девушка прокашлялась и начинает говорить: "Я представляю канадскую компанию "Канадский Колобок". Одновременно я являюсь "дибустатором"! этой же компании"… Вагон в покатуху… Надо же – дибустатором! Тогда я – тоже дибустатор! Дибустирую женскую одежду из любимой всеми Америки. Конкретнее, я развожу платья, оптом купленные в компании "Дрессес фор лесс" в Лонг-Айлэнде, по питерским универмагам. Развожу партиями по сто платьев в больших картонных коробках, и к описываему времени мне это уже надоело до крайности. Что-то менять в свой жизни для меня – как праздник, в отличие от телом неподвижных, характером слабых и нерешительных, знаниями и умением невостребованных. И я решил создать свою собственную распределительную сеть. Я назвал её "Универсальный Маркетинговый Клуб", который, не смейтесь, возглавил неутомимый странник Сэр Энтони Джонс. Вы, наверное, догадались, кто это. Да, я пошёл на поводу у времени и обстоятельств. Мода на Америку была в самом разгаре и имена типа Василий в качестве директора или, скажем, Тимофей, работали неэффективно! Ну, что это такое: "Директор Маркетинг-Клуба Василий Бубукин! Или Тимофей Балякин!"? Нет – на ухо не ложится. А, вот Энтони – от фамилии Антонов, – это другое дело. Что касается Джонса, так этим я обязан Тому Джонсу – моему любимому, навсегда лучшему из лучших певцов современности, и ныне здравствующему. Приставка Сэр появилась позже. Я сам присвоил себе этот титул в день пятидесятилетия! Жене и детям понравилось!
Я слетал в Чикаго, выискал там фирму, занимающуюся мелкооптовой, от полудюжины, торговлей по каталогу на весь мир, выкупил у них две дюжины каталогов, договорился, что закажу этих журнальчиков ещё много, при условии, что в титуле будет стоять название моего Универсального Клуба. Им, оказалось, без разницы, что там будет стоять, и мы обо всём, в результате, договорились. Я набрал образцов товаров и улетел в Нью-Йорк. В аэропорту Кеннеди на грузовом терминале Австрийских авиалиний работал заведующим перевозками мой знакомый Володя Душко, бывший комсомольский работник из Москвы, с которым мне удалось договориться о хорошей скидке. Я докупил ещё немного образцов на оптовой базе в даунтауне Бруклина и позвонил Марусе в Питер, чтобы она дала объявление в газете о презентации новой пирамиды.
Первым делом по возвращении надо было решать вопрос с офисом. Я решил его с помощью моего старого друга – директора торгового колледжа на Зверинской улице. Колледж – это по-старому ПТУ. У него на первом этаже пустовали две комнаты-кабинета. Их я и занял под приёмную и небольшой демонстрационный зал. О больших складских помещениях я пока не думал. В назначенный день была презентация! Я в смокинге, с тростью! Моя подагра, нехорошая женщина, "наехала" неожиданно за день до презентации, и я немного прихрамывал. Трость мне "шла" необыкновенно, я был собой доволен и, как в детстве перед выступлением на сцене, а потом в юности перед финальным подходом к гимнастическому снаряду, я был собран, "натянут", как тетива, и сейчас стоял на сцене концертного зала гостиницы "Октябрьская", готовясь "завоевать" этот зал. Презентация удалась, и пирамида начала быстро расти вширь и вверх. Затем были будни, почти ежедневные презентации, поездки в Америку, очереди за "товаром" в приёмной и коридорах колледжа на Зверинской. У меня были прекрасные помощники: Шкляф, Софа и Ленушка. Шкляф делал всю чёрную работу, развозил наши безделушки по дистрибьютерским точкам, занимался растаможкой, транспортом и арендой. Его жена и "хозяйка" демонстрационного зала Софа, посменно с Ленушкой – секс-бомбой и красавицей, опутывали своим обаянием новеньких, и, во многом благодаря им, сеть росла ещё быстрее. Всё было неплохо до тех пор, пока в офис с кратковременным визитом не зашёл старший оперуполномоченный капитан Возякин из хорошо мне знакомого ещё по истории с Либерийским консулатом Петроградского РУВД. Для тех, кто не знает или забыл, напомню, что эта история случилась незадолго до открытия Маркетинг-клуба не более года тому назад и заняла своё место среди наиболее ярких приключений неутомимого странника.
