Да что он делает? - подумал побледневший господин Марио. - Он, наверное, шизофреник. Наверное, все мозги пропил.
Псих тем временем подошел к нему и смотрел на него своими безумными шарами.
В комнате стола мертвая тишина.
"Шеф. Вот она. Но я же тебя знаю. Я тебе ее отдам, а ты мне выстрелишь в спину".
"Парень. Спокойно. Никто не собирается тебя обижать", - смог ответить господин Марио.
Ненормальный протянул ему пакет, и он собирался взять его (не надо спорить с сумасшедшими), когда тот акробатическим жестом выхватил пакет, засунул обратно в рюкзак и рванул назад в комнату Кристиана, закрыв за собой дверь и крича:
"Чертовы ублюдки! Вы никогда не получите моей травы!"
Один!
82. НАВОЗНИК
"Хватит! Успокойтесь вы оба. Пожмите друг другу руки!"
Рыло после неоднократных попыток и нескольких полученных тумаков наконец удалось растащить их.
Теперь они стояли в разных концах комнаты и злобно глядели друг на друга. У Серьги был подбит глаз, порван пиджак и ссадина на руке. Навозник дышал, как бык-астматик. У него была расцарапана щека, а рукой он поддерживал разорванные штаны.
"Нет. Он козел. Он все нам испортил… все испортил… Я ему никогда не прощу", - говорил Серьга с комком в горле.
"Он псих! Я ему рыло начищу…" - бормотал себе под нос Навозник.
"Ну все! Быстро помиритесь и поздравьте друг друга с Новым годом!" - сказал Рыло, глядя на часы.
Они осторожно, как два пса, обходили друг друга.
"Хватит! Уже полночь. Пожмите руки".
Навозник послушно протянул руку. Серьга протянул руку без всякого желания.
И всю комнату сотряс страшный грохот.
Ноль!
НАСТУПАЕТ НОВЫЙ ГОД!
83. КРИСТИАН КАРУЧЧИ
Кристиан спокойно надевал пальто и шарф и готовился предстать перед матерью и гостями, когда в комнату влетел Рыбий Скелет с воплем:
"Кристиан! Кристиан! Нам хана! Нас нашли! Нас нашли! Полиция! Надо отделаться от травы!"
Он бегал по комнате. Метался в панике.
"Надо сматываться…"
Наверное, это очередная галлюцинация.
Настоящий Рыбий Скелет ждал его снаружи. Галлюцинация была не такая яркая и интересная, как викинги или пистолет, но гораздо более реалистичная. Этот Рыбий Скелет вопил как одержимый и, вцепившись в шкаф, толкал его к двери.
"Что ты делаешь?"
"Сюда! Сюда!" - сказал тот, крепко схватив его за запястье. Кристиан слышал, как его мать и остальные кричали и толкали дверь с той стороны шкафа.
"Откройте! Откройте! Кристиан, открой! Что происходит?"
Рыбий Скелет уволок его в котельную, хотя Кристиан и сопротивлялся.
"Отпусти! Отпусти меня, пожалуйста. Мать хочет войти…"
"Нет, это не твоя мать. Слушай! Слушай меня внимательно! Это парни из "Полиции Майами". Им нужна трава. Они прекрасно умеют изображать голос твоей матери. Сюда".
Рыбий Скелет, запыхавшись, подбежал к старому котлу. Открыл дрожащими руками дверцу топки.
Яркий огонь осветил темную комнату. Обернулся к Кристиану. И на лице его была гримаса безумия. Он дрожал. Подмигивал. Пускал слюни. Улыбался.
"Что ты хочешь сделать?" - пролепетал Кристиан, поняв, что происходящее с ним - не галлюцинация.
Все было по-настоящему. Совершенно по-настоящему.
"Избавиться от улик".
"Подожди! Подож…" - заорал Кристиан и бросился на него.
Но Рыбий Скелет оказался проворнее: одним движением он швырнул рюкзак в топку. У Кристиана перехватило дыхание. Он даже не попытался выскочить наружу. Убежать.
Было поздно. Слишком поздно. Уже бесполезно. Он сказал только:
"Там динамит, твою мать".
