- Вадик, а наркоманы и алкоголики, которые катятся назад к первобытному обществу? - с сарказмом поинтересовалась Наташа.
- Это отмирающие клетки. Как кожа змеи, сбрасываемая периодически. Как эпителиальные ткани. Хотя они тоже являются клетками общего организма. Поймите, баланс должен быть сохранен во всем. Не только в количестве материи, но и в ее качестве. Посмотрите на четкий баланс между добром и злом. Человечеству уже много тысячелетий, и если бы был перевес добра или зла, то общество на сегодняшний день должно было стать идеальным или само себя уничтожить. Но мы видим продолжение всестороннего прогресса и добра и зла. То же самое, тот же прогресс может происходить и в человеческой жизни. А вернее - в переходе от жизни куда-то на следующую ступень. Я понимаю, что все это звучит фантастически, но если вы можете предложить более правдоподобное описание и объяснение бесконечности, то я с удовольствием вас выслушаю.
- Мне кажется, - включилась в разговор Анна, - что когда человек умирает, его душа переходит в других, новых людей или животных. Так происходит бесконечно, и поэтому нельзя сказать, что смерть - это конец всего.
- Но ты ведь не помнишь, кем ты была раньше?
- Нет, конечно!
- А как ты думаешь, до какого уровня у животных есть душа? Или она есть у всех живых организмов и даже у растений?
- Не знаю. У животных, наверное, у всех.
- И у червей с мухами?
- Наверное. Они же живые.
- Здесь, наверное, нужно немного уточнить, - попытался помочь жене Вадим. - Если иметь в виду: душа - как дух, то есть - подразумевая присутствие жизни, то в этом случае, конечно, душой наделены и черви и растения. Если же определять душу - как присутствие интеллекта - следствие работы мозга, то здесь не сложно будет определить границу. Например - собака может скучать, умереть от тоски, видеть сны. В этом случае, конечно, она наделена душой. У мухи мозга нет. У нее есть что-то там, в коробочке, которое дает ей возможность неплохо видеть, но вряд ли муха видит сны. Поэтому переселение души - как интеллекта может происходить только в высокоорганизованные живые существа. Если брать дух - как присутствие жизни, то в этом случае границы живого и неживого сильно размываются. Кто мне скажет, когда человек наделяется душой, с точки зрения религии. Аня, ты знаешь, поэтому молчи! Андрей!
- Я думаю, когда у зародыша появляются ручки, ножки, писюнчик - тогда и душа появляется.
- Белов! - шутливо возмутилась Наташа, - Да что ж у тебя душа все с членом связана? Прямо членистоногий какой-то!
- Наташа, а ты как думаешь, - посмеявшись, продолжил Вадим.
- Вадик, я не знаю!
- Тогда скажите мне, аборт - это убийство?
- Конечно! Ведь оттуда вычищают части тела ребенка! - продолжал Андрей подтрунивать девчонок.
- А на ранней стадии, когда там только непонятный сгусток?
- Конечно, это тоже убийство! - ответила Наташа.
- В том-то и дело, что душой человек наделяется в момент оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом. И как только он пробился внутрь - это уже новый человек. У него уже перемешались хромосомы, и он получил свою наследственность. Уже известен его цвет волос, пол, тембр голоса. И если, делая срыв, мы не распознаем в унитазе человеческих очертаний, то это только потому, что не дали им успеть сформироваться. Но в этот момент мы убили человека, и не просто человека, а своего собственного ребенка. А теперь определим момент смерти. Аня!
- Как сердце перестало биться - так человек и умер.
- Андрей!
- Как в унитаз выплюхнулся!
- Фу! Андрей, перестань! - скривилась Наташа. - Мне и так ужасно вспоминать, сколько я из-за тебя собственных детей убила!
- Смерть - тоже понятие относительное, - продолжал Вадим. - Опять же, если иметь в виду душу, то смерть наступает в момент гибели мозга. Это через пять-семь минут после остановки сердца. То есть душа отлетает в тот момент, когда человек перестает мыслить. Но тело-то продолжает жить! Клетки живут еще очень долгое время. И если назвать эту клеточную жизнь - духом, то ее - такую жизнь, можно сопоставлять с жизнью деревьев и червяков. Но возникает в этом случае одно противоречие. Душой человек наделяется, когда еще не умеет мыслить и даже не имеет чем. А покидает его эта душа сразу после прекращения мыслительного процесса, хотя клетки продолжают жить. Именно тут путаются понятия духа и души. У трехмесячного зародыша нет еще даже инстинкта самосохранения, но мы считаем его человеком и аборт считаем убийством. Умершего десять минут назад взрослого мы можем резать на куски, бить палками, и никто не назовет нас убийцами, разве что - извращенцами. Так вот, я думаю, что в этом случае больше работают не физиологические законы, а нравственные. То есть понятие убийства и смерти вообще обусловлены нашим к ним отношением, нашей моралью.
