Anno domini - Дмитрий Владимирович Цветков 14 стр.


- Нет, мне просто непонятно Ваше участие в этом деле. Вы занимались вместе с Сахно металлом или, может, вкладывали в завод деньги? Почему Вы переоформили предприятие на его мать? Почему его теща нигде не числится, а на документах подписи, подделанные под Ваши? Может, Вы ему чем-то насолили? Он Вам денег не должен?

- Вы не найдете здесь никакой материальной заинтересованности. Просто однажды ко мне приехал мой лучший друг и попросил помощи. Я чем смог - помог ему. Через пару лет он снова приехал, и ему снова было плохо. Я бросил свой дом и поспешил к нему на помощь. Так я потерял и друга, и дом. Он не должен мне денег, я никогда не занимался металлом, я не вкладывал средства в его завод. Я просто был его другом. И я не могу объяснить ни Вам, ни себе, что же все-таки произошло.

- У меня больше нет к Вам вопросов. Если Вы понадобитесь, я перезвоню на мобильный. Спасибо за помощь!

Вадим вышел на улицу и поднял взгляд в тяжелое зимнее небо. Ему вспомнилось слышанное где-то выражение, что Господь не посылает человеку испытаний больше, чем тот может выдержать. Сейчас он дополнил эту фразу: "А когда человек не выдерживает - он умирает".

Прошло еще несколько дней, и в телефонной трубке Вадим услышал голос Сахно.

- Привет, а ты в городе?

- Да.

- Да я тут недалеко от твоей фирмы, хотел увидеться с тобой.

- Зачем?

- Просто я в последнее время часто думал, вспоминал, как мы на гитаре играли, пели. Тоска такая взяла! У меня есть полбутылки коньяка. Может, встретимся?

- Можем и встретиться, только я там уже не работаю, - ответил Вадим и улыбнулся "половине бутылки", вспомнив, что Сахно никогда не отличался воспитанностью и соблюдением этикета.

- Скажи, куда мне подъехать, я на машине.

- Я сам подъеду к офису. Жди меня там.

Вадим был крайне удивлен этому звонку. Сахно не мог позвонить просто потому, что его заела грусть. После всего сделанного говорить о ностальгии и совести - бесполезное занятие. Что же он хочет у него попросить? Кроме помощи Корнеева, Вадиму ничего больше не приходило в голову. Он оделся и поехал к месту встречи. На улице уже было темно. Машина стояла напротив входа в Корнеевскую фирму. Сахно сидел за рулем. Вадим открыл дверь и сел на пассажирское сиденье. В машине пахло спиртным. Они поздоровались, и Сахно с ходу предложил ему выпить коньяку из пластиковых стаканчиков. Вадим согласился, они чокнулись за встречу и выпили. Из закуски была только сладкая газировка.

- Что ты хотел мне сказать? - спросил Вадим спокойным и равнодушным голосом. Он не переживал и в глубине души. Ему было смешно и жалко смотреть на Сахно, который мог опуститься ради денег до таких низин человеческой сущности, но сегодняшний звонок бывшего друга давал понять, что это падение еще не закончено. Вадиму снова пришла мысль о бесконечности, только теперь - бесконечности аморальности.

Сахно, перед тем как начать разговор, предложил еще выпить, и в этот момент Вадим увидел, как у того трясутся руки. Сергей перехватил его взгляд и, заводя мотор, сказал, что замерз, пока ждал Вадима. Они выпили еще, и Сахно начал сбивчивый разговор, стараясь не смотреть в глаза.

- У меня столько неприятностей в последнее время. Уголовное дело по двум статьям завели. Знаешь, со всех сторон навалилось все! Я уже несколько дней вспоминаю, как мы раньше играли на гитаре, ночевали в палатках. Так мне захотелось вернуться в те времена!

