– Петр, вы когда-нибудь лицемерили? – бабушка Лизы смотрела мне прямо в глаза.
– Что же я, по-вашему, Тамара, вчера родился?
Я уже давно живу на свете, и лицемерить мне приходилось не раз.
– А многие гордо говорят о том, что никогда не лицемерят.
– Возможно, это и есть – самые большие лицемеры на свете…
…Мы, наверное, еще поговорили бы с Тамарой, но дверь отворилась и на пороге, держась за руки, появились моя Лариса и Тамарина Лиза.
Обе так радостно улыбались, что я не удержался:
– Ну что, подружки, решили – как правильно поступить с яблоком?
– Да, – довольно ответила за обеих Лиза.
– Ну и как? – Мне действительно стало интересно – как два человека могут разрешить проблему, на решение которой у каждого из них был свой взгляд.
Вообще, то, как люди решают свои проблемы – важнейший вопрос человечества; и Лиза очень внимательно посмотрела на меня, наверное, размышляя – стоит ли делиться со мной опытом решения.
И после некоторого раздумья, видимо, посчитав меня достойным ответа, сказала:
– Дядя Петр, мы это яблоко съели…
…Когда Лизонька с бабушкой, уже у дверей, обо всем договорившись, прощались нами, и Лиза поцеловала Ларису в щеку, а мне очень серьезно протянула свою ладошку, Тамара сказала:
– До свидания… А знаете, Петр, вы, художники и поэты, немного Колумбы, – я улыбнулся ей в ответ:
– Колумбу было труднее, чем нам. За кетчупом ему пришлось отправиться в Индии, а нам – всего лишь в соседний маркет.
И уже совсем на пороге, в каком-то смысле на краю клуба современного творчества, Тамара остановилась и, прямо глядя мне в глаза, сказала:
– Петр, вы и Лариса – люди, которым хочется верить.
– Спасибо, Тамара.
Только помните: верить – это самое простое, что могут люди, – проговорил я, улыбнувшись, и Тамара ответила, улыбнувшись тоже:
– Если не ошибаешься, это – еще и самое разумное…
12
…В пределах сегодняшнего дня время шло своим чередом.
И своей походкой.
И не раз со мной выходило так – что-то важное делаешь-делаешь, а день все не кончается; и наоборот – вроде ничего и не делал, а вечер уже наступил.
Помещение нашего клуба наполнялось людьми, и в этом не было ничего удивительного. Единственное, что могло удивить, это то, как много людей не противоречат представлениям о них.
Люди входили, отыскивали взглядами знакомых, здоровались, заводя диалоги и приглашая каждого незнакомого присоединиться к ним и друг к другу. При этом многие стремились поздороваться с Ларисой, понимая, что пришли в дом, созданный ею.
Из моих друзей первым пришел художник Андрей Каверин, но я успел перекинуться с ним всего несколькими словами:
– Как дела? – спросил я, понимая никчемность моего вопроса. И Андрей пошутил, доводя свой ответ до кчемности:
– Жизнь проходит. Но как-то не начинается…
…Продолжить разговор с Андреем я не смог и просто кивнул ему в знак того, что я с ним или согласен, или нет – меня отвлек спор двоих мужчин.
Похоже, они были знакомы давно и близко. И сказанные ими слова, возможно, являлись продолжением спора, начатого не сегодня:
– …Законопослушность людей, – говорил один, – основа спокойствия государства.
И это важно.
– Законопослушность государства, – отвечал второй, – основа спокойствия граждан.
И это еще важнее…
…Разговаривая, мужчины отошли от того места, где остановился я, и мне пришлось сделать несколько шагов, чтобы оказаться возле другой группы – два молодых человека испытывали моего современника, о котором я знал только то, что он неплохо играл на пианино:
– …Каждое событие в человеческой истории – это появление исторического здравого смысла, – сказал один из молодых людей, а по второму было видно, что с первым он абсолютно согласен. – События наполняют историю здравым смыслом, который просто не всегда очевиден нам.