Мы узнали друг друга мгновенно. Его визита или кого-нибудь из его ментовской группы я ожидал рано или поздно. Для него же увидеть бывшего консула государства Либерия было полнейшей неожиданностью, он разнервничался и предложил пойти выпить чего-нибудь крепкого. Как оказалось, он пришёл в офис не арестовывать, не допрашивать и не рэкетировать. Он пришёл подзаработать на продажах в моей разветвлённой сети дистрибьюторов!
– Так ты, вообще, кто? – спросил капитан Возякин, всё ещё не очухавшись от неожиданности, когда мы присели за столиком в ресторанчике "Пиросмани" недалеко от Зверинской.
– Ты же мой паспорт не так давно видел, – отвечаю, – там всё правда, и печать подлинная, и фотография, а что на двух таких разных должностях, так это от неусидчивости, неуживчивости и любви к разнообразию.
– А кто такой Энтони Джонс, тогда?
– Тоже я, только под псевдонимом.
– И что мне теперь, по-твоему, делать? Тебя же вместе с твоим Клубом, по-хорошему, закрывать надо прямо сейчас! Ты ж, наверняка, без разрешения и лицензии.
– Какая лицензия? О чём ты? У кого разрешения спрашивать? У тебя? Или твоего майора? И зачем тебе что-то делать, мне и так всё это скоро надоест. Я от этих презентаций уже устал. Из-за них я до позднего вечера "ни капли", а без аперитива в триста грамм я в себе аппетит вызвать не могу, так и до язвы допрыгаться можно. Или ваши душить начнут. Ты, лучше, пиши заявление, вступай в наши ряды, иди на склад и набирай заморских товаров пока всё без тебя не разобрали, и зарабатывай сколько захочешь!
– А что ты потом будешь делать, когда закроешься? Ты же не остановишься. Куда тебя в следующий раз занесёт?
– Пока не думал, я вообще дальше, чем до послезавтра не думаю, но давай договоримся – если ты через неделю узнаешь, что рядом на Малой Монетной открылся вербовочный пункт в голландский или британский легион, по образцу французского, а ты придёшь со своими и увидишь меня, то ты не удивляешься и не пристаёшь с дурацкими вопросами типа – кто разрешил? И если в составе Папской делегации католических священников меня заметишь, то тоже не удивляешься…
– А, может, ты в Выборгский район переберёшься. Зачем на Малой Монетной пакостить? Да ещё и рядом с РУВД? Или в Купчино?
– Нет, я из Петроградского никуда. У меня здесь все свои, я здесь ЛЭТИ заканчивал, сейчас там у меня склад у Павловича и полректората друзей, слышал про такой институт? Я вот тебя знаю, например, и уже который год удивляю! На футбол тоже здесь хожу, на Петровский! Недавно половине старого "Зенита" проставлялся. Ты не представляешь, с кем я теперь "дружу"! Пол ЦПКиО знаю! А ты говоришь, Купчино! Нет, не пойду в Выборгский, и в Купчино не поеду.
Вот так ни о чём и поговорили. Капитану хотелось немного подзаработать – зарплата у ментов и взаправду была смешная, и мешать он не собирался, но через какое-то время дал понять, что пора сворачиваться. Тучки, знаете ли, сгущаться начали! Я продержался ещё три месяца, сменив за это время два офиса, и, наконец, решил Клуб ликвидировать. От греха подальше. Он просуществовал чуть больше года. В Клубе помимо ментов из Петроградского РУВД я "пригрел" и немного подкормил артистов из труппы театра на Лиговке около Московского вокзала. Их привёл Серёга, один из главных персонажей бессмертной и великолепной комедии "Особенности национальной охоты", были учителя и врачи, научные работники из ЛЭТИ и таксисты.
Универсальный Маркетинговый Клуб – это приключение! Весёлая придумка, театральная постановка, если хотите. Со мной в главной роли. В моей труппе играли превосходные, нет! Великолепные актёры, ведомые примадонной Марусей. Мне кажется, нас помнят, помнят наш Клуб, помнят клубные вечеринки и Сэра Энтони Джонса!
Коста-Рика. 15.12.14
Леший
Я часто ездил в Голландию, там покупал машины, перегонял в Санкт-Петербург и продавал, обеспечивая себе сытую и беззаботную жизнь. Этим занимались тогда многие, гордо называя себя дилерами. Я же никогда себя так не называл и горжусь этим. Ещё я горжусь тем, что никогда никого не обманывал. Ну, разве, что совсем чуть-чуть. Продать машину, не приукрасив, не добавив "лошадей", не рассказав, как этот "Жеребец!" или нет – этот "Мустанг!" входит в поворот или: "вчера лихо обогнал Порша", нелегко. Вот и приукрашивал! Вообще-то в этом виде деятельности много разных тонкостей, много криминала и, конечно же, много невероятных историй! Вот одна из них!