Он замолчал, словно окунулся в воспоминания, но дрожь в руках выдавала присутствие в голове и других мыслей. Вадим ясно понимал его состояние. Он знал, что Сахно приехал просить о помощи, но никак не может решиться, а руки дрожат не от волнения, а от того, что ему очень унизительно было оказаться в ситуации, когда пришлось обращаться именно к Вадиму. Но другой надежды, кроме как на Корнеева, у него, видимо, не осталось. А помочь в этом ему мог только Вадим. Сахно не знал, что ошибается. Вадим решил не затягивать дальше этот спектакль, но и отпустить бывшего друга просто так он не мог. Он точно знал, что это последняя их встреча, и если ему есть что сказать, то говорить надо именно сейчас.

- Сергей, давай еще выпьем! - он дождался, пока Сахно налил, выпил и продолжил: - Если бы ты приехал ко мне полгода тому назад, когда у тебя все было хорошо, не был арестован завод и над тобой не висело бы два уголовных дела, я, может быть, еще и поверил, что в тебе проснулись какие-то воспоминания. Но ты приехал в тот момент, когда тебе просто не к кому больше обратиться, когда тебя загнали в угол. Поэтому я хочу услышать, чего ты от меня хочешь.

- Ты когда-то говорил, что если Корнеев возьмется мне помочь переоформить завод, то на условиях участия - пятьдесят на пятьдесят.

- И я тогда еще добавил: если он не захочет тебя вообще кинуть.

- Да, я помню. Но сегодня так складывается ситуация, что я уже все теряю. Если ты можешь мне помочь, то я готов на любые условия: заплатить кому надо или в долях войти в дело. Но если ты, конечно, хочешь помочь мне.

Вадим представил, как тяжело было Сахно произнести эти слова человеку, через которого он так цинично переступил. И как все-таки жестока бывает жизнь, которая создает людям такие безвыходные и унизительные ситуации. Но жалости у него уже не осталось.

- Перед тем как ответить, я хочу сказать тебе несколько слов. Я ушел с завода, потому что ты стал считать меня вором. Я не стал тогда становиться между тобой и семьей, пытаясь раскрыть тебе глаза, потому что это твоя жена и твой выбор. Но я хочу сейчас, с большим опозданием, сказать, что никогда не взял у тебя ни одной неучтенной копейки и никогда ни словом, ни делом не предал тебя. Я хоронил бабушку, а в ушах моих стояли твои слова об отчете по столярке. Уйдя с завода без копейки денег, я остался в чужой квартире, с женой и ребенком, которая, проснувшись однажды утром, плакала от голода, и мне нечем было ее накормить. Я пережил это и пошел дальше. Я лишился собственного дома, уехав помогать тебе. На днях я увидел в налоговой милиции подделанные твоей рукой мои подписи. И после всего этого ты считаешь, что я должен тебе помогать? Скажи, ты действительно так считаешь?

- Да, я помню, когда умерла твоя бабушка и помню этот разговор. Тогда я был не прав.

- А во всем остальном, значит, прав? Так вот что я тебе скажу: я не стану тебе помогать! Более того, если назначат аукцион - я со своей стороны буду в нем участвовать. Я не врал тебе никогда раньше, и сейчас не хочу. Мы с тобой давно не друзья. И выпить мы сможем теперь только на прощание.

Сергей разлил в стаканчики оставшийся коньяк и, не произнося тоста, выпил.

- Аукциона не будет! Заводом заинтересовался Андрей Копылов. У него серьезные связи, он даже в мэры собирается. Так что я сильно и не рассчитывал на удачу. Но если вдруг ты передумаешь - звони.

- Прощай, Сергей! - Вадим улыбнулся осколкам его надежды и вышел из машины. Он представил себе, как Сахно сейчас проклинает и себя за то, что позвонил сегодня Вадиму, и свою жену, которая подбила его на этот разговор. - Какой позор! Какой стыд! - продолжал сам себе говорить Вадим, идя к автобусной остановке. - Дерьмо не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Оно только переходит из одной формы в другую.