Тот, что постарше грустно улыбнулся молодым людям в ответ:
– Боюсь, что нет более глупого предположения, чем утверждение о том, что здравый смысл в человеческой истории вообще есть…
…Людей в помещении клуба становилось все больше и больше, и пока никто не собирался рассаживаться, люди двигались, переходя от группы к группе, разговаривая, наполняя помещение легким шумом, сквозь который до меня долетали фразы, иногда обращавшие на себя мое внимание.
Оставалось удивляться тому, с какими разными мыслями люди приходят в клуб современного творчества.
А может, клуб современного творчества – это и есть то место, куда приходят люди, у которых есть мысли…
– …Типичная культура… – начинал говорить кто-то, а кто-то успевал ему возразить: – Культура – это не типичное, а лучшее…
– …Со времен Адама Бог дал человеку принципы, – настаивал кто-то, – и они вечны.
Ты в этом сомневаешься? – И тот, кому обращались эти слова, сомневался:
– Сомневаюсь.
Ведь даже сам Адам сумел продержаться Божьими принципами только до первой Евы…
– …Умные люди повинуются не страстям, а разуму, – утверждал кто-то, а кто-то соглашался с ним. Или – не соглашался:
– Если понимаешь, что повинуешься страстям, значит, разум у тебя есть.
А если не понимаешь – откуда узнаешь, что это страсть?..
– … Мы, россияне, никогда ни чем не стали бы без жесткой власти.
– Если бы не российская власть, мы вполне могли бы стать россиянами…
– …Чего ты от меня хочешь? – спрашивала молодого человека красивая девушка, и, проходя мимо них, я мельком взглянул в лицо юноши.
И по его лицу понял, что на ее вопрос ему очень хочется ответить честно…
– …Я никогда не стал бы покупать картину, не посоветовавшись с женой, – говорил мужчина женщине. При этом его лицо демонстрировало подвижнический акт гендерной солидарности. И такая демонстрация уважения к женщине, по мнению мужчины, должна была вызвать женское восхищение.
Но лицо женщины, как мне показалось, не поскупилось на разочарование:
– Вот потому-то мы и говорим, что мужики перевелись – даже картину в дом сами выбрать не можете…
– …Если бы яблоко не упало на голову Ньютона, закон всемирного тяготения открыл бы кто-то другой, – послышался у меня за спиной серьезный голос. И голос веселый ответил ему: – Если бы яблоко было потяжелее – тоже…
Я переходил от одного диалога к другому, слушая, что говорят люди.
Их слова мне были интересны хотя бы тем, что обращены не ко мне и произносились без моего умышленного или неумышленного понуждения.
Рядом со мной были люди, которые пришли сами.
Когда-то я думал, что человек – это то, что он думает. Но со временем понял, что человек – это то, что он говорит.
Мы создавали не мозаику, а калейдоскоп мнений. Одним этим мы все честно делили между собой ответственность взаимопонимания.
До меня долетали обрывки фраз – осколки утверждающих сомнений:
– …Наше дело – развивать культуру… – Нашу культуру нужно не развивать, а будить от спячки…
– …Районная власть не одобрила наш проект… – У нас такая власть, что, если она что-то неодобряет – это можно считать похвалой…
– …Все беды – от просвещения. – А разве от всего остального бед нет?..
– …Мой главный аргумент в пользу того, что его жизнь – бессмыслица, хранился у него в буфете и отмерялся гранеными стаканами. – Возможно, это был его главный аргумент в пользу того, что жизнь полна смысла…
– …Как тебе новый мэр Москвы?
– С мэром нам повезло. Назначили того, у кого жена асфальтовую плитку производит. И на улицах плитка.
А представляешь, назначили бы того, у кого жена тигров или львов разводит. Что было бы на наших улицах?..
