- Ну тогда, Кельвин, я думаю, тебе не стоит сидеть здесь с таким видом, словно ты проглотил навозного жука. Если мы больше не близки, это не мешает нам вести себя цивилизованно.
Кельвин вдруг разозлился. Точнее, впал в ярость. Возможно, это мысли о другой девушке заставили его так разозлиться на Дакоту.
- Ой, да пошла ты на хер со своей притворной миной и грацией! - бросил он. - Ты не леди, Дакота, ты лживая подлая шлюха.
- Да-а, Кельвин, - протянула Дакота из-за бокала, - может, так оно и есть, и если я-а и правда шлюха, то я-а та шлюха, которая натянет тебя по самые уши.
После этого Кельвин улетел на частном самолете в Лондон, оставив Дакоту наслаждаться просторной роскошью лодки, которая, по ее убеждению, должна была скоро стать ее, и только ее, собственностью. Сидя в самолете и наслаждаясь одиночеством, Кельвин пытался вернуться мыслями к плану, который он должен разработать, чтобы сделать принца Уэльского популярным и модным. Перед ним стояла огромная задача, кажется даже невыполнимая. Задача, которую он должен выполнить, одновременно создав очередной сногсшибательный сезон шоу "Номер один". Задача, на которой он обязан сосредоточиться.
Однако сосредоточиться он не мог, потому что отвлекался, а подобного Кельвин просто не мог себе позволить.
Он думал об Эмме. О девушке из офиса. Девушке, чьи волосы трепал ветер на стоянке в Бриз-Нортоне. Милой девушке, которой он улыбнулся, когда она уронила очки в самолете.
Кельвин сердито нахмурился и прикурил сигарету. Ему не нужно думать об Эмме. Ему не нужно думать ни о чем, кроме стоящей перед ним грандиозной задачи. Он не хочет думать об Эмме, он не знает ее и не хочет ее знать. Единственная девушка, на которой ему нужно сосредоточиться в ближайшем будущем, - это южная принцесса, на которой он женился как последний дурак и которая теперь пытается "натянуть его по самые уши".
Кельвин продолжил хмуриться, пока не выкурил три сигареты, прикуривая одну от другой. Он барабанил пальцами и мерил шагами ограниченное пространство самолета. Нарядная стюардесса спросила, не желает ли он чего-нибудь, но он не обратил на нее внимания. Наконец он откинулся в кресле и взял телефон.
- Трент? - сказал он. - Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
Организация подтяжки
Уладив дело с творческим кризисом своей падчерицы, Берилл позвонила Кэрри, своему многострадальному американскому агенту, чтобы обсудить начало съемок следующего сезона шоу "Бленхеймы".
- Мне плевать, что сейчас два ночи, - рявкнула Берилл. - "Фокс" согласен на задержку? Я снова становлюсь похожа на Круэллу де Виль и хочу, чтобы мне смягчили веки. Перед началом работы над шоу "Номер один" времени нет, поэтому мне нужно втиснуть процедуру после него.
- Берилл, ты с ума сошла. Ты прекрасно выглядишь, тебе не нужно больше никаких подтяжек…
- Ага, ты говорила мне то же самое, когда у меня все еще была мошонка. Слушай, мы запланировали начало "Бленхеймов" сразу после окончания шоу "Номер один", а мне нужно окно в одну неделю, чтобы сделать глаза. Присцилла нашла мне нового парня и говорит, что он самый лучший, он работает с подростками, он смог бы превратить мать Терезу в Джессику Симпсон.
- А разве нельзя просто ввести коллаген? Это занимает один день.
- Кэрри, мне больше нельзя вводить коллаген. И тебе это известно. Мне уже и так трудно менять выражение лица, такое ощущение, как будто вся рожа в гипсе. Мне нужно делать гимнастику для лица, перед тем как улыбнуться. Мне нужна небольшая подтяжка, и парень Присциллы нашел для меня целых две недели после финала. Мне просто нужно отложить "Бленхеймов" на неделю.
- Берилл, "Фокс" не меняет своего расписания, у них все очень сложно. Разве нельзя отснять первый эпизод о твоей подтяжке?