Глава 11

Вадим вернулся домой и рассказал Ане о своей встрече с Сергеем. Он был слегка захмелевший, и все чувства, а вместе с ними и обиды, обострились и не давали думать ни о чем другом, кроме недавнего разговора. Выйдя на веранду и покопавшись в картонных ящиках, Вадим занес в дом целую стопку пожелтевших, перетянутых зеленым, выгоревшим шнурком писем. Он не перечитывал их с тех пор, как перевязал - уже пятнадцать лет. Письма были разложены по отправителям. Самая толстая стопка принадлежала Сахно. Вся эта пачка была отправлена им с пограничного корабля в Балтийском море. Вадим достал исписанные листы из самого толстого конверта и прочитал вслух.

Здравствуй, дорогой мой друг Вадюша!

Сегодня (11.10.88) получил твое письмо, за которое большое тебе спасибо! Я читал его, и с каждой прочитанной строчкой у меня поднималось настроение. А когда увидел фотографии - аж подпрыгнул от радости! Как там было здорово, на нашей поляне!

Мы уже полтора месяца в море. Очень хочется выйти на твердый берег. Сейчас у нас на Балтике наступают холода. Ветра с каждым днем становятся все сильнее и сильнее. Но природа не перестает удивлять красотой. Закат солнца такой, что душа радуется - что на свете есть этот закат, земля, море. На островах деревья меняют свою окраску, наряжаясь в желтый цвет. Как часто хочется оказаться среди этих деревьев, как раньше. Разбить палатку, развести костер, нанизать шашлыки и с появлением на небе звезд взять в руки гитару и запеть во все горло нашу: "Здесь птицы не поют…". Помнишь?

Ужасно, Вадик, за тобой скучаю! Твои письма для меня - как встреча! Часто вспоминаю вашу старую квартиру, кухню, матрац на полу. Ночь, когда несколько раз мы прокрадывались в холодильник за вареньем. Как бегали по сугробам утром на остановку.

В последнем письме ты писал о том, какие качества больше всего ценишь в людях. А я хочу написать тебе несколько вопросов из понравившейся анкеты и мои на них ответы.

1. Лучшие человеческие качества: острота ума, широта души, простота характера, честность и умение трезво оценивать ситуацию.

2. Моя отличительная черта: умение дружить и быть преданным другу, умение добиваться поставленной цели (в пределах разумного), стремление воспитать в себе лучшие человеческие качества.

3. Цель моей жизни: духовное и физическое развитие, познание природы и человека.

4. Что такое счастье: возможность испытать себя, большая и чистая любовь, всегда оставаться самим собой.

5. Что такое несчастье: движение по наклонной плоскости, недоверие.

6. Какой недостаток я мог бы простить: наивность.

7. Чего бы я никогда не простил: предательство, трусость, высокомерие.

Как мало все-таки надо человеку для счастья! От одних только слов: мещанство, скупость, жадность - хочется бежать и бежать.

Вадик, давай строить свою жизнь так, чтобы жить, а не существовать. Для этого надо пройти и тайгу, и пески, побывать в горах Алтая и Кавказа. И, в конце концов, взглянуть на людей с высоты птичьего полета. И, я уверен, опьянев от этой красоты, которая называется жизнью, мы сумеем во многом разобраться.

Здесь в армии за короткий промежуток времени я многое понял. Пришлось столкнуться с разными людьми. Среди них есть и хорошие, и плохие. Так вот: при любых обстоятельствах нужно оставаться самим собой. Сохранить свои твердые убеждения. Если человек начнет раздваиваться, менять расцветку, как хамелеон - он никогда не приживется в коллективе.

А, вообще, очень мне тут надоело и хочется домой! Хочется жить активной, полной приключений жизнью. Не нам с тобой лежать на диване и мечтать о хороших поступках и подвигах. Наш жизненный принцип - действие! И мы с тобой обязательно себя испытаем и проявим с самой лучшей стороны. У нас будет интересная и насыщенная событиями жизнь. Уже через несколько лет мы со своими семьями будем сидеть в лесу у костра, вокруг будут бегать наши ребятишки, а мы будем играть на гитаре и петь Розенбаума. Рано или поздно это будет. Я в этом не сомневаюсь!