- А перспективы? - вскрикнул Андрей так громко, что Аня подпрыгнула на стуле. - У мертвого-то уже нет никаких перспектив, а у зародыша еще есть надежда стать убийцей своих будущих детей!
- Да, о перспективах я как-то не подумал. К следующей встрече обязательно подготовлюсь серьезнее.
- Философский словарь и Библию обязательно с собой!
- Обязательно!
- Так, уважаемые коллеги-детоубийцы, - забасил Андрей, - какая бы компания ни собиралась, но всегда наступает момент, что надо выпить! Тем более - физиологическая смерть уже не за горами, а в следующей жизни еще неизвестно - будут ли руки, чтобы налить и будет ли рот, чтобы выпить. Помните, как у Высоцкого: "Но если туп, как дерево - родишься баобабом, и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь!".
- Вадик! - мученическим голосом простонала Наташа. - Какой ты все-таки нудный бываешь! То вы из апельсина вселенную создали, теперь я в червяка должна превратиться.
- Наташа, червяк - это высокоорганизованное и глубоко интеллектуальное существо с тонкой душевной организацией. Тебе же, любовь моя, предстоит стать водорослью, если ты не будешь принимать активного участия в дискуссиях клуба "Акушер-философ", следующей темой которого будет: "Мой конец - это чьето начало".
Все расхохотались. Андрей своим юмором мог любой, даже самый занудный разговор превратить в приятную, непринужденную беседу. Вадиму тоже это нравилось, потому что иногда он с белой завистью смотрел на человека, который так легко прохаживается по жизни, не обременяя себя ни лишними обязательствами, ни тягостными рассуждениями.
В этот момент у Вадима зазвонил мобильный телефон. В трубке он услышал голос квартирной хозяйки. Нетрудно было догадаться, что разговор пойдет не о смысле бытия, а об оплате за квартиру, которую Вадим уже просрочил почти на месяц, хотя должен оплачивать на три месяца вперед. Тон хозяйки был решительным, она коротко предупредила о немедленном погашении задолженности или, в противном случае, они могут начинать вывозить свои вещи. Хотя заплатить все равно придется.
Вадима, уже выпившего, слова хозяйки не очень глубоко тронули в этот момент. Но утром, когда на легкое чувство похмелья наложилась тяжесть долговых обязательств, - вот тут мысли о бесконечности и бессмертии отошли далеко на задний план. Новый день, такой по-весеннему солнечный, принес с собой тяжесть банальной бедности. Он не хотел вставать с кровати, потому что не знал, где искать выход. На сегодняшний день он должен был уже больше трех тысяч гривен, включая оплату за жилье. Почти все эти деньги нужно было срочно возвращать. Теперь он понимал, как много времени потеряно даром, ведь уже несколько месяцев он просто ждет, пока у Саши разрешатся финансовые проблемы и они смогут начать собственное дело. Конечно, он пытался найти работу в этот период, но разве настолько активно, чтобы действительно ее найти? Сдерживала эта ежедневная надежда на скорое открытие своего дела. И так - изо дня в день, от надежды к надежде, и, в конце концов, он погряз в таких долгах, для погашения которых теперь нужно снова у кого-то занимать. Каждый телефонный звонок выводил его из равновесия. И сумма-то была небольшая - что такое шестьсот долларов? Но их не было, и угнетал уже не столько денежный долг, как невозможность выполнить обещания, которые постоянно давал людям, пытаясь отсрочить оплату. Угнетало именно то, что ему приходится выкручиваться, извиняться. Когда он задумывался об этом, то ему становилось смешно, что такая маленькая сумма может так расшатывать нервную систему и ломать нормальную жизнь целой семьи. Потому что его нервозность стала отражаться уже и на личных отношениях с Анной.
Ну что такое шестьсот баксов? Ведь даже у него есть знакомые, которые получают столько в месяц, просто работая на фирмах. Разве это сумма, из-за которой можно себя так изводить? Но реальная жизнь диктует свои условия относительности, и по сравнению с сегодняшней нищетой, когда холодильник пуст, словно его освободили для мытья, а в доме одновременно закончились и сахар, и мыло, и туалетная бумага, эта сумма становится недосягаемой. Ежедневная угроза голода точит, как червь, осознанием своей неполноценности. Вихри противоречивых мнений будоражат разум. Иногда машешь на все рукой, понимая, что это такая мелочь в сравнении со смертью родного человека или с тяжелым недугом, а иногда просто хочется умереть, потому что вся жизнь, когда-то полная надежд и планов - не удалась, и виновен в этом только ты.