Ноябрь 1996 года. В Питере на редкость тепло и в Европе тепло. Налегке собираюсь в Голландию, где живёт мой старый приятель. Он продаёт машины нашим, и у него есть из чего выбрать. Мне нужен конкретный автомобиль – "Фольксваген-Транспортер". На газу или дизель. Приятель говорит, что у него их много, и я полетел в Амстердам. Какой же ты красивый – Амстердам! Необычный, спокойный и в то же время весёлый, какой-то очень добрый. Каналы, музеи, фонари красные! Сыр!!! Приятель не обманул, и я выбрал себе отличного "Транспортера" на газу (или газе?). Дальше всё просто, говорит приятель – доедешь до Гамбурга, возьмёшь у финнов визу и в Любек. Оттуда паромом в Хельсинки, и ты почти дома. Спасибо, друг, до встречи, друг, звони, друг! И поехал в Гамбург. На мне лёгкий свитерок, курточка.
Ближе к вечеру въезжаю в Германию. Здесь сразу похолодало, пошёл снег. Радио в машине что-то очень настойчиво пытается донести до своих слушателей, голос диктора взволнован. Заезжаю на заправку и чудо-заправщик говорит немного по-английски! Потому что не немец. Мало немцев говорят по-английски. Им свой родной, лающий нравится больше. "Не надо туда ехать!" – говорит заправщик и машет на север в направлении Гамбурга. Там ураган!!! Там жопа! Я поверил и не поехал на север, поехал на восток, быстро поехал, пытаясь опередить наваливающийся на меня со всех сторон снежный буран. Передо мной в пятидесяти метрах перевернулась фура – её сильным порывом ветра сбросило с дороги, меня тоже стало сносить, а я увеличивал скорость – надо прорываться к дому. В первый раз по этому маршруту, без подготовки, без опыта, без спецзнаний про таможню и границу. Авантюра в чистом виде! Но начатое надо заканчивать! И вот, опередив буран, я въезжаю в Польшу, погода немного улучшилась, но стало холоднее. Подъезжаю к переходу (переезду, пересечению) границы в Бресте. Очередь! Я таких давно не видел. С километр! Подъезжает Браток: "Стоять будешь или платить будешь?". Прошу разъяснений, получаю разъяснения: "Очередь на три дня. По сто долларов за день. Если согласен, вечером будешь в Бресте". Я согласился, а Браток не обманул, до "кучи" выдав мне "пропуск" по Белоруссии. Там было написано: "Этот заплатил" – и подпись: "Гунявый". А дальше разочарование и неизвестность. Меня не впустил в Белоруссию их пограничник, сославшись на то, что я не могу ввести машину на своё имя и по доверенности не могу, потому что "прописан" в США, а паспорт гражданина России ни на что не влияет.
На обдумывание ситуации ушло время, которое я потратил заодно на поиск лавки, где продаются телефонные карточки. А решил я вот что. Я звоню жене в Питер, и она, захватив с собой толстый свитер, шерстяные носки, шапку, перчатки, нижнее бельё, выезжает в Калининград, где сидит на вокзале до тех пор, пока там же не нарисуюсь я собственной персоной. Связь через подружку! Которая в Питере на телефоне. А на улице всё холоднее и холоднее, уже –15! Жена информирует, что телевизор сказал: "Через три дня в Питере будет –30" – значит, здесь, в Польше, уже завтра – послезавтра! Буран с морозом так и идут по пятам от самой Голландии! А пока я, купив на заправке карту Польши, прокладываю маршрут на север, в Калининград! Решил срезать около 200 км, передвигаясь не по шоссейным, а по просёлочным дорогам. Я думал это только у нас в России дороги нестандартные, мягко говоря! Времени в обрез, Моя-то уже в дороге. Подремав часик, беру направление на север. По дороге надышался польской зимней глубинкой, зарывался в снег, перебирался через раскачивающийся над рекой мост, искал, где поесть, где машину заправить. Проезжал мимо Треблинки – какая-то гнетущая, жуткая природа – такая же, как и история этих мест. В бывшей Пруссии дороги стали лучше, температура упала до –20. Пошёл снег. Я устал. Начались глюки. Передо мной стали падать на дорогу деревья, некоторые деревья летали. Краем глаза уловил название населённого пункта "Добре място" (Доброе место!), автобусная остановка. Всё! Остановился. Сплю, спокойной ночи, и уснул. Сколько