У Юрки будет девочка - веселая и послушная. У тебя, Вадик, будет мальчик. Такой спортивный и благородный. Ведь ты же сам займешься его воспитанием. Помнишь, мы когда-то с тобой мечтали, как будем воспитывать своих детей? И это очень хорошо, что мы уже с этого возраста начинали думать о наших будущих семьях.

Да, прекрасные тогда мы проводили вечера. Помнишь, как за столом во дворе с девчонками лопали арбуз и пили шампанское? Как дурачились! Как мечтали о чем-то возвышенном и чистом! А поездки на мотоцикле! А какие мы сценки ставили на дискотеке! А когда мы ночевали у тебя на кухне и, мечтая о будущих заботливых женах, перебивались чаем и хлебом с колбасой! Вот было здорово!

Ничего, время пролетит быстро. Мы вернемся из армии и снова будем вместе. Самое главное, чтобы у тебя все было хорошо! Береги свое здоровье и помни всегда: твоя радость - это моя радость, твоя печаль - это и моя печаль!

А сейчас мне пора прощаться. Уже полвторого ночи. Очень жду от тебя письма! До свидания, дорогой мой друг! Крепко тебя обнимаю и жму твою мужественную руку. Твой самый любимый друг Серега.

Аня не могла поверить, что эти строки принадлежали Сахно. Письмо писал возвышенный юноша, жаждущий духовной чистоты и стремящийся к совершенству, чувствующий еще неосознанно границу между правильным и неправильным. Какая катастрофическая перемена произошла за эти годы с Сергеем? Какая мистическая метаморфоза уничтожила в человеке все хорошее начало и выплеснула наружу безграничный цинизм? Требования к личности, возносимые им в девятнадцать лет, и презираемые черты характера и поведения в самом нем поменялись местами. Интрига заключалась в том, что если бы Сахно пришлось сейчас ответить на вопросы той самой анкеты, то наверняка эти ответы, если и не полностью совпали, то были бы аналогичны тем - пятнадцатилетней давности. Но что же в таком случае произошло с человеком, если, отвечая одинаково на одни и те же вопросы, он совершенно иначе поступает в собственной жизни. Вадим перечитывал еще и еще забытые строки старого письма, и по каждому абзацу сопоставлял Сергея того с приехавшим сегодня чужим, незнакомым человеком, лживым и беспринципным, но продолжающим считать себя правым и праведным.

Он вспоминал приезд Сергея из армии. Три года тот без отпуска отслужил во флоте и, возвращаясь домой, нашел в себе силы не выйти из автобуса, проезжая через родной город, а приехать в областной центр к Вадиму, потому что в письмах пообещал, что, придя из армии, прежде всего, навестит своего лучшего друга. Как обижались тогда его родители, но для Сахно чистая и преданная дружба в то время была превыше всего.

Весь долгий вечер Вадим с Анной просидели на кухне за бутылкой водки и разговорами. Он вспоминал истории недалекого прошлого - того периода, когда у него еще был такой надежный и верный друг. Он перечитывал его армейские письма, а перед глазами вставали бланки договоров с фальсифицированной подписью. Он смотрел старые слайды около палатки в лесу, а в ушах звенел крик: "Мне друзья не нужны! У меня есть Бог!". И тут же вспоминались ему слова Иисуса: "Не всякий говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного". Вадим вспомнил, что где-то в письменном столе лежит тетрадь, которую он завел незадолго до знакомства с Анной и куда записывал свои размышления, когда в очередной раз остался один на один с собой.

