10. ЭНЦО ДИ ДЖИРОЛАМО 20:18
Энцо ди Джироламо, парень Джулии Джованнини, оставил свой синий "джип-чероки" на стоянке у дома и задумчиво, не спеша побрел через засаженный деревьями двор, разделявший корпуса "Понца" и "Капри".
Он был доволен.
Жизнь пошла в гору.
Он успешный менеджер. У него все на месте.
Сегодня утром он наконец дописал очень важный документ. Уникальный. Доклад о состоянии и развитии мелкого и среднего бизнеса в нижней Чочаре. Он над ним работал полгода. Доклад, который точно в новом году выдвинет его на первые места в Институте промышленной реконструкции.
А еще он нравится женщинам.
Нравится Джулии, нравится Деборе.
Должно быть, оттого, что он так держится - спокойно и уверенно, женщины на него просто вешаются.
Кто знает. Нравится - и все.
Он подумал о том, не влюбился ли в Дебору.
Он уже скучал по ней. После такого пылкого свидания ему стало гораздо лучше. Теперь ему хватит пороху на всю вечеринку, на весь праздник, включая и секс с Джулией.
А вот теперь пришло время немного задуматься. Обо всех этих женщинах. И прежде всего - о ближайших личных планах.
Надо ли ему поговорить с Джулией?
Сказать, что не хочет больше быть с ней. Сказать, что у него роман с ее лучшей подругой. Честно?
Никогда.
Этого он не скажет никогда.
У него есть всего две возможности.
Дотошный экономист, он тщательно обдумал оба варианта.
Вариант А: бросить Джулию.
Будет ссора на целую ночь. Она закатит дикую сцену. Может даже влепить тебе пару пощечин. Она же так старается меня привязать (каждый раз, когда мы занимаемся любовью, непрерывно бормочет мне в ухо: люблютебя, люблютебя… а мне не нравится!). Не надо уходить из такого удобного дома. Нужно подстроиться. Если ты смотаешь удочки, соберешь чемодан и уйдешь к Дебби (а ты уверен, что она тебя примет?) в ее темную однокомнатную квартиру в Трастевере, все друзья Джулии будут считать тебя сволочью, придется искать новых знакомых (где ж их взять!), утешать Дебби, которая будет чувствовать себя погано, потому что увела парня у лучшей подруги, придется сменить номер телефона, а главное, больше не заниматься сексом между грудями…
Вариант Б: не бросать Джулию.
По-прежнему будешь встречаться с двумя, со всеми вытекающими последствиями. Выслушивать от Деборы, что ты тряпка, опасаться, что Джулия узнает, трахать двоих вместо одной (это плохо или хорошо?)…
Почему его влекло к Деборе?
Она не такая красивая, как Джулия, не такая яркая, не такая открытая. Худющая. Готовить не умеет, денег у нее меньше, чем у Джулии, и эти отвратительные коты, и все же… У Энцо никогда еще не было такой женщины. По-настоящему умной.
Она сценарист.
Женщина, которая говорит о проблемах посерьезнее, чем целлюлит и обвисающая кожа, цвета кухонных полок. Женщина, которая знает, кто такие Герман Гессе и Милан Кундера.
Он открыл стеклянную входную дверь, сел в лифт.
А Джулия-то чем ему не подходит?
Она ничего не знает. Совершенно необразованная. Хорошо, если она прочитала романа три. Эту Тамаро и "Город радости". И потом, она вульгарная. Дикторша с небольшого телеканала. С огромными сиськами. С крашеными волосами. И с губищами.
Думая об этом, он открыл дверь квартиры и даже не почувствовал запах горевшего спирта. Снял пальто, повесил его и прошел на кухню. В руке он все еще держал портфель.
Джулия выкладывала кусочки копченой лососины на длинное блюдо из Вьетри.
"Ну, вот наконец-то и я, любовь моя…" - сказал он и поцеловал ее в шею, прихватив с блюда кусочек лосося, который тут же отправил в рот.
"Что ты делал?" - спросила Джулия, прикрывая пустое место на блюде новым кусочком рыбы.