- Пошла ты НА ХЕР, Кэрри! Я делаю подтяжку, чтобы не выглядеть херово на телевидении. Думаешь, я собираюсь пригласить операторов, пока буду выглядеть как Франкенштейн? Нельзя показывать людям процесс, только тогда они могут поверить, что все происходящее хоть отчасти естественно. Съемки нужно отложить.
- Ладно, ладно, я еще раз поговорю с ними, посмотрю, что можно сделать.
- Сделай это сейчас же.
Попытки сосредоточиться
Эмма встала рано и тщательно выбрала наряд. Сначала она хотела надеть короткую юбку и, возможно, даже короткую, обнажающую животик футболку, но в конце концов решила остановиться на чуть менее откровенных обтягивающих фигуру джинсах и нарядной блузке. Затем она стянула сияющие, только что вымытые волосы в прикольный хвост, выкурила сигарету, почистила зубы и пошла к станции метро.
По традиции приезжающие на работу в Лондон издалека называют Северную ветку "веткой страданий", но в это утро, когда Эмма села и попыталась сосредоточиться на заметках по отбору (одним из очень немногих преимуществ проживания вдали от центра было то, что ей, по крайней мере, удавалось сесть в поезд перед тем, как он превращался в банку с сардинами), она не могла сдержать невольную улыбку, то и дело мелькавшую у нее на губах.
Скоро она окажется в одной комнате с Кельвином. Она не видела его с того дня, когда они вместе кружили в небе на частном самолете над Бриз-Нортоном. Тогда он не обратил на нее особого внимания, и она достаточно здраво смотрела на вещи, чтобы понимать, что и сегодня этого не произойдет. И все же в то утро она была счастлива, и причиной тому был он. Эмме казалось поразительным, как быстро это наваждение (разве она могла называть это любовью, если чувство было односторонним?) захватило ее. Она считала Кельвина привлекательно жестоким ублюдком, от которого любой здравомыслящей девушке лучше держаться подальше, а сама сидела в вагоне и предавалась романтическим мечтаниям, в которых он увозил ее прочь в уединенные коттеджи, окруженные вереском, где ухаживал за ней так, как Хитклиф, должно быть, ухаживал за Кэти. Все было до того странно, она проработала весь предыдущий сезон, вовсе не думая ни о чем таком, хотя, будь она честна перед собой, ей пришлось бы признать, что ее чувство зародилось уже к концу прошлого сезона. Однако в новом сезоне оно долбануло ее с силой кувалды, и, как ни странно, она знала, что влюбилась.
Эмма вышла из метро на "Тотнэм-Корт-Роуд", прогулялась по Оксфорд-стрит и, взяв непременную пинту пены с ароматом кофе из "Старбакса", присоединилась к толпе привлекательных молодых людей, входивших в прекрасные офисы "КЕЛоник ТВ", компании, которую Кельвин превратил в колосс глобального развлечения. Оглядывая золотистые ноги и обнаженные животики большинства своих коллег, Эмма не могла сдержать чувство ревнивого отвращения. Неужели этим девушкам необходимо выглядеть столь вызывающе? Большинство сотрудниц Кельвина были привлекательные молодые женщины, но, в отличие от Эммы, они в основном были высокие. Кельвин был знаменит любовью к высоким женщинам.
Эмма уже собиралась зайти в битком набитую комнату для совещаний, когда раздавшийся за спиной голос остановил ее:
- Эмма, можно тебя на два слова?
Это был Трент. Он провел ее в свой личный кабинет и прикрыл за собой дверь.
- Не существует легкого способа сообщить это, поэтому я не буду даже пытаться, - сказал он. - Кельвина больше не устраивает то, как ты работаешь. Поэтому тебе придется покинуть компанию.
Эмма не ответила. Она не могла ответить, настолько велико было потрясение.
- Разумеется, ты получишь полную компенсацию, и компания предоставит тебе отзыв.
- Не устраивает то, как я работаю?
- Именно так. Мне жаль. Выглядит действительно несправедливо, но, насколько ты знаешь, Кельвин всегда руководствуется инстинктом. Отдел персонала свяжется с тобой, чтобы обсудить выходное пособие, хотя ты же знаешь, что у всех здесь кратковременные контракты.