– …И сколько же вам лет? – Парадокс. Для молодых женщин я уже стар, а для старческой пенсии – еще молод…
– …Ну, знаешь, за правду нужно бороться. – Кто-то борется за правду, а кто-то – просто живет честно…
– …Я хотела создать с ним семью. – Дорогая, семья – это не самая удачная шутка природы…
– …Власть – это инструмент развития страны. – По-моему, для нашей власти, страна – это инструмент для набивания своих карманов…
– …Дорогой, ты говоришь, что спокойно относишься к дурам. Можно подумать, что ты их часто встречаешь? – Дорогая, не далее как сегодня одной дурочке, которая наводит порядок у меня в мастерской, я сказал, что у женщины есть замечательный способ привязать к себе мужчину. А она меня спрашивает: "Какой?.."
– …Он уверен в том, что Бог там, где строятся церкви. – А я думал, что Бог там, где прокуроры непродажные…
– …Образование и культура – это совсем разные вещи.
И развитая культура может существовать при неразвитом образовании.
– Ты думаешь, что Хемингуэя можно понять, не зная, что Земля круглая?..
– …У меня есть свои принципы. А у вас, похоже, их нет.
– Нет.
Потому что принципы – это уверенность в том, что твое понимание жизни – последняя инстанция…
– …Нынешние дети – это какой-то ужас. Ничего, кроме рока и пепси, знать не хотят.
Я своим племянникам говорю: "Нужно жить так, словно каждый день – последний!"
– А сам-то ты это – до первой седины понял?..
– …Насилие на экранах научит нас всех быть преступниками.
– Ничему это насилие не научит.
Актеры сериалов даже пистолет в руках держать не умеют.
Другое дело, что телевизионное насилие делает насилие, окружающее нас в жизни, привычным и обыденным.
А еще – легитимным…
– …Я ему сказала: "Только замуж…"
– Ну и – дура.
– Почему?
– Только дура согласится за час удовольствия с мужиком потом его всю жизнь кормить и обстирывать…
– …Она замучила меня своими стихами.
– Ага. Я тоже послушала ее стихи и сказала ей, что, по-видимому, у нее должны быть большие задатки.
Вышивать крестиком…
– …Гимн России – вот тебе и символ. – Гимн России превратили в песенку из капустника: новая Конституция – новые слова на ту же музыку…
– …Ты представляешь, а если ему покажется, что у меня слишком маленькая грудь? – Не переживай – грудь женщины должна быть не большой, а любимой…
– …Он говорит: "Задавайте мне вопросы". – Ну, ты бы его спросил: "Как порядочный человек может быть членом "партии власти"?"…
– …Пошли с дочкой покупать книжки. Как здорово! Сколько сказок для детей сейчас издают.
– Да. Не хватает только одной сказки.
Для взрослых.
– Какой?
– Сказки о "Голом короле"…
– …Бога придумали те, кто хотел понять мир. – А использовали те, кто захотел этим миром управлять…
– …А ты напиши что-нибудь о "декабристах". Это сейчас актуально. – Дорогая, на "декабристах" уже столько заработано, что всю Сибирь скупить можно было бы…
– …Да вся эта ирония мировой литературы не стоит выеденного яйца.
Город Глупов… Да где он?
– Где находится город Глупов, я не знаю.
Но окружает его Московская кольцевая дорога…
– …Либералы разрушили всю страну.
– Не разрушать построенного может только та страна, которая не строила ничего глупого.
Впрочем, все борцы с прошлым – очень плохие строители будущего…
– …Ну, знаешь – сколько людей, столько и мнений. – Это было слишком просто. Увы – мнений намного больше, чем людей…
– …Должен же быть кто-то, кто лучше нас. – Иногда человек думает, что он лучше всех в мире, а он просто лучше всех в мире играет в шахматы…
– …Вот такие, как ты, двадцать лет назад и профукали Советский Союз. – А такие, как ты, способны объяснить таким, как я, – что, собственно, объединяло Туркмению с Эстонией?..