Другого Нового года ни для Массимо Рыбьего Скелета Руссо, ни для Кристиана Каруччи больше не будет.
Ровно в полночь корпус "Капри" взорвался.
84
Все стекла вылетели, дождь стеклянных осколков обрушился на парковку, на несколько высаженных сосен, на спуски и старую ржавую карусель на детской площадке, на улицу Кассия, на корпус "Понца" и соседние дома. Взрывная волна отбросила на много метров стоявшие на парковке машины. Будка сторожа приземлилась по другую сторону улицы. Новогодняя елка загорелась. Стеклянные шарики полопались от жара. Карликовые пальмы в огромных горшках разбило о стену, ограждавшую жилой комплекс.
И начался пожар.
Который быстро распространился. От подвала до пентхауса. По лестничным пролетам и шахте лифта. Адское пламя, врывавшееся в квартиры, пожиравшее свои жертвы и выплевывавшее алые языки из розеток.
Огонь прошел по старым подземным газовым трубам, связывавшим корпуса "Капри" и "Понца", как сиамских близнецов.
В пятьдесят секунд первого взорвался и корпус "Понца".
Взрыв был гораздо мощнее, потому что в подвале находились резервуары с газом.
Крыша вылетела, как пробка из шампанского, осыпав парковку, и улицу Кассия, и всю прилегающую территорию коричневой черепицей и кирпичами.
Гриб с огромной шляпой из огня, и дыма, и пыли поднялся над улицей Кассия, раздувшись от сгоревшего газа.
Огни фейерверков, расцвечивавшие римское небо, словно кометы и падающие звезды, сразу показались мелкими, блеклыми и скромными на фоне этого адского монстра, окрашивавшего в красный и черный набухшие дождевые тучи.
Уродливый гигант в мире фейерверков-карликов.
Его было видно везде в городе.
Отовсюду.
В Париоли. В Прати. В Трастевере. В Сан-Джовании. А взрыв было слышно еще дальше, в самых отдаленных пригородах, за окружной дорогой, в замках, кольцом окружающих Рим.
И римляне, отмечавшие Новый год в своих квартирах, на балконах, в машинах, стоявших на набережных, раскрыли рты от изумления. Потом они зааплодировали, все, громче и громче, засвистели, принялись танцевать, обниматься, счастливые, с шумом открывать шампанское при виде пиротехнического монстра.
Говорили, что этот фейерверк - сюрприз, устроенный мэром.
Прав был Рыбий Скелет, когда говорил:
"Хочу устроить взрыв, который запомнится на долгие годы. Такой взрыв, что на его фоне эти придурки со своими фейерверками будут иметь убогий вид".
86. 03:20
Наконец на город хлынул огромный ливень и прекратил праздник. Даже самые стойкие, бывшие еще на улицах, вынуждены были вернуться домой.
Кто-то - утомленный, радуясь возможности лечь в постель. Кто-то - нет.
Непокорное пламя было подавлено этим беспощадным ливнем.
87. 06:52
В шесть пятьдесят две на развалины падал непрерывный, мелкий, неощутимый дождь. Было холодно и безветренно. Небо было покрыто непрерывной пеленой облаков, соседняя долина спряталась в тумане, сами здания и дым образовывали единый серый массив. Стоял удушающий запах гари, к небу поднимался дым от пластика, бензина и соснового дерева.
Кое-где еще дотлевали небольшие очаги огня, и низкие струи дыма окутывали то, что осталось от обоих домов.
Кассия была перекрыта. Поставили заграждения, чтобы не допускать любопытных и машины. Перед жилым комплексом на двести метров не было асфальта. Его снесло взрывом. Дымящиеся изуродованные корпуса машин валялись посреди дороги. Обугленные скелеты сосен окружали остатки стены. Огромная вывеска клуба "Вурдалак" расплавилась и стекла на почерневшую дискотеку. От жары водопроводные трубы лопнули, и появилось озеро, по которому плавали спасательные средства, разбрызгивая воду, как моторные лодки.
Машины скорой помощи, пожарных, полиции были беспорядочно припаркованы у входа в жилой комплекс. Команды пожарных в оранжевой форме работали молча на грудах обломков, искали выживших. Раздавался шум электропил. Стук кирками о цемент.