До Эммы наконец начало доходить, и она попыталась не расплакаться.
- Кельвин меня увольняет?
- Да. Сейчас. Ты должна уйти немедленно.
Секунду Эмма стояла неподвижно, словно оцепенев. Она стала моргать еще чаще.
- Пожалуйста, не плачь, - сказал Трент. - У тебя будет куча других возможностей.
Он посмотрел на часы. Он нервничал, словно ему не терпелось избавиться от нее.
Эмма повернулась к двери.
- Да, Эмма, не могла бы ты оставить свои заметки по отбору? - сказал Трент.
- Что? - холодно спросила она.
- Твои заметки. Они мне нужны.
- Мои заметки?
- Ну, на самом деле это не твои заметки. Они принадлежат корпорации "КЕЛоник". В смысле, тебе платили за то, что ты их делала, и с юридической точки зрения они наши… Папки мне не нужны. Они твои.
Не говоря ни слова и двигаясь словно во сне, Эмма вынула кипу заметок, над которыми работала предыдущие несколько месяцев, и передала их Тренту.
- Спасибо, - сказал он. - Увидимся, ладно? - И он поспешно вышел из офиса.
Эмма вышла следом и направилась к лестнице. Дойдя до верхней ступеньки, она остановилась. Инстинкт заставил ее оглянуться и посмотреть в ту сторону, где находился офис Кельвина. Минуту назад дверь была закрыта, но теперь она приоткрылась на несколько дюймов. Она видела, что Кельвин наблюдал за ней, а затем его лицо исчезло и дверь снова закрылась.
Эмма покраснела. Подошла к двери и постучала. Не получив ответа, снова постучала, на этот раз громче. Взялась за ручку и нажала на нее. Затем она остановилась. Повернувшись, она увидела, что за ней наблюдают несколько бывших коллег.
Затем Эмма вышла из здания. Дошла до Сохо-сквер и села на скамейку, где слезы, которые она так долго сдерживала, наконец полились свободно.
Последний отбор
Ровно в назначенный час Кельвин ворвался в комнату, держа чашку кофе в одной руке, а круассан и сигарету в другой.
- Всем привет, - сказал он, закуривая, что было строго-настрого запрещено в битком набитом рабочем помещении, но никто даже не подумал пожаловаться. Все знали, что Кельвин играет по своим правилам. Это и делало его таким особенным. Именно потому, что он играл по своим правилам, они и работали здесь, и не просто в каком-то шоу, а в самом успешном и обсуждаемом шоу на телевидении.
- Доброе утро, Кельвин, - ответила команда, раздались аплодисменты и парочка восторженных выкриков.
- Да, да, да, - нетерпеливо сказал Кельвин. - Мы не в Америке, ради всего святого. - Он окинул взглядом улыбающуюся толпу. - Отлично. Ну что, приступим? Трент?
- Я! - ответил Трент, подпрыгнув со стула и торопливо направившись в конец комнаты, где было установлено аудиозвуковое оборудование.
- Давай! - взвизгнула парочка девиц помоложе, когда он проходил мимо них. - Вперед, Трент. Начинай! Давай!
В комнате снова разразились аплодисменты. Все были взволнованы. Месяцы тщательного отбора уже скоро превратятся в очередной сногсшибательный сезон шоу "Номер один", самого крупного шоу на телевидении, и комната гудела от шума, словно в первый день в школе после каникул.
- Полегче, девушки, - ухмыльнулся Трент. - Полегче. Не волнуйтесь так. Еще полно работы, еще куча дел.
В двадцать восемь лет Трент был главным членом команды. Он пришел на шоу в самом начале, три года назад, когда все говорили, что этот вид телевидения - просто глупое и унизительное дерьмо и что все из него уже и так выжали. Сейчас было невозможно представить, что было время, когда люди сомневались, стоит ли вообще запускать шоу "Номер один", спрашивая себя, действительно ли телевидению нужна еще одна программа, где ищут таланты. Больше никто таких вопросов не задавал, особенно сейчас, когда шоу буквально спасло развлекательное телевидение. Только не сейчас, когда даже премьер-министр признался, что голосовал в финале предыдущего сезона.