Вадиму порой приходила в голову мысль о смерти, но не в смысле реального самоубийства, а в представлении собственных поминок где-нибудь в столовой, когда друзья уже подвыпьют и начнут рассказывать анекдоты. Многие будут говорить, узнав о причине его кончины, что он, не подумав, пошел на такой крайний шаг, ведь если бы они только знали, то, конечно, нашли, собрали бы ему эти деньги. Наверняка Корнеев, услыхав о случившемся, удивился бы, что Вадик не пришел к нему, ведь что такое для Корнеева эта сумма. Да и сами кредиторы в момент захмелевшей скорби говорили бы о своем непременном понимании его проблемы. Но для этого надо было умереть! А Вадим продолжал жить и страдать от собственной несостоятельности. Что такое денежный долг в сравнении с чувством стыда перед людьми, которые тебе доверяли, с чувством стыда перед своей женой, дочкой за то, что, однажды взяв на себя обязательство сделать их счастливыми, теперь вынуждает их уже два месяца питаться соей с гречневой кашей.
Аня еще спала, когда Вадим все же поднялся с постели и поставил на огонь чайник, чтобы заварить кофе. Хотя слово "заварить" не совсем подходило к его легкому завтраку. Купить банку растворимого кофе Вадим не мог позволить себе уже около месяца, но учитывая то, что кофеин спасал его от утренних головных болей, он с вечера покупал два одноразовых пакетика себе и жене.
Включив радио, Вадим попал на выпуск новостей. Ежедневно, с самого начала "оранжевой революции", он внимательно следил за всеми происходящими в стране событиями. Не перестал он интересоваться политикой и после собственного отказа от участия в ней, а вернее, от тщетных попыток принять это участие. Теперь, после своего поражения, Вадим следил за происходящими процессами глазами критика. Но критика объективного. Он не замкнулся в своих обидах и не опустился до уровня скептика, порицающего любой новый шаг только за то, что этот шаг сделан без его участия. Хотя и не осталось в нем того возвышенного патриотизма и духовного подъема, рожденного всенародным единением в противостоянии тоталитарной несправедливости. Вадим иногда перечитывал свои статьи, и строки, пропитанные надеждой и верой, возвращали на какое-то время прежнее чувство одухотворенности всеобщей чистой идеей.
Ни тогда, ни сейчас он не относился к политике и политикам с уважением и доверием, он всегда был уверен, что политик и не может, и не имеет желания говорить правду. Все, что говорится с трибун, все фразы, брошенные в народ - заранее заготовлены и обработаны политтехнологами. Это совершенно не значит, что написанный кем-то текст оратор заучивает наизусть. Он пропитывается заготовленной идеей, как губка, погруженная в ванну с водой. Он - политик - живет подготовленной жизнью, он вживляет в себя нужные политические взгляды. Они перевариваются в его сознании, смешиваются с собственными мыслями и чувствами, и, сформированные в новую идеологию, выливаются на слушателей уже от своего имени. Возможно, что человек, принесший себя в жертву большой политике, растворившись в общепринятой манере мыслить - сам не понимает, не замечает такой своей трансформации.
Вадим, разобравшись в этих процессах, не пытался осуждать ни старое, ни новое правительство за растворенность его лидеров в партийных идеологиях, но он никак не мог смириться с утерей нравственных основ в процессе перевоплощения человека в государственного служащего. Теперь, после полученной недавно революционной встряски, у него словно очистился взор, и вместе с этим, обострились требования. Он слушал слова, продолжающие звучать с больших трибун, но слышал подтекст, усматривал причину произнесения именно этих слов. Ложь, завуалированная в демократические призывы, стала яснее видима, стала больнее для прозревшей души. Конечно, новая власть стремилась, искренне стремилась изменить сложившийся в стране порядок, но никто не собирался делать это бескорыстно. Каждый новый шаг, каждый поступок имел несколько мотивов, кроме того, который объявлялся во всеуслышание. И за всем этим чувствовался запах больших денег.
Вадим следил за новостями и иногда записывал на листке бумаги те моменты, которые шли вразрез с обещаниями, питающими недавние революционные настроения. Так, он удивленно отмечал неожиданно появившееся стремление нового президента во что бы то ни стало вступить в Евросоюз. Совсем недавно, когда из его уст звучали призывы с трибуны Майдана к своему народу, не было произнесено ни одного слова об этом неудержном сегодняшнем желании. И Вадим объяснял это перевоплощение необходимостью на тот момент не афишировать свои настоящие планы, потому что идея евроинтеграции могла понравится не каждому, что привело бы к потере определенного числа электората. Зато теперь, когда победа одержана, можно приоткрыть настоящие планы, вынашиваемые и обговоренные в узком кругу задолго до начала недавнего противостояния. Но только приоткрыть!