проспал – не знаю. Но в боковое стекло, залепленное снегом, кто-то настойчиво стучится. Опускаю стекло, стоит пьяный молодой поляк и спрашивает: "Ты русский?", "Ну, русский", – отвечаю. "Тогда у тебя должна быть водка!", – не вопрос, а утверждение! "Нет!", – и пытаюсь закрыть окно! Он же засмеялся и продолжает: "Если ты русский, то у тебя есть водка, а если нет водки, то ты не русский или тебя просто нет, ты мне мерещишься! Давай разберёмся!" Но я отбился! Он ушёл. А я опять уснул. Но не тут-то было. В этот раз я проснулся от того, что в дверь машины скреблась мышь. Опустив стекло, я никого не увидел и уже хотел опять закрыться, как услышал звук, похожий на стон. Звук шел откуда-то снизу. Я выглянул в окно. Рядом с машиной на снегу лежал тот самый поляк!.. Он полз ко мне долго, у него была цель доползти, поэтому и дополз. Поляки упёртые! Было так холодно, наверное –25, что ещё немного и он должен был замёрзнуть! Я не дал этому случиться и затащил Збигнева – так звали поляка – в машину. Говорить он уже не мог, только мычал, и промычал в направлении домов в метрах ста от нас. Я подъехал, он промычал, что надо остановиться здесь. Остановились, я помог Збигневу добраться до двери дома и подняться на второй этаж, а там он взял себя в руки. Было видно, что ему очень страшно. Он открыл дверь комнаты, в которой, кроме кровати, ничего не было, а на кровати лежали подушки и одеяла, одеяла, одеяла. Я всё понял и, не раздеваясь, сняв только кроссовки, зарылся в эти одеяла. А Збигнев ушел, и я стёрся из его памяти навсегда. Вы, наверное, догадались, что комната не отапливалась, а на улице было –30!
Не помню, во сколько я проснулся, но впервые за последние трое суток я выспался! Как спится на морозе вы знаете! Я был не брит и от усталости выглядел, как леший. Колорита добавлял красный, замёрзший нос, который я должен был высунуть из-под одеяла, чтобы не задохнуться. Потянувшись, я вспомнил вчерашнего Збигнева, и настроение стало очень хорошим! Надо было встать и, как минимум, добраться до туалета. Жаль, что я не видел себя в зеркале. Бедная Илона! Я вышел на площадку, где вчера расстался со Збигневым, и постучал в единственную оставшуюся дверь. Мне ответил женский голос, я не понял, что он мне ответил, но интонация приглашала зайти. И я зашёл… очень неудачно зашёл. Молодая женщина (Илона) закричала так, как кричат в киноужастиках жертвы Эдди Крюгера! Она выронила сковородку с яичницей и продолжала кричать не останавливаясь. Так ужасно кричала! А маленькая, очень красивая девочка (Малгожата) скакала вокруг сковородки и, указывая пальцем на меня, припевала Леший, Леший и ещё что-то непонятное по-польски. На лестнице был слышен тяжёлый топот – на крик, вооружившись саблей и ружьём, бежал отец Збигнева. Убегать и отступать было поздно – я прижался к стенке и поднял руки вверх.
Семья Збигнева была достаточно образованная, и все говорили немного по-русски. Это обнадёживало. Я твердил, что я его друг и не надо меня саблей тыкать! Очаровательная Малгожата (Малгоша!) совсем меня не испугалась, в её представлении я был настоящий леший, и стала уговаривать дедушку меня не убивать, а оставить ей, чтобы было с кем поиграть. Представляете, нааастоящий Леший! Ни у кого нет, а у неё есть! "Збигнев, падла, алкаш примороженный, ты где?" – хотелось закричать, но я опасался отрицательной реакции Пана. Я так и стоял с поднятыми руками, когда появилось что-то и это что-то звалось Збигнев! Он выглядел не лучше меня и тоже испугался. Он не знал меня и не помнил. Всё, что я рассказывал Пану, выглядело чистой ложью! Пан же, хорошо зная своего сына, наконец, начал о чём-то догадываться и сомневаться. Я спросил, можно ли опустить руки, хотя бы одну. Мне разрешили. Потом очень подробно я долго рассказывал о происшедшем вчера, и мне, наконец, поверили. И в туалет пустили. Потом яичница и чай. Збигнев предложил "поправиться", я поддержал и вдруг вспомнил, что в сорока километрах отсюда меня ждёт моя половина. На вокзале в Калининграде! Давно ждёт.