– …Вы, мужчины, нас уговариваете, а мы – упираемся.
– А для чего вы упираетесь?
– Для того, чтобы потом был повод ругать вас в любом случае: и если уговорили, и если – нет…
– …Если бы тебе пришлось встретиться с Богом, о чем бы ты его спросил? – Я бы спросил его: "Господи, тебе одиноко?.."
– …Водка мешает жить. – Зато позволяет об этом не думать…
– …По-моему, для творческого человека ты слишком много говоришь о деньгах. – Я достаточно много и искренне думаю о творчестве у себя в мастерской. Это позволяет мне так же много и искренне думать о деньгах за ее пределами…
– …И что же, по-вашему, главное в жизни? – По-моему, главное в жизни понять, что ничего не может быть главным в жизни навсегда…
Так выходило, что каждый человек говорил о своем, но все по большому счету – об одном и том же…
…Проходя между различными группками людей, разговаривавших между собой и друг с другом, я подумал: "От нас никто не требовал, чтобы мы собирались вместе.
Нас собрала жизнь.
Она же и показывала нам – кто есть кто?.."
13
…Видя, что я прохожу мимо, кто-то из тех наших гостей, кого я знал только в лицо – такое знакомство в клубе считается достаточным и дающим права – жестом пригласил меня присоединиться к разговору, начало которого я, к сожалению, не слышал:
– …Если посредственного человека каждый день называть свиньей, он станет хрюкать.
Но если способного только хрюкать каждый раз называть гением, гения из него все равно не получится.
– И кто же, по-вашему, будет делить людей на талантливых и способных только хрюкать?
Власть? Элита? Политики?
– Нет, не власть. И уж конечно не политики.
Кстати, я вообще не люблю, когда политиков называют элитой.
– Ну, а как же их еще назвать? Это общепринятый термин. – Видимо, спор зашел в тупик, и как-то так получилось, что оба спорящих посмотрели на молчавшего меня:
– Петр, вы согласны с тем, что наши политики именуются политической элитой?
Как минимум – других политиков у нас все равно, нет. – И мне пришлось задуматься над ответом.
Хотя ненадолго:
– Во-первых, если других политиков нет у нас, это не значит, что других политиков не бывает.
И – не должно быть.
Во-вторых, элита – значит лучшее, и вряд ли этот термин подходит нашим политикам.
Но вот в английском языке есть термин important – важный.
Вот я бы и называл наших политиков политическим импотентами…
– …Ну, а кто же, по-вашему, все-таки будет делить людей? – Видимо, в нашей стране вопрос о дележе встает рано или поздно.
О чем бы ни говорили люди.
И не всегда их расчет на мое плечепожимание оказывается верным:
– "Делить" людей – это просто давать им оценку.
И такую оценку и людям, и событиям, может дать только интеллигенция.
– Интеллигенция?.. Да у нас интеллигенцию ни народ, ни власть не просто не любят, но и не уважают.
Ее не замечают. – После такой констатации мне ничего не оставалось, как продолжить разговор, хотя бы потому, что я не считаю себя защитником интеллигенции – интеллигенция в моей защите не нуждается.
Нуждается в защите народ той страны, в которой интеллигенция нуждается в защите.
Поэтому я сказал:
– Интеллигенция может быть невостребованной.
Интеллигенция может быть непонятой.
Интеллигенция может быть нелюбимой.
Интеллигенция может быть неуважаемой.
Интеллигенция может быть невлиятельной.
Интеллигенция может быть непризнаваемой.
Но ненавидимой она быть не может.
– По-моему, вы, Петр, переоцениваете роль интеллигенции в истории любой страны.
Слишком часто интеллигенция демонстрирует свое непонимание происходящего.
– Непонимание того, что происходит – свойство интеллигенции. И в этом интеллигенция ничем не отличается от всех остальных социальных групп.
Но у нее есть куда более важное свойство – понимание того, что должно происходить.