Только не теперь, когда сам принц Уэльский собирался участвовать в шоу.
Безукоризненно одетый и обутый, Трент стоял перед огромным плазменным экраном, словно перед любимым сыном. Рубашка с высоким воротничком, вязаный галстук и очки от "Дольче и Габбана" придавали ему вид хиппи-интеллектуала, каковым он, собственно, отчасти и являлся, поскольку получил степень магистра гуманитарных наук по КСД (кино, СМИ и духу времени) в Халле. Он широким жестом указал на стол, где лежали четыре стопки фотографий и биографий и одна - DVD.
- Кельвин. Позволь представить тебе певцов, "липучек", "выскочек" и "сморчков"!
- Предполагаемых певцов, "липучек", "выскочек", "сморчков", - поправил его Кельвин. - Не прыгай выше головы, единственный стопроцентный кандидат здесь;- это королевская шишка, но его мы обсудим отдельно.
Битком набитая людьми комната затихла в ожидании. Конечно, все в команде знали волнующую новость о принце, но им было приказано не обсуждать эту тему. Кельвин хотел, чтобы по возможности правду все узнали из прямого эфира. Его планы отчасти строились на том, чтобы создать впечатление, что якобы изнеженный дилетант-принц шел к победе трудным путем.
- Я, босс, - ответил Трент, взяв верхний диск из стопки "сморчков" и вставив его в компьютер. Последовала короткая пауза, пока аппарат открывал программу.
- Мог бы и заранее подготовить, - сказал Кельвин, барабаня пальцами по столу.
- Я, - сказал Трент.
- И перестань постоянно говорить "я". Ты не черный и не родился в Лос-Анджелесе!
- Я… понял, босс, - с улыбкой сказал Трент, пытаясь не выглядеть так, словно только что получил пощечину.
Собравшиеся в комнате люди нервно заерзали. За кадром Кельвин обычно был уживчивым человеком, не склонным к нарочитым проявлениям тирании.
Через несколько секунд на плазменном экране появилось изображение пухлой молодой особы, которая застыла на вдохе.
- Девушка из Глазго, - сказал Трент. - Неплохо поет. Задорный смех. "Липучка" с потенциалом "выскочки". - Он нажал воспроизведение, и женщина на экране ожила.
- Привет, Кельвин, - сказала она. - Привет, Берилл, привет, Родни. Меня зовут Молли Таунсенд, и я надеру вам зад!
Затем, скорчив рожицу, она начала петь первые строки "The Greatest Love Of All", объясняя с пугающей страстностью, что, по ее мнению, дети - наше будущее.
- Отлично, возьмем ее, - бросил Кельвин после того, как девушка пропела дюжину слов. - Ничего особенного, но до кучи пойдет. Следующий.
Следующая девушка, кто бы мог подумать, тоже спела "The Greatest Love Of All", еще больше смакуя слащавые слова и пытаясь впихнуть по крайней мере три ноты (а иногда и три октавы) в каждое произносимое ею слово на прославленный манер Марайи Кери.
- Отлично. Давай и ее тоже, - сердито рявкнул Кельвин.
Множество жаждущих славы быстро проследовали один за другим. Некоторые были одобрены, другие столь же быстро отвергнуты, и каждое решение принималось во время исполнения куплета и припева. Другого способа не существовало. Кельвин прекрасно сознавал, что почти наверняка упускает потенциального победителя, но даже после колоссального отсева, предшествовавшего его появлению, у него по-прежнему оставалось невероятное количество кандидатур для рассмотрения.
- Дарт Смерть Рейдер, - сказал Трент, когда на экране появилась фигура в черном плаще. - Забавный "сморчок", утверждает, что он пришелец, рожденный в другом измерении.
Трент нажал на воспроизведение, и Дарт Смерть Рейдер запел "Dead Babies" Эллис Купер.
- Сколько у нас готов-"сморчков"? - спросил Кельвин, перекрикивая пение.
- Меньше, чем хотелось бы, - ответил Трент. - Думаю, этот бы вполне сгодился. Очень, очень самовлюбленный, искренне полагает, что наводит ужас, и у него на члене пирсинг.