"Вот один! Он здесь, внизу! Помогите мне!" - сказал вдруг один пожарник, пытавшийся поднять тяжелый обломок. Голову его прикрывал капюшон, на который капал дождь. Он наклонился и увидел, что это покойник.
"Труп! Голова расколота пополам. Позовите врачей…" - крикнул он, отбросив обломок в сторону и уперев руки в бока.
Напрасный труд.
Пока что находили только мертвых.
И надежда обнаружить живых были невелика. Взрыв был слишком сильным.
Пожарный при помощи двух своих товарищей взял тело за руки и вытащил из-под обломков.
Женщина.
Одетая в длинное вечернее платье красного цвета, прожженное во многих местах. Пожилая. Крупные перстни на пальцах, а на запястьях - тяжелые золотые браслеты и часы, которые еще ходили. То немногое, что осталось от головы, было совершенно обуглено.
88. ФИЛОМЕНА БЕЛЬПЕДИО
Она видела все.
Полицейских, которые выломали дверь и вошли в ее квартиру. Вездесущих соседей на лестнице. Свое тело на диване. Врача, который поднимал ее упавшую на грудь голову и кивал головой. Да, она умерла. Видела, как ее, белую и окоченевшую, уложили в черный пластиковый мешок.
И мессу.
"Одиночество может привести к крайним и непоправимым поступкам. Долг Церкви - понять. Помолимся! Помолимся о душе Филомены, доброй женщины…" - сказал священник.
Ее сын, муж и новая жена мужа стояли с влажными глазами.
Потом отец и сын обнялись и заплакали.
Видишь, они любили тебя.
И она видела, как четыре знакомых кота шли за катафалком, где она лежала. Видела "Верано". Могилу. Землю.
И наконец темноту…
Когда закончилась темнота? - спросила себя Филомена.
Был свет. Слабый. Но он был.
Слабый тусклый свет просачивался через обломки, которыми она была засыпана.
Обломки? Обломки чего?
Не знаю. Богом клянусь, не знаю! И не хочу знать.
Она лежала вниз головой, к которой прилила кровь, она была перевернута, и в этой странной позиции вся тяжесть легла на шею.
Большой жесткий обломок давил ей на спину и мешал двигаться, поворачиваться. Поэтому она по-прежнему лежала неподвижно в неудобном положении.
Она не чувствовала ног. Нет, не так: она чувствовала внутри миллион муравьев. Она пошевелила рукой, раздвинула куски штукатурки и ударила себя по бедру.
Ничего.
Все равно, как если ударить по чужой ноге. По ноге трупа.
У меня сломаны ноги!
Она попробовала отрешиться от плохого и поразмыслить.
Ты не умерла. Тебе не удалось покончить с собой. Ты жива! Жива!
Далеко, за пределами этой могилы из кирпичей, дерева и цемента, окружавшей ее, она слышала глухой вой сирен, шум электропил.
Должно быть, сейчас день.
Она была вся мокрая, и ей было холодно.
Тебе не удалось даже покончить с собой! Ты ни на что не способна, даже убить себя не можешь! Поздравляю.
Шея болела. Филомена чувствовала, что мышцы натянуты, как корабельные швартовы.
Сейчас я закричу. Позову на помощь.
Но этого она не сделала. Попробовала пошевелить пальцами ног.
Они шевелятся! Они шевелятся!
Обломок под спиной бесил ее. Когда она шевелилась, он врезался прямо в тело. Нужно менять положение.
Я приняла столько снотворного… Почему же я не умерла?
Потому что твоя госпожа, та, которая держит нити твоей жизни, не захотела этого.
Твоя единственная госпожа.
Непруха.
Она ухватилась за обломок обеими руками и толкала его. Он не двигался ни на сантиметр. Возможно, она толкала не с той стороны. Нужно нажать ниже, спиной. Толкать, несмотря на саднившую рану.
Давай, старушка! Вдохни поглубже и толкай. Пошли к черту боль.
Так она и поступила, и обломок поддался с одного толчка.