"Я задержался. Но зато дописал годовой отчет для Института. Такая запарка, ты не представляешь… Но это очень важно… Если это не сделаю я… Подожди, сейчас оставлю портфель в комнате и помогу тебе…" - ответил он, жуя рыбу, и смылся в гостиную.
"Не беспокойся, отдохни. Скоро гости придут. Может, хочешь выпить чего-нибудь, милый?" - прокричала она.
"Да, спасибо, моя сладкая. Белого".
Нет, ты видел, как она вырядилась? - ужаснулся Энцо, углубляясь в свои мысли. Кошмарное платье, совсем открытое спереди. Ужас. Все, с меня хватит! Я ей сегодня это скажу. После праздника. И будь что будет. Больше не могу жить с ней.
И все.
Наступает Новый год!
11. ДЖУЛИЯ ДЖОВАННИНИ 20:25
Когда вернулся Энцо, Джулия выкладывала лососину на праздничное блюдо. Он увидела его, с портфелем в руке и развязанным галстуком, с сияющими глазками доброго щенка, совершенно замученного работой, и возненавидела окончательно и бесповоротно.
В ее сердце не осталось места ни для чего, кроме ненависти.
Она отдала этому мужчине все, что у нее было, - любовь и дом, - доверилась ему, а он всем этим подтерся.
А вчера вечером этот сукин сын уговорил сделать ему минет и проглотить, и она сделала, хотя ей было так противно. Только из любви она проглотила его поганые сперматозоиды.
Гадость!
Она сплюнула в раковину.
Да кем он себя считает, этот подлец…
Годовой отчет для Института. Целый день на работе. Если я это не сделаю.
Да катись ты, лжец! Дерьмо поганое.
"Не беспокойся, отдохни. Скоро гости придут. Может, хочешь выпить чего-нибудь, милый?" - спросила Джулия, пытаясь говорить самым обычным тоном.
"Да, спасибо, моя сладкая. Белого", - ответил он.
С кривой усмешкой она достала из холодильника бутылку и наполнила его стакан. Потом вытащила из ящика прозрачный пакетик.
Гутталакс.
И, злобно посмеиваясь, высыпала половину в стакан.
12. РОБЕРТА ПАЛЬМЬЕРИ 20:28
Роберту Пальмьери вся предновогодняя суматоха оставляла совершенно равнодушной.
Она жила на втором этаже корпуса "Понца".
Она медитировала. Голая. В позе лотоса. Сбрасывала стресс. Освобождала дух.
И ждала гостей.
"Это просто очередная глупая социальная условность. Очередная выдумка тупого потребительского общества. Наплевать на Рождество, на Крещение и даже на Новый год. Условности. Все условности. Покой и радость находятся в самых дальних тайниках нашей души. Там всегда праздник, нужно только найти дверь и войти туда" - так она сказала несколько дней назад Давиде Раццини на собрании по тантрической медитации, организованном обществом "Друзья Плеяд".
Она почувствовала к этому парню нечто, что сама обозначила как эмпатию, слияние, и в итоге пригласила его тридцать первого к себе. "Не знаю, получится ли… Понимаешь, у нас праздничный ужин… Семья, все такое…" - растерялся Давиде.
"Ну же! Приходи! Я чувствую к тебе сильное влечение. Мы можем заняться сексом. Объединить наши сущности. Я была на стажировке в Калифорнии у Учителя Равальди и научилась технике достижения четырех космических оргазмов: водного, огненного, воздушного и земного".
Давиде тут же согласился.
Роберта закончила медитацию, завернулась в индонезийский платок и принялась готовить ужин из козьего молока, огурцов и брынзы. Из магнитофона неслись вопли, похожие на крик новорожденного.
Это были крики касаток с Аляски, наложенные на вой ветра русской степи.
Она поставила две глиняные чашки посреди маленького столика из черного дерева и зажгла две огромные марокканские свечи.
Все было готово.
Она чувствовала, что расслабилась и что ее карма в полном порядке.
Не было только Давиде.
13. ТЬЕРРИ МАРШАН 20:45
Тьерри Маршан сидел на небольшой сцене VIP-зала клуба "Вурдалак".
Сильно пьяный.