- Отлично, берем Дарта. Следующий.
Следующие были Грэм и Миллисент.
- Почему он в очках? - спросил Кельвин, оглядывая застывших на экране взволнованных мальчика и девочку. - Торчок?
- Слепой, - гордо ответил Трент.
- Хорошо.
Каждый раз, видя детей, проходящих прослушивание в очках, Кельвин лелеял надежду, что они слепые, но в девяноста девяти случаях из ста они оказывались просто торчками, которые пытались выглядеть как Боно. Конечно, торчки тоже подходили, с торчками получались хорошие сюжеты, торчки были стержнем рождественского DVD "Лучшие прослушивания". Но в долгосрочной перспективе они годились только на то, чтобы произвести мимолетное, но сильное впечатление. Слепые же, если их как следует подготовить, могли стать золотом для шоу. Слепой участник - это уже сюжет.
- Но она не слепая, верно? - спросил Кельвин, вдруг забеспокоившись. - Слепая пара была бы слишком тяжелым зрелищем в прайм-тайм субботы. В смысле это просто нелепо. Слишком много тем. Слишком много вопросов. Слишком много тараканов в одной коробке.
Трент опустил глаза, пытаясь найти соответствующую пометку в записях. Грэм и Миллисент находились в разработке у Эммы.
- Хм…
- Нет. Она не слепая, - вставила Челси с другого конца комнаты.
- Спасибо.
- Отлично, - сказал Кельвин. - Слепой мальчишка и зрячая девчонка - это человеческая драма. Слепая пара - шоу уродцев.
- Ну да, девушка определенно зрячая, - повторил Трент, пытаясь отвлечь внимание босса от Челси, которой, как он заметил, Кельвин улыбнулся.
- Они хорошо поют?
Собравшиеся в комнате подчиненные едва ли ожидали этого вопроса от Кельвина. На шоу "Номер один" умение петь было не главным.
- Я всю свою жизнь пытаюсь избегать певцов, - никогда не уставал напоминать им Кельвин. - Они осаждают меня на улице, впихивают мне кассеты, когда я пытаюсь поужинать! Разражаются пением, когда я их трахаю, ради всего святого! Певцы преследуют меня. Уйма придурков неплохо поет. Если бы нам был нужен лучший певец, мы могли бы посмотреть паршивый "Чикаго", или "Мою дебильную леди", или идиотского "Короля-льва". В Лондоне полно сексуальных подростков, которые хорошо поют, они стоят в очереди, чтобы попасть в хор "Мама миа", и нам они не нужны!
Кельвина интересовали история и личность. Однако пение все же имело для него значение, когда настоящий талант сочетался с отличной историей; это была подлинная находка, его мечта: соединить разбивающую сердце семейную историю с настоящим талантом. Такой сюжет станет во главу целого сезона и навсегда заткнет брюзжащих критиков, утверждающих, что его великое достижение заключается просто в дешевом манипулировании толпой.
Если бы эти дети хорошо пели, им светила бы слава "Righteous Brothers".
- Они хорошо поют? - снова спросил Кельвин.
Трент снова не знал ответа. И снова его знала Челси:
- Да, у них довольно милые голоса, и они симпатичные ребятки.
- Трент?
- Не слишком радуйтесь, босс. Они могут вывести мотив, но звучание, друг мой, слабое, очень слабое.
Казалось, Кельвин на секунду отвлекся, его мысли унеслись вдаль, и, где бы они ни были, там было невесело. Настроен он был по-прежнему мрачно.
- Трент, - сказал Кельвин, - это шоу "Номер один", а не Королевский музыкальный колледж. Если они могут вывести мотив и петь в унисон, пусть даже звучание очень слабое, этот парень и его подружка хорошо поют.
- Боюсь, она не его подружка.
- Они просто друзья, - добавила Челси.
- Она когда-нибудь была его подружкой? - спросил Кельвин.
Трент снова вклинился.
- Возможно, - сказал он. - Они проводят много времени вместе, репетируют. - Трент, - резко бросил Кельвин, - читай по губам. Он - когда-нибудь - ее - трахал?