Два противоречивых мнения возникало у Вадима в отношении необходимости вхождения Украины в Европейское содружество. С одной стороны, он, несомненно, приветствовал устранение границ и объединение народов, потому что это говорило о моральной зрелости европейцев, о готовности идти друг другу навстречу и желании разделять радости и проблемы. Это здоровое стремление к миру и взаимопониманию в здоровом, духовно богатом обществе. Но Вадим категорически не мог согласиться с готовностью его народа присоединиться к этим развитым государствам. И причина была не только в экономической несостоятельности страны, хотя и этой причины было бы достаточно, чтобы отказаться от возникшего желания. Ведь, присоединившись к развитым, мощным государствам, открыв границы, новый участник союза автоматически принимает их экономические законы и самое главное - уравнивает с ними цены, что для основной массы народа станет губительным. Вадим посчитал, что за электричество в месяц его семья платит сегодня три евро. За газ в период отопления - двенадцать, за воду - меньше одного. Если бы европейцы услышали о таких смешных ценах, то наверняка вся Европа захотела бы интегрироваться в Украину. Любой экономический аспект, который Вадим начинал рассматривать, говорил о том, что его народ еще совершенно не готов к подобным переменам.
Эта новая внешняя политика напоминала ему искусственно созданный когда-то социалистический строй. При сегодняшней спешке нового правительства возникала та же неестественность экономического перехода. Объединяться с более сильными странами можно только в том случае, если твое государство самостоятельно, естественным путем подтянуло свою экономику до их уровня. Это принцип сообщающихся сосудов, примененный к экономике. Только в случае уравнения двух экономических состояний возможно будет избежать кризисной волны. Для слабого государства страшны не высокие цены, которые неизбежно поднимутся до европейских, а низкие зарплаты, которые никто не сможет поднять до нужного уровня без подготовленной для этого экономической базы.
И это только одна сторона медали. Другая причина слишком раннего разговора об объединении скрыта во внутреннем, духовном мире несчастного народа. Если этот народ рассматривать с высоты правительственных кабинетов, то проблема упадка нравственности не видна. Это - точно рассматривать государство на политической карте мира. На ней видны четкие границы, деление на области и районы, выход к морю и расположение столицы, но никогда на карте не увидишь экономического кризиса, не разглядишь морального обнищания. А вот если войти в народ, если постоять с ним за стойкой пивного бара где-нибудь в районном центре, заглянуть в дом пьющего тракториста, который спит не раздеваясь, потому что утром опять на работу, поболтать в компании поднявшихся на поверхность шахтеров, то можно засомневаться - а готова ли объединенная Европа принять весь этот духовный груз, пропитанный бездуховностью. Вадим, живущий среди этого народа, при мысли об упразднении границ, начинал жалеть мировую общественность. Ведь среди развитых государств просто невозможно отыскать еще одно, где уровень этических требований был бы опущен так низко. Он начинал перечислять недостатки родного общества и поражался их масштабности. Где еще мог возникнуть подобный прецедент, когда возможность управлять государством получил человек, несколько раз отсидевший в тюрьме, в то время, как в этом же государстве, имея судимость, невозможно устроиться работать ни в один правоохранительный орган. В той же Америке президента готовы были изгнать только за то, что он посмел изменить своей жене. Где еще возможно, чтобы бывший солдат, воевавший в Афганистане и стрелявший в людей, стал священником православной церкви? Для народа какой страны развитые государства могут ограничивать выдачу въездных виз женщинам до сорока лет, удивившим весь мир до смешного низкой ценой за свои тела.
Вращая этот калейдоскоп греховности, Вадим поражался все новым и новым возникающим в нем картинам. Использованные шприцы и презервативы, валяющиеся под заборами во дворах центральных улиц города. Дети, прячущиеся под кровать, когда пьяный отец возвращается с работы. Бродяги, в центре города отлавливающие на ужин собак и выворачивающие на асфальт все содержимое мусорных контейнеров. Шахтеры, которые, напиваясь после смены, валяются на автобусных остановках с мокрыми штанами. Подростки, разбивающие надгробные памятники ради самого зрелища падения гранитной плиты. Работники дорожной милиции, сдающие начальнику ежедневный план от полученных взяток. Бизнесмены, убивающие конкурентов. Политики, убивающие журналистов. Начальники, не выплачивающие зарплат. Продавцы, высверливающие отверстия в гирях. Наперсточники, становящиеся губернаторами. Врачи, продающие больничные листы. И еще, и еще, и еще! Нет, Европа вряд ли готова принять такой груз. А новое правительство вполне готово им поделиться.