Его одели с головы до ног. Теперь на нем был фрак с голубыми блестками, на голове - маленький цилиндр из красной бумаги, державшийся на резинке. В руках он сжимал Регину, свою арфу. Перед ним стояло около двадцати накрытых столиков со свечами в центре. Стены были украшены гирляндами из цветной бумаги. Публика, заплатившая за вход, тоже в цилиндрах, орала, свистела в свистки, разбрасывала конфетти. Официанты в форме из кашемира, с вытканным рисунком, уже предлагали закуски.
Устрицы, зелень, тертый сыр.
Тьерри слышал весь этот отдаленный шум.
Звон посуды. Разговоры. Слишком громкий смех.
Все это было где-то за стеной, выстроенной алкоголем.
Я как тропическая рыба в аквариуме.
Он замечал взгляды, направленные на него издалека, и идиотская ответная улыбка не сходила с его губ.
Однако в сердце у него воцарилась русская зима, а в горле стоял ком.
Так погано он не чувствовал себя уже очень давно.
Вот до чего я докатился! Одет как клоун. Я, великий бретонский музыкант. Один как перст в этом паршивом месте. Ни друзей, никого…
Он принялся поглаживать арфу.
Он чувствовал, что дошел до предела.
Эта поездка в Италию стала настоящей катастрофой.
Он вместе с женой и трехлетней дочкой приехал сюда в июне из Буникса, местечка в Бретани. Все трое в одном кемпере. Они собирались проехать по Италии, заработать денег игрой на арфе, а потом отправиться в Индию и остаться там. Его жена, симпатичная двадцатишестилетняя блондинка, была хорошей матерью, а он считал себя неплохим отцом.
Сначала все шло нормально.
Тьерри играл фолк в небольших клубах, Аннетт занималась крошкой Дафной, а деньги, предназначенные для поездки в Индию, складывались в коробку из-под мармелада, которую прятали прямо в моторе.
Потом Тьерри снова запил. По вечерам, после концертов, он спускал весь заработок в барах. Возвращался в фургон вдрызг пьяный, заваливался рядом с женой, обнимавшей во сне малютку, и луна за грязным окошком вращалась у него перед глазами.
Почему он пил?
Потому что отец его пил, и дед его пил, и весь его край пил. И еще потому, что он чувствовал - будь у него побольше уверенности в себе, он мог бы стать известным, записать диск, а так ему уже сорок пять и живет он в поганом фургоне, из которого масло течет. И все эти истории о жизни "в дороге", о свободе передвижения, которые он рассказывал жене, теперь не очень-то убеждали его самого.
А потом в один прекрасный день Аннетт открыла мармеладную коробку и обнаружила, что там пусто. И ушла, забрав малютку. Даже не разозлилась, просто ушла и все.
Тьерри теперь разъезжал по Италии один и мог гробить свою печень сколько влезет. Он начал играть на улице. На площадях, на рынках. За небольшие деньги.
Ты ей даже на Рождество не позвонил…
Сейчас, в зальчике клуба "Вурдалак", ему хотелось плакать.
Он сделал над собой усилие. Сжал микрофон.
"Добрый вечер всем. Извините за мой итальянский… Как дела? Мы готовы к Новому году, в котором будет много… Много чего? Конечно, трех "С". Как говорят у нас, человеку в жизни нужны три "С". Разве вы не знаете? Да ну! Правда не знаете? Хорошо! Тогда я скажу. Солнце! Секс! И счастье!"
Редкие аплодисменты в зале. "Ну-ка, я вас не слышу, громко скажите "да"! Хорошо. Громче! Еще! Еще громче! Отлично! Молодцы!"
14. ГАЭТАНО КОЦЦАМАРА 20:57
Гаэтано Коццамара, уроженец Нолы, двадцать восемь лет, орлиный нос, два горящих угля вместо глаз, черные волосы завязаны в хвостик, широченные плечи и одежда от Карачени.
Он занимался сопровождением. Жиголо. Попросту - мужчина по найму для состоятельных дам.
Он умел себя вести. Увлечь.