Сверху на нее посыпался дождь из штукатурки и кирпичей. На голову. На раненую спину. Так она и лежала. Во рту земля.
Давай, старушка, ты же видишь, что ты и теперь не умерла? Выбирайся из этой дыры.
Подвигала одной ногой. Затем другой.
А они не сломаны. Они просто спят!
Она стала рыть руками. Как обезумевший сенбернар. Ломая ногти, раня руки. Сдвинула вбок широкий деревянный стол и увидела над собой серое небо.
Дождь намочил ее лицо. Мгновение она лежала неподвижно. С закрытыми глазами. Позволяя холодному дождю умыть себя.
Она не умерла.
Чего ты ждешь? Что придет ночь?
Крича от боли, она согнулась и вытащила себя наружу, хватаясь за цементные обломки.
И вылезла наверх. Как гриб.
Огляделась.
Ничего не понимая.
Потом узнала сосны, те, что росли перед ее балконом, почерневшие. Увидела улицу Кассия и дома напротив.
Только ее дома больше не было, как и соседнего. Стерты с лица земли. Вместо них - груды дымящихся руин.
Наверное, тут был взрыв.
Она с трудом поднялась на ноги.
Ночная рубашка была вся изорвана. Шея болела, стоило только чуть-чуть повернуть голову. Руки были изувечены, рана на спине пульсировала, но Филомена чувствовала себя хорошо.
Что ты собираешься делать? Посмотри вокруг? Быстро сматывайся!
Она двинулась на четвереньках, опираясь на горы обломков. Команды пожарных вели поиск среди камней. Работал экскаватор. Стояли машины скорой помощи с голубыми огнями. И в стороне, на том, что осталось от парковки, лежал ряд трупов. С десяток. Обугленные. Неузнаваемые. Обгорелые тела в красивых нарядах.
Все умерли! Все, кто был! Я одна выжила.
Она была уверена в этом.
Ее никто не заметил.
Никто не обратил внимания на эту толстую и некрасивую женщину в ночной рубашке с прилипшими к голове волосами, которая ползла на четвереньках по грудам развалин.
Она проползла по руинам, как бесплотный ДУХ.
И возможно, она им и была.
Все были слишком заняты раскопками.
Нетвердым шагом она миновала искореженные остатки ограды жилого комплекса "Острова" и пошла босиком, под дождем, по улице Кассия.
Куда она шла?
Жить дальше.
Уважение
Вылезаем, как начинает смеркаться.
Двигаем развлекаться. Отрываться.
Мы-то умеем развлечься. Вытащить на свет лучшее.
Влезаем в машину и решаем поехать потрястись. Поколбаситься. Смеемся и останавливаемся у придорожного бара выпить пива.
Сегодня особенный вечер, это мы все замечаем. Высовываемся в окна и вдыхаем воздух, который бьет в лицо на скорости 180. Мы едем, мы - банда выродков. Мы - быки. Только еще больше. Или гиены. Только более голодные. Просто чертовски голодные. Как же мы изголодались. Изголодались по хорошей, классной мохнатке.
Въезжаем на парковку, там места ни хрена нет. Как всегда в субботу вечером. Оставляем нашу тачку в третьем ряду, и все тут же гудят, придурки. Мы ждем спокойненько и видим, что наша тачка им мешает. Не проехать никак. А нас от этого прет. Нам нравится. Мы бросаем вызов. Скажите нам хоть слово. Валяйте. Мы яйца вам поотрываем.
Мы тут, и позасритесь все.
Стоим, прислонившись к капоту нашей тачки, как сволочи.
У вас проблемы?
Если вы считаете нас хамами, то только покажите это.
Пришло ваше время. Время пожаловаться.
Но вы не высовываетесь. Почему?
Струсили.
Входим на дискотеку плечом к плечу.
Ну и народу тут. Куча тупых придурков.
На нас джинсы "Коттон Белт" и "Юниформ", а на ногах - армейские ботинки или обувь от "Доктора Мартенса". Рубашки в полоску или с рисунком. Волосы длинные, зачесанные назад. Короткие на висках.
У нас серьги. В ухе. В носу. В бровях.
Идем танцевать. Нам нравится техно. Мы от него тащимся.