– И что же делать интеллигенции, если власть на нее не обращает внимания? – Объяснять людям, что если власть не обращает внимания на интеллигенцию, значит, власть неинтеллигентная…
14
– …Да вы, товарищ, просто либерал какой-то, – мне пришлось оглянуться для того, чтобы увидеть человека, задавшего этот вопрос. И мне показалось, что я вижу его впервые.
Меня не всегда интересуют люди, которых не интересую я. Но люди, которых я интересую, интересуют меня всегда.
На взгляд, по одежде и манере держать себя он был похож на бизнесмена больше чем средней руки: "Менеджер крупного банка", – подумал я, и меня удивило то, что именно такой человек задал мне этот вопрос.
– Да. Я либерал, – сказал я. И добавил совершенно спокойно:
– И мне даже в наше время хватит и разума, и чести признать это открыто.
Но самое главное: что вы будете делать без либералов?
– Это в каком смысле? – переспросил мой собеседник.
– В смысле – у кого вы будете учиться быть порядочными?
– А разве больше не у кого учиться порядочности?
– У либералов учиться легче всего.
Потому что либерализм это иногда – глупость.
Но никогда – подлость.
– Либерализм… Свобода…
Вы думаете, что это людям нужно?
– Не знаю.
Знаю только, что отказ от свободы – это отказ от своих обязанностей.
А еще – это трусость.
– Свобода, демократия… Может, умнее просто кормить свою семью? – Временами мы такие дураки, что думаем, что мы умнее свободы.
– Время имеет свое мнение. Посмотрите телевизор, и вы в этом убедитесь, – сказал он.
Вообще-то, телевизор – очень слабый для меня аргумент.
И я понимаю, почему кого-то даже не ругают, замалчивают.
Но иногда я думаю, если тот, кого называют чертом, говорит правильные вещи, нужно внимательнее присмотреться к тем, кто называет себя ангелами.
– Если сейчас каждый прохвост с экрана центрального телевидения может рассуждать о том, чем плохи либералы, значит, с приходом либералов многое изменилось в лучшую сторону, – ответил я, чувствуя, что меня втягивают в спор.
– Почему?
– Потому что я что-то не помню, чтобы при коммунистах кто-то на телевидении рассуждал о том, чем плохи коммунисты.
– Значит, нынешняя власть – все-таки демократическая?
– Нет.
– Почему?
– Потому, что сейчас можно рассуждать только о том, чем плохи либералы.
– По вашему, либералы никогда не ошибаются? – в этом вопросе было такое примитивное деление на "черное" и "белое", что ответить на него мне было легко.
Как и на всякий не сложный вопрос:
– Либералы ошибаются часто.
Но дело не в этом.
– А – в чем?
– В том, что нелибералы ошибаются всегда.
Я продолжал прямо смотреть в глаза человека, и что-то в его глазах меня смущало.
Хотя я и не понимал – что?
Потом вспомнил – так смотрели на меня экзаменаторы.
Но вспомнил я потом, а сейчас мне не пришлось даже прибавить к тому, что я сказал, что, кроме прочего, в двадцать первом веке никакой экономики, кроме либерально-рыночной, не бывает.
Потому что этот человек еще раз удивил меня.
Тем, что сказал то, что, по-моему, человек в таком дорогом костюме говорить был не должен.
Он спросил:
– А если вам скажут: "Сталина на вас нет!.."? – человек спрашивал меня спокойно, безлозунгово, скорее, иронизируя то ли над моими словами, то ли надо мной самим.
И мне пришлось ответить:
– Знаете, чем либералы отличаются от сталинистов?
– Интересно, чем же? – спросил незнакомец.
– Либералы считают всех людей, и даже такое дерьмо, как сталинисты, – людьми.
А сталинисты считают всех людей, и даже таких, как они сами – дерьмом.
Я мог бы прочитать этому человеку небольшое Ларисино стихотворение:
Не судья я судьбе.
Но при этом
Вижу все:
и улыбки,
и раны…