Поцелуй руки. Решительное пожатие. Открытая улыбка. Оживленная беседа. Он уже утратил явный акцент жителя Нолы, и в его произношении остались лишь легкие южные нотки. Это ему дорого обошлось. Пришлось читать, заниматься своим образованием. Узнать, кто такие Фрейд, Дарвин, Тамбелли, Моравиа. Он научился распознавать людей по покрою одежды и цвету носков.
Этим утром его поднял с постели телефонный звонок.
Старые товарищи по клубу "Нола".
Чего им надо? - подумал он, плохо соображая спросонья.
Они не виделись пять лет.
Гаэтано три года был защитником "Нолы", неутомимым и агрессивным, его любили и команда, и болельщики. Когда он решил все изменить, отправиться в Рим, улучшить свою жизнь, печаль и уныние царили на стадионе и в городе.
Теперь вся команда вместе с тренером Аньелло Петтиниккьо, массажистом Гуальтьеро Тречча и тремя автобусами, полными фанатов, приехали в Рим провести дружеский матч с "Казалотти".
И они непременно хотели его увидеть.
Они специально приехали заранее, чтобы встретить Новый год вместе с Гаэтано. В родном городе говорили, что он вращается среди сливок римского общества, что он вошел в высший круг, в число тех, кого показывают в кино и по телевидению.
Маленькая местная легенда.
"Гаэта! Мы все приехали! Все до одного. Вся команда. Ты должен нас взять с собой… На праздники. Мы хотим увидеть Альбу Париетти. А правда, что ты друг Альберто Кастаньи?" - спрашивал его по телефону капитан команды Антонио Скарамелла.
Гаэтано покрылся холодным потом.
Это было совершенно невозможно.
Сегодня вечером он был приглашен на вечер для избранных у графини Шинтиллы Синибальди делл'Орто.
Надеюсь, это шутка…
Он немного охладил пыл Скарамеллы, объяснив ему, что он на самом деле пару раз встречал Кастанью, но знали они друг друга только в лицо, а с Альбой уже давно не общается. А потом принялся придумывать отговорки. Одну за другой.
"Вы должны были раньше мне позвонить, ребята. Сегодня я очень занят. Никак не могу. Правда, мне очень жаль, но я приглашен на закрытую вечеринку. К одной графине. Ну, там будет пара министров. Может, завтра? Я устрою вам экскурсию, покажу Колизей, собор Святого Петра…"
Скарамелла уныло ответил, что он понимает. Графиня. Высший свет. Ребята будут недовольны. Ладно, пусть. Как бы то ни было, он оставил Гаэтано адрес команды в Риме: пансион "Италикус", улица Кавура, 3.
Гаэтано повесил трубку и облегченно вздохнул.
Я избежал настоящего кошмара!
Однако совесть мучила его целый день. Впрочем, ему было о чем побеспокоиться. Не мог же он на самом деле взять их с собой! Они и без него прекрасно развлекутся. В Риме полно мест, где можно встретить Новый год.
Они не могут мне все испоганить…
Днем он отправился в солярий, сделал маникюр и забыл о них. Он забрал свой "порше" из гаража и поехал по улице Кассия прямо к комплексу "Острова".
Сторож сказал ему, что графиня Синибальди делл'Орто живет на верхнем этаже корпуса "Понца".
Он никогда не был с графиней. На самом деле он ее почти не знал. Они встретились на открытии какой-то художественной галереи. Он знал, что дама эта очень богата, часто бывает в свете, со всеми знакома.
Ему ее представила Розетта Интерленги, молодая вдова, которая и ввела его в избранное общество.
"Я вас приглашу, приглашу. На Новый год. Я устраиваю праздник… Небольшой, для своих".
Через два дня она его пригласила.
Она велела ему приехать рано. Раньше всех. Она хотела показать ему свою коллекцию картин.
У графини была не квартира, а настоящие царские покои. Хрустальные люстры, современные картины, немыслимое количество серебра, персидские ковры. Чрезмерная роскошь.
Толпа слуг в форме накрывала на длинный обеденный стол.
Увидев графиню снова, Гаэтано заметил, что она была довольно уродлива. Она смахивала на празднично одетого неандертальца. Ей было по меньшей мере лет семьдесят! Прооперирована с ног до головы. Рот на уши натянут.