Эта музыка поднимается от самой задницы, пробивает кишки и разливается внутри. Чтобы слышать друг друга, мы орем. Чтобы слышать друг друга, надо вопить.
От зеленого света наши глаза становятся желтыми и на плечах видно перхоть. На рубашках. Все толкаются, и мы тогда образуем круг, оставив в середине пустое место. Расталкиваем всех спинами, и нас не колышет, что им не по кайфу.
На полу кафель меняет цвет.
Красный, и зеленый, и синий.
И вдруг, а мы уже довольно долго колбасимся, видим трех милашек, которые танцуют в сторонке. Они нам улыбаются. Мы тогда размыкаем круг и впускаем их в середину. Теперь у них побольше места для танцев. Мы их окружаем. Конечно, они нам улыбаются, им нравится. Боже, как сегодня орет музыка. А они ничего, в мини-юбках, ботинках и светящихся топиках. Потом свет начинает мерцать, и они исчезают и появляются тысячу раз в секунду. Это телки с большими сиськами, и у нас встает. Мы чувствуем, как в трусах набухает, наполняется кровью, и мозги прочищаются, а мысли становятся об одном. Это кайф, от которого в голове мало, а в штанах - много.
Одна говорит, что ее зовут Аманда, смеется, по-всякому привлекает внимание. Не знает, что давно уже наше внимание обращено только на их убогий выпендреж. Идем пить, они нам толкуют про какую-то группу, которой мы не знаем, но какая разница. В такой толпе не важно, о чем трепаться. Они - курочки, которым нравится, что мы за ними ухаживаем. Болтаем. Возвращаемся танцевать.
Выползаем с дискотеки под утро. Курочки идут за нами. Втроем.
Аманда.
Мария.
Паола.
Нам по кайфу опять влезть в машину. По кайфу врубить музыку на полную. Чувствовать, что наша зверская ночка удалась. Что нам все по фигу. Все классно. Что мы отрывались еще одну ночь. Что все очень классно. И нам нравится, что шлюшки едут за нами на своем "фиате-уно" цвета металлик, и мы ржем и думаем, что они просто бляди, которым только бы дать. И говорим, что это просто невозможно, что бабы всегда готовы. И что они делают вид, что им все равно, а на самом деле только об этом и думают.
Проезжаем через деревню. Еще пару местечек.
Приезжаем к морю.
Оставляем тачку на пустой парковке и идем по дюнам, где дует ветер. Ветер несет песок. Аманда и Паола навеселе, они начинают носиться и петь Эроса. А Мария блюет у кабинки. Согнулась и держится рукой за кабинку.
Полупереваренная еда и джин-тоник.
Мы вдыхаем воздух, он пахнет водорослями, и морем, и ветром, и блевотиной, и кислым запахом их влагалищ.
Нам больше не хочется ждать. Все уже вполне очевидно. Мы хотим их, а они хотят нас. Им надо только выкинуть из башки всю ту фигню, которую им туда вбили родители, и школа, и все вокруг. Им этого хочется больше, чем нам, но им нужно преодолеть барьер.
Аманда бежит за дюну, и один из нас бежит за ней. Мы идем к Паоле и говорим ей, твоя подружка Аманда скрылась за дюной с одним из наших. Она смеется. Говорит, что, по ее мнению, Аманда чокнутая. Говорит нам, что та весь вечер выпендривалась перед Энрико. Мы с ней согласны. Мы расслабляемся. Ржем. Спрашиваем ее, как она думает, что эти двое там делают, за дюной. Она улыбается и говорит, что мы только о плохом и думаем. Только об этом и думаем. А они пошли цветочки в дюнах собирать, и оттуда рассвет видно.
Мария очухалась и идет шатаясь, как зомби. Мария нажралась. Не надо пить, если плохо переносишь алкоголь, говорит Паола.
Мы окружаем их и садимся на землю.
Мария хочет купаться. Ты не можешь в таком состоянии. Тебе будет плохо, говорит ей Паола. Конечно, ты можешь искупаться, говорим мы. А ты с чего взяла, что она не может купаться, говорим мы ей. А?! С чего ты это взяла?
Мария снимает куртку и свитер.