"Никак мама не выходит у меня из головы. Все время в памяти всплывает ее образ - то в болезни, то в здравии и веселье. Из любой фразы, услышанной извне или брошенной самим, из каждого слова, лишь косвенно относящегося к ней, мозг выстраивает сложную цепочку, тянущуюся к ее образу. Вчера по радио в передаче поздравлений резануло слух слово "бабуля". Мне тридцать три, но до сих пор нет своих детей. Не умею я семью ни создавать, ни сохранять. Живу какими-то другими ценностями, иллюзией абсолютной любви. Но если когда-нибудь у меня все же родится сын или дочь, они никогда не смогут произнести этого ласкового слова "бабуля" по отношению к моей маме. Сердце сдавило такой глупой безвозвратностью. Полетели мысли и обрывки воспоминаний о своей бабушке, о маме, о смысле жизни. Любое слово в любой момент может выбить меня из колеи и погрузить в глубокую печаль. То ли восемь месяцев - не срок, то ли моя нервная система настолько оголена из-за всех моих неудач в личной жизни, в которых, впрочем, не виню никого, кроме себя. Слишком требователен и слишком избирателен! Всегда ценил то, что имею наперечет мало друзей, мол - зато они такие проверенные и верные. А ведь и это оказалось ошибочным. Двоих уже потерял по глупости. Все из-за завышенной требовательности к близким людям. Чем роднее и ближе человек - тем выше планка. Родному тяжелее простить, у родного сложнее попросить прощения. Легко откровенничать с чужим - тебе все равно, будет ли он назавтра помнить твои откровения. Но близкий, услышав их, должен страдать вместе с тобой и ничуть не меньше тебя самого, иначе ты поставишь под сомнение его любовь и доброе к тебе расположение. А дальше - стоит только зацепиться, как нахлынут волны прежних обид, о которых до сих пор не было случая поговорить, всколыхнутся в душе старые осадки.

У меня сейчас много новых друзей, к которым я не предъявляю никаких требований. Друзья? Нет, скорее - приятели. Но так легко от этих упрощенных отношений. Не принесут они сегодня мне в больницу ужин - да ради Бога! Но не сделала бы этого Татьяна - моя бывшая жена, в те - лучшие времена, сколько обид залегло бы в душе, сколько возникло претензий. Так где же истина! Там, где любишь в близких себя самого, или там, где воспринимаешь их такими как есть?

Я уже писал, что лежу в больнице. Наверное, иногда нужно получать по голове, чтобы остановить безумную скачку в никуда и оглянуться на себя и свои поступки. Три месяца я в этом городе, но ни один день, прожитый здесь, не сделал меня умнее или добрее. Работа, пьянки, ночные кружения, и вот появилась та старая злость, с которой я старался справиться прошлым летом. Как же все повторяется. Круговорот женщин, разбрасывание денег, пение на караоке, теперь вот еще и драка. Хорошо, что неудачная, иначе быть мне сейчас в тюрьме, а не в больнице. Второй день в травматологии. Отекшая как у хомячка щека, кроваво-красный глаз и, скорее всего, сломанная скула. Завтра будет результат рентгена, поэтому и спешу написать до предполагаемой операции то, что накопилось.

Драку описывать не буду. Да ее и не было. Был один подлый удар, которого я не ждал, поэтому и не увидел. Страха не было ни тогда, ни сейчас. После маминой смерти мне стало все равно, что со мной будет, потому что нет уже того человека, которого мои несчастья волновали больше, чем меня самого. А для себя я никогда не умел, да и не хотел жить.

Странно, мне так легко познакомиться и сблизиться с девушкой любого уровня интеллекта, возраста и положения, но среди всего этого разнообразия лиц я никак не могу встретить ту, которая действительно мне нужна. Год назад я настойчиво искал ее. Теперь уже нет. Просто качусь по инерции. Год назад мне нужно было бы представить ее маме - теперь некому. Год назад мне могло быть стыдно - теперь не перед кем. Ведь одиннадцатого декабря я не только похоронил маму, но пережил равнодушие своего отца, бабушкино склеротическое непонимание случившегося, алкогольную атрофированность дяди, подлость и бездушие родной сестры. Это не то, что многие - это почти все, кто был мне близок, почти все мои родные. Осталось всего три друга - Саша, Андрей и Сахно. Как раз он должен сейчас приехать. Есть ли у меня, что ему сказать? Да многое, в основном о том, как он изменился за последние годы. Вплоть до походки. Она стала нервная, чуть ли не истеричная. За ним почти невозможно угнаться. Это говорит о переменах в его внутреннем мире. Услышит ли он меня? Вряд ли! Скажу ли? Наверное - да! Вдруг больше не представится возможности, а я так не люблю недосказанности.

Назад Дальше