"Вот мерзость!" - подумал он с отвращением.
И тут же понял, что картины - это только удобный предлог. Что ей от него надо совсем другое. Она решила по-настоящему отметить Новый год.
Чего только не приходится делать, чтобы выжить…
Она уже немного выпила и смотрела на Гаэтано, как ребенок, больной диабетом, смотрит на сладкий пирог. Ходила вокруг него, как кошка, держа в руке бокал джин-тоника.
"Гаэтано, какой ты красавец… Сядь сюда, рядом со мной…" - предложила ему графиня, упав на диван и вытянув свои похожие на палки ноги.
Три отвратительные собачонки бегали вокруг и рычали на Гаэтано. Он осторожно сел. Графиня тут же вплотную придвинулась к нему.
Он подумал о том, где теперь его деревенские приятели. Было бы совсем неплохо провести вечер с ними.
"А какой ты элегантный… Этот костюм тебе ужасно идет. Какой красивый галстук… Слушай, я думаю, что мы могли бы вместе поехать на крещение в Пальму. Это чудное место на Майорке. Нас пригласили маркиз и маркиза Серджие. У них прекрасная вилла…"
"И меня пригласили?"
Гаэтано эта идея совсем не воодушевляла. Он знал этих Серджие. Им было лет по восемьдесят. Два мастодонта.
"Конечно, мой красавец", - ответила она, допивая джин.
Тут же она снова наполнила свой бокал, протянула руку и вцепилась ему в бедро накрашенными ногтями.
"Послушай, Гаэтано, пойдем ко мне в комнату, хочу кое-что тебе показать…" - Глаза у нее были, как у львицы в период спаривания.
"Ну вот…" - мысленно вздохнул Гаэтано.
Ее надо было поддерживать, она уже не держалась на ногах.
Сколько ты уже приняла, старая развратная алкоголичка?
В комнате она рухнула на кровать, потом с трудом повернулась и проворковала хриплым голосом: "Давай! Займемся этим прямо сейчас, Гаэтано. Я этого хочу. Я хочу закончить этот год самым прекрасным в мире способом".
"Сейчас? Прямо сейчас? Но… графиня, скоро гости придут…" - пробормотал Гаэтано, чувствуя, как внутри у него все сжимается.
"Какая разница… я тебе плачу. Раздевайся. Я хочу видеть, что у тебя там…"
Черт возьми. Черт возьми. Черт возьми все это!
Он снял с себя все, кроме трусов.
"А их почему не снимаешь?"
Он снял и их.
"Гаэтано, какой ты красавец. Прошу, раздень меня. У меня не получается…"
Гаэтано попробовал расстегнуть молнию на платье от Феррагамо, которое не хотело сниматься. Он тряс графиню, как куклу. Три собачонки принялись играть его брюками от Карачени.
"Уроды, отпустите мои штаны!"
"Оставь их… пусть… поигра…" - пробормотала графиня и повисла без чувств на руках Гаэтано.
Черт! Она откинулась! Откинулась!
Он приложил ухо к ее цыплячьей груди. Бьется. Слава богу, сердце бьется.
Она просто была мертвецки пьяна.
Уложив тело на кровать и пинком отпихнув собачонок, Гаэтано быстро оделся.
Ладно. Я ухожу, - подумал он. - Все-таки Новый год. Это просто невыносимо. Я тоже хочу сегодня развлечься. Сейчас же позвоню Скарамелле и поеду к ним. Надеюсь, они еще в гостинице.
Он снял трубку стоящего рядом с кроватью телефона и набрал номер.
Они были еще там.
Здорово!
Пока соединяли с номером Скарамелли, Гаэтано пришла в голову гениальная идея.
Абсолютно гениальная. Идея, которая сделает его самым знаменитым человеком в Ноле.
И я это сделаю? Конечно, сделаю. И пошли все.
"Слушаю! Кто это?" - Скарамелла взял трубку. "Это я, Гаэтано!"
"Гаэтано! Ты нам позвонил! Как чудесно!"
"Что